5
— Везучий ты, — сказала мать Пимы. — Мог бы и не выжить.
Гвоздарь слишком устал, чтобы ответить, но попытался улыбнуться.
— Но ведь выжил.
Мать Пимы взяла в руку ржавый нож и поднесла к его лицу.
— Если бы это вошло в тебя еще на дюйм, то на берег бы вынесло мертвое тело, — абсолютно серьезно сказала Садна. — Ты везучий. Норны сегодня держали тебя на волосок от смерти. Иначе у нас был бы еще один Малыш Джексон.
Она протянула ему ржавый нож.
— Храни это, как талисман. Он хотел забрать твою жизнь. Метил тебе в легкое.
Гвоздарь протянул руку и дернулся, когда натянулись швы на ранах.
— Понял? — сказала она. — Сегодня на тебе благословение. Норны благоволят тебе.
Гвоздарь тряхнул головой:
— Я не верю в Норн.
Но сказал это тихо, так, чтобы она не услышала. Если Норны существуют, то именно они связали его с его отцом, а это значит, что они хорошего не делают. Лучше думать, что все в жизни случайно, чем полагать, что мир готов пожрать тебя. У Пимы с Норнами все в порядке, ей повезло, у нее хорошая мама, да и отец сделал любезность, умерев раньше, чем начал бить. А все остальное? Стоит только оглядеться.
Мать Пимы оглядела его темно-карими глазами.
— Тогда возблагодари тех богов, которым поклоняешься. Мне без разницы, что Ганеша с головой слона, что Иисус Христос, что Ржавый Святой или дух твоей умершей матери. Кто-то определенно о тебе заботится. Не пренебрегай этим.
Гвоздарь послушно кивнул. Мама Пимы была лучшим человеком, кого он встречал в жизни. Он не станет ее злить. Ее хижина из синтетического брезента, старых досок и пальмовых стволов — самое безопасное место из всех, что он знает. Здесь он всегда мог рассчитывать на то, что с ним поделятся пойманными лангустами или рисом, и даже тогда, когда поесть было нечего, в этих стенах он чувствовал себя спокойно, глядя на голубой Глаз Норн и пеструю статуэтку Ржавого Святого. Здесь никто не попытается тебя избить, зарезать или обворовать. Сила, исходящая от Садны, заставляла уйти страх и напряжение.
Гвоздарь осторожно пошевелился, прислушиваясь к ощущениям в промытых и зашитых ранах.
— Здорово, Садна. Спасибо, что меня заштопала.
— Надеюсь, с этого будет польза, — ответила она, не подымая глаз. Она мыла в ведре с водой ножи из нержавейки, и вода уже покраснела. — Ты молодой, ни на чем не сидишь. Да и, честно сказать, если ты в отца, то тебе досталась живучесть Лопесов. Шанс у тебя есть.
— Думаешь, есть заражение?
Мать Пимы пожала плечами, и под кожей веревками заходили мышцы. Ее черная кожа блестела в свете свечи. Сегодня она бросила работу со своей командой только для того, чтобы позаботиться о нем. Не выполнила норму, и все из-за Пимы, которая побежала за ней сразу, как узнала, что парень из ее команды валяется на мелководье, а не лазает внутри корабля.
— Не знаю, Гвоздарь, — сказала она. — У тебя куча ран. Кожа должна защищать нас от инфекций, но ты упал в грязную воду, пораненый, а до этого плавал в нефти.
Она покачала головой.
— Я же не врач.
— Не нужен мне врач, — решил перевести все в шутку Гвоздарь. — Иголки и нитки достаточно. Заштопай меня, как парус, и я буду как новенький.
Она не улыбнулась в ответ.
— Следи, чтобы раны были чистыми. Если почувствуешь, что лихорадит или раны начнут гноиться, сразу иди ко мне. Посадим опарышей и посмотрим, поможет ли.
Гвоздарь скривился, но кивнул, видя, что она смотрит на него непреклонно. Торопливо сел, поставил ноги на пол, глядя, как Садна выходит наружу, вынося ведро с водой и смытой кровью. Она вернулась. Встав, он осторожно пошел к выходу. Откинул полог из синтетического брезента и поглядел на берег.
Несмотря на ночь, разбитые корабли были усеяны огнями. Люди работали при свете факелов, продолжая разбирать их. Корабли стояли на берегу огромными черными тенями на фоне ярких звезд и полосы Млечного Пути. Мигали огни факелов, покачиваясь и перемещаясь. Над водой разносился грохот кувалд. Такой знакомый, успокаивающий звук людей за работой, привычный запах угля от плавилен, смешивающийся с запахом морской соли. Красота.
