Я, Жукова Светлана Кузьминична, родилась за 4 года до начала Великой Отечественной войны в Брянской области, в небольшом городке, окруженном густыми лесами. Наш городок находится у самой западной границы России. Мой отец участвовал в войне с финнами, где был ранен, потерял правую руку, поэтому в 1941 году не был призван на фронт. Он работал директором нашей школы и хорошо владел немецким языком, поэтому в самом начале войны стал переводчиком в партизанском отряде. Моя тетя — учительница немецкого языка — по заданию партизан работала переводчицей в немецком штабе. Немцы устроили свой штаб в нашей школе, а начальник штаба занял наш дом, выгнав мою маму с нами — двумя маленькими детьми на улицу. Уже в начале июля 1941 года немцы ввели свой «новый порядок». С помощью полицаев они согнали все население на площадь, где стояли 5 виселиц, и, зачитав приказ о том, что так будет с каждым, кто не подчинится «новому порядку», повесили двух женщин и троих мужчин.

На следующей неделе немцы отправили в Германию наших девушек и парней от 14 лет и выше. А еще через неделю из всех ближайших деревень и из нашего городка они согнали коров и отправили в товарных вагонах в Германию. Затем начался настоящий грабеж населения: полицаи под началом немецкого солдата заходили в каждый двор и забирали оставшуюся живность: птицу и т. д. Если кто-то не отдавал — пристреливали на месте. Одна женщина протянула к немцу своего сына, маленького мальчика, прося оставить кого-то на пропитание. Фашист выхватил ребенка и ударил его головой о стену…

Дальше немцы обходили дома и выгребали все запасы продуктов. Наступил голод. В первое время фашисты еще кормили нас баландой из шпината, которую привозили раз в сутки на городскую площадь. А потом и этого не стало. Когда партизаны начали активную деятельность, немцы стали проводить карательные операции. Они выгоняли на улицу всех жителей, и из каждого пятого дома их расстреливали.

У нас с немцами воевали все — от четырехлетних детей до восьмидесятилетних стариков. Мы, дети, воевали как могли: сливали бензин из бензобаков, прокалывали шины машин, мотоциклов, натягивали через дорогу колючую проволоку. Мальчишки постарше находили неразорвавшиеся снаряды и взрывали их у складов, гаражей, на железной дороге. А я была маленькой партизанской связной. В самом начале оккупации, когда немцы еще не охраняли подступы к лесу, мама показала мне в лесу большую яму, оставшуюся после бомбардировки, и возле нее сосну с вывороченными корнями.

Мы жили в оккупации до 19 сентября 1943 года.