Полезно время от времени напоминать себе, да и самим художникам, сколь бессмысленными и претенциозными могут быть их творения. Ирония и пародия, подражание излюбленному стилю художника или мистификация вполне могут воздействовать на творца отрезвляюще и придать ему новые силы. Любопытно, что иногда мистификации приобретают собственную художественную и даже финансовую ценность. Бывает, что мистификация перестает быть мистификацией и превращается в самостоятельное произведение искусства, например в духе дадаизма или сюрреализма.

«Бестолковые» – малоизвестная группа парижских художников восьмидесятых годов XIX века, творчество которых на сорок лет предвосхитило наиболее авангардистские художественные течения XX века, главным образом дадаизм и сюрреализм. Их первая выставка состоялась в октябре 1882 года под названием «Бестолковое искусство» и среди прочего включала, по-видимому, первый образец монохромной живописи, выполненный Полем Бийо, – черный прямоугольник, под которым красовалась надпись: «Ночная драка негров в погребе». На следующий год Альфонс Алле показал на выставке этого объединения совершенно белый холст, названный «Анемичные девицы на первом причастии в метель». Алле перенес подобный подход и в сферу музыки, опубликовав пустую партитуру, названную «Траурный марш для глухого». В число произведений «Бестолковых» входили также скульптуры из хлеба и сыра, репродукция «Моны Лизы», курящей трубку: этот прием много лет спустя сымитировал Марсель Дюшан, пририсовав Моне Лизе усы и создав многозначительный дадаистский шедевр [см. главу I «Образы (знаменитые)»].

«Бестолковые художники» – а некоторые из них, по собственному признанию, вовсе не были художниками и даже не умели провести ровную линию, хотя рисовали с энтузиазмом – бросили вызов академическому искусству. Однако их «бунт» отличался мягким, располагающим юмором, которого так не хватало серьезному и догматичному искусству авангарда, с жаром принявшемуся ниспровергать академизм двадцать лет спустя.

В декабре 1910 года, тотчас после первой лондонской Выставки постимпрессионистов, организованной Роджером Фраем, в клубе «Челси-Артс» состоялся грандиозный показ картин под названием «Кантен Сетюль и расинисты». Каталог описывал расинистов как «мужественных приверженцев Кантена Сетюля, сплотившихся вокруг него после его бегства из Парижа и основавших небольшую художественную колонию в Шатодёне». Эти революционеры сражались на передовой; сам Кантен Сетюль был кубистом, а его картина, показанная на выставке, обнаруживала удивительно уверенное владение новым визуальным лексиконом. Правда, Сетюль никогда не существовал, а картину написал карикатурист Г. М. Бейтмен, член клуба «Челси-Артс». Бейтмен и его друзья немало повеселились, выдумывая художников для выставки, например Шарля Тюрлетена, «перед которым бескомпромиссное стремление к независимости закрыло двери всех публичных выставок». Другая картина была на самом деле подписана «Анри Матисс», а одного этого имени оказалось достаточно, чтобы вызвать у публики взрыв смеха. Другие блестящие таланты якобы именовались Скюффлен, Роттон, Гага и Аспи. Каталог сообщал, что все они либо застрелились, либо сошли с ума, либо пристрастились к наркотикам, либо умерли, биясь в страшных конвульсиях, так как вдохнули ядовитые пары некоторых пигментов собственного изобретения.

Летом 1929 года была анонсирована выставка картин Бруно Хэта, долженствующая состояться в лондонском доме светского льва Брайана Гиннесса. Этого художника, прозябавшего в безвестности в крохотной то ли корнуолльской, то ли девонской, то ли дорсетской деревушке, якобы обнаружил сам Гиннесс. Организаторы выставки возвестили о его работах как об откровении, торжестве английского модернизма. Культурное событие тщательно планировалось. Был издан каталог, вступительную статью для которого, озаглавленную «Как постичь Хэта», написал под псевдонимом А. Р. де Т. Ивлин Во. На закрытом показе картин присутствовал и сам художник, хотя никому не удалось посмотреть на него вблизи. Выставленные в доме Гиннесса картины были решены в современном континентальном авангардистском стиле и настолько недурны что некоторые из приглашенных критиков восприняли их серьезно.

Вскоре все раскрылось. Хэт оказался вымыслом, созданным воображением художника-любителя Брайана Говарда, друга Гиннесса. Роль художника исполнил тщательно загримированный Том Митфорд. Все затея была задумана как блестящая пародия на напыщенность и глубокомысленность современного искусства и, возможно, вдохновлена недавним открытием ранее неизвестного талантливого художника Альфреда Уоллеса, которое совершили летом 1928 года Бен Николсон и Кристофер Вуд. Но кто же написал за Хэта картины, очень и очень неплохие? Изначально полагали, что Брайан Говард, но потом отвергли это предположение, уж слишком они были для Говарда хороши. Скорее всего, их написал Джон Бэнтинг, друг Говарда, впоследствии известный сюрреалист. Когда «Сотби» в 2009 году выставил на торги оригинального Бруно Хэта, его удалось продать за внушительную сумму – восемнадцать тысяч семьсот фунтов. Рынок вынес вердикт по делу о мистификации: судя по цене, это картина кисти Бэнтинга, а не Говарда. А ретроспективно всю историю с вымышленным Бруно Хэтом можно интерпретировать как отдельное, весьма любопытное произведение сюрреалистского искусства.

1 апреля 1998 года мастерская Джеффа Кунса на Манхэттене принимала многолюдную вечеринку. В роли хозяина и распорядителя выступал Дэвид Боуи, а поводом для празднования стал выход в свет биографии забытого американского художника Нэта Тейта, написанной Уильямом Бойдом. Тейт, быстро добившись успеха на периферии абстрактного экспрессионизма, в конце своей короткой жизни выкупил все собственные картины, какие только смог, торжественно сжег их и после этого покончил с собой. Расчувствовавшись, гости стали вспоминать о Тейте, рассказывать какие-то забавные случаи из его жизни, описывать выставки его картин, которые им довелось посещать, и сожалеть о его безвременном уходе из жизни.

Нэт Тейт никогда не существовал. Его выдумал сам Бойд: его имя представляет соединение названий двух ведущих лондонских галерей. Бойд не рассчитывал, что написанную им биографию станут воспринимать как мистификацию. «Моей целью было доказать, насколько мощным и убедительным может быть чистый вымысел, – писал он впоследствии, – и одновременно попытаться создать современную легенду о мире искусства». Эта легенда – история весьма посредственного художника, добившегося славы и богатства, что, по мнению Бойда, не так уж редко случается на современном рынке предметов искусства, привыкшем к нескончаемой шумихе и вечным сенсациям и ценящем не столько талант, сколько умение делать карьеру. Тейт, в конце концов осознав собственную бездарность, сжег свои картины и бросился с парома, совершавшего регулярный рейс Манхэттен – Стэтен-Айленд. Большинство реальных художников, перед которыми вставала та же дилемма, спокойно продолжали писать дальше.

Предсмертное аутодафе – сожжение картин – было удачным ходом, позволившим объяснить почти полное на сегодняшний день отсутствие работ Тейта. Однако несколько все же появились на свет божий позднее (их беспечно написал сам Бойд). Одна из них – изящный рисунок карандашом и чернилами, включающий отпечаток большого пальца художника, – в ноябре 2011 года была принята к торгам на «Сотби». Ее удалось продать за шесть с половиной тысяч фунтов, а это, при всем уважении к творческим способностям Бойда, доказывает его точку зрения, согласно которой уметь делать карьеру важнее, чем обладать талантом.