Глава 46
Тори встает. С бешеными глазами поворачивается ко мне.
Я цепенею.
Все, что я сделала, чтобы попасть сюда – сговор с Маркусом, просьба о помощи к эрудитам, лестница на высоте третьего этажа, по которой пришлось ползти, выстрел в саму себя, пусть и в симуляции, – зря. Я принесла все в жертву, в том числе мои отношения с Тобиасом, жизнь Фернандо, собственное будущее в Лихачестве – и все напрасно.
Спустя мгновение открывается стеклянная дверь. В комнату врываются Тобиас и Юрайя, готовые к бою. Юрайя кашляет, наверное, от яда, но сражение окончено. Джанин мертва, Тори победила, а я – предатель-лихач.
Тобиас останавливается как вкопанный, едва не споткнувшись, когда видит меня. Его глаза расширяются.
– Она предатель, – говорит Тори. – Едва не застрелила меня, защищая Джанин.
– Что? – переспрашивает Юрайя. – Трис, она права? Почему ты вообще здесь?
Но я смотрю лишь на Тобиаса. Во мне загорается огонек надежды, но болезненной, смешанной с болью и виной за то, что я обманула его. Тобиас гордый, упертый, но он – мой. Может, он выслушает меня, и есть хоть один шанс, что все, сделанное мной, имеет смысл…
– Ты знаешь, почему я здесь, – тихо говорю я.
Протягиваю ему пистолет Тори. Он неуверенно подходит ко мне и забирает оружие.
– Мы нашли Маркуса в соседней комнате. Он застрял в симуляции, – говорит Тобиас. – Ты пришла сюда с ним.
– Да, – отвечаю я. Кровь от укуса Тори стекает по моей руке.
– Я тебе верил, – Тобиаса трясет от гнева. – А ты бросила меня и встала на его сторону?
– Нет, – я качаю головой. – Он мне кое-что объяснил, и сказанное моим братом, и услышанное от Джанин идеально согласовывалось с его словами. Я хотела знать правду. Так было необходимо.
– Правду.
Он хмыкает.
– Ты думаешь, что узнала правду от лжеца, предателя и социопата?
– Ты вообще о чем? – спрашивает Тори.
Я и Тобиас глядим друг на друга. Его синие глаза, обычно задумчивые, сейчас жесткие и осуждающие. Будто снимают с меня слой за слоем, докапываясь до сути.
– Я так считаю, – отвечаю я. Делаю паузу, чтобы вдохнуть. Я его не убедила. Я проиграла, и, наверное, сейчас прозвучат мои последние слова, а потом они меня арестуют.
– А еще я думаю, что лжец – ты! – дрожащим голосом произношу я. – Ты говорил, что любишь меня, доверяешь мне, считаешь более восприимчивой по сравнению с остальными. Но в первое же мгновение, когда вся вера и любовь подверглись проверке делом, они разлетелись в прах!
Я плачу, но не стыжусь слез.
– Значит, ты лгал мне… точно врал, потому, что я не могу поверить в то, что твоя любовь настолько хилая.
Я подхожу к нему ближе, чтобы нас больше никто не слышал.
– Я – все та же, которая скорее умрет, чем убьет тебя, – я вспоминаю симуляцию. Вспоминаю биение его сердца под моей ладонью. – Я именно та, кого ты хорошо знаешь. И сейчас я хочу сказать тебе, что знаю я… знаю, как информация изменит все. Все, что мы делали, и то, что собираемся предпринять.
Гляжу на него, будто пытаюсь мысленно передать свое понимание, но это невозможно. Он отворачивается, и я не уверена, что он вообще меня слушал.
– Хватит, – говорит Тори. – Уведите ее вниз. Ее будут судить вместе с остальными военными преступниками.
Тобиас не двигается с места. Юрайя берет меня за руку и тащит за собой. Через лабораторию, комнату света, голубой коридор. Там нас встречает Тереза, бесфракционница. С любопытством наблюдает за нами.
