Глава 15

Постепенно я прихожу в себя. Резкая боль переходит в тупую. Я провожу рукой под курткой, чтобы нащупать рану.

Кровь не идет, но выстрел сбил меня с ног. Я провожу пальцами по плечу и чувствую твердую шишку там, где кожа должна быть гладкой.

Слышу хруст прямо у самого лица – рядом падает небольшой металлический цилиндр. Прежде чем я успеваю и глазом моргнуть, из обоих его концов начинает валить белый дым. Я кашляю и откидываю цилиндр в сторону. Но он тут не один – они валяются повсюду и заполняют вестибюль дымом, не жгучим и не едким. На самом деле, они мешает мне разглядеть происходящее, но всего лишь на пару секунд, а потом просто исчезают.

Везде лежат лихачи с закрытыми глазами. Оглядев Юрайю, я хмурюсь. Похоже, у него нет кровотечения. Я не обнаруживаю ран в местах жизненно важных органов. Значит, не умер. Тогда почему он без сознания? Глянув через левое плечо, я вижу Линн, скорчившуюся на полу. Она тоже отключилась.

Лихачи-предатели входят в здание, держа перед собой пистолеты. Я решаю вести себя так, как обычно делаю, если не знаю, что предпринять. Быть как все. Роняю голову и закрываю глаза. Сердце бешено бьется, когда один из предателей подходит ближе. Я прикусываю язык, чтобы не закричать, когда он наступает мне на руку.

– Не знаю, почему бы не пустить пулю в лоб каждому, – говорит один из них. – Если здесь больше некому сражаться, то мы победили.

– Пока, Боб, мы не можем убить всех, – отвечает кто-то ледяным голосом.

У меня волосы встают дыбом. Я догадываюсь, что это – Эрик, глава Лихачества.

– Если никого не останется, некому будет творить процветание, – продолжает Эрик. – А задавать вопросы – не твое дело.

– Половина – в лифты, остальные – на лестницы, вправо и влево! – повысив голос, приказывает он. – Вперед!

В полуметре от меня, слева, лежит пистолет. Если я схвачу его, то смогу выстрелить в Эрика прежде, чем тот среагирует. Но нет никакой гарантии, что я не запаникую, дотронувшись до огнестрельного оружия.

Я терпеливо жду, пока не утихнут шаги лихачей, и открываю глаза. Люди, лежащие в вестибюле, еще без сознания. Наверняка, отрава связана с симуляцией, ведь на меня она не подействовала. Странно. Совсем не похоже на обычную, хорошо знакомую мне, симуляцию. Но на размышления нет времени.

Я выхватываю нож и вскакиваю, стараясь не обращать внимания на боль. Подбегаю к одному из мертвых предателей у дверей. Женщина средних лет, с проседью в темных волосах. Я стараюсь не глядеть на пулевую рану в ее голове, но слабый свет отблескивает на кости, и меня подташнивает.

Думай. Мне без разницы, кем она была, ее имя и возраст. Важно лишь то, что у нее на руке синяя повязка. Надо сосредоточиться на этом. Я пытаюсь снять повязку, но ткань не поддается. Похоже, она пришита к одежде. Значит, мне придется надеть куртку.

Я расстегиваю свою куртку и кидаю ей на лицо, чтобы не видеть раны. Затем я снимаю ее одеяние, сначала с левой руки, потом с правой, сжимая зубы, когда приходится приподнимать тяжелое тело.

– Трис! – произносит кто-то. Я оборачиваюсь, держа куртку в одной руке, а нож – в другой, затем быстро прячу его. У предателей холодного оружия не было, и я не хочу выдать себя.

Рядом со мной стоит Юрайя.

– Дивергент? – спрашиваю я. На изумление нет времени.

– Ага, – отвечает он.

– Выбери себе что-нибудь, – предлагаю я.

Он садится рядом с телом другого предателя, молодого, слишком юного, чтобы быть членом фракции. Увидев его мертвенно-бледное лицо, я вздрагиваю. Нельзя, чтобы умирали в таком возрасте. Такие вообще не должны были здесь оказаться.

Мое лицо краснеет от гнева. Я сдергиваю свою куртку с лица убитой женщины. Юрайе даю другую, он берет ее, сжав губы.

– Мертвы только они, – шепчет он. – Тебе не кажется все это очень странным?

– Они должны были знать, что мы будем стрелять, но все равно бросились в атаку, – говорю я. – Вопросы – потом. Надо идти наверх.

– Зачем? – спрашивает он. – Я думал, нам надо уматывать.

– Ты хочешь смыться, не выяснив, что произошло? – мрачно глядя на него, спрашиваю я. – Прежде чем лихачи наверху узнают, что на них напали?

– А если нас кто-нибудь узнает?

– Остается лишь надеяться, что нет, – пожав плечами, отвечаю я.