Он не понимал этого, пока едва не умер сегодня. Сейчас Брайт Сэндз Бич был лучшим местом в мире. Он не мог наглядеться на него, улыбаясь людям, ходящим по песку, сидящим у костров и жарящим тилапий, пойманных на мелководье, слушая музыку и крики пьяных, доносящиеся от домиков гулящих девиц. Все казалось просто прекрасным.
Почти так же, как зрелище Ленивки, которую пинками гоняли по пляжу, пока его штопали. Она плакала, но не от раскаяния, а от жалости к себе. Бапи собственным ножом резанул ей по щекам, по татуировкам, означавшим принадлежность к команде. Она уже никогда не сможет работать на сломе кораблей. Да и в другом месте — вряд ли. Нарушив клятву на крови, она сама показала, что ей нельзя доверять.
Гвоздарь удивился тому, что Ленивка даже не пыталась протестовать. Он не собирался ее прощать, но проникся к ней уважением, когда она не стала извиняться и умолять о пощаде, когда Бапи достал нож. Все понимали, что произошло. Что сделано — то сделано. Она сделала ставку в игре и проиграла. Такова жизнь. Ты можешь взлететь, как Лаки Страйк, а можешь упасть, как Ленивка. Можешь умереть, как Малыш Джексон, или выжить, как Гвоздарь, если тебе повезет. Это две стороны одной монеты, которую ты каждый день подбрасываешь в воздух и которая падает на игральный стол жизни. Ты либо живешь, либо умираешь.
— Это Норны, — тихо сказала мать Пимы. — Теперь ты в их руках. Никто не знает, что будет с тобой дальше.
Она поглядела на него почти что с печалью. Гвоздарь хотел было спросить, что она имела в виду, но тут к двери подбежала Пима вместе с остальными ребятами из команды.
— Эге-гей! — воскликнула она. — Гляньте на нашего парня!
Она осмотрела складки кожи на зашитых ранах.
— У тебя после этого останутся классные шрамы, Гвоздарь.
— Шрамы удачи, — сказала Девочка-Луна. — Это даже лучше татуировки с лицом Ржавого Святого.
Она протянула ему бутылку.
— Что это? — спросил Гвоздарь.
— Подарок, на удачу. Сегодня ты был в руках богов, пусть этот подарок даст и мне быть поближе к ним.
Улыбнувшись, Гвоздарь отхлебнул из бутылки и удивился качеству выпивки, приятно обжегшей рот.
— Это «Блэк Лин», — со смехом сказала Пима. Наклонилась поближе. — Тик-ток стырил. Просто втихую вытащил из закусочной Ченя, паршивец. Ума нет, но руки ловкие.
Она потянула его в сторону берега.
— Мы там костер развели. Пойдем, напьемся.
— А как потом работать завтра?
— Бапи сказал, что завтра ураган начнется, без вариантов, — ухмыльнувшись, ответила Пима. — А чистить кабель от изоляции можно и с похмелья.
Команда собралась вокруг костра, и они начали пить, передавая друг другу бутылку. Пима ушла и скоро вернулась с горшком, в котором были вареный рис и бобы. Снова удивила Гвоздаря, дав ему поджаренного на вертеле голубя.
— Другим тоже хочется быть поближе к богам и Норнам, — ответила она, увидев его удивленный взгляд. — Люди видели, как тебя вынесло из корабля. Так еще никому не везло.
Он не стал расспрашивать ее дальше и начал жадно есть. Хорошо остаться в живых и покушать нормально.
Они пили, передавая из рук в руки ржавый нож, который едва не убил его. Рассуждали о том, что ему надо сделать из него талисман, носить на шее на веревке. Выпивка согрела и расслабила его, мир вокруг казался даже лучше, чем до этого. Он жив. Все тело пело, радуясь жизни. Даже боль в спине и плече, там, где нож вонзился в него, была приятной. Он побывал на грани жизни и смерти, и теперь жизнь сверкала для него всеми красками. Он пошевелил плечом, наслаждаясь ощущением боли.
Пима разглядывала его в свете костра.
— Думаешь, сможешь завтра работать?
— Всего-то, провода чистить, — кивнув, ответил Гвоздарь.
— А кто будет лазать по тоннелям? — спросила Девочка-Луна.
