1
Гвоздарь пролез сквозь технический тоннель, держась за медный кабель, и рывком отодрал его. В воздухе повисла пыль, смесь асбеста и высохшего мышиного помета. Пополз дальше, продолжая сдергивать кабель с алюминиевых скоб, которые блестели на мятой металлической стене тоннеля, будто монеты, поднесенные Богу-Мусорщику. Гвоздарь принялся тщательно собирать их, складывая в кожаный мешочек на поясе. Снова дернул кабель. Еще добрый метр ценного медного кабеля, снова его окутала пыль.
Намазанная на лоб паста из наносветодиодов заполняла технический тоннель тусклым зеленым светом. Мир, в котором он жил. Грязь вперемешку с соленым потом стекала в глаза, разъедая их, стекала дальше, по краям респиратора. Он вытер соленые разводы покрытой шрамами рукой аккуратно, чтобы не стереть пасту. Кожа под пастой отчаянно чесалась, доводя его до бешенства, но нечего было и надеяться найти выход из этих тоннелей, похожих на гигантские мышиные ходы, в темноте. Ладно, терпеть можно. Гвоздарь огляделся.
Ржавые трубы тянулись вперед, уходя в темноту. Железные, но некоторые — из нержавейки. С ними пусть разбирается команда по тяжелым грузам. Гвоздарь собирал легкую добычу — медные провода, алюминий, никель, стальные скобы, все, что можно собрать в мешок и вытащить через тоннель на себе. Все, чем занимается команда по легким грузам, ждущая его снаружи.
Гвоздарь развернулся, чтобы лезть дальше по тоннелю, но стукнулся головой в потолок. Грохот эхом отдался по всему тоннелю так громко, будто он оказался внутри церковного колокола христианского храма. Пыль лавиной обрушилась ему на голову. Несмотря на респиратор, он закашлялся, края маски плохо прилегали к лицу. Он чихнул, чихнул еще раз, глаза заслезились. Снял респиратор и протер лицо, потом снова надел, прижимая, чтобы клейкий обод пристал к коже хоть как-то.
Респиратор был не первой свежести, его отдал ему отец. Под ним все время чесалась кожа, он уже плохо клеился, поскольку был не того размера и старый, но это все, что было у Гвоздаря. На боку респиратора была выцветшая надпись: ЗАМЕНИТЬ ПОСЛЕ 40 ЧАСОВ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Но у Гвоздаря было нечем его заменить, как и у всех остальных. Хорошо хоть этот есть, пусть и микроволокно фильтра уже начало рваться от постоянной стирки в соленой океанской воде.
Ленивка, его напарница, каждый раз смеялась над ним, когда он это делал, спрашивая, чего он вообще морочится. С этим респиратором адова работа в тоннелях еще тяжелее, от него еще жарче, чем есть. Смысла нет, говорила она. Иногда он думал, что она права. Но мать Пимы сказала ему и Пиме всегда надевать респираторы. По правде сказать, то количество черной грязи, которое он выполаскивал из фильтра, убеждало. Это та грязь, которая не осталась у вас в легких, говорила мать Пимы, поэтому он продолжал работать в респираторе, пусть и едва не задыхаясь, когда пытался втягивать влажный тропический воздух через свалявшийся и мокрый от его дыхания фильтр.
— Кабель снял? — эхом загремел голос в тоннеле.
Ленивка. Зовет его, стоя у входа в тоннель.
— Почти весь! — отозвался Гвоздарь, продолжая лезть дальше по тоннелю, сдирая куски кабеля и собирая скобы. Он не добрался до конца, но на сегодня хватит. Отрезал кабель у стенки пилой на обухе рабочего ножа.
— Готово! — крикнул он.
— Отпускай! — крикнула в ответ Ленивка.
Кабель пополз прочь от него, извиваясь и поднимая клубы пыли. Где-то далеко, на другом конце лабиринта, Ленивка крутила ручку барабана, сматывая кабель. Пот тек по ее лицу, светлые волосы облепили его, но она продолжала вытягивать кабель, будто гигантскую нитку рисовой лапши из чашки супа, которым кормили у Ченя.
