— Почему все упорно называют меня аристократишкой? — спросил Матт, когда они плелись обратно вдоль бесконечной вереницы креветочных чанов. Чачо рукавом утер пот со лба.

— Не знаю. Может, оттого, как ты говоришь? Или оттого, что ты всегда думаешь?..

Матт подумал о полученном образовании. Он прочитал целые горы книг. Слушал беседы Эль-Патрона с самыми влиятельными людьми на свете.

— Ты будто... не знаю даже, как сказать... будто мой дедушка. По манерам то есть. Не чавкаешь за едой, не плюешь на пол. Никогда не слыхал, чтобы ты ругался. Это нормально, но ты не такой, как все.

Матт похолодел. Он просто старался подражать Эль-Патрону, совсем позабыв, что тот на сто лет отстал от времени!

— Эль ме саэ бьен. По-моему, он классный парень,— сказал Фиделито.

— Классный, конечно. Только...— Чачо обернулся к Матту.— Понимаешь, ты, кажется, привык к лучшей жизни. Мы-то все родились в грязи и знаем, что никогда из нее не выберемся.

— В этой дыре мы вместе.— Матт обвел рукой знойную пустыню.

— Да. Добро пожаловать в нашу маленькую преисподнюю.— Чачо стряхнул со штанов крупные хлопья соли.

На ужин были планктонные пирожки и отварные водоросли. Матт легко обошелся без еды, но ему было ужасно жалко Фиделито. Мальчонка был такой тощий, что того и гляди помрет с голоду. Чачо нашел выход из положения: впился свирепым взглядом в какого-то мальчишку помельче, и тот без возражений отдал половину своей порции. При необходимости Чачо мог, как оборотень, превращаться в волка.

— Ешь,— велел он Фиделито.

— Не буду, если вам тоже не дадут,— запротестовал малыш.

— Сперва попробуй. Хочу знать, не отравлена ли еда... Фиделито запихнул в рот пирожок. Через минуту его тарелка была пуста.

Как и в лагере на фронтьере, перед сном пришел хранитель, чтобы провести вдохновляющую беседу. Хранителя звали Хорхе. Для Матта все они были на одно лицо — Рауль, Карлос, Хорхе... Все носили черную униформу с пчелиным ульем на рукаве, и все были придурками.

Беседа Хорхе называлась «Почему мозги пылятся, как старые комнаты».

— Если мы целый день работаем на жарком солнце,— говорил Хорхе,— то что случается с нашими телами?

Он выжидательно замолчал: точь-в-точь как Рауль.

— Мы запачкаемся,— сказал кто-то.

— Правильно! — просиял хранитель.— Наши лица станут грязными, руки станут грязными, тела станут грязными. И что мы тогда сделаем?

— Примем душ,— ответил все тот же мальчишка. Похоже, все привыкли к подобному ходу беседы.

— Да! Мы смоем старую грязь и снова почувствуем себя хорошо. Быть чистыми хорошо!

— Быть чистыми хорошо,— повторили все мальчишки, кроме Матта, Чачо и Фиделито.

Для них это было в новинку.

— Давайте скажем еще раз, чтобы наши новые братья могли произнести это вместе с нами,— сказал Хорхе.— Быть чистыми хорошо.

— Быть чистыми хорошо,— повторили мальчишки — Матт, Чачо и Фиделито вместе со всеми.

— Наши умы и наша работа тоже могут покрываться грязью и тогда нуждаются в промывке,— продолжал хранитель.— Дверь, которую все время открывают и закрывают, не заедает, потому что петли никогда не ржавеют. То же самое и с работой. Если вы не отлыниваете,— он пристально посмотрел на Матта, Чачо и Фиделито,— у вас формируются необходимые навыки. Ваша работа никогда не заржавеет.

«Постойте-ка»,— подумал Матт.

Дверь на кухне у Селии использовалась весьма часто, но в сырые дни она разбухала, и, чтобы открыть, приходилось налегать на нее плечом. Однажды Тэм Лин так разозлился, что кулаком пробил в двери здоровенную дыру. Дверь пришлось поменять, и новая работала гораздо лучше старой. Но вслух Матт ничего не сказал, потому что не хотел остаться без завтрака.