Бегу к лестнице, и он мчится следом. Когда мои ноги касаются первой ступеньки, я задумываюсь, что я собралась делать, ради всего святого? Наверняка в здании есть другие дивергенты. Знают ли они, кто они такие? Как я поступлю, смешавшись с армией предателей?

Глубоко внутри ответ есть. Я безрассудна. Возможно, я ничего не добьюсь. Я погибну.

И, на самом деле, самое страшное, мне на это плевать.

– Они будут продвигаться наверх, – говорю я, судорожно дыша. – Значит, тебе надо… подняться на третий этаж. Сказать им… пусть уходят. Тихо.

– А ты куда направишься?

– На второй, – отвечаю я, уже входя в нужную дверь на лестничном пролете. Теперь надо искать дивергентов.

Я перешагиваю через лежащих без сознания людей в черно-белых одеждах. Вспоминаю песенку, которую поют дети правдолюбов, когда думают, что их никто не слышит.

Никогда еще это не выглядело для меня настолько жутко и правдиво, как сейчас, когда предатели-лихачи наслали на своих собратьев усыпляющую симуляцию. И она не слишком отличалась от той, под действием которой они убивали альтруистов, меньше месяца назад.

Мы – единственная фракция, которая может так расколоться. В Товариществе не позволят таких конфликтов. Правдолюбы будут спорить, пока не придут к единому мнению. Даже эрудиты никогда не совершат нелогичного поступка. В самом деле, мы – самые жестокие.

Я переступаю через руку женщины, лежащей с открытым ртом, бормоча под нос следующие строчки песенки.

Интересно, когда Джанин поняла, что эрудиты и лихачи – смертоносное сочетание. Безжалостность и холодная логика могут исполнить любую задачу. В том числе усыпить полторы фракции.

Я оглядываю лица и тела, выискивая неровное дыхание, дрожание век, все, что выдает людей, лишь делающих вид, что они без сознания. Пока все дышат ровно. Вдруг среди правдолюбов вообще нет дивергентов?

– Эрик! – кричит кто-то в коридоре. Я замираю. Человек шагает в мою сторону. Я стараюсь не двигаться. Если я пошевелюсь, он увидит меня и узнает, совершенно точно. Я опускаю взгляд и напрягаюсь так, что начинаю дрожать. Не смотри на меня, не смотри на меня…

Эрик проходит мимо меня, слева, и идет дальше по коридору. Мне надо продолжать поиски, но любопытство заставляет меня следить за Эриком. Дело явно срочное.

Подняв взгляд, я вижу лихача рядом со стоящей на коленях женщиной. На ней белая блузка и черная юбка, она держит руки за головой. Эрик мерзко улыбается.

– Дивергент, – говорит он. – Отлично. Веди ее к лифтам. Потом решим, кого убить, а за кем прийти попозже.

Лихач хватает женщину за убранные в хвост волосы и грубо тащит за собой. Она вскрикивает, встает на ноги, согнувшись от боли. Я пытаюсь сглотнуть ком, но такое впечатление, что у меня в горле клок ваты.

Эрик вышагивает дальше по коридору, и я стараюсь не смотреть на женщину-правдолюба, когда она, спотыкаясь, проходит рядом. Ее волосы все еще в руке у лихача. Теперь я понимаю, как воздействует на людей террор. Я позволяю страху пару секунд управлять мной, а затем заставляю себя действовать.

Я двигаюсь вперед, с четким пониманием цели. Разглядывать людей кажется бессмысленным и слишком долгим занятием. Я наступаю одному человеку на мизинец. Никакой реакции, даже дрожи. Продолжаю в том же духе, наступаю на пальцы следующему. Ничего.

– Нашел еще одного! – слышу я крик. Начинаю суетиться. Топчусь по рукам лежащих мужчин, женщин, детей, по их ногам и животам, но никакого результата это не приносит. Я едва вижу их неподвижные лица. Я играю в прятки с дивергентами, но я не та, кто «спрятался».

Вот оно, наконец. Я наступаю на мизинец девочке-правдолюбу, и ее лицо дергается. Еле-еле. Она изо всех сил старается стерпеть боль, но этого достаточно, чтобы привлечь мое внимание.

Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Все уже ушли из центрального коридора. Гляжу на ближайшую лестницу, справа, метрах в трех от меня. Потом сажусь рядом с девочкой.

– Эй, малышка, – говорю я очень тихо. – Все нормально. Я не одна из них.

Она слегка приоткрывает глаза.

– В трех метрах от нас лестница, – продолжаю я. – Я скажу, когда никто не будет смотреть в нашу сторону, и тогда беги. Поняла?

Она кивает.

Я встаю и медленно разворачиваюсь. Предатель-лихач слева от меня смотрит в сторону, толкая ногой другого лихача, хромого. Двое других, позади, смеются. Тот, что спереди, движется в мою сторону, но потом поднимает взгляд и смотрит мимо меня, дальше по коридору.

– Давай, – командую я.

