Почти все, что определяет наше будущее: общественное управление, экономика, промышленность, система образования и многое другое, – сейчас основательно пересматривается. Через двадцать лет, если не через десять, все эти сферы нашей жизни будут, скорее всего, выглядеть совершенно иначе.

Институты, которые отвечают за эти сферы, испытываются на прочность, потому что мы постоянно открываем новые способы объединяться и новые причины это делать. Связи становятся возможными благодаря открытости знаний. Демократизация образования приводит к избавлению от посредников (дезинтермедиации): нам больше не нужен доктор, чтобы поставить диагноз, продавец, чтобы посоветовать, что купить, или учитель, чтобы подсказать нам ответ. Помогая друг другу, мы можем делать это сами.

Дезинтермедиация означает, что поп-звезды могут напрямую общаться со своими фанатами, а будущие поп-звезды – продавать плоды своей деятельности будущим фанатам напрямую, без компании звукозаписи. Более важно, пожалуй, то, что дезинтермедиация дает корпорациям возможность прямого диалога с клиентами, без необходимости проведения маркетинговых исследований, а правительства могут централизовать контроль, не прибегая к помощи неправительственных организаций или полуавтономных комитетов.

Но главное, что мы – работники, потребители, учащиеся и сознательные граждане – обнаруживаем, что можем разговаривать друг с другом и учиться друг у друга без посредников. Это опьяняет, и сложно представить себе, чтобы мы добровольно отдали такую возможность обратно.

Кроме позитивных моментов, однако, дезинтермедиация означает также уменьшение числа рабочих мест для тех, кто привык работать в качестве таких посредников. Фирма, которой раньше пришлось бы обратиться к местной ИТ-компании, чтобы сделать себе сайт, теперь может напрямую нанять фрилансеров из любой части мира. Писатели, которым раньше были нужны агенты и издатели, чтобы найти своего читателя, теперь могут делать это сами. Дезинтермедиация оказывает огромное влияние на занятость и – через нее – на экономики стран всего мира. И никто не знает, чем все закончится. Выживут только те посредники, которые смогут принести добавленную стоимость.

Сказанное само по себе уже означает смену парадигмы – необратимое смещение экономической, политической и социальной осей. Однако настоящая революция состоит в причинах установления прямых связей. Потому что дезинтермедиация позволяет нам совершать независимые и совместные действия, то есть лучше контролировать свою жизнь и становиться автономными, а значит – более вовлеченными в работу, жизнь и учебу. Мы вновь открыли для себя взаимное доверие, вкусили плоды взаимной щедрости и почувствовали себя более свободными благодаря снижению зависимости от институтов и новым возможностям обмена знаниями.

Став свидетелями появления несметного числа общественных движений, групп самопомощи и социальных предприятий, вдохновленные принципами открытости, мы вновь открыли для себя дух общин. Оказывается, наше членство и обучение в общинах ничем не ограничиваются, все происходит моментально, целенаправленно, неформально, в игровой форме, прозрачно и аутентично. В самом деле, нам это так нравится, что мы удивляемся, почему компании, на которые мы работаем, школы, которые мы посещаем, и общественные и частные институты, с которыми мы имеем дело, в сравнении предстают настолько ограничивающими.

Самые передовые и инновационные компании, школы, университеты и институты уже взяли на вооружение ценности и принципы, о которых я пишу в этой книге. Они понимают необходимость радикально изменить методы своей работы. Как лучшие школы, так и университеты видят свое будущее в том, чтобы сделать обучение открытым для большего числа участников. Они перестраивают отношения «учитель – ученик» таким образом, чтобы в обучении было больше автономии и товарищества, больше независимости и взаимосвязей. Эти организации первыми приходят в соответствие с новой реальностью, с концом эпохи командно-административного стиля управления. Другие, очевидно, либо не видят необходимости что-то менять, либо надеются, что все рассосется само собой. Подозреваю, что больше всего тех, кто выжидает: организации, центры обучения и несколько сбитые с толку родители инстинктивно понимают значимость перемен, но не знают, как лучше с ними справиться.