Когда мы оказываемся на лестнице, я чувствую, как что-то тычется мне в бок. Я вижу в руке Юрайи бинт. Беру, пытаюсь улыбнуться в знак благодарности, но не получается.
Мы спускаемся по лестнице, я обматываю руку, обходя валяющиеся тела и стараясь не вглядываться в мертвые лица. Юрайя придерживает меня за локоть, чтобы я не упала. Бинт не помогает от боли от укуса, но я чувствую себя немного лучше. А Юрайя, по крайней мере, вроде бы не ненавидит меня.
Впервые равнодушие лихачей к возрасту не кажется мне преимуществом. Похоже, это меня и погубит. Они не скажут: «Она молода, наверное, она запуталась». Они произнесут: «Она взрослая и сделала свой выбор».
Конечно, я с ними согласна. Я выбрала мать, отца и то, за что они сражались.
Спускаться по лестнице легче, чем подниматься. Мы оказываемся на пятом этаже прежде, чем я понимаю, что мы идем в вестибюль.
– Дай пистолет, Юрайя, – просит Тереза. – Кто-то должен иметь возможность стрелять в потенциальных врагов, а ты не сможешь, пока держишь ее, чтобы она не упала с лестницы.
Юрайя без вопросов отдает оружие. Я хмурюсь. У Терезы и так есть пистолет, зачем он свой отдал? Но я не спрашиваю. Я и так по уши в неприятностях.
Мы уже на первом этаже, минуем большой зал собраний, в котором полно людей, одетых в черное и белое. Я на мгновение приостанавливаюсь. Некоторые сбились в небольшие группы, опираются друг на друга и плачут. Другие стоят в одиночестве, опершись на стены, или по углам, с пустыми, глядящими в никуда глазами.
– Нам многих пришлось застрелить, – тихо бормочет Юрайя, сжимая мне руку. – Просто для того, чтобы попасть сюда.
– Знаю, – отвечаю я.
Вижу мать и сестру Кристины в правом конце зала. Слева – юноша с черными волосами, сверкающими в свете ламп. Питер. Он придерживает за плечо женщину средних лет. Свою мать.
– Что он тут делает? – спрашиваю я.
– Трусишка пришел последним, в самом конце, – отвечает Юрайя. – Слышал, его отец погиб. Но мать, похоже, в порядке.
Питер смотрит в сторону и встречается взглядом со мной на одно мгновение. Я пытаюсь пробудить в себе капельку жалости к человеку, который сохранил мне жизнь. Хотя моя прежняя ненависть к нему прошла, я не чувствую ничего.
– Что за задержка? – ругается Тереза. – Давай дальше.
Теперь мы направляемся к главному вестибюлю, где я когда-то встречалась с Калебом. Громадный портрет Джанин Мэтьюз порван на куски и лежит на полу. Висящий в воздухе дым идет от книжных шкафов, которые уже догорают. Компьютеры разбиты на куски.
В центре рядами сидят эрудиты, те, кому не удалось скрыться, и предатели-лихачи, оставшиеся в живых. Я ищу знакомые лица. В заднем ряду замечаю Калеба, он до сих пор выглядит оглушенным. Отворачиваюсь.
– Трис! – слышу я. Кристина заняла место впереди, рядом с Карой, ее нога перебинтована тканью. Она машет мне рукой, и я присаживаюсь рядом с ней.
– Безуспешно? – тихо спрашивает она.
Я качаю головой.
Она вздыхает и кладет мне руку на плечи. Этот жест такой доброты, что я едва не начинаю плакать. Но я и Кристина – не те люди, которые будут рыдать. Вместе мы только воюем. Поэтому я сдерживаю слезы.
– Видела в соседнем зале твою маму и сестру, – шепчу я.
– Ага, я тоже. Семья цела.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Как твоя нога?
