42. Тобиас

Первое, что я вижу, когда просыпаюсь на диване, – темные силуэты летящих птиц на ее ключице. Ночью здесь было холодно, и Трис подняла брошенную на пол рубашку и накинула на себя, но сейчас она съехала у нее с одного плеча.

Мы и прежде не раз спали рядом, но сегодня все по-другому. Раньше мы оставались вместе потому, что хотели утешить или защитить друг друга, а на этот раз все гораздо проще: мы просто хотим быть вместе.

Протягиваю руку и дотрагиваюсь кончиками пальцев до ее татуировки. Трис сразу пробуждается. Она тянется ко мне, ее тело теплое, мягкое и податливое.

– Уже утро, – говорю я.

– Ш-ш-ш, – шепчет она. – Если ты не будешь говорить об этом, оно не настанет.

Я прижимаю ее к себе, кладу ладонь ей на бедро. Ее глаза широко распахнуты и насторожены, несмотря на то, что она только что проснулась. Целую ее в щеку, затем в шею. Ее руки обвиваются вокруг моей талии, она вздыхает мне в ухо. Мой самоконтроль вот-вот исчезнет; пять, четыре, три…

– Тобиас… У нас есть на сегодня несколько дел.

– Ну и ладно, – говорю я ей в плечо, медленно целуя ее татуировку.

– Нет, нам пора.

Валюсь обратно на подушки, и мне становится зябко без ее тела.

– Ясно. Кстати, твоего брата надо подучить стрельбе. Ну, на всякий случай.

– Неплохая идея, – говорит она тихо. – Он стрелял… пару раз.

– Я его потренирую, – предлагаю я.

– Спасибо.

Она садится и приглаживает рукой свои волосы. В утреннем свете они отливают золотом.

– Я знаю, тебе он не нравится, но…

– Ты позволишь ему сделать то, что он хочет.

Она улыбается и чмокает меня в щеку.

Смахиваю с шеи последние капли воды после душа. Мы с Трис, Калебом и Кристиной находимся глубоко под землей, в тренажерном зале в зоне «ГП». Здесь прохладно, тусклые лампы освещают тренажеры, маты, шлемы, мишени. Я выбираю оружие, похожее по размеру на пистолет, но более громоздкое, и протягиваю его Калебу.

Пальцы Трис переплетаются с моими. Все легко и естественно: каждая улыбка, взгляд, слово или движение. Если сегодня у нас все получится, то завтра Чикаго будет в безопасности, Бюро изменится навсегда, а мы с Трис начнем строить свою собственную жизнь. Может, мне даже удастся сменить пушки и ножи на что-то продуктивное, вроде отверток, молотков или лопат. Вдруг нам повезет?

– Эта штуковина заряжена не настоящими пулями, – объясняю я Калебу, – но она отлично нам подойдет.

Калеб робко сжимает пистолет, как будто боится, что тот взорвется сию секунду.

– Первый урок: не бойся оружия. Ты ведь стрелял однажды в Товариществе.

– Чистая удача, а не результат моих навыков, – ворчит Калеб и закусывает верхнюю губу.

– Ничего, мы сейчас поработаем, – усмехаюсь я.

Мельком смотрю на Трис, она улыбается мне, а потом тихо говорит что-то Кристине на ухо.

– Ты сюда пришла для того, чтобы помочь или похихикать? – спрашиваю я ее суровым тоном инструктора по инициации. – Ты могла бы попрактиковаться немного. К тебе это тоже относится, Кристина.

Трис корчит мне рожицу, потом они с Кристиной подбегают к нам и выбирают себе оружие.

– Хорошо, теперь повернитесь к мишеням и снимите оружие с предохранителей, – говорю я.

Мишень на противоположном конце комнаты сложнее, чем простые деревянные доски в тирах лихачей. Она состоит из трех окружностей зеленого, желтого и красного цветов, для того чтобы было легче понять, куда попали пули.

– Давай, Калеб.

Калеб поднимает пистолет одной рукой и, подавшись вперед, стреляет. Ствол дергается, пуля улетает куда-то под потолок.

– Готово, – раздраженно фыркает Калеб.

– Книжки не смогли научить тебя всему, – заявляет Кристина.

– Ты должен держать его обеими руками. Выглядит не так круто, но зато ты не промажешь.

– Я не пытался выглядеть круто.

Кристина слегка сгибает ноги и целится в мишень. Учебная пуля попадает во внешний круг и отскакивает, катясь по полу. Остается светящаяся точка, которая отмечает место попадания. Хотел бы я иметь такую технологию во время подготовки к инициации.