Итак, позвольте мне закончить книгу несколькими практическими советами для тех, кто хочет стать открытым, но нуждается в помощи на пути к этому.

Компании, где вовлеченность не входит в число главных приоритетов, никогда не создадут привлекательных рабочих мест. Мы уже увидели, что вовлеченность имеет большое значение для высокой производительности, инновационности и удержания работников в компании. Нельзя узнать, какова вовлеченность ваших сотрудников, если не спросить их об этом, так что, если вы еще этого не делаете, регулярно оценивайте ее уровень.

Вовлеченность начинается с разговора. Разговоры не могут быть ограничены стенами компании – хотя и такие тоже необходимы. Работники будут вовлечены, если сама компания вовлечена – в отношения с покупателями или клиентами и в свое географическое или интернет-сообщество. Включение бизнеса в социальные сети приводит к трансформации вовлеченности. Не рассматривайте вовлеченность как роскошь, инвестировать в которую можно себе позволить, только когда дела идут гладко, – вовлеченность жизненно необходима для инноваций и создания новых товаров и услуг.

Подобным образом компании, которые интересует только стоимость их акций, в итоге съедают сами себя. Компании же, которые прикладывают усилия, чтобы изменить мир к лучшему, будут процветать. Простого соблюдения законных требований социальной ответственности недостаточно. Открытое обучение и гражданская журналистика означают, что неэтичные поступки сегодня не скрыть. Если до вас не доберутся хактивисты, это сделают клиенты. Как сказал глава отдела по развитию бизнеса Proctor&Gamble, «люди захотят и сумеют выяснить все о происхождении компании, о том, правильно ли она поступает с точки зрения экономики, охраны природы и социальных отношений».

Этика и корпоративная социальная ответственность будут оказывать все большее влияние на вовлеченность сотрудников, потому что сотрудники тоже являются потребителями и разделяют их устремления. По этой причине умные компании сейчас поддерживают волонтерскую деятельность своих сотрудников – в рабочее время – в местном сообществе. Создавать культуру служения намного веселее, чем поддерживать культуру услужливости.

Если, однако, вовлеченность сотрудников для вас недостаточно веская причина расширять свои ценности и приоритеты, подумайте вот о чем: сейчас находится все больше свидетельств того, что демонстрация сильной социальной ответственности коррелирует с улучшением финансовых показателей, а связь между местом в индексе FTSE4Good или в индексе устойчивого развития Доу – Джонса и динамикой роста акций четко прослеживается. Сомневаюсь, что слова Стива Джобса: «Креативная экономика – будущее мира. Давайте вместе сделаем его лучше!» были продиктованы чистым альтруизмом.

Во время работы над этой книгой у меня возникло впечатление, что одна из самых сложных задач, стоящих перед руководителями, – перешагнуть пропасть между словом и делом в той части, которая касается доверия. Они знают, что должны это сделать, но слишком часто не могут решиться. Частично это вызвано тем, что доверие тяготеет к абсолюту: иметь к кому-то неполное доверие – то же самое, что не иметь его вовсе. Я не хочу сказать, что доверие должно быть наивным – оно должно идти рука об руку с ответственностью. Однако в век открытости компания, которая не доверяет своим сотрудникам, вряд ли завоюет доверие своих клиентов.

Доверие часто становится первой жертвой экономической депрессии, а на то, чтобы вернуть доверие к крупным корпорациям, утраченное миллионами людей с 2008 года, потребуются годы. Уоррен Баффет верит в то, что «на создание репутации нужно двадцать лет, а разрушить ее можно за пять минут»; но для тех, кто хочет создать себе репутацию быстро, привлекательной опцией может стать включение компании в социальные сообщества. Впрочем, ваша открытость социальным сообществам невозможна, если вы не демонстрируете доверия к каждому сотруднику.