– Нормально. Кара сказала, что заживет без проблем. Кровь сильно не идет, одна из медсестер-эрудитов успела сунуть по карманам обезболивающего и бинтов, так что все в порядке, – поясняет Кристина. Позади нее Кара осматривает руку эрудиту.
– Где Маркус?
– Не знаю, – отвечаю я. – Нам пришлось разделиться. Видимо, должен быть где-то здесь. Если его только не убили.
– Честно говоря, я бы не удивилась.
Некоторое время в зале царит хаос. Люди вбегают и выбегают, охранники-бесфракционники стоят на постах и приводят новых людей в синей одежде Эрудиции. Но постепенно становится все тише, и тут я вижу его. Тобиас выходит из двери, ведущей с лестницы.
С силой прикусываю губу, стараюсь не думать, не зацикливаться на холоде в груди и тяжести, висящей на плечах. Он меня ненавидит. Он мне не верит.
Кристина крепче обнимает меня, когда он проходит мимо, даже не обращая на меня внимания. Я смотрю ему вслед. Он останавливается рядом с Калебом, хватает его за руку и поднимает на ноги. Тот пару секунд пытается сопротивляться, но у него нет и половины той силы, что у Тобиаса, и ему приходится подчиниться.
– Что? – в ужасе спрашивает Калеб. – Чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы ты отключил систему охраны в лаборатории Джанин, – рявкает Тобиас. – Пусть бесфракционники получат доступ к ее компьютеру.
И уничтожат все, думаю я. У меня на сердце становится еще тяжелее, если такое вообще возможно. Тобиас и Калеб исчезают в дверном проеме.
Кристина опирается на меня, а я – на нее, мы поддерживаем друг друга.
– Сама понимаешь, Джанин включила все передатчики в Лихачестве, – сообщает она. – Одна из групп бесфракционников попала в засаду, организованную лихачами, которые были под контролем симуляции. Они объявились минут десять назад – прямо из района Альтруизма. Очевидно, бесфракционники одержали верх, если можно назвать победой расстрел толпы людей с отключенными мозгами.
– Ага.
Больше особо сказать нечего. Она и сама это понимает.
– Что произошло после того, как меня ранили? – спрашивает она.
Я описываю голубой коридор с двумя дверьми и все симуляцию, включая тренировочный зал Лихачества и убийство двойника. Не рассказала только о том, как мне привиделся Уилл.
– Подожди, – говорит она. – Симуляция? Без приемопередатчика?
Я хмурюсь. Об этом я и не подумала. Особенно тогда.
– Если лаборатория распознает человека, возможно, в компьютере есть информация обо всех, и он может создать соответствующую обстановку.
В последнюю очередь меня интересует, как Джанин смогла создать систему охраны. Но даже она пошла мне на пользу. Надо решить еще одну проблему, если уж я не решила главную.
Кристина выпрямляется. Возможно, у нее те же чувства.
– Или в яде содержится приемопередатчик, – предполагаю я.
– Но как тогда Тори прошла? Она же не дивергент, – удивляется Кристина.
– Не знаю, – наклонив голову, отвечаю я.
Возможно, она дивергент, как и ее брат. Но Тори не хотела в этом признаваться, несмотря на то, что отношение к дивергентам изменилось.
Я все больше убеждаюсь, что люди – сплошное наслоение тайн. Думаешь, что их понимаешь, но их мотивы всегда скрыты от тебя и глубоко запрятаны. Ты никогда не узнаешь окружающих полностью, но иногда приходится им доверять.
– Как считаешь, что они с нами сделают, когда признают виновными? – после пары минут тишины спрашивает Кристина.
– Честно?
– По-моему, сейчас самое подходящее время для честности.
Я краем глаза смотрю на нее.
– Попытаются до смерти закормить нас печеньем, а потом уморить продолжительным сном.
Кристина смеется. Я пытаюсь удержаться. Если я рассмеюсь, то сразу же разрыдаюсь.