Снова взяв нож, Гвоздарь нацарапал на стене кодовый знак команды Бапи. Такой же, как затейливая татуировка на щеках Гвоздаря, метка, позволявшая ему работать на сломе кораблей под началом Бапи. Взяв щепотку светящейся краски, Гвоздарь плюнул на нее, растер в ладонях и намазал краской метку. Теперь она видна даже на расстоянии. Потом пальцем нарисовал на стене цифровой код. LC57–1844. Код, который дал ему Бапи. Пока что никто не пытался работать в этой части тоннелей, но пометить территорию всегда полезно.
Гвоздарь собрал оставшиеся алюминиевые скобы и торопливо полез на карачках обратно по тоннелю, осторожно огибая опасные места, где металл держал слабо. В ушах стоял звон и грохот, он внимательно прислушивался к звукам на случай, если короб начнет ломаться.
В тусклом свете от пасты на лбу он видел змеиный след в пыли там, где проволокли медный кабель. Проползал между высохших трупов крыс и их гнезд. Даже здесь, в чреве древнего танкера, жили крысы. Но эти уже давно умерли. Еще кости: кошек и мелкие птичьи. В воздух поднялись перья и пух. Ближе к выходу во внешний мир вентиляционные короба представляли собой кладбище самых разных созданий.
Впереди засверкал яркий солнечный свет. Гвоздарь прищурился, ползя в его сторону и думая, как это похоже на символическое возрождение, в Культе Жизни, выбираться из темноты на яркий свет солнца. Выскочил наружу, на раскаленную стальную палубу.
Содрал респиратор и принялся судорожно хватать ртом воздух.
Яркий свет тропического солнца и соленый ветер, дующий с океана, окутали его. Вокруг грохотали кувалды, толпы мужчин и женщин, лазящие по древнему танкеру, раздирали его на куски. Команды, работающие с тяжелыми грузами, отрезали листы обшивки ацетиленовыми резаками и скидывали их вниз, на песок пляжа, как огромные пальмовые листья. Другие подбирали их внизу и оттаскивали за линию прилива. Команды по легким грузам, такие как группа Гвоздаря, снимали добычу поменьше — медь, алюминий, латунь, никель и нержавейку. Другие искали на корабле оставшиеся в незатопленных карманах нефть, машинное масло и бензин. Вычерпывали ценные жидкости ведрами. Вся эта суета, достойная муравейника, должна была выжать из разбитого корабля все, что могло пригодиться в их новом мире.
— Прилично провозился, — сказала Ленивка.
Стукнула по фиксаторам катушки, отцепляя ее от оси. Ее светлая кожа сверкала на солнце, татуировки команды на ее румяных щеках выглядели почти черными. По шее стекал пот. Светлые волосы, коротко остриженные, почти так же, как у него самого, чтобы не застревать в тысячах щелей и не намотаться на вращающиеся части механизмов, тоже пропитались потом.
— Уже глубоко залезли, — ответил Гвоздарь. — Там много проводки, но добираться до нее долго.
— Всегда найдешь оправдание.
— Хватит ныть. Норму сделаем.
— Хорошо бы, — сказала Ленивка. — Бапи говорил, что еще одна команда по легким грузам купила права на работу здесь.
— Как удивительно, — скорчив рожу, ответил Гвоздарь.
— Ага. Слишком долго хорошо не бывает. Помоги-ка.
Гвоздарь подошел к катушке с другой стороны. Крякнув, они сняли ее с оси, оттащили в сторону и уронили на ржавую палубу с грохотом. Потом, встав плечом к плечу, покатили ее, упершись ногами и стиснув зубы.
Катушка медленно покатилась. Босые ноги Гвоздаря жгло металлом раскаленной палубы. Из-за наклона палубы толкать катушку было тяжело, но общими усилиями они катили ее. Под катушкой захрустела облупившаяся краска, загрохотали плохо закрепленные листы настила.