Это означает, что вам просто придется поверить в то, что они учатся неформально и используют инструменты социальных СМИ на благо вашей компании. Если они выясняют, что клиенты на самом деле думают о вашей компании, время потрачено не зря. Если они учатся лучше выполнять свою работу, не сходите с ума из-за того, что они пользуются Twitter. Вообще-то вам и самому не мешает завести там аккаунт – вы скоро увидите, насколько это полезно для вашего собственного обучения. Конечно, некоторые могут злоупотреблять доверием, но большинство будут чувствовать себя связанными с компанией, оцененными по достоинству и вовлеченными. Такие люди обычно не смотрят на часы. Кроме того, если вы создадите рабочую среду, ориентированную на результаты, имеет ли значение, если кто-то ухватит купон из Groupon в рабочее время?

Почти каждый руководитель знает, как составлять бюджет, но многим ли известно, как работает обучение? А между тем умение усилить любознательность, воображение и креативность, увеличить объем знаний и навыков сотрудников, возможно, важнее, чем разбираться в сложных финансовых расчетах. Скорость, с которой компаниям приходится вводить новшества, повышает значимость обучения. Руководители компаний просто не могут передать ответственность за это кому-то другому. Они должны уметь предоставлять возможности для обучения – и сами тоже должны учиться. Просвещенная и очевидная установка на обучение внутри организации не только построила империю Эдисона, но и способствовала лояльности и вовлеченности ее работников.

Урок таков: стимулируйте обучение, а не работу. Если сотрудники – как в случае с фабрикой Эдисона – ощущают себя учащимися, они не замечают, что работают. Они будут чаще оказываться «в потоке», чем симулировать деятельность – а уж в этом они поднаторели в старших классах школы. И, как неоднократно говорилось в этой книге, подключение обучения к социальному пространству предполагает, что учащимся будет предоставлено больше автономии – дайте им право рыскать в Интернете.

Инновационная обучающая среда нуждается в разнообразии внутри сообщества учащихся. Творческие прорывы – следствие стимулирующих вопросов, а не следования догмам. Таким образом, организация с открытым обучением создает культуру уважительной взаимной критики, она толерантна к «выскочкам» и избегает подражаний.

Совместная работа – колыбель обучения. Глобальная обучающая община включает в себя и то и другое. Эффективнее всего учишься на проектах, направленных на решение трудных задач. Проект «Connect and Develop» («Включайся и развивайся») компании Proctor&Gamble – наглядная иллюстрация возможностей обучения путем краудсорсинга. Так что всегда ищите конструктивные решения вместе с каждым, кто готов этим заниматься.

Обучение предназначено не только для бизнес-элиты. Состояние компаниям Xerox и Telus принесли отнюдь не менеджеры среднего звена, а инженеры, которые обменивались идеями с помощью социальных обучающих платформ. 3М предоставила 15 % свободного рабочего времени всем своим сотрудникам, не только крупнейшим специалистам. Давая каждому свободу следовать своим интересам, вы посылаете им важное сообщение: хорошие идеи можно найти повсюду.

Приветствуйте ошибки – самоклеящиеся листочки для записей появились в 3М не только благодаря другому взгляду на вещи. Потребовалась и культура права на ошибку. Мы можем свободно творить только тогда, когда не боимся ошибиться. Именно процент неудач у Google и 3М (36 и 50 % соответственно) делают их двумя самыми новаторскими компаниями в мире. Попробуйте называть ошибки «обучающими моментами», как это делают в WD-40, и перестаньте бояться провалов. И непременно оповещайте всех сотрудников о ваших собственных обучающих моментах.

Откройте свои организации. Эдисон верил в машинные цеха, а не в запутанные организационные структуры. Умные компании вроде Valve выступают за подвижную структуру – создание команд только на время работы над проектами, которые те выбирают сами. Facebook ввел «Hackamonth», чтобы инженеры, которые занимаются одним и тем же проектом больше года, могли месяц поработать над любым другим проектом, где требуется помощь. В результате появлялись новые силы, новые перспективы. Если вы хотите, чтобы инновации процветали, вам нужно научиться сохранять свежесть мысли, а не культивировать групповое мышление.

