Средний возраст
От 7 до 11 лет
6
Эль-Патрон
— Вставай! Вставай! — кричала Роза.
Матт уснул в ямке, образовавшейся под тяжестью его тела. Во сне он погружался все глубже и глубже, пока опилки не скрыли его с головой. От неожиданного пробуждения он глубоко вздохнул. Опилки набились в нос, и он согнулся пополам, кашляя и отплевываясь.
— Вставай! Ох, ну до чего же ты невозможный! Надо тебя помыть, одеть и привести в порядок. С тобой одни хлопоты!
Схватив Матта за волосы, Роза выволокла его из комнаты.
Матта торопливо вытащили в замусоренный коридор, проволокли мимо дверей, за которыми виднелись грязные, полутемные помещения — сгорбленная служанка, не поднимая головы, скребла пол большой щеткой,— и втолкнули в ванную комнату, клубящуюся обжигающе-теплым паром. Ржавая ванна была доверху наполнена водой. Не успел Матт и глазом моргнуть, как Роза уже стащила с него шорты и запихнула в ванну.
Он мылся впервые с тех пор, как его посадили под замок. Матт чувствовал себя высохшей губкой: тело жадно впитывало воду, пока не намокло так, что мальчик едва мог пошевелиться. Теплая вода приятно смягчила кожу, измученную зудом и язвами.
— Сядь! Долго мне еще с тобой цацкаться?! — рыкнула Роза и принялась остервенело работать щеткой, почти такой же большой, как у уборщицы в коридоре.
Она выскребла его до поросячье-розового цвета, промокнула большим пушистым полотенцем, попыталась уложить спутанные волосы. Они никак не желали расчесываться, и Роза, вконец рассвирепев, схватила большие ножницы и двумя быстрыми взмахами остригла их.
— Хотят аккуратного — будет им аккуратный,— шипела она.
Потом натянула на Матта чистую рубашку с длинными рукавами и отглаженные брюки, вручила пару кожаных сандалий и торопливо повела мальчика через двор в другую половину дома. От ходьбы быстро заболели ноги. На полпути, запутавшись в непривычных сандалиях, он споткнулся и, чтобы не упасть, ухватился за Розу.
— Там будет врач,— сказала горничная, сбрасывая его руку.— И много других важных людей из Семьи. Все они хотят убедиться, что ты здоров. Если будут задавать вопросы, ничего не отвечай! И главное — ничего не говори обо мне.— Она вплотную приблизила к нему свое злое (испуганное?) лицо.— Иначе ты в этой комнате останешься до конца своей вонючей жизни. И, клянусь, я убью тебя и закопаю твои косточки под полом!
Матт охотно в это поверил и побрел дальше, с трудом переставляя дрожащие ноги. Та часть дома, куда они пришли, отличалась от его темницы, как солнце от свечки. Стены были выкрашены в теплые пастельные цвета — розовый и бледно-зеленый. Здесь было так светло и радостно, что, несмотря на страшные угрозы горничной, у Матта невольно поднялось настроение. Отполированный пол блестел так, что мальчику казалось, будто он идет по воде.
Из окон был виден сад с фонтанами. Струи воды весело журчали и искрились на солнце. По тропинке величаво вышагивала большущая птица с длинным-предлинным зеленым хвостом. Матт хотел остановиться и посмотреть на птицу, но Роза, не переставая ругаться вполголоса, свирепо подтолкнула его в спину.
Наконец они вошли в большую залу, устланную роскошным ковром с птицами и виноградными лозами. Матту захотелось опуститься на колени и потрогать их, что он тут же и проделал.
— А ну, встань,— зашипела Роза.
Окна, окаймленные тяжелыми синими гардинами, были высотой от пола до потолка. В центре комнаты рядом с цветастым креслом стоял небольшой столик, а на нем — чайник, чашки и серебряный поднос с печеньем. При виде печенья рот Матта наполнился слюной.