С высоты палубы танкера Брайт Сэндз Бич было видно целиком. Покрытый черной грязью песок и полоса прибоя, усеянные полуразобранными корпусами нефтеналивных танкеров и грузовых судов. Некоторые еще совсем целые, будто безумные капитаны еще вчера направили свои огромные, в километр длиной, корабли на песчаный пляж, а потом просто ушли. Другие — уже ободранные до костей, нагромождение ржавого железа. Их корпуса лежали на песке, как тела огромных выпотрошенных рыб, порезанные на части. Надстройка тут, кубрик там, носовая часть танкера, запрокинувшаяся в небо. Будто Бог-Мусорщик прошел меж ними, рубя и режа их на куски, раздирая на части и разбрасывая в стороны. И каждый из огромных кораблей был облеплен, как мухами, множеством людей. Падальщики, такие же как команда Гвоздаря. Питающиеся железным мясом и костями. Раздирающие плоть прежнего мира, чтобы сложить ее на весы приемщиков и отправить в плавильные печи компании «Лоусон энд Карлсон», работающие круглые сутки, без перерывов и выходных. Компании, делавшей деньги на поте и крови разрушителей кораблей.
Гвоздарь и Ленивка на мгновение остановились, тяжело дыша и опираясь на тяжелую катушку. Гвоздарь вытер пот с глаз. Покрытая масляной пленкой темная гладь океана ближе к горизонту светлела, становясь голубой, отражая солнце и небо. Белели пенные гребни волн. Здесь, на берегу, небо было затянуто дымом от постоянно работающих плавильных печей, но там, вдали, он видел голубое небо и белеющие паруса. Современные корабли, клиперы, пришедшие на смену огромным судам прошлого, сжигавшим уголь и нефть, тем, которые теперь лежали на берегу, которые они день и ночь раздирали на куски. Новые корабли, с углепластиковыми корпусами, парусами, белые, как крыло чайки, быстрые, быстрее всех, кроме разве что поездов на магнитной подушке.
Гвоздарь проводил взглядом клипер, рассекающий воду, изящный и быстроходный, недосягаемый. Быть может, часть той меди, которую он сегодня добыл и смотал на катушку, вскоре окажется на одном из таких кораблей. Прежде ее отвезут поездом в Орлеан, потом погрузят в трюм грузового клипера, а потом отправят за океан людям или государствам, которые могут позволить себе заплатить за нее.
У Бапи был плакат с клипером производства «Лайбскинд, Браун и Моханрадж» на настенном календаре. Клипер с высотными парусами, заброшенными высоко в небо, так высоко, что, по словам Бапи, они достигали зоны сильных ветров и могли нести корабль по волнам со скоростью больше пятидесяти пяти узлов, на подводных крыльях, выбрасывая в воздух клочья пены и брызги соленой воды. Через океан, в Африку и Индию, к европейцам и японцам.
Гвоздарь жадно глядел на паруса вдали, думая о тех местах, куда ходят эти корабли, о том, лучше ли там, чем здесь.
— Гвоздарь! Ленивка! Где вы там, черт вас дери?
Гвоздарь дернулся, услышав свое имя. С нижней палубы танкера им махала рукой Пима, раздраженно глядя на них.
— Тебя ждем, подруга!
— Командирша на прогулке, — пробормотала Ленивка.
Гвоздарь скривился. Пима была старшей из них, поэтому и командовала. И даже их давняя дружба не спасет его, если они не выполнят норму.
Он и Ленивка снова взялись за катушку. Покрякивая, покатили ее по искореженной палубе и подкатили к примитивному крану, установленному у борта. Подцепили крюки к проушинам на катушке, схватились за трос и вспрыгнули на катушку, когда кран оторвал ее от палубы и начал спускать на нижнюю палубу. Катушка медленно раскачивалась и крутилась.
Как только катушка очутилась на нижней палубе, Пима и остальные члены группы окружили их. Отцепили катушку и покатили к носу танкера, туда, где занимались чисткой кабелей. Повсюду валялись куски изоляции и мотки собранного ими медного кабеля, сверкающие на солнце, аккуратно сложенные и помеченные знаком команды Бапи, таким же причудливым знаком, как и татуировки у них на щеках.