Пима скривилась:
— Я думала, этим будет заниматься Ленивка. Придется принять кого-то на ее место. Связать нас кровной клятвой с кем-то еще.
— Ага, это сильно помогает, — пробормотал Тик-ток.
— Ну да, некоторые люди все-таки держат слово.
Они поглядели на пляж, туда, куда выгнали Ленивку. Скоро она начнет голодать, ей потребуется, чтобы ее кто-то защищал. Кто-то, кто поделится с ней добычей, прикроет ее, когда она не сможет работать. На берегу сложно выжить без команды.
Гвоздарь поглядел на костры, раздумывая о сущности везения. Одно поспешное решение Ленивки, и все ее будущее оказалось предрешено. Ей мало что остается делать теперь. И все варианты мерзкие. Кровь, боль, отчаяние. Он отхлебнул из бутылки, задумавшись, сможет ли он пожалеть ее, несмотря на то что она сделала.
— Можем взять Тилу, — предложил Жемчужный. — Она миниатюрная.
— У нее нога изуродованная, — сказала Девочка-Луна. — Сможет ли она лазать по тоннелям быстро?
— Для нашей команды — пойдет.
— Решу позднее, — сказала Пима. — Может, Гвоздарь быстро поправится, и нам не надо будет искать замену на работу в тоннелях.
Гвоздарь кисло улыбнулся:
— Или Бапи резанет и меня, выгоняя, и продаст мое место. Тогда особо выбирать не придется.
— Через мой труп.
Все промолчали. Слишком хорошая ночь, чтобы портить ее плохими раздумьями. Бапи сделает все, что захочет, но сегодня лучше не вспоминать об этом.
Пима уловила их сомнения.
— Я уже говорила с Бапи, — сказала она. — Гвоздарь пару дней отдохнет. За счет нормы самого босса. Даже Бапи хочет быть поближе к такой удаче.
— Он не разозлился, что я потерял эту нефть и она досталась другим командам?
— Ну, это его не обрадовало, но весь собранный тобой кабель вынесло потоком. Этим он доволен. У тебя будет время выздороветь, Ржавый Святой тому свидетель.
Звучит достаточно хорошо, чтобы даже поверить. Гвоздарь еще раз отпил. Он часто видел, как обещания взрослых оставались лишь обещаниями, и не собирался полагаться на них. Ему нужно начать работать завтра же, чтобы было видно, что от него есть польза. Осторожно подвигал плечом. Хорошо бы, чтобы оно поскорее зажило. Пара дней на зачистке проводов — нормально, чтобы отдохнуть. Опять же, удача, что надвигается этот ураган.
С другой стороны, если бы не надвигающийся ураган, он бы не полез в тоннель по второму разу.
Гвоздарь сделал еще глоток, глядя на берег. Ночью не видно нефтяных разводов на воде. Только серебристая лунная дорожка. И волшебные огни вдалеке, красные и зеленые. Ходовые огни клиперов, пересекающих Залив.
Корабли безмолвно скользили у горизонта так быстро, что их огни исчезли в считаные минуты, из-за кривизны земной поверхности. Гвоздарь попытался представить себя стоящим на палубе одного из этих кораблей, там, далеко от этого берега и команды мусорщиков. Плывущим на корабле, свободным и беззаботным.
— Мечтаешь среди дня? — спросила Пима, забирая у него бутылку.
— Среди ночи, — ответил Гвоздарь, кивая в сторону огней. — Никогда на таких не плавала?
— На клиперах? — переспросила Пима и покачала головой. — Как же. Видела один у причала. Толпа охранников-полулюдей. Чтобы береговая мразь и близко не подплывала.
Она скривилась.
— Эти собакорылые электричество по воде пустили.
Тик-ток засмеялся.
— Как же, помню. Я подплыл, и меня всего трясти начало.
Пима нахмурилась.
— И нам тебя вытаскивать пришлось, как дохлую рыбу. Нас самих тоже шарахнуло.
— Ничего бы со мной не случилось.
Девочка-Луна фыркнула:
— Собакорылые тебя бы живьем сожрали. Для них это нормально. Они мясо сырым едят. Чудовища, зубами рвут. Если бы мы тебя оставили, они бы тебя сожрали, а ребрами твоими в зубах бы ковырялись.
— Забей. Тот получеловек, что охранником у Лаки Страйка… как его зовут?
Тик-ток умолк на мгновение, пытаясь вспомнить.
— Ладно, видел я его. Зубищи огромные, да, но людей он не ест.
— Откуда тебе знать? Те, кого он съел, уже не расскажут.
— Козы, — сказала Пима. — Получеловек ест коз. Когда он только здесь появился, за работу в команде по тяжелым грузам ему платили козами. Мама рассказывала, что он одну козу за три дня съедал, целиком.
Она скривилась.
— Девочка-Луна права. Не стоит связываться с этими чудовищами. Не угадаешь, когда звериная натура возобладает и оно решит откусить тебе руку.
Гвоздарь продолжал глядеть на исчезающие вдали огни.
— Никогда даже не задумывалась, как это — идти по морю на клипере? На одном из таких?
— Нет, — качая головой, ответила Пима. — Наверное, очень быстро это.
— Чертовски быстро, — сказала Девочка-Луна.
— Идеально быстро, — добавил Жемчужный.
Они поглядели вдаль с вожделением.
— Думаешь, они знают, что здесь кто-то есть? — спросила Девочка-Луна.
— Для таких людей мы просто мухи помойные, — сплюнув на песок, ответила Пима.
Огни двигались. Гвоздарь попытался представить себе, как это — стоять на палубе клипера, несущегося над волнами, окатываемого тучами брызг и пены. Не один вечер он провел, глядя картинки идущих под парусами клиперов, картинки, которые он украл из хижины, где у Бапи была его контора. Бапи хранил журналы в ящике стола. Гвоздарь часами глядел на обтекаемые, хищные силуэты, паруса, подводные крылья. Совершенство техники, столь далекое от ржавых развалин, на которых ему приходилось ежедневно работать. Глядел на красивых, улыбающихся людей, стоящих на палубе и пьющих дорогие напитки.
Корабли манили. Скорость, соленый воздух, безбрежный горизонт. Иногда Гвоздарю хотелось просто шагнуть на эти страницы, сбежать отсюда, взойдя на клипер. Уйти, хотя бы мысленно, от ежедневной изнурительной работы разрушителя кораблей. Иногда он принимался рвать картинки на куски, ненавидя их за то, что они заставили его желать того, чего у него никогда не будет, о чем он никогда и не знал бы, не видя этих парусов.
Ветер сменился. По берегу понесло черные клубы дыма от плавилен, их обволокло копотью и пеплом.
Все закашлялись, давясь. Ветер сменился снова, дым унесло, но Гвоздарь все кашлял. Надышался испарениями нефти, подумал он. В груди и легких все еще чувствовалась тяжесть, во рту появился привкус нефти.
Когда он перестал кашлять, клиперы уже исчезли с горизонта. А ветер снова нес дым.
Гвоздарь с горечью улыбнулся, вдыхая кислый запах. Вот к чему приводят все эти мысли о клиперах. Нахватаешься едкого дыма, не уследив, что происходит вокруг. Отпил глоток из бутылки и передал ее Жемчужному.
— Спасибо за подарок на удачу, — сказал он. — Я и не знал, что «Блэк Лин» такой чертовски классный.
— Чертовски классная выпивка для чертовски везучего паршивца, — с улыбкой сказала Девочка-Луна.
— Да уж, везучего, — согласилась Пима. — Самого везучего из всех, кого я знала.
Поглядела на другие подарки на удачу, скопившиеся за вечер. Еще один жареный на вертеле голубь, которого Гвоздарь отдал товарищам. Коробка со скатанными вручную сигаретами. Бутылка дешевого пойла фабрики Джима Томпсона. Массивное серебристое кольцо в ухо, с большой дыркой. Раковина, отполированная прибоем и песком. Мешок риса, в полкилограмма.
— Удачливее Лаки Страйка? — подколол Гвоздарь.
— Нет, раз уж ты потерял всю эту нефть, — ответила Девочка-Луна. — Будь ты Лаки Страйк, ты бы нашел способ стащить ее, а не вылить в море. Был бы большим человеком, купил бы здесь все.
Остальные согласно закивали, но Пима не шелохнулась. Чернокожая, сейчас она была похожа на тень.
— Таких везучих не бывает, — с горечью сказала она. — Все мечтают провернуть дело, как Лаки Страйк, и вот чем это обернулось для Ленивки.
— Ну, что ж, все равно я думаю, сегодня мне повезло, — пожав плечами, ответил Гвоздарь.
— Тебе не просто повезло, — скорчив мину, сказала Пима. — Ты вел себя умно. Лаки Страйк тоже вел себя умно. Половина команд из тех, что здесь есть, находили нефть, медь, толком не знала, что с ними потом делать. Каждый раз все загребали боссы, а их выгоняли с кораблей. Блин.
Она отхлебнула из бутылки, вытерла губы рукой и передала бутылку Девочке-Луне. Та отпила и закашлялась.
— Тут нужна не удача, — сказала Пима. — Тут нужна сообразительность.
— Удача или сообразительность, мне плевать, по крайней мере, я жив.
— Хвала тебе. Мы все с ума сходим при мысли, что нам может повезти, как Лаки Страйку. Теряем головы. Тратим все деньги, бросая кости, пытаясь ухватить Удачу, пытаясь выиграть по-крупному. Молимся Ржавому Святому, чтобы он помог нам найти что-нибудь крутое и чтобы мы смогли оставить это себе. Черт, даже моя мама подносит хорошую порцию риса на весы Бога-Мусорщика, чтобы призвать удачу. Но всех нас ждет такой же конец, как и Ленивку.
Пима кивнула в сторону берега, где начали разжигать костры мужики из команд по тяжелым грузам. Ветреные девочки вертелись вокруг них, смеясь и поддразнивая их, обнимая тонкими руками за талию, разводя их на деньги и выпивку.
— Теперь Ленивка там. Видела ее. Мечты об удаче не дали ей ничего, кроме позорных шрамов поверх рабочих татуировок и хреновой компании.
Гвоздарь оглядел костры.
— Думаешь, она станет мне мстить?
— Наверняка, — ответила Пима. — Теперь ей нечего терять.
Она кивнула на подарки на удачу, которые принесли Гвоздарю.
— Хорошо бы тебе спрятать все это получше. Она наверняка попытается украсть их. Может, найдет какого-нибудь хорошенького дядю, который возьмет ее под опеку. Больше никто не станет с ней связываться. В харчевни ее на работу не возьмут потому, что ни один разрушитель кораблей не станет что-то покупать у человека с порезанными татуировками. Кланы плавильщиков тоже не примут к себе клятвопреступника. У такого лжеца, как она, остается мало вариантов.
— Она может продать почку, — сказала Девочка-Луна. — Или пару пинт крови Сборщикам. Они всегда готовы купить.
— Точно. У нее такие красивые глаза, — сказал Жемчужный. — Сборщики и их возьмут, сразу же.
Пима пожала плечами:
— Сборщики могут нарезать ее на куски, как свиную тушу, но рано или поздно лишних частей не останется. Что тогда?
— Культ Жизни, — предположил Гвоздарь. — Купят у нее яйцеклетки.
— Только этого не хватало, — скривившись, сказала Девочка-Луна. — Толпа полулюдей, и каждый похож на Ленивку.
— Для нее собачья ДНК — шаг вперед, — сказал Жемчужный. — По крайней мере, собаки не предают.
Они мрачно рассмеялись. Начали шутить, рассуждая, какие животные улучшили бы генетику Ленивки. Петухи рано просыпаются, лангусты — хорошая еда, змеи идеальны для работы в тоннелях, вот только рук у них нет, хотя это плюс, они не могут ножом в спину ударить. Любое животное в их рассуждениях выглядело лучше, чем то создание, которое предало их. Ломать корабли, не доверяя товарищу по команде, — слишком опасное занятие.
— Ленивка уже в тупике, — сказала наконец Пима, — но все мы столкнемся с такой же проблемой. Может, не в этом году, так в следующем.
Она пожала плечами.
— Мама старается хорошо кормить меня, чтобы я смогла побороться за место в команде по тяжелым грузам.
Она поглядела на берег, на мужиков из команд, и задумалась.
— Не думаю, что у меня получится. Я слишком большая для команды по легким грузам, и слишком маленькая — для тяжелой команды. И что тогда? Часто ли кланы принимают к себе чужих детей?
— Чушь, — сказал Жемчужный. — Тебе не надо уходить из команды по легким грузам. Ты собираешь больше, чем кто угодно другой. Ты можешь с легкостью сделать всю работу вместо Бапи, передохнуть немного и сделать двойную норму.
Он щелкнул пальцами.
— Вот и все. Ты можешь занять место Бапи, без проблем.
Пима улыбнулась:
— На его место длинная очередь претендентов, и я не среди первых. Надо внести огромный взнос, а ни у кого из нас нет столько денег.
— Это глупо, — сказал Жемчужный. — Из тебя вышел бы босс куда лучше, чем он.