Откройте корпоративную культуру. Абсолютная прозрачность быстро становится стандартом для новаторских, социально ответственных компаний. Помните Тони Шея из Zappos.com? Он выступает за «принцип счастья»: «У вас не будет довольных клиентов, пока у вас нет довольных сотрудников». А ключ к хорошим отношениям между сотрудниками и клиентами он видит в том, чтобы сотрудники «были собой». А «быть собой» невозможно, не владея культурой прозрачности. Быть прозрачным – значит забыть об управлении и контроле. Это риск. Однако альтернативный путь – установление замкнутых связей и затыкание дыр, из которых струится несчастье, – крайне утомителен.

Откройте информацию. Потребность сделать информацию общедоступной невозможно игнорировать. Так, у компании OpenCorporates.com – «открытой базы данных корпоративного мира» – есть общедоступная информация о 51 миллионе компаний со всего мира. Группы давления на политику правительств безжалостно изводят их требованиями раскрыть информацию. Компаниям в конце концов придется стать открытыми, так почему бы не опередить эту тенденцию?

Как ранее утверждал Патрик Маккенна, невозможно защитить интеллектуальную собственность от утечек, взлома или пиратства. Однако дело не в этом: главная ценность состоит не в самой информации, а в том, как вы ее используете. Со временем компании будут раскрывать все больше информации, чтобы определить ее ценность исходя из того, как ею воспользуются. Движение за открытые источники информации поставило с ног на голову старый совет – никогда не отдавать даром ничего, что можно продать.

Переход к открытости круто изменил судьбу большинства компаний, о которых я говорил выше, – то же самое могло бы произойти и с вами.

Многое из сказанного выше относится также и к системе образования. Вот мой совет руководителям школ, всерьез заинтересованным в том, чтобы увлечь учеников: вам не придется беспокоиться об их вовлеченности, если ваша собственная на должном уровне. Сделайте школу увлекательным местом учебы, а не фабрикой экзаменов, как это часто случается в наши дни. Ваши ученики будут вместе трудиться, придумывать и воплощать идеи в жизнь с таким же энтузиазмом, с каким они делают это за стенами школ/университетов. Впрочем, идея достаточно очевидна: самый верный способ подготовить учеников к тому, что их ждет по окончании учебных заведений, – как можно сильнее приблизить обучение к реальной жизни. Правда, для того чтобы бросить вызов сегодняшней одержимости экзаменами, потребуется смелый министр образования.

Великий педагог Джон Холт однажды сравнил чрезмерную страсть к тестированию с тем, как садовник выдергивает растение с корнями, чтобы посмотреть, хорошо ли оно растет. Если бы любовь к учебе входила в число естественных прав человека (а я заявляю, что именно так и должно быть), суды были бы переполнены исками от нашей молодежи о нарушении этого права.

Именно в этом месте наши преподаватели обнаружили, что у них слово расходится с делом. Где-то в глубине души они знают, что, если задаться целью вовлечь в процесс каждого ученика, о результатах экзаменов уже не нужно будет беспокоиться. Разве можно не изучить и не запомнить то, что интересно и захватывает? Однако считается, что надежнее всего – нацелиться на выполнение программы и проводить бесконечные контрольные, которые отражают лишь растущее разочарование учеников в образовательном процессе.

Кроме того, формальное образование не придает должного значения ценностям. Под этим я понимаю не изучение этики, а часто упускаемую возможность обучения, основанного на ценностях. В США наблюдается более сильная приверженность «общественно полезной работе» (адаптации учебной программы к местным и глобальным нуждам через целевые проекты), чем в других странах.