Все принялись чистить от изоляции кабель, добытый Гвоздарем, и складывать его аккуратными кучками. Работа шла быстро, они давно с ней освоились, как и друг с другом. Пима, главная, старшая, ростом выше остальных, уже выглядящая как взрослая женщина. Черная, как нефть, и крепкая, как сталь. Ленивка, худощавая, светлокожая, костлявая и голенастая, с грязными светлыми волосами, следующий кандидат на работу в тоннелях, когда Гвоздарь вырастет и уже не сможет там лазать. Ее светлая кожа постоянно обгорала на солнце и шелушилась. Девочка-Луна, с кожей цвета бурого риса, чья ветреная мамаша умерла от очередного приступа малярии. Работавшая упорнее всех в команде, поскольку знала, какова альтернатива этой работе. Ее уши, губы и нос, украшенные кусками стальной проволоки, которыми она проткнула свою плоть в надежде, что никто не возжелает ее так, как желали ее мать. Тик-ток, близорукий, все время щурящийся, такой же чернокожий, как Пима, но отнюдь не такой же умный, проворный, когда ему четко объяснишь, что делать, и неутомимый. Жемчужный, индиец по крови, рассказывающий им сказки про Шиву, Кали и Кришну, везучий, поскольку у него есть и мать, и отец, которые работают в команде, собирающей нефть. Черноволосый, смуглый, без трех пальцев на руке после несчастного случая на работе с катушкой.
И сам Гвоздарь. Некоторые, например Жемчужный, знали, кто они такие и откуда родом. Пима знала, что ее мать родом с одного из островов на другой стороне Залива. Жемчужный всем говорит, что он чистокровный марвари из Индии. Даже Ленивка знает свои корни. Говорит, что ее предки — ирландцы. А вот Гвоздарю с этим не повезло. Он понятия не имеет, кто он такой. Половинка того, четвертинка этого, смуглая кожа и черные волосы, как у его покойной матери, но странные голубые глаза, как у его отца.
Одного взгляда ему в глаза Жемчужному хватило, чтобы сказать, что он — отродье демонов. Но он все время что-нибудь, да брякнет. Например, что Пима — воплощение Кали, поэтому у нее черная кожа и поэтому она такая грозная, когда они не выполняют норму. Ну и ладно. Гвоздарь унаследовал от отца, Ричарда Лопеса, светлые глаза и худощавую фигуру, а Ричарда Лопеса здесь многие считали демоном. Трезвый, он просто выглядел пугающе, пьяный же становился сущим демоном.
Отмотав кусок кабеля, Гвоздарь присел на палубу. Подцепил край провода пассатижами и одним рукавом снял изоляцию, обнажив сверкающую медь.
И снова. И снова.
Пима сидела рядом с другим куском кабеля.
— Долго ты тащил эту порцию.
Гвоздарь пожал плечами.
— Поблизости уже ничего нет. Пришлось залезть далеко.
— Ты всегда так говоришь.
— Хочешь сама слазать в дыру — вперед.
— Я слазаю, — вызвалась Ленивка.
Гвоздарь поглядел на нее неодобрительно. Жемчужный фыркнул.
— У тебя нет чутья получеловека. Потеряешься, как Малыш Джексон, и у нас вообще никакой добычи не будет.
Ленивка резко махнула рукой.
— Забей, Жемчужный. Я никогда не потеряюсь.
— Даже в темноте? Когда все короба похожи один на другой?
Жемчужный сплюнул в сторону борта. Попал в рейлинг.
— Команды на «Дип Блю III» несколько дней слышали, как Малыш Джексон звал на помощь. Но так и не нашли его. Мелкий паршивец умер от жажды.
— Скверная смерть, — заметил Тик-ток. — От жажды. В темноте. В одиночестве.
— Заткнитесь вы, оба, — сказала Девочка-Луна. — Хотите, чтобы мертвые пришли на зов?
— Просто пытаемся сказать, что Гвоздарь всегда норму делает, — пожав плечами, ответил Жемчужный.
— Блин, я раз в двадцать больше Гвоздаря притащу, — сказала Ленивка, проводя пальцами сквозь пропитанные потом светлые волосы.
Гвоздарь рассмеялся:
— Тогда давай. Посмотрим, выберешься ли живой.
— Ты уже всю катушку занял.
— Значит, не свезло тебе.
Пима похлопала Гвоздаря по плечу:
— Я серьезно. Мы простаивали, пока тебя ждали.
Гвоздарь поглядел ей в глаза:
— Я норму сделал. Не нравится, как я работаю, — попробуй сама.
Пима раздраженно сжала губы. Это было бессмысленное предложение, и они оба это знали. Она уже слишком выросла, ссадины и шрамы на спине, локтях и коленях — лучшее тому доказательство. В командах по легким грузам нужны мелкие. Большинство детей к четырнадцати-пятнадцати вырастают, даже если морят себя голодом, чтобы расти поменьше. Если бы Пима не была хорошим командиром, она бы уже побиралась на берегу, голодная. А так у нее был еще год-два, чтобы вырасти окончательно и попробовать посоревноваться с сотнями других, желающих получить место в команде по тяжелым грузам. Ее время уходило, и это понимали все.
— Нечего нос задирать, коли тебе повезло уродиться в отца, худым как хлыст. Иначе оказался бы в таком же положении, как я, — сказала Пима.
— Ну, есть хоть что-то, за что я могу его поблагодарить.
Если он в отца, то никогда не вырастет здоровяком. Проворным, да, но не здоровым. Отец Тик-тока заявлял, что они все не вырастут такими же, как родители, из-за недостатка калорий. Говорил, что люди на Бостонском побережье всё такие же рослые. У них достаточно денег, достаточно еды. Они никогда не голодают. Растут высокие, толстеют…
Гвоздарь со счета сбился, сколько раз он чувствовал, как живот прилипает к спине. Интересно, как это — не быть голодным? Не просыпаться среди ночи оттого, что жуешь губы с голоду, пытаясь представить себе, что ешь мясо. Глупые выдумки. Слова «Бостонское побережье» звучали для него почти так же, как «Христианский Рай» или легкая жизнь, которую обещает Бог-Мусорщик, если ты сожжешь вместе со своим телом правильное подношение, прежде чем очутиться на его весах.
В любом случае, чтобы туда попасть, надо умереть.
Работа продолжалась. Гвоздарь продолжал чистить кабель, выкидывая снятую изоляцию через борт. Солнце жарило. Их кожа стала блестящей от пота. Соленые капли пота блестели, как камешки, свисали с волос, стекали в глаза. Руки стали скользкими, татуировки на щеках сверкали на раскрасневшихся лицах. Они еще недолго болтали и перешучивались, но постепенно все умолкли, ритмично работая и растя рядом с собой кучки очищенного провода, который отправится тем, кто за него заплатит.
— Босс идет!
Крик донесся снизу, от кромки воды. Все пригнулись, делая вид, что работают еще усерднее, и ожидая, кто появится у борта. Если это чужой босс, можно будет расслабиться…
Бапи.
Гвоздарь скривился, увидев, как их босс, пыхтя, поднялся на борт судна. Его черные волосы блестели от пота, брюшко мешало ему лазать, но, когда дело касалось денег, этот ублюдок был готов на все.
Перегнувшись через рейлинг, Бапи остановился, переводя дыхание. Надетая на работу майка потемнела от пота. Она была заляпана желтым и коричневым, от карри или сэндвича, который он съел. От одного взгляда на эти пятна Гвоздарь почувствовал голод, но еды ему до вечера не видать, так что нечего и думать о той, которой Бапи никогда не поделится.
