Глава 18
Проснулся Форстер с жесточайшей головной болью. Фист еще спал как убитый, в измученном мозгу Джека его храп отдавался визгом пилы. Он отключил паяцу звук. Вскоре пришел лютый голод. Захотелось съесть чего-нибудь жирного, горячего, а не скудный набор из хлеба, сока и кофейной жижи, предлагаемый отелем. Одежда валялась по всей комнате. Пять минут ругни и поисков – и можно выходить. В холле дежурил другой клерк. «А, так Чарли позаботился о вас прошлым вечером?» – заметил он, увидав Джека. Тот лишь нечленораздельно буркнул, подтверждая.
Снаружи у самого крыльца распласталась женщина-потогон. Время близилось к полудню, и в безжалостном свете Хребта красно-черный провал на месте ее носа казался особенно жутким. Она открыла глаза, посмотрела на Джека. Тот вздрогнул. Женщина заметила это и поняла, что он ее видит, и протянула руку за милостыней. Рукав сполз, обнажив череду расплывшихся меток. Это не от «пота» – тот надо глотать. Интересно, чем еще она травит себя, вернувшись в свое логово?
Джек пошел прочь, ощущая себя виноватым, – ему было нечего ей подать. Андреа всегда приходила в ужас при виде потогонов. Именно поэтому она никогда не заставляла свою сетевую оболочку стирать их из поля зрения. Для любого знавшего Андреа известие о ее смерти от передозировки было абсолютно неправдоподобным. Джек представил собравшихся на поминки людей, осторожно обсуждающих ложь о ее смерти и боящихся предположить правду. Может, если бы он был там, он бы набрался храбрости усомниться в этой лжи вслух?
Из открытой двери выплыл аппетитнейший запах жареного, хлестнул по ноздрям. Да уж, чтобы найти хорошее кафе, сеть вовсе ни к чему. Джек толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Но персонал улыбался лишь до тех пор, пока не увидел, чем клиент собирается платить. Пришлось попытать счастья еще в двух заведениях, прежде чем нашлось такое, где согласились принимать деньги Внуба.
Официантка подвела Джека к столику на двоих. Зал был полупустым. Клиенты макали розовое мясо в красный соус, подбирали гренками из черного хлеба с тарелок ярко-желтые кляксы яичного желтка. Официантка приняла у Джека заказ, умело скрывая при этом жалость и презрение. Кофе она принесла сразу, еду – чуть позже. Без вкусового оверлея ярко окрашенное мясо, хлеб и яйцо почти не разнились вкусом.
Дрожа, в мир явился Фист. Он сидел напротив, охватив голову руками. Все сообщения от него, кроме принципиально важных, были еще блокированы, но, судя по всему, паяц стонал и ругался. Джек с удовольствием завтракал в тишине. Он успел съесть половину, пока Фист не догадался об отключении.
«ТЫ ОТКЛЮЧИЛ МОЙ ГОЛОС, ГАД ТЫ ЭТАКИЙ! ОТНЫНЕ Я ВСЕ ПОМЕЧАЮ КАК ПРИНЦИПИАЛЬНО ВАЖНОЕ!»
«Скажи спасибо, что я тебя вообще выпустил после прошлой ночи», – рассмеялся Форстер.
Пусть еда и безвкусная, но все-таки калории. Сытость добавила Джеку благодушия, и он подключил Фиста.
«Джек, это не моя вина! Твой гребаный патрон оставил во мне крючок. Мне пришлось привести тебя к нему».
«Хочешь сказать, что только в этот раз был таким нахальным, злобным и агрессивным мудаком?»
«Заткнись и жуй, мясной мешок!»
Джек, усмехнувшись, подобрал хлебом последние остатки желтка, смешанные с жиром.
«Ты не понимаешь, как тебе повезло! – причитал Фист. – Никто не может залезть в твою голову и запихнуть туда что попало!»
«В мою голову запихнули тебя».
«Джек, но ты-то остаешься собой, несмотря на меня. Это же не меняется».
«Скоро изменится».
Официантка унесла пустую тарелку и подлила кофе. В кафе зашла группка людей, уселась, шумно обсуждая, что заказать на завтрак. Голодному Джеку это показалось бы невыносимым. На Джека сытого пустая болтовня действовала успокаивающе.
«У тебя свободная воля, – не унимался Фист. – Тебя не могут превратить во что-то иное без твоего ведома».
«Нам приказывают. А если мы не выполняем приказа, нам бывает очень плохо».
«Это совсем не то. Если ты очень не хочешь, то все-таки можешь отказаться. А я не могу! Совсем!»
«Бедный мой Фист».
«Издеваешься?! А разве я когда-нибудь решал за себя? Всегда ты! И сдаться Тотальности, чтобы успокоить свою совесть, и пойти на пытку, чтобы умилостивить призрака!»
«Фист, это не так».
«А по-моему, именно так!»
«Считаешь, нам следует все бросить и уйти прочь?»
«Да! Сумрак прав. Оставь все Гарри. Он, по крайней мере, знает, что делает».
Джек откинулся на спинку кресла, прихлебывая кофе. Горячий. Жжет язык. В окна кафе безжалостно бьет полуденный свет. Но столик, к счастью, в тени. Прохладно и приятно. Болтливая компания хохотала во всю глотку. Остальные клиенты тихо беседовали либо сосредоточенно жевали. За стойкой повар разбивал яйца на скворчащую сковороду. Официантка принимала заказ у симпатичного парня и слегка флиртовала с ним.
Джек был вне сети, отрезанный от людей вокруг, невообразимо далекий, но внезапно его охватило удивительное чувство общности, даже родства с ними всеми. Голод – он настоящий, виртуальным его не утолить. В мире много того, что сеть не в силах дать человеку.
«Да пошло оно все! – пробурчал Фист. – Лягу-ка я спать».
Джек ощутил радость и покой – почти как прошлой ночью, когда сказал бывшему патрону, что не станет его оружием. А может, Фист и прав? Не лучше ли провести последние недели в маленьких радостях – глазеть на людей в кафе и барах, ощущать глубокую человеческую близость к ним. Но тут он вспомнил об отце. Похмелье притупило горечь, позволило взглянуть на их встречу спокойнее, почти беспристрастно. Без новых веских доказательств отца не переубедить. Как же тяжело стареть, думая, что твой блудный сын – большая и непоправимая беда. Обидно и горько. И по мелкой тихой радости Джека пробежала трещина – словно сверкнула молния вдалеке, над пока еще спокойным морем.
В голове запищало. Письмо.
«Сам получай!» – сонно буркнул паяц.
Послание было от Корасон:
«Нужно поговорить. Позвоните мне, как только получите сообщение».
Джек сразу вспомнил запрет Гарри. Но ведь он уже не начальник. А Корасон можно доверять.
«Фист, пошли! Возвращаемся в отель. Нас ждут».