Я слышу крик, оглядываюсь по сторонам, чтобы увидеть, откуда он исходит.
– Линн!
Кричит Юрайя. Он бежит к двери, через которую двое лихачей несут на самодельных носилках Линн. Они, судя по всему, сделаны из полки книжного шкафа. Девушка слишком бледная, ее руки сложены на животе.
Я вскакиваю и бросаюсь к ней, но два пистолета бесфракционников преграждают мне дорогу. Я останавливаюсь и поднимаю руки вверх.
Юрайя проходит мимо толпы «военных преступников», показывает пальцем на женщину-эрудита с седыми волосами и жестким выражением лица.
– Вы. Подойдите.
Женщина встает, одергивает брюки и подходит к краю толпы. Выжидающе глядит на Юрайю.
– Вы врач? – спрашивает он.
– Да, точно, – отвечает она.
– Тогда помогите ей! – мрачно говорит он. – Ей плохо.
Женщина-врач подходит к Линн и просит лихачей опустить носилки. Они повинуются, и она садится рядом на корточки.
– Милая, пожалуйста, убери руки с раны, – говорит она.
– Не могу, больно, – стонет Линн.
– Я понимаю, – отвечает женщина. – Но я не смогу осмотреть рану, если ты мне не позволишь.
Юрайя тоже становится на колени и осторожно убирает руки Линн с живота. Женщина аккуратно поднимает с девушки рубашку. Пулевая рана, простая круглая дырка, красный кружок на коже, вокруг – темный кровоподтек. Но он слишком темный.
Женщина сжимает губы, и я понимаю, что Линн при смерти.
– Вылечите ее! – стонет Юрайя. – Сделайте это!
– Напротив, – тихо отвечает она. – Именно потому, что вы подожгли больничный этаж, я не смогу.
– Есть другие больницы! – кричит он. – Вы возьмете все необходимое оттуда и спасете Линн!
– У нее слишком тяжелое состояние, – спокойно произносит врач. – Если бы вы не жгли все на своем пути, я бы попыталась, но в нынешней ситуации мои усилия ни к чему.
– Заткнись, ты! – воет Юрайя, наставляя пистолет ей в грудь. – Я вашу больницу не жег! Она мой друг, и я… просто…
– Юри, заткнись, – шепчет Линн. – Поздно.
Юрайя роняет пистолет, который с грохотом падает на пол, и хватает Линн за руку. У него дрожат губы.
– Я тоже ее друг, – заявляю я бесфракционникам. – Вы сможете держать меня на прицеле, где вам угодно.
Они пропускают меня, и я подбегаю к Линн. Хватаю ее за другую руку, липкую от крови. Мне плевать, что на меня наставлены дула. Я смотрю на ее лицо, которое начинает желтеть.
Похоже, она уже не узнает меня. Смотрит только на Юрайю.
– Я так рада, что умираю в сознании, а не под симуляцией, – слабым голосом произносит она.
– Ты не умрешь, только не сегодня!
– Не говори глупостей, – отвечает она. – Слушай, Юри, я ее любила. Правда.
– Кого? – дрожащим голосом спрашивает он.
– Марлен.
– Да, мы все Марлен любили, – соглашается он.
– Нет, я не это имела в виду, – качает головой она. И закрывает глаза.
Проходит еще пара минут прежде, чем ее рука, которую я продолжаю держать, обмякает. Я кладу ее обратно на живот и делаю то же самое со второй рукой. Юрайя трет глаза, по его щекам текут слезы. Мы смотрим друг на друга, стоя над мертвой Линн.
– Тебе придется сказать Шоне, – шепчу я. – И Гектору.
– Точно, – шмыгая носом, отвечает он и прикасается ладонью к лицу Линн. Может, ее щеки еще теплые, думаю я. Но не хочу трогать, чтобы не почувствовать холода.
Встаю и иду обратно к Кристине.