Когда такие проекты правильно организованы, они повышают вовлеченность учеников и усиливают их чувство собственной значимости. Именно отсутствие этого чувства заставило многих участников британских волнений 2011 года грабить магазины в своих городах. Мне нравится думать, что, если бы в английских школах чаще практиковалась общественно полезная работа, многие бы сто раз подумали, прежде чем поджигать свои города. Рассматривайте свою школу как стартовую площадку для обучения и позволяйте детям учиться и за ее пределами – там, где они живут. Больше всего школы должны ценить взгляд «снаружи внутрь» – результат создания обучающих общин.

Опыт, который можно получить прямо за воротами школы, слишком ценный, чтобы его игнорировать. Фирмы, сообщества и родители – особенно родители – обладают навыками и жизненным опытом, которые могут помочь молодым людям разобраться в мире, в который они вступают. Родители старшеклассников любой школы – это более двух тысяч потенциальных наставников и экспертов, большинству из которых не жаль сил и времени, чтобы помочь своей школе, но как часто мы их привлекаем?

Из всего вышеперечисленного строится то, что Ларри Розенсток называет «связями с миром взрослых». Если бы больше наших школ (и университетов) стремились к этой единственной цели, мы бы не наблюдали таких шокирующе низких показателей вовлеченности, о которых я писал в пятой главе. Вместо этого, отчасти из страха за безопасность наших детей, мы сделали школы настолько непривлекательными, насколько было возможно.

Если вы, читатель, руководите учебным заведением, надеюсь, я подтолкнул вас к тому, чтобы перенести в него глобальную обучающую общину, которую мы наблюдаем в социальном пространстве. Однако даже руководители с самыми лучшими намерениями иногда не знают, с чего начать. Мой совет: просто решитесь устранить любые физические, организационные или культурные ограничения в учебном процессе и откройте двери принципам обучающейся общины. Вот что я имею в виду.

Физически: не позволяйте преподавателям ставить парты рядами – тесные ряды заставляют учащихся задумываться об относительности своей анонимности и о своем месте в иерархии. Не позволяйте учителям работать за закрытой дверью – пусть обучение станет публичным. Если возможно, уберите стены между классами, чтобы создать культуру совместной работы: подумайте в направлении машинных цехов и студий с отдельными пространствами для экспериментирования, презентаций, исследований и, конечно, отдыха.

Не надейтесь, что высокие заборы, камеры слежения, интеркомы и металлодетекторы гарантируют безопасность. Массовое убийство в начальной школе «Сэнди-Хук» (Sandy Hook Elementary School) – печальное свидетельство того, что перед человеком, одержимым безумием, школы беззащитны. Более того, побочный эффект таких мер – усиление изначально присущего ученикам впечатления, что школа существует отдельно от реального мира.

Организационно: пожалуй, самым большим ограничением из всех является расписание, которое правит обучением. Заставляя детей перебегать из класса в класс по звонку каждые 50 минут, вы даете им понять, что они всего лишь шестеренки в заводском станке, и уничтожаете любой порыв к более глубокому обучению, так что избавьтесь от этого разобщающего расписания. А заодно избавьтесь и от звонка. И от объявлений по школьному радио. Это учебное сообщество, а не тюрьма. Решитесь дать детям свободы и обязанности взрослых, и они начнут вести себя, как взрослые.

Культурно: из-за больших нагрузок и изоляции, навязываемой большинству учителей, у школ возникают сложности с совместной работой. Но ведь это вовсе не обязательно. В основном школы свободны организовывать свою деятельность так, как им кажется нужным. Так что боритесь за коллегиальность. Не позволяйте учителям просто «поставлять» знания. Они должны быть проектировщиками и исследователями знаний. А когда они займутся проектированием, пожалуйста, напомните им «шесть императивов социального обучения», перечисленных в шестой главе: сделай это сам; сделай это сейчас; сделай это с друзьями; сделай это для других; сделай это для удовольствия; сделай это, чтобы мир это увидел. Вот их установки, когда они обучаются самостоятельно, вне школы или университета. Если вы хотите создать обучающую общину, вам следует взять их на вооружение.