— Поэтому если мы будем упорно работать и не станем отлынивать,— сказал Хорхе,— у нашей работы не будет времени запачкаться. Но наши мозги тоже могут наполниться пылью и микробами. Кто скажет мне, как держать мозги в чистоте?

Чачо хихикнул, и Матт пихнул его локтем. Сейчас его ядовитые реплики были нужны меньше всего.

Несколько мальчишек подняли руки, но хранитель не обратил на них внимания.

— Думаю, наши новые братья вполне могут ответить на этот вопрос. Что скажешь, Матт?

В тот же миг все глаза обратились на Матта. Он словно попал в перекрестье прожекторов Эль-Патроновой службы безопасности.

— Гм... я? — пролепетал он.— Я здесь совсем недавно.

— Но у тебя так много интересных идей,— вкрадчиво произнес Хорхе.— Будь добр, поделись с нами.

Матт лихорадочно перебрал в памяти все доводы хранителя.

— Может быть... держать мозги в чистоте нужно... так же, как дверь, чтобы она не заржавела? Если все время работать мозгами, в них не заведутся микробы.

Матту показалось, что это блестящий ответ, особенно если учесть, что вопрос обрушился на него, как гром среди ясного неба.

Однако, судя по тому, как напряглись лица остальных мальчишек, как вытянулись в некоем подобии улыбки тонкие губы Хорхе, ответ оказался неверным. Промашка...

— Нездоровые суждения, не направленные на благо народа, должны быть излечены самокритикой,— торжественно заявил Хорхе.— Кто покажет Матту, как это делается?

— Я! Я! — наперебой заорали мальчишки, вытягивая руки.

Хранитель выбрал одного — до самых ушей покрытого чудовищной сыпью. У всех мальчишек была плохая кожа, но этот, не напрягаясь, взял бы первый приз. Болячки торчали у него даже из волос.

— Давай, Тон-Тон. Начинай,— велел Хорхе. Лицо у Тон-Тона было словно размазанное о стену.

Если заглянуть в широкие ноздри, подумал Матт, можно увидеть, что творится у него в голове.

— Я, гм, сегодня утром подумал, не украсть ли, гм, еды,— вдохновенно признался Тон-Тон — Повар на минутку оставил котел без присмотра, и я... я... гм... хотел стащить блинчик, но... гм... не стащил.

— Значит, тебя посещали мысли, не достойные человека, заботящегося о всеобщем благосостоянии народа? — уточнил Хорхе.

— Меня... гм... да.

— Какое наказание должен понести человек, которого посещают запрещенные мысли?

«На каком языке они разговаривают?!» — недоумевал Матт.

Каждое слово было вроде бы понятным, но общий смысл сказанного упорно ускользал.

— Я... я должен, гм, перед следующим завтраком, гм, два раза прочитать Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления,— сказал Тон-Тон.

— Очень хорошо! — вскричал Хорхе.

После этого хранитель вызвал еще нескольких мальчишек, и каждый признался в разных диковинных проступках, например в том, что неправильно свернул одеяло или использовал во время мытья слишком много мыла. Наказанием были Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления. Единственным исключением стал мальчик, который сознался, что проспал целых три часа после обеда.

Хорхе нахмурился.

— Это серьезная провинность. Утром останешься без завтрака,— сказал он.

Мальчик понурился.

Больше руки не поднимались. Хранитель обернулся к Матту.

— Теперь наш новый брат понял, что такое самокритика. Может быть, он расскажет нам о своих недостатках?

Он ждал. Тон-Тон и остальные ребята подались вперед.

— Ну? — нетерпеливо подбодрил его Хорхе.

— Я не сделал ничего плохого,— сказал Матт. По комнате прокатился вздох ужаса.

— Ничего плохого? — Хранитель повысил голос— Ничего плохого?! А что ты скажешь о предложении вживить компьютерные чипы в головы ни в чем не повинных лошадей? А кто испортил мешок пластиковых полосок, предназначенных для плетения сандалий? А кто подбивал своих братьев отлынивать от работы, когда вам было поручено чистить креветочные чаны?