Проворные карие глаза Бапи оглядели их всех, готовые увидеть любой признак лени и отсутствия сосредоточенности на том, чтобы выполнить норму. Хотя никто и так не филонил, под взглядом Бапи они принялись работать еще быстрее, стараясь продемонстрировать ему, что их стоит держать в команде. Бапи сам когда-то был в команде по легким грузам, так что он знал все трюки и ухищрения. Это и делало его опасным.
— Что собрали? — спросил он Пиму.
Пима подняла взгляд, прищурившись, против солнца.
— Медь. Немало. Гвоздарь нашел короба, в которых не побывала команда Красотки.
Белые зубы Бапи блеснули. В середине была дыра. В драке ему выбили средние резцы.
— Сколько?
Пима мотнула головой в сторону Гвоздаря, давая ему знак говорить.
— Пока что килограмм сто, может, сто двадцать, — сказал он. — И там еще достаточно.
— Да ну? — переспросил Бапи и кивнул. — Тогда поспешите и вытащите побыстрее. Не возитесь с зачисткой. Главное, заберите весь кабель.
Он поглядел в сторону горизонта.
— В «Лоусон энд Карлсон» сказали, что будет ураган. Сильный. Пару дней не сможем работать на кораблях. Наберете достаточное количество кабеля, а потом будете его чистить, на песке.
Гвоздарь сдержал гримасу отвращения при мысли о том, что ему снова придется лезть во тьму, но Бапи уловил его настроение.
— Есть проблемы, Гвоздарь? Думаешь, если шторм, то можно будет сидеть на жопе?
Бапи махнул рукой в сторону протянувшихся вдоль кромки джунглей рабочих лагерей.
— Думаешь, я не найду там еще сотню паршивцев, каждый из которых не прочь занять твое место? Там есть такие, которые дадут мне им глаз вырезать, только чтобы я взял их работать на корабли.
— Никаких у него проблем, — вмешалась Пима. — Тебе нужен кабель, мы его достанем. Без проблем.
Она жестко глянула на Гвоздаря.
— Мы твоя команда, босс, — продолжила она, снова переведя взгляд на Бапи. — У нас нет проблем.
Все дружно закивали. Гвоздарь встал и отдал остатки кабеля Тик-току.
— Без проблем, босс, — повторил он за Пимой.
Бапи мрачно поглядел на него.
— Ты точно можешь за него поручиться, Пима? А то я вполне готов резануть ножом ему по татуировкам и выкинуть отсюда.
— Он хороший добытчик, — ответила Пима. — Благодаря ему мы перекрыли норму.
— Да ну? — переспросил Бапи, слегка помягчев. — Ладно, ты над ними главная. Не буду вмешиваться.
Он оглядел Гвоздаря.
— Следи за собой, парень. Я знаю, о чем думают такие, как ты. Все время ждут, что сорвут куш, как Лаки Страйк. Найдут большой нефтяной карман и больше ни дня в жизни не будут работать. Твой старик был таким же ленивым ублюдком. Видишь, что с ним стало теперь.
Гвоздарь почувствовал, как в нем закипает гнев.
— Я о твоем отце ничего не говорил.
Бапи рассмеялся.
— Что? Хочешь со мной подраться, мальчик? Ткнуть мне ножом в спину, как попытался бы сделать твой старик?
Он коснулся ножа.
— Пима за тебя поручилась, но я не думаю, что ты понимаешь, какое большое одолжение она тебе сделала.
— Хватит, Гвоздарь, — приказала Пима. — Твой отец того не стоит.
Бапи глядел на все, слегка улыбаясь. Его рука повисла рядом с ножом. У него все козыри, и они оба это знают. Гвоздарь склонил голову, сдержавшись.
— Я принесу добычу, босс. Не вопрос.
Бапи отрывисто кивнул Гвоздарю.
— Значит, ты умнее, чем твой старик.
Повернулся к остальным.
— Слушайте, все. У нас мало времени. Если успеете побольше собрать до урагана, с меня надбавка. Сюда скоро придет еще одна команда по легкому грузу. Мы же не собираемся оставлять им легкой добычи, так?
Он хищно оскалился, и все закивали.
— Никакой легкой добычи, — хором ответили они.