— Подойди поближе, мальчик,— послышался дребезжащий старческий голос.
Роза ахнула. Ее рука выпустила плечо Матта.
— Эль-Патрон,— прошептала она.
Тут только Матт увидел, что в кресле, которое он поначалу посчитал пустым, сидит человек. Он был необычайно худ, длинные, белые, аккуратно расчесанные волосы обрамляли лицо — такое морщинистое, что оно казалось ненастоящим. Старик был облачен в стеганый халат, колени укутаны одеялом. Именно из-за этого одеяла, сливавшегося с обивкой кресла, Матт его сразу и не приметил.
— Подойди, не бойся,— послышался сзади знакомый голос. Матт обернулся: в дверях стояла Селия. У мальчика немного отлегло от сердца. Селия оттолкнула Розу и взяла Матта за руку.— Ему пришлось несладко, ми патрон. Полгода его содержали, как дикого зверя.
— Врешь! — прорычала Роза.
— Я видела это своими глазами! А мне рассказала Мария Мендоса...
— Она еще ребенок! Кто поверит такой малышке?
— Я поверила,— тихо произнесла Селия.— Ее не было в доме шесть месяцев. Потом она приехала и попросила отвести ее к Матту, а Том похвастался, что застрелил его насмерть. Она сразу же прибежала ко мне...
— Застрелил? Он ранен?! — спросил старик.
— Он уже был ранен.
Селия весьма красноречиво описала порезы от битого стекла.
— Почему никто мне не сообщил? — спросил Эль-Патрон.
Его голос звучал глухо, но в нем была такая внутренняя сила, что Матт содрогнулся, хотя отчего-то был уверен, что ему — впервые за много месяцев! — ничего не угрожает.
— Это должен был сделать врач! — вскричала Роза.
— Это должен был сделать каждый,— отчеканил старик все тем же ледяным тоном.— Сними рубашку, мальчик.
Матт и не думал ослушаться. Он проворно расстегнул пуговицы и скинул рубашку на пол.
— Диос мио! Боже мой!
— Эти синяки — от духового ружья Тома,— сказала Селия; казалось, она вот-вот расплачется.— Видите, как он исхудал, ми патрон? И покрыт какой-то сыпью... У меня дома он таким не был, сэр!
— Позовите врача!
Виллум вошел сразу же — видимо, ждал за дверью — и принялся осматривать Матта. То и дело он качал головой и цокал языком, как будто был искренне изумлен плохим состоянием мальчика.
— Он страдает от легкого недоедания,— наконец сообщил врач.— Во рту и на теле многочисленные язвы. Плохое состояние кожи, я бы сказал, проистекает от воздействия грязи и от аллергической реакции на куриный помет.
— Куриный помет?!
— Насколько я понимаю, его держали в комнате, полной опилок, чтобы облегчить уборку...
— Ты знал об этом, Виллум,— выкрикнула Роза.— Ты не говорил мне, что так делать нельзя!
— До сегодняшнего дня я ничего об этом не знал,— твердо произнес врач.
— Врешь! Скажи им, Виллум! Ты говорил, что это забавно. Говорил, что звереныш... мальчик — в хорошем состоянии!
— Она страдает навязчивыми идеями,— повернулся врач к Эль-Патрону.— Как можно было доверить столь ответственную работу человеку с неустойчивой психикой?!
Издав пронзительный вой, Роза коршуном налетела на врача и ногтями впилась ему в лицо. Он не успел отвести ее руки. Горничная лягалась и визжала. Она оскалилась, как дикий зверь, и Матт с интересом подумал — сумеет ли она вонзить зубы в шею противника. Все происходящее — неожиданное появление Селии, грозный старик, яростная схватка между двумя его врагами — казалось ему ненастоящим. Словно он смотрел кино по телевизору...
Но Роза не успела нанести врачу серьезное увечье — двое рослых мужчин, появившихся из-за двери, оттащили ее прочь.
— Виллум! Виллум! — вопила она, но голос ее становился все тише и тише.
Потом Матт услышал, как хлопнула дверь, и в зале вновь воцарилась тишина.
Вдруг он заметил, что Селия обнимает его. Она дрожала всем телом. Врач вытирал лицо носовым платком. Из дюжины царапин сочилась кровь. Только Эль-Патрон сохранял спокойствие. Он откинулся на спинку кресла, бледные губы растянулись в довольной улыбке.
— Давненько я так не развлекался,— сказал он.
— Прошу прощения, ми патрон,— пролепетал врач заплетающимся языком.— Для вас это, должно быть, стало ужасным потрясением. Я сейчас же измерю вам кровяное давление.
— Не суетись,— отмахнулся от него Эль-Патрон.— Моя жизнь в последнее время стала чересчур спокойной. А это... меня позабавило.— Он перевел взгляд на Матта.— Значит, тебя держали на подстилке, как домашнюю птицу. Ну и как, мальчик, ты научился кудахтать?
Матт улыбнулся. Эль-Патрон ему понравился. Неведомо почему, старик показался ему именно таким, каким и должен был быть. Глаза у него были спокойного цвета. Матт не понимал, чем они хороши. Хорошие — и все. Лицо Эль-Патрона было странно знакомым, а кисти рук — худые, перевитые голубоватыми старческими жилками — имели форму... которая тоже понравилась Матту.
— Подойди ко мне, мальчик.
Без малейшего колебания Матт приблизился к креслу и позволил старику погладить себя по щеке сухой, как пергамент, ладонью.
— Такой молодой...— пробормотал Эль-Патрон.
— Теперь можешь говорить, ми вида,— подбодрила его Селия, но Матт еще не был готов к таким вольностям.
— Ми вида. Моя жизнь... Мне нравится твое прозвище,— хмыкнул старик.— Пожалуй, я тоже буду так называть его. Он умеет говорить?
— Мне кажется, он в шоке. У меня в доме он щебетал, как певчая птичка на дереве. И еще он умеет читать по-английски и немножко по-испански. Он очень умен, ми патрон.
— Еще бы! Он же мой клон. Скажи, ми вида, ты любишь печенье?
Матт кивнул.
— Тогда можешь взять. Селия, надень ему рубашку и принеси кресло. Нам надо о многом поговорить.
Следующий час прошел как во сне. И врача, и Селию отослали прочь. Старик с мальчиком сидели друг против друга и подкреплялись не только печеньем, но и курятиной в сметане, картофельным пюре и яблочным вареньем. Еду им приносила служанка. Эль-Патрон сказал, что это его любимые блюда, и Матт решил, что ему они тоже нравятся.
Еще Эль-Патрон сказал, что им о многом надо поговорить, но, в сущности, говорил он один. Старик вспоминал свою юность в Ацтлане. В те времена эта страна называлась Мексикой. Он был родом из местечка под названием Дуранго.
— Уроженцев Дуранго называют «алакранес» — скорпионами, потому что они повсюду кишмя кишат. Когда я заработал свой первый миллион, то взял себе новое имя — Маттео Алакран. Теперь это и твое имя тоже.
Матт улыбнулся, радуясь, что у него с Эль-Патроном есть что-то общее.
Старик все говорил, а Матт рисовал в воображении пыльные поля и лиловые горы Дуранго. Он видел ручей, в котором два месяца в году бурлила вода, а в остальное время русло было сухим, как порох. Эль-Патрон купался в нем со своими братьями, которые, увы, умерли от разных причин, так и не успев повзрослеть. Сестер Эль-Патрона унес тиф, когда они были еще совсем маленькими и не могли дотянуться до подоконника, даже если вставали на цыпочки. Матт подумал о Марии и загрустил. Эти девочки были даже меньше ее, когда их унес тиф. Кто такой этот тиф? Может, это чудовище похоже на чупакабру? Из всех детей выжил только один — Маттео Алакран. Он был худой, как койот, без гроша в кармане, но его переполняло неукротимое желание жить.