— Пластиковые полоски испортил я,— пискнул Фиделито.

Он был напуган до смерти, и Матт поспешно вставил:

— Он не виноват. Это я дал ему мешок.

— Вот теперь ты на правильном пути,— похвалил Хорхе.

— Но вырвало-то меня! — упрямился малыш.

— Ты не виноват, брат,— сказал хранитель.— Тебя сбил с правильного пути этот гнилой аристократишка. Сиди тихо! — гаркнул он, видя, что Фиделито намеревается и дальше брать вину на себя.— Остальные должны помочь этому аристократу увидеть всю глубину его заблуждений. Мы сделаем это потому, что любим его и готовы с радостью принять его в свой улей.

И тогда они накинулись на него. Все до единого — кроме Чачо и Фиделито — бросали в лицо Матту страшные обвинения. Он говорит как аристократ. И одеяло сворачивает по-чванному. И чистит ногти. И употребляет слова, которых нормальные люди не понимают. Все, о чем говорил Чачо — и намного больше,— летело в Матта, словно комья грязи. Его ранила не столько несправедливость обвинений, сколько злоба, которая за ними стояла. До этого Матту казалось, будто мальчишки относятся к нему неплохо. Он считал, что наконец-то попал в оазис — пусть суровый и малопривлекательный, но все-таки оазис,— где его приняли как равного.

И вот эти мечты лопнули, как мыльный пузырь. Они знали, кто он такой! Может, и не понимали, насколько сильно он от них отличается, но все же чувствовали, что он не из их среды. Его будут забрасывать грязью, пока он не задохнется под ее тяжестью.

Он слышал, как мальчишки расходятся по своим местам. Слышал, как Чачо, выругавшись вполголоса, полез на верхнюю койку. Матт остался один. Он лежал скорчившись на полу посреди комнаты, будто разбитая кукла, какой он, в сущности, и являлся. И все-таки...

И все-таки изнутри, из таких глубин, о существовании которых Матт и не догадывался, послышались голоса.

«Тут есть один маленький секрет,— шептал ему на ухо Тэм Лин.— Никто не может отличить человека от клона. А все потому, что между ними нет никакой разницы. Разговоры о том, что клоны — низшие существа, не более чем гнусная ложь».

Потом его обняли руки Селии, и Матт вдохнул аромат листьев кориандра, которые она резала к обеду.

«Я люблю тебя, ми ихо,— говорила Селия.— Никогда этого не забывай».

Потом Эль-Патрон коснулся головы Матта корявыми старческими пальцами и сказал: «Мэр нашей деревни стал кидать в толпу монетки. Мы, как шальные, бросались на них, катались в грязи, будто свиньи! Так нам нужны были деньги! Мы были бедны как церковные крысы, без гроша в кармане. Ты точь-в-точь такой, каким был я в твои годы».

Матт вздрогнул. Пусть Эль-Патрон и не любил его, но Матт восхищался его лучшими качествами: волей к жизни, стремлением раскидывать ветви, пока не скроешь в своей тени целый лес. Матт отвернулся от Эль-Патрона и увидел Марию.

— Боже мой, как я по тебе соскучилась! — воскликнула Мария и поцеловала его.

— Я тебя люблю,— произнес Матт.

— Я тоже тебя люблю,— ответила Мария.— Хотя знаю, что это грех и что я, наверное, попаду за это в ад.

— Если у меня есть душа, я пойду за тобой,— пообещал Матт.

Он поднялся с пола и только сейчас увидел, что в комнате потемнело. Чачо и Фиделито смотрели на него со своих коек под потолком. Кто-то очень пожалеет, что положил Фиделито на верхнюю койку. Чачо выпростал из-под одеяла руку и сделал очень неприличный жест в сторону закрытой двери. Фиделито задрал ночную рубашку и показал ушедшему Хорхе голую задницу.

Матт сглотнул, пытаясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы. Значит, он все-таки не одинок! С такими друзьями он свернет горы и выйдет победителем — точно так же, как Эль-Патрон давным-давно одержал победу над бедностью и смертью.