— Ага, — скривившись, ответила Пима. — Вот тут и наступает черед удачи.
Она оглядела их совершенно серьезно.
— Запомните это все. Если ты просто умен или просто удачлив, это не стоит и ярда медяхи. Надо иметь и то и другое, иначе кончишь дни, как Ленивка сейчас у тех костров, умоляя кого-нибудь, чтобы тебя подобрали.
Отпив еще глоток из бутылки, она отдала ее соседу и встала.
— Пойду посплю, — сказала она и пошла по берегу. — Увидимся завтра, счастливчик, — добавила она, оборачиваясь к Гвоздарю. — Не опаздывай. Бапи тебя точно выгонит, если ты не придешь на работу и не попотеешь вместе со всеми.
Они проводили ее взглядами. Палка в костре треснула, разбрасывая искры. Девочка-Луна быстро сунула руку в костер, придвигая палку к углям.
— Ей ни за что не попасть в команду по тяжелым грузам, — сказала она. — Как и всем нам.
— Хочешь испортить вечер? — спросил ее Жемчужный.
Проколотое пирсингом лицо Девочки-Луны блестело в свете костра.
— Просто говорю то, что все мы и так знаем. Пима вдесятеро лучше Бапи, но это не играет роли. Еще год, и у нее будут такие же проблемы, как у Ленивки. Либо удача, либо ничего.
Она взялась рукой за голубой стеклянный амулет Норн, висевший у нее на шее.
— Мы целуем этот глаз, надеясь, что все повернется к лучшему, но все мы облажаемся точно так же, как Ленивка.
— Нет, — качая головой, возразил Тик-ток. — Разница в том, что она это заслужила, а Пима — нет.
— Тут не играет роли, кто что заслужил, — ответила Девочка-Луна. — Если бы люди получали по заслугам, мать Гвоздаря была бы жива, мать Пимы владела бы фирмой «Лоусон энд Карлсон», а я бы ела шесть раз в день.
Она плюнула в огонь.
— Ты не заслуживаешь ничего. Может, Ленивка и клятвопреступница, но она, по крайней мере, понимала, что нельзя что-то заслужить. Надо просто взять это.
— Не согласен, — качая головой, сказал Жемчужный. — Что делать, если не соблюдать обещания? Тогда ты никто. Меньше, чем никто.
— Ты не видел той нефти, Жемчужный, — возразил Гвоздарь. — Лаки Страйку и не снилось столько. Мы все можем делать вид, что мы не такие, как Ленивка, но ты никогда в жизни столько нефти не видел и не увидишь. Такое любого превратит в клятвопреступника.
— Не меня, — резко ответил Жемчужный.
— Хорошо. Никого из нас. Но тебя там не было.
— И не Пиму, — сказал Тик-ток. — Никогда.
На этом спор закончился. Они могли сколько угодно врать друг другу, но тут Тик-ток был прав. Пима была непоколебима. Она никогда не предаст и не подставит тебя, всегда прикроет. Даже когда ругает тебя, чтобы ты выполнил норму, на самом деле о тебе заботится. Гвоздарю внезапно захотелось отдать ей всю свалившуюся на него удачу. Если кто и заслужил лучшей жизни, так это она.
Подавленные, после того чем закончился их разговор, они начали собирать остатки еды, засыпали песком тлеющие деревяшки и собрались расходиться, кто куда. К родным или другим людям, их приютившим.
Подул ветер, и Гвоздарь развернулся лицом к нему. Ураган будет, это уж точно. Он достаточно времени провел на берегу, чтобы улавливать признаки. Скоро будет. Хороший, мощный ураган. Работы не будет пару дней, не меньше. Может, у него и получится отдохнуть и поправиться.
Он вдохнул обдувавший его свежий соленый воздух. Другие тоже тушили костры. Народ начал суетиться, собирая свои убогие пожитки и убирая их, чтобы спасти от надвигающегося урагана.
На горизонте по ночной глади Залива скользил еще один клипер, с голубыми ходовыми огнями. Глубоко вдохнув, Гвоздарь поглядел на корабль, спешащий в порт, чтобы укрыться от непогоды. В кои-то веки Гвоздарь порадовался тому, что он на берегу.
Развернувшись, побрел к своей хижине. Если ему действительно повезет, то отец еще где-нибудь пьянствует, и ему удастся проскользнуть внутрь незамеченным.
Хижина Гвоздаря стояла на кромке джунглей, среди оплетенных вьющимися кудзу кипарисов, сооруженная из бамбука, пальмовых листьев и листовой жести, подобранной его отцом в разных местах. Каждый лист отец пометил, нацарапав на нем кулак, чтобы никто их не украл, пока их нет дома, днем.
Гвоздарь сложил подарки у входа. Вспомнил те времена, когда эта дверь не таила за собой опасность. До того, как у матери началась лихорадка. До того, как отец начал пить и принимать наркотики. Сейчас же, каждый раз открывая дверь, он играл в лотерею.
Если бы не то, что ему пришлось переодеться в чужую одежду, он бы вообще не стал рисковать и не пришел был. Но другая его одежда была в доме, и, если повезет, он сможет войти, пока отец не вернулся с пьянки. Он тихонечко открыл дверь и сунул руку внутрь. Нащупал банку со светящейся краской и немного мазнул на лоб. Тусклый свет проник внутрь…
Загорелась спичка. Гвоздарь дернулся.
Отец лежал у стены рядом с дверью, глядя на него и сжимая в кулаке бутылку.
— Рад тебя видеть, Гвоздарь.
Ричард Лопес представлял собой тощий комок мышц и энергии. На его руках были вытатуированы драконы, их хвосты обвивали его шею, поднимаясь выше и переплетаясь с выцветшими рабочими татуировками. Гвоздарь замер, пытаясь угадать, в каком настроении отец. Тот подтащил к себе старый стул и взгромоздился на него. В колеблющемся свете лампы тени плясали по стенам. Ричард Лопес был по уши накачан выпивкой, амфетамином и «кристал слайдом». Его красные глаза внимательно оглядели Гвоздаря, как глаза змеи, готовой сделать бросок.
— Какого хрена с тобой случилось?
Гвоздарь попытался скрыть страх. У отца в руках ничего — ни ножа, ни ремня, ни ивового прута. Его голубые глаза были ясны, как небо, но это было затишье перед бурей.
— Случайно поранился на работе, — ответил Гвоздарь.
— Случайно? Или просто сглупил?
— Нет…
— О девках замечтался? — не унимался отец. — Или вообще ни о чем не думал? Замечтался, как обычно?
Он дернул головой в сторону рваной картинки с клипером, которую Гвоздарь приладил на стену хижины.
— Снова мечтал об этих твоих чудесных кораблях?
Гвоздарь не попался на провокацию. Если бы он возразил, то все обернулось бы только хуже.
— Как ты собираешься дальше зарабатывать, если тебя выгонят из команды? — спросил отец.
— Меня не выгнали, — ответил Гвоздарь. — Завтра на работу пойду.
— Да ну?
Отец с подозрением прищурился. Кивнул на тряпку, на которой висела раненая рука.
— С увечной рукой? Бапи не занимается благотворительностью.
Гвоздарь с трудом подавил желание огрызнуться.
— Я в норме. Ленивку выгнали, так что мне нет замены на работе в тоннелях. Я меньше…
— Меньше, чем дерьма кусок. Ага. Думаешь, тебе это на пользу.
Отец отхлебнул из бутылки.
— Где респиратор?
Гвоздарь замешкался.
— Ну?
— Потерял.
Повисла тишина.
— Потерял, да?
Отец больше ничего не сказал, но Гвоздарь уже чувствовал, что дела пошли плохо. Наркотики и выпивка, вкупе со злобой и безумием, обычно приводили отца к приступам бешенства. Внутри него зрела буря, с огромными волнами, пеной и брызгами, та самая непогода, сквозь которую Гвоздарю приходилось лавировать каждый день, обходя рифы отцовского настроения. Ричард Лопес задумался. И Гвоздарю надо было срочно понять, о чем, иначе ему не уйти отсюда небитым.
Он попытался все объяснить.
— Я провалился сквозь короб и упал в нефтяной карман. Не мог выбраться. Респиратор не давал мне дышать. Его нефтью залило. От него уже толку не было.
— Не говори мне, от чего там толку не было! — рявкнул отец. — Не тебе решать!
— Да, сэр, — осторожно ответил Гвоздарь.
Ричард Лопес постучал бутылкой о стул.
— Думаю, теперь ты хочешь другой. Ты всегда хныкал, что этот пылью забился.
— Нет, сэр.
— «Нет, сэр», — передразнил его отец. — Проклятье, Гвоздарь, умный ты вырос. Всегда говоришь то, что надо.
