35
В о п р о с: Расставленные по кругу камни в Линдхольм-Хойе близ Ольборга в Дании дают нам знать, что это место использовалось для древнего ритуала. Для какого именно?
О т в е т: Для похорон викингов.
Я встречаюсь с Тони в четверть третьего в «Сером принце» на набережной. В баре никого нет, если не считать парочки стариков чахоточного вида, которые посасывают последние теплые дюймы пива, читая замусоленные газеты «Сан», но мне все равно приходится какое-то время искать Тони глазами, потому что я ищу голубой деним, а не угольно-черный костюм на одной пуговице, белые носки и светло-серые туфли без шнурков, а именно так он одет сегодня.
– Ни фига себе, Тони. А что случилось с твоими волосами?
Патлы викинга исчезли; вместо этого у него аккуратная прическа «покороче затылок и виски» с идеальным пробором слева.
– Подстригся, вот и все.
Я протягиваю руку, чтобы взъерошить волосы Тони, но он отбивает ее вполне реальным приемом карате. Мне хочется сохранить атмосферу веселья, поэтому я спрашиваю:
– Слушай, ты что, гелем намазался?
– Немного. А что? – спрашивает он, затем прихлебывает пиво из полупинтового бокала.
Я еще ни разу не видел Тони с полупинтовым бокалом пива: такое впечатление, что это какие-то трюки с масштабом, словно Тони превратился в великана.
– Выпьешь еще? – предлагаю я.
– Мне хватит…
– Ну хоть еще полпинты?..
– Не могу.
– Ну давай, не ссы, – весело соблазняю его я.
– Не могу. Мне на работу идти, – говорит он.
– Да у тебя будет еще полно времени, чтобы…
– Я не хочу пива, даже полпинты, понял? – кричит он.
Я иду, беру себе пинту и сажусь на место:
– Ну рассказывай, как работа?
– Нормально. Я теперь работаю продавцом-консультантом в магазине, так что… – И он извиняющимся жестом дергает себя за тонкие лацканы пиджака.
– В каком отделе?
– Аудиоаппаратуры.
– Прекрасно!
– Ага, точно. Потянет. Мне еще и проценты платят, так что…
– Спенсер говорил, что ты подался в территориальную армию.
– Да? Небось посмеялись на пару, правда?
– Да нет, что ты…
– Не думаю, что вы одобрили мой шаг.
– Я этого не говорил. В смысле, я сторонник разоружения и считаю, что нам необходимо сократить расходы на оборону и направить хоть часть этих денег на социальные нужды, но тем не менее понимаю необходимость определенной формы… – (Но Тони бросает взгляд на часы, не слушая меня.) – Так ты видел Спенсера?
– Конечно же, я видел Спенсера, – резко отвечает он, и я понимаю, что, по крайней мере, сегодня не в силах сказать ничего, что не разозлило бы кого-нибудь другого.
– И как он? – интересуюсь я.
– Ну, если учесть, что он вылетел из своего «форда эскорта» через лобовое стекло, он в неплохом состоянии.
– А как это произошло, Тони?
– Не знаю, как именно. Мы, как обычно, сидели в пятницу в пабе, и после закрытия Спенсер захотел поехать в Лондон, в клуб или еще куда-нибудь, чтобы продолжить пить, но я отказался, потому что на следующий день мне надо было на работу, а он был уже очень теплым, но он все равно поехал, на машине своего отца. Через два дня мне позвонила мама Спенса и сказала, что он попал в больницу.
– Кто-нибудь еще пострадал?
– Нет…
– Ну и слава богу…
– …Только наш друг Спенсер, – добавляет Тони с усмешкой.
– Я не это хотел сказать… Послушай… А у него не будет проблем? Я имею в виду – с законом?
– Ну, содержание алкоголя в его крови было выше нормы, права у него временные, машина была не его, а он не был застрахован. Так что с точки зрения закона все выглядит не слишком радужно.
– Как он… чувствует себя?
– Не знаю, Брайан, сам у него спросишь, хорошо? Мне пора на работу. – Тони раздраженно допивает остатки пива, достает из кармана упаковку мятных конфет и закидывает одну в рот, не предложив мне.
Мы выходим из паба и идем по набережной к пирсу. Ветер принес с собой из устья реки дождь, и Тони отворачивает тонкие лацканы своего пиджака, чтобы закрыть рубашку и галстук от влаги. Мы идем по направлению к Хай-стрит.
– Останешься на ночь? – спрашивает Тони равнодушно.
– Боюсь, не получится. – Я задумываюсь, не сказать ли ему, что завтра я еду на «Университетский вызов», но решаю не говорить этого. – У меня завтра консультация, и пропустить ее никак нельзя, поэтому придется сегодня вечером уехать. Но на Пасху я обязательно приеду, так что… может, тогда встретимся?
– Ага, обязательно.
– Тони, а что я сделал тебе плохого, что ты так сердишься?
– А отчего ты так решил? – фыркает Тони.
– Может, тебе Спенс что-нибудь сказал? – (Нет ответа.) – Что он сказал, Тони?
Не глядя в мою сторону, Тони говорит:
– Спенсер рассказал мне о том, как съездил к тебе. У меня сложилось впечатление, что ты поступил с ним не очень по-товарищески, Брай. На самом деле, как я понял, ты вел себя как самый настоящий засранец. Вот и все.
– А что он сказал?
– Не важно…
– Я не мог позволить ему остаться в общежитии, это запрещено.
– Ах вот оно что. Ну, раз это было запрещено, Брай…
– Он первым начал драку, Тони…
– Слушай, мне все это неинтересно, Брай, это касается только тебя и Спенсера.
– Значит, ты думаешь, это моя вина, что он набухался и въехал в дерево?
– Я этого не говорил. Разбирайся сам, ладно, Брайан? – И Тони решительно шагает прочь, наклонив голову против ветра, затем вдруг останавливается на секунду, оборачивается и кричит: – И постарайся больше не быть таким засранцем, ладно? – С этими словами он разворачивается и спешит на работу, оставив меня размышлять, увидимся ли мы вновь.