Неожиданно старческий голос стих. Матт поднял глаза и увидел, что Эль-Патрон уснул прямо в кресле. Впрочем, он и сам клевал носом — наелся так, что едва не задремал посреди рассказа. Вошли те же люди, что увели Розу, осторожно пересадили Эль-Патрона в кресло на колесиках и куда-то увезли.
Матт заволновался. Что будет дальше? Неужели придет Роза и опять бросит его на опилки? Вдруг она исполнит свою угрозу и похоронит его косточки под полом?
Но нет, его с победоносным видом забрала Селия! Она отвела его в свою новую квартиру в Большом доме. Все его вещи были перевезены из старого домика, так что перемена жилья не особенно разочаровала Матта. Святая Дева, как всегда, стояла на столике возле кровати. Ее платье окаймляла новая гирлянда искусственных розочек, а столик был застелен свежей кружевной скатертью — дар Селии в благодарность за счастливое спасение Матта.
В целом перемены показались ему приятными, хотя в новом жилище немного не хватало голубей, воркующих на крыше, и ветра над маковыми полями.
— Слушай, идиойд,— сказала Мария.— Мне велено сделать так, чтобы ты снова заговорил.
Матт пожал плечами. Говорить ему не особо хотелось, да, кроме того, Мария с успехом болтала за двоих.
— Я же знаю, ты умеешь. Селия говорит, ты в шоке, но, по-моему, ты просто ленишься.
Матт зевнул и почесал под мышкой.
— Эль-Патрон сегодня уезжает.
Матт посмотрел на Марию с интересом. Он был огорчен отъездом старика. Он не виделся с ним со дня своего спасения. Селия сказала, что такие волнения вредны сто-сорокалетнему человеку: Эль-Патрону пришлось лежать в постели, пока он не набрался сил для переезда в другой свой дом в горах Чирикауа.
— Тебе надо с ним попрощаться. Придут все, и если ты с ним не поговоришь, он обидится.
Мария пальчиками стиснула Матту рот, будто хотела силой выдавить из него слова. Матт клацнул зубами. Малышка отскочила.
— А говорил, что не кусаешься! — завизжала она, хватая подушку.— Гадкий клон!
Некоторое время Матт обдумывал ее слова. Что бы он ни делал, быть клоном все равно плохо, так для чего же стараться вести себя хорошо? Он погладил ее по руке.
— Ну почему ты не говоришь? — бушевала Мария.— Уже больше недели прошло! Когда Моховичка поймали собаколовы, он меня простил всего за один день.
Матту совсем не хотелось огорчать Марию. Он просто боялся заговорить. Когда он пытался подобрать нужные слова, его охватывал ужас. Заговорить — означало открыть двери в тщательно возведенную крепость, и тогда внутрь может ринуться все, что угодно.
— Матт просидел взаперти гораздо дольше, чем твой песик,— сказала Селия, входя в комнату. Она опустилась на колени и погладила Матта по щеке.— Моховичка не было дома всего два дня. А Матта держали под замком целых шесть месяцев. Ему нужно время, чтобы прийти в себя.
— Так всегда бывает? — спросила девочка.— Чем дольше болеешь, тем дольше поправляешься?
Селия кивнула и продолжила гладить Матта — сначала лицо, потом волосы, руки... Казалось, она пытается вернуть чувствительность его онемевшему телу.
— Тогда, наверное,— задумчиво произнесла Мария,— Эль-Патрон поправится только через много-много лет...
— Заткнись! — крикнула Селия так громко, что Мария испуганно вцепилась в подушку и уставилась на женщину округлившимися от ужаса глазами.— Никогда так не говори об Эль-Патроне! Замолчи!
Селия замахнулась на девочку фартуком, и та убежала прочь.
Матту стало жалко Марию. Он нарочно напряг мышцы, стал как деревянный, чтобы Селии было труднее одевать его, но Селия не стала сердиться. Только обняла его покрепче и запела его любимую колыбельную: «Буэнос диас палома бланка. Ой те венго а салудар». Матт вздрогнул. Эта песенка посвящалась Святой Деве Гвадалупской, которая любит всех добрых и ласковых и которая присматривала за ним в тюрьме. Он понял, что ведет себя нехорошо, и снова расслабился.
— Вот молодец,— похвалила его женщина.— Ты мой славный малыш, я тебя очень люблю.
Когда она попыталась вывести его на улицу, Матта охватил ужас Ему было уютно в его старой постели, с плюшевыми игрушками и потрепанной книжкой про Педро Эль-Конехо. Он держал ставни закрытыми, хотя окна выходили в красивый огороженный садик. Ему не хотелось пускать в свою жизнь ничего нового, пусть даже очень красивого.
— Не бойся. Я никому не дам тебя в обиду,— сказала Селия и взяла его на руки.
Матт еще ни разу не видел фасада Большого дома при свете дня. Его очаровали усыпанная гравием подъездная площадка и статуи пухлых младенцев с короткими крылышками. Посредине лужайки темнел пруд, заросший водяными лилиями. Из глубины неторопливо поднялась большая рыба и посмотрела на Матта круглыми желтыми глазами. Матт схватил Селию за руку.
Они прошли между стройными белыми колоннами и очутились на веранде, откуда вниз, к подъездной площадке, сбегала широкая мраморная лестница. На веранде выстроились все домочадцы: по одну сторону слуги, по другую — Семья. Матт увидел вытянувшихся по струнке Стивена, Эмилию и Марию. Мария попыталась сесть, но Эмилия рывком подняла ее на ноги. Потом Матт увидел, как Том взял Марию за руку, и вспыхнул от гнева. Как он смеет дружить с ней! Как смеет она дружить с ним! Если бы у Матта был еще один червивый апельсин, он не задумываясь опять запустил бы им в Тома, и будь что будет!
Эль-Патрон сидел в инвалидной коляске, ноги его укутывало давешнее цветастое одеяло. По бокам внушающей уважение грудой мышц высились два здоровяка — их Матт уже видел,— а чуть сзади стоял Виллум в сером, теплом не по сезону костюме. Его лоб блестел от пота. Розы нигде не было видно.
— Подойди сюда, ми вида,— сказал Эль-Патрон.
Было в голосе старика, едва различимом среди оглушительного щебета птиц и журчания фонтанов, нечто такое, что, несмотря на всю кажущуюся его слабость, намертво приковывало к себе внимание, заставляло беспрекословно повиноваться. Селия опустила Матта на землю.
Матт подошел к креслу на колесиках. В Эль-Патроне ему нравилось все: голос, форма лица, глаза, цветом напоминавшие темный пруд с притаившимися в глубине рыбами.
— Познакомь его с Семьей, Виллум,— велел старик.
Рука врача была влажная, и Матт вздрогнул от отвращения. Сперва его представили мистеру Алакрану — тому самому свирепому великану, что вышвырнул Матта на газон в первую ночь. Великан оказался отцом Бенито, Стивена и Тома. Бенито, как ему объяснили, уехал в колледж и Матт познакомится с ним в другой раз. Мистер Алакран посмотрел на Матта с нескрываемой ненавистью.
Фелисия, супруга мистера Алакрана, оказалась хрупкой женщиной с длинными нервными пальцами. Врач сказал, что когда-то она была знаменитой пианисткой, но из-за болезни была вынуждена оставить сцену. Фелисия встретила Виллума мимолетной улыбкой, которая, впрочем, тотчас же угасла, едва она перевела взгляд на Матта. Рядом с ней стоял отец мистера Алакрана, дряхлый старик с трясущейся седовласой головой. Казалось, он не понимает, зачем его привели на веранду.
Потом Матт еще раз познакомился со Стивеном, Эмилией, Марией и Томом. Том бросил на Матта злобный взгляд, Матт ответил тем же. Никто, кроме Марии, не радовался встрече с ним, хотя все старались вести себя дружелюбно.
«Потому что они боятся Эль-Патрона»,— догадался Матт.
Это обстоятельство радовало его, хотя чем именно, объяснить он не смог бы.
— Тебе что, эль гато язык откусила? — спросил старик, когда Матт вернулся к его коляске.
Матт кивнул.
— Придется Селии с тобой поработать. Слушайте все! — Эль-Патрон слегка повысил голос— Этот мальчик — мой клон. Для меня он самый важный человек на свете. Если кто-то из вас считал самым важным человеком себя, то, вы уж меня извините, он жестоко ошибался.— Старик усмехнулся.— Вы должны относиться к Матту со всем возможным почтением, не меньшим, чем ко мне самому! Ему надо дать образование, хорошо кормить, развлекать. И не обижать! — Эль-Патрон в упор посмотрел на Тома, мальчишка потупился.— Всякий — повторяю, всякий! — кто посмеет обидеть Матта, будет жестоко наказан. Я понятно выразился?
— Да, ми патрон,— пробормотали несколько голосов.
— А для полной уверенности я оставлю здесь одного из моих телохранителей. Кто из вас, оболтусы, добровольно возьмется за эту работу?
Телохранители, переминаясь с ноги на ногу, отвели глаза.
— Что, робость одолела? — ухмыльнулся Эль-Патрон.— Я привез этих бандидос из самой Шотландии — там они устраивали баталии после футбольных матчей. Всегда подбирай себе телохранителей из другой страны, Матт. Так им труднее сговориться и предать тебя. Ладно, решай сам. Кого из этих Дюймовочек ты желаешь получить в товарищи для игр?
Матт с испугом посмотрел на телохранителей. Менее подходящих товарищей для игр трудно было представить: толстые шеи, ничего не выражающие взгляды, расплющенные носы, шрамы на лицах и руках... У обоих были вьющиеся каштановые волосы, докрасна загорелые лица, пронзительно-яркие голубые глаза.
— Это Простак Дональд — он любит жонглировать шарами для боулинга. А этот, со смешными ушами,— Тэм Лин.
Матт переводил взгляд с одного на другого. Простак Дональд был помоложе и не такой помятый. Он казался менее опасным. Уши Тэма Лина выглядели так, словно кто-то долго и с удовольствием их жевал. Но, заглянув громиле в глаза, Матт с удивлением обнаружил в них дружелюбный огонек.
В своей жизни Матт встречался с дружелюбием так редко, что сразу же указал на Тэма Лина.
— Хороший выбор,— едва слышно прошептал Эль-Патрон.
Когда с представлениями было покончено, энергия, казалось, покинула старика. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— До свидания, ми вида... До следующей встречи. Семейство Алакран сгрудилось вокруг, все принялись уверять Эль-Патрона в своих самых искренних чувствах. Старик не обращал на них внимания. Простак Дональд поднял его и вместе с коляской отнес к поджидавшему лимузину. Все пошли следом, наперебой желая счастливого пути. Когда машина отъехала, члены Семьи начали расходиться. Слуги поспешили в дом, обтекая Матта с двух сторон, будто он был камнем на дне ручья.
Его игнорировали. Не обижали — нет, просто не обращали внимания. Только Марию, громко хнычущую, пришлось увести силой.
Селия терпеливо дожидалась, когда толпа разойдется.
И Тэм Лин.
— Ладно, малыш, давай-ка посмотрим, из какого теста ты сделан,— сказал великан, сгреб Матта мясистой ручищей и закинул себе на плечо.