– Что же, – комментирую я, – но пуля прошла совсем рядом с телом твоей жертвы.

– Я немного… заржавела, что ли? – признается Кристина.

– Думаю, что самый простой путь для тебя, это повторять все за мной, – говорю я Калебу.

Встаю так же, как всегда, поднимаю оружие обеими руками и замираю. Калеб пытается подражать мне, начиная от постановки ног до движений всего тела. Может, Кристина и дразнит его, но именно умение анализировать приносит ему пользу. Вижу, как он меняет углы наклонов, дистанцию, напрягается и расслабляется.

– Отлично, – киваю я наконец. – А сейчас максимально сосредоточься.

Смотрю на центр мишени, стараясь, чтобы он поглотил меня. Расстояние не проблема, пуля пойдет прямо в цель. Вдыхаю, выдыхаю и нажимаю на спусковой крючок. В яблочко.

Отступаю на шаг назад, чтобы понаблюдать за Калебом. У него правильная стойка, но он излишне напряжен, смахивая на статую с пушкой. Он застывает на месте и стреляет. На сей раз отдача уже не пугает: пуля попадает в самый верх мишени.

– Хорошо, – повторяю я. – Но ты еще очень нервничаешь.

– Не догадываешься почему? – его голос срывается.

Становится заметно, что он весь охвачен ужасом. Я сталкивался с такими ребятами, когда они проходили инициацию. Но Калеб – другое дело. Я встряхиваю головой и спокойно объясняю:

– Ты должен понять, что если ты позволишь твоему напряжению овладеть тобой сегодня ночью, то ты вообще не справишься.

Он вздыхает.

– Физическая подготовка и техника имеют огромное значение, – продолжаю я, – но главное здесь умение думать, а мозги у тебя есть. Тебе не надо практиковаться в стрельбе, тебе следует сосредотачиваться. Когда тебе придется бороться за свою жизнь, это станет настолько естественным, что ты и сам не заметишь, как сконцентрируешься на достижении цели.

– Забавно, что лихачи использовали в своих тренировках умственные способности, – усмехается Калеб. – Трис, теперь твоя очередь.

Та слегка улыбается. Под ее тонкой и нежной кожей проявились мускулы. Трис немного прищуривается, становится поудобнее и стреляет. Пуля лишь на несколько дюймов отклоняется от центра. Впечатленный Калеб приподнимает брови.

– Не смотри на меня так, – смущается Трис.

– Извини, – отвечает он. – Ты была весьма неуклюжей, и не понимаю, когда ты изменилась.

Трис пожимает плечами. Но когда отворачивается, ее щеки алеют. Похоже, она польщена. Кристина делает новую попытку – и попадает гораздо ближе к красному кругу. Вновь отхожу назад, уступая место Калебу. Осторожно прикасаюсь к плечу Трис:

– А помнишь, как во время тренировки при отдаче пистолет чуть не отлетел тебе в лицо?

Она кивает и ухмыляется.

– А когда я сделал вот так? – продолжаю я, обнимаю ее и прижимаю руку к ее животу.

– Вероятно, я никогда этого не забуду, – бормочет она.

Она резко разворачивается ко мне. Мы целуемся, и я слышу, как Кристина подшучивает над нами, но в первый раз мне абсолютно на все наплевать.

Тренировка заканчивается. Трис и Кристина забирают взрывчатку у Реджи и учат Калеба, как ею пользоваться. Мэтью и Кара корпят над картой, изучая различные маршруты, по которым можно достичь Оружейной Лаборатории. Мы с Кристиной встречаемся с Амаром, Джорджем и Питером, обговариваем, каким путем доберемся до города. Трис в самую последнюю минуту вызвали на заседание Совета. Мэтью бегает за нами целый день и прививает нас всех против сыворотки памяти: Кару, Калеба, Трис, Ниту, Реджи и, наконец, самого себя.

У нас нет времени, чтобы размышлять. В наши планы входит предотвратить переворот в городе, спасти эксперимент и навсегда изменить политику Бюро.

Пока Трис отсутствует, я бегу в больницу, чтобы проведать Юрайю. Я не могу зайти к нему в палату и, глядя на него через стекло, представляю, что он спит. Вдруг он начнет улыбаться и шутить? Если бы я приблизился к его койке, я бы, наверное, понял, что в нем почти нет жизни и поражение мозга стерло все приметы знакомого мне Юрайи. Я стискиваю кулаки.