Он улыбнулся, обнажив торчащие, как пальцы руки, желтые зубы. Но продолжал постукивать бутылкой по стулу. Уж не собирается ли он меня ею ударить, подумал Гвоздарь. Снова стук. Хищные глаза Ричарда Лопеса оглядели его.
— Ты стал чертовски умным ублюдком, — пробормотал он. — Слишком уж умным, как я погляжу. Начал говорить не то, что думаешь. «Да, сэр. Нет, сэр». «Сэр».
Гвоздарь едва дышал. Теперь он понял, что отец хочет его избить, хочет поймать его и проучить. Глянул на дверь. Даже несмотря на «слайд», шансы того, что отец успеет его поймать, велики. Это закончится кровью, синяками, и он уже не выйдет на работу завтра. А тогда Бапи точно его выгонит.
Гвоздарь выругал себя, что сразу не пошел к Пиме. Снова поглядел на дверь. Если он только…
Ричард уловил его взгляд. Его лицо приобрело ледяное выражение. Он встал и отбросил стул.
— Иди сюда, парень.
— У меня есть подарок, на удачу, — внезапно сказал Гвоздарь. — Хороший. В честь того, что я выбрался из нефти.
Он старался говорить спокойно, сделать вид, что не понимает, что отец собирается его побить. Пытался изобразить невинность. Говорить нормально, так, будто сейчас не будет боли, криков и погони.
— Вот тут, — сказал он.
Иди медленно. Чтобы он не подумал, что ты пытаешься бежать.
— Вот он, тут, — снова сказал Гвоздарь, открывая дверь и протягивая руку. Схватил подарок Девочки-Луны и дал отцу. Бутылка заблестела в свете лампы.
— «Блэк Лин», — сказал Гвоздарь. — Мне его ребята из команды дали. И сказали, чтобы с тобой поделился. Потому что мне повезло, что ты у меня есть.
Он затаил дыхание. Холодный взгляд отца упал на бутылку. Может, отец выпьет. А может, выхватит бутылку и ударит его ею. Что именно, Гвоздарь не знал. Чем меньше отец работал с командой на берегу и больше — с теневыми воротилами, тем больше наркотики превращали его в комок злобы и гнева.
— Дай-ка глянуть.
Отец забрал бутылку у Гвоздаря и посмотрел, сколько в ней осталось.
— Не слишком-то много оставил отцу родному, — посетовал он. Но открыл пробку и принюхался. Гвоздарь ждал, моля богов об удаче.
Отец отпил. Понимающе улыбнулся.
— Хорошая штука, — сказал он.
Опасность начала улетучиваться. Отец ухмыльнулся и махнул Гвоздарю бутылкой.
— Чертовски хорошая штука.
Он бросил другую бутылку в угол.
— Куда лучше этого пойла.
Гвоздарь вымученно улыбнулся:
— Рад, что тебе нравится.
Отец отпил еще и вытер рот.
— Ложись спать. Тебе завтра работать с командой. Если опоздаешь, Бапи тебя точно выгонит.
Он махнул рукой в сторону одеяла.
— Везучий ты парень, — сказал он, снова улыбнувшись. — Может, теперь так тебя и называть? Везучий.
Его зубы внезапно сверкнули в благодушной улыбке.
— Нравится имя «Везучий Парень»? — спросил он.
Гвоздарь нерешительно кивнул.
— Ага. Нравится.
Он постарался улыбнуться еще шире. Все, что угодно, только бы отец остался в нынешнем настроении.
— Очень нравится.
— Хорошо, — ответил отец, удовлетворенно кивнув. — Иди спать, Везучий Парень.
Отхлебнул еще глоток и сел у двери, глядя на надвигающийся ураган.
Гвоздарь накрылся грязным одеялом.
— Ты поступил правильно, — пробормотал его отец, сидя на другом конце хижины.
Гвоздарь внезапно почувствовал огромное облегчение. Вспомнил отца, прежнего, когда он был маленьким, когда была жива мама. Это были другие времена, и отец тогда был другим. В тусклом свете лампы Ричард Лопес показался ему тем же самым человеком, который помогал ему вырезать на стене изображение Ржавого Святого, в изголовье у матери, когда та заболела. Как давно это было.
Свернувшись клубочком, Гвоздарь порадовался тому, что хоть эту ночь сможет чувствовать себя в безопасности. Может, завтра все будет по-другому, но этот день закончился хорошо, а завтрашний день пусть сам о себе позаботится.
