Стефан Алетти. Последний труд Петра Апонского
I
Прошлой весной я приехал в Италию, полный надежды быстро и победоносно дописать докторскую диссертацию по культуре Ренессанса. Падуя, Перуджа, Равенна, Флоренция – одни только имена этих городов заставляли меня дрожать от восторга. И это я, я – в самом сердце Возрождения, изумрудного и золотого утра человечества, наставшего, наконец, после долгой, невежественной ночи Средневековья! Меня ждали роскошные холмы, где гулял Петрарка, распевая о Лауре, где Данте грезил о Беатриче. Это здесь Ландини дал свое имя каденции, расцветившей всю добарочную музыку; под этими лазурными тосканскими небесами Леонардо и Микеланджело пытались сотворить из людей ангелов. Однако я охотился за более редкой и скрытной дичью, чем эти видные за версту гиганты. Я искал человека, канувшего в одном из тех темных трагических омутов, которых не лишен даже Ренессанс. Пьетро ди Апоно родился в 1250 году и, что логично, в Апоно – крошечной деревеньке неподалеку от Падуи. Он был человек поистине великий – философ, писатель, поэт, математик и астролог. В типичной манере своего времени он обратил все эти разнообразные навыки на благо медицины: его врачебная слава докатилась даже до великого, скрытого за высокими стенами града Парижа, где Петра Апонского считали ни много ни мало чудотворцем. Вернувшись в Италию человеком знаменитым, он ввязался в идиотскую ссору с соседом из-за права пользования колодцем на его территории. Сосед, судя по всему, был сварливый хам и, в конце концов, запретил Пьетро пользоваться колодцем, после чего тот в несколько дней таинственным образом пересох. По округе поползли слухи, что старый Пьетро – колдун, и что это он из чистой вредности осушил драгоценный источник.
Из этого зернышка вздора произросло целое дерево небылиц и легенд, которое в итоге и рухнуло несчастному философу на голову: им вскорости заинтересовалась инквизиция.
Инквизиторы забрали безобидного старика себе и принялись поджаривать его мясо, дробить кости и всячески менять его физический облик: Пьетро все равно не признавался ни в споспешестве демонов, ни в сожительстве с дьяволом. Увы, тело его оказалось слабее воли, и бедняга умер лютой смертью, хотя и совершенно свободный духом.
Инквизиция обиделась, что им не дали казнить еретика и всего через несколько дней после похорон злосчастного Пьетро группа благочестивых отцов отправилась выкапывать тело и сжигать его на площади при максимальном стечении народа. К их ужасу, выяснилось, что тела в могиле нет – восстало и ушло, как все решили! – и монахи спешно ретировались в Падую, разнося слухи, которые вскоре превратились в легенду.
Нет нужды уточнять, что объяснение всему этому было – и далеко не такое мистическое. Один из друзей и благодетелей Пьетро, некий Джироламо да Падова, эксгумировал труп и перезахоронил его в собственной крипте, дабы спасти дух старого товарища от непотребств, которые намеревалась учинить инквизиция. Из всех ныне живущих об этом знал лишь я, так как мне удалось отыскать коллекцию старых писем и среди них – отправленную Джироламо доверенному другу эпистолу, в которой «воскресение», собственно, и разъяснялось. В нем Джироламо упоминал, что забрал себе все книги Пьетро, кроме одной, которую тот как раз переводил в момент ареста.
Это вполне в обычае маэстро Пьетро, – добавлял он, – вытаскивать все на свет Божий, сколь бы ни было оно мерзостно. Он верил, что свет разума сделает прекрасным и святым что угодно, но говорю тебе, любезный мой Лудовико, сия книга из Парижа воистину от диавола. Проклятый со времен незапамятных, сей пергамент погубил всех, кто к нему прикасался, и последним из них, как видишь, стал наш Пьетро. Он пытался по обыкновению обратить зло к добру и приставить содержавшиеся в нем богохульства к делу помощи и исцеления, но, увы, фантастические кровавые ритуалы и гимны осквернения потрясли даже нашего доброго друга. Он решил, что книга слишком кощунственна и слишком низменна, чтобы ее можно было исправить, и вознамерился уничтожить и ее, и свой неполный пока еще перевод. Но Святая Инквизиция забрала его, прежде чем он успел завершить начатое. К счастью, когда на пороге объявились святые отцы, он успел спрятать то и другое за книгами у себя в шкафу. Я спас их. Перевод ныне погребен вместе с автором в нашем семейном склепе в церкви Сан-Джузеппе, а сам пергамент, недостойный покоиться в святой земле, зарыт за стенами города. Надеюсь, все это не подвергло опасности мою собственную душу.
И вот теперь я, скромный студент, собирался отыскать останки и последний труд легендарного Петра Апонского.