Из другого конца коридора, засунув руки в карманы синей формы, ко мне направляется Мэтью.

– Привет, – здороваюсь я.

– Я сейчас сделал прививку Ните. Она поправляется.

– Отлично.

Мэтью постукивает по стеклу костяшками пальцев.

– Значит, ты собираешься доставить сюда его семью? Трис мне сообщила.

– Брата и маму, – киваю я.

Я уже встречал их мать: невысокую женщину, держащую себя уверенно и властно. Ханна – одна из тех редких лихачей, кто все делает тихо и без излишней показухи. Она мне нравилась, но в то же время я побаивался ее.

– Отца у них нет? – спрашивает Мэтью.

– Умер, когда Юрайя и Зик были еще совсем мальчишками. Обычное дело среди лихачей.

– Понятно.

Некоторое время мы молчим, и я благодарен ему за понимание. Его присутствие удерживает меня на поверхности, не давая с головой погрузиться в горе. Я знаю, что Кара была вчера права, сказав мне, что я не убивал Юрайю. Но я по-прежнему не могу в это окончательно поверить. Наверное, так будет всегда.

– Я не раз хотел спросить тебя, – заявляю ему наконец. – Почему ты помогаешь нам? Ведь ты сильно рискуешь, участвуя во всем этом, хотя личной заинтересованности у тебя нет.

– Вообще-то есть, – разводит руками Мэтью. – Но история длинная.

Он начинает теребить шнурок, завязанный на шее.

– Была здесь одна девушка, – начинает он. – Из генетически поврежденных, а это означало, что я не должен был встречаться с ней. Ведь мы должны убедиться, что соединяемся с «оптимальным» партнером, чтобы произвести на свет генетически здоровое поколение. Но кровь тогда бурлила во мне, а в «запретном плоде» было что-то привлекательное, поэтому мы начали встречаться. Я никогда не думал, что наши отношения перерастут во что-то серьезное, но…

– Но так стало, – вставляю я.

– Ты прав, – кивает он. – Она-то и убедила меня, что позиция Бюро по проблеме генетических повреждений неправильная. А потом на нее напала шайка «ГЧ» и избила. Она была остра на язык и не хотела смириться с отведенным ей местом. Она сделала, а возможно, и нет, но…

Присматриваюсь к шнурку на его шее. Всегда думал, что он черного цвета, но теперь я вижу, что на самом деле, он – зеленый, то есть цвета форменной одежды вспомогательного персонала.

– Ее очень сильно избили, но один из нападавших оказался сыном члена Совета. Он утверждал, что нападение спровоцировали, и это стало для них достаточным оправданием. Они все отделались общественными работами. Но я догадывался, что на самом деле произошло. Я знал, что они позволяют себе такое потому, что уверены, что «ГП» – не полноценные люди, а что-то вроде зверей.

Мурашки пробегают у меня по спине.

– А что…

– Что случилось с ней? – смотрит на меня Мэтью. – Она умерла через год во время хирургической операции, которая потребовалась, чтобы исправить последствия травм. Такой несчастный случай – инфекция. В день ее смерти я начал помогать Ните. Впрочем, я не думал, что ее недавний план был удачной идеей, и поэтому не поддержал его. Но я решил ей не мешать.

Я перебираю в голове различные фразы сочувствия, которые полагается говорить в таких случаях, но все они кажутся глупыми и бессмысленными. Поэтому мы просто молчим. Тишина как будто придает смысл трагедии. Слова побуждают к тому, чтобы как можно скорее все забыть и начать жить дальше.

– Знаю, – говорит Мэтью, – по мне не скажешь, но я их ненавижу.

Его челюсти крепко сжаты. Он никогда не казался мне добродушным человеком, но и не производил впечатление холодного и безжалостного. Сейчас он именно такой. Он прямо вмерз в лед, а каждый его выдох – как дуновение морозного ветра.

– Я бы добровольно пошел на смерть вместо Калеба, но я мечтаю увидеть, как они будут страдать от последствий. Я хочу посмотреть, как они будут метаться после инъекции сыворотки памяти.

– Это будет адекватное наказание, – заявляю я.

– Гораздо более адекватное, чем смерть, – кивает Мэтью. – К тому же я не убийца.

Чувствую себя как-то неловко. Редко когда сталкиваешься с реальной стороной человека, спрятанной за маской, а когда такое случается, становится не по себе.

– Жаль, что с Юрайей так вышло, – говорит он. – Оставляю вас одних.

Он снова сует руки в карманы и, насвистывая, идет дальше по коридору.