Девочка вскакивает и бегом бросается к лестнице. Я гляжу на нее, пока не щелкает закрывшаяся за ней дверь. Вижу в дверном стекле свое отражение. И тут оказывается, что я стою не одна среди уснувших людей. Прямо позади меня возвышается Эрик.

Мы видим отражения друг друга. Можно попытаться бежать, и он не успеет сообразить, что меня надо ловить. Но слишком поздно. И я не смогу пристрелить его, ведь я безоружна.

Резко поворачиваюсь, задрав локоть, чтобы ударить Эрика в лицо. Попадаю ему в подбородок, но слишком слабо, чтобы причинить вред. Он хватает меня за левую руку, приставляет мне ко лбу пистолет и улыбается.

– Не понимаю, – издевается он. – Как ты могла оказаться такой дурой, что пошла сюда без пистолета.

– Ну, на это у меня ума хватит, – отвечаю я, изо всех сил топая ему по ноге, в то место, куда я меньше месяца назад всадила пулю. Эрик орет от боли, лицо перекашивается, и он бьет меня рукояткой в челюсть. Я сжимаю зубы, чтобы не застонать. По шее начинает стекать кровь. Кожа рассечена.

Но его захват на моей руке не становится слабее ни на грамм. Хотя то, что он меня сразу не пристрелил, заставляет задуматься. Видимо, ему пока не позволено убить меня.

– Я удивлен… Оказывается, ты до сих пор в живых, – говорит он. – Учитывая то, что именно я подсказал Джанин сделать для тебя бак с водой.

Я пытаюсь сообразить, как еще сделать ему побольнее, чтобы он меня отпустил. Уже собираюсь изо всех сил двинуть ногой в пах, но в этот момент он проскальзывает мне за спину, хватает обеими руками, и я едва могу пошевелиться. Его ногти впиваются мне в кожу, и я скриплю зубами от боли и от омерзительного ощущения его тела, прижатого ко мне сзади.

– Она думала, что изучение реакций дивергента на реальные ситуации, основанные на симуляциях, будет чрезвычайно интересным, – объясняет он, толкая меня вперед. Я вынуждена идти. Его дыхание щекочет мне волосы. – И я согласился. Сама понимаешь, изобретательность, которую больше всего ценим в эрудитах, требует творческого мышления.

Он скручивает руки, царапая мне кожу мозолями на ладонях. Продолжая идти, я пытаюсь сместиться влево, чтобы моя ступня оказалась посередине между его ног. С мстительным удовлетворением замечаю, как он хромает.

– Иногда творчество кажется бесполезным и нелогичным… если оно не подчинено великой цели. В данном случае, накоплению знаний.

Я на мгновение останавливаюсь и резко ударяю пяткой ему между ног. Из его горла вырывается короткий пронзительный вопль. На долю секунды хватка слабнет. Я тут же резко поворачиваюсь, изо всех сил стараясь вывернуться. Я не знаю, куда мне бежать, но надо успеть исчезнуть…

Эрик хватает меня за локоть и дергает назад, втыкая большой палец прямо в рану на моем плече и поворачивая его, пока от боли не начинает темнеть в глазах. Я ору во всю глотку.

– Я предположил, что видел на записи именно тот момент, когда тебя ранили в это плечо, – говорит он. – Думаю, я прав.

У меня подгибаются колени. Он небрежно хватает меня за воротник и тащит за собой. Ткань впивается в горло, душит, и я, спотыкаясь, бреду за ним. Все тело дрожит.

Когда мы доходим до лифтов, он рывком ставит меня на колени рядом с женщиной-правдолюбом, которую я уже видела. Она и еще четверо других – на прицеле у лихачей.

– Приставьте к ней пистолет, – командует Эрик. – Не нацельте, а приставьте.

Один из лихачей подчиняется. Я чувствую кожей холодный кружок ствола на затылке. Поднимаю взгляд и смотрю на Эрика. Его лицо красное, в глазах слезы.

– В чем дело, Эрик? – спрашиваю я. – Боишься маленькой девочки?

– Я не дурак, – отвечает он, проводя рукой по волосам. – Вся эта ерунда с девчонками срабатывала раньше, но теперь – нет. Ты лучший цепной пес, какой у них есть.

Он наклоняется ближе.

– Именно поэтому я уверен, что тебя скоро прибьют.

Открываются двери одного из лифтов, и лихач выталкивает оттуда Юрайю. У того на губах кровь. Он ведет его к остальным дивергентам. Юрайя бросает на меня быстрый взгляд, но я не понимаю, что он хочет передать мне. Получилось или он не успел? Судя по тому, что оказался здесь, – нет. Теперь они найдут всех дивергентов в здании, и большинство из нас умрет.

Возможно, мне следует бояться, но я начинаю истерически смеяться, хотя и про себя. Я кое-что вспомнила.

Действительно, я не могу прикоснуться к пистолету. Но в заднем кармане у меня спрятан нож.