Найдите время для совместного планирования. Не разрешайте учителям планировать уроки на конец дня – в это время они уже усталые, раздраженные и не понимают, зачем вообще занялись преподаванием. Наоборот, посвятите профессиональному развитию начало рабочего дня, когда они в хорошем настроении и со свежими силами.

Все знаменитые школы и университеты, где я бывал, озабочены Обучением с большой буквы. Учителя постоянно говорят об обучении между собой и с учениками. Они все время придумывают что-то новое и не боятся ошибиться. Там никогда не случается, чтобы образование студентов полетело в тартарары из-за какого-то новшества, которое не сработало. Однако я могу показать вам множество студентов, любознательность и воображение которых задохнулись в многословной, скучной образовательной ловушке.

Вам может показаться, что я прошу учителей больше работать. В действительности большинство изложенных выше предложений призывают от чего-то избавиться. Например, слишком часто учителя считают, что должны «выступать» в классе. Они долгими часами готовятся к урокам, стараясь сделать их более увлекательными. В реальности получается, что всю работу делают они сами, а ученикам практически ничего не остается.

Когда я вел проект «Музыкальное будущее», о котором рассказывается в предыдущей главе, одной из самых сложных задач было убедить преподавателей, что обучение все равно будет происходить, если они перестанут дирижировать процессом с кафедры. Заставить их отойти в сторону и позволить ученикам учиться друг у друга означало идти наперекор всему, чему их учили. В это же время я услышал об эксперименте «Дыра в стене», который проводил в Дели Сугата Митра, достигший замечательного прогресса в обучении работе на компьютере детей из трущоб без всякого вмешательства взрослых. Я встретился с профессором Митрой, и стало понятно, что обе наши инициативы помогли улучшить обучение учеников просто за счет того, что мы им не мешали. Широкое применение наших с ним подходов в разных культурных контекстах показало бы, что способность студентов обучать самих себя, подкрепленная соответствующими технологиями, недооценивается и недостаточно освещается. Означает ли это, что учителя скоро станут не нужны? Абсолютно нет. Это означает только, что им придется приспособиться к стремлению общества перейти от педагогики к хьютагогике и помочь учащимся стать более независимыми и самостоятельными.

Во всем этом есть одна составляющая, к которой мы еще не обращались: вы.

Да, я говорю именно о вас, так что перестаньте оглядываться по сторонам. Именно то, как вы – родитель, сотрудник, человек и прежде всего учащийся – решаете обозначенные здесь задачи, во многом определит, станет ли открытость «арабской весной», «операцией в Заливе Свиней», iPad или Sinclair C5.

Другими словами, это уникальная возможность для заинтересованного гражданина. После десятилетий застоя началось шевеление. Мы, привыкшие сидеть у телевизора, вдруг обнаружили, что смотреть записи конференций TED и принимать участие в интернет-кампаниях намного веселее, чем пересматривать бесконечные повторы мыльных опер. На самом деле мы увлеклись этим так сильно, что возникла опасность «кликтивизма» – убеждения, что, нажав на «like» в Facebook, вы уже становитесь политически вовлеченным.

По мне, спор о том, что считать более «настоящим» – 10 миллионов кликов на сайте кампании Avaaz.org или марш протеста с сотней участников, – не имеет смысла. Главное – участвовать в чем-нибудь. Не переживайте, если вы не можете отличить meetup от mic check. И никогда, ни при каких обстоятельствах не верьте в эту чушь о коренном населении и иммигрантах цифрового мира.

Термины «коренной житель цифрового мира» и «цифровой иммигрант» придумал Марк Пренски. Первый из них относится к тем, кто родился после изобретения iPod. Последний – ко всем остальным. Считается, что более молодые пользователи знают цифровой язык в совершенстве, а остальные говорят на нем с запинками и заметным акцентом. Действительно, такие стереотипы прочно укоренились в нашем коллективном сознании и легко объясняют, почему те, кому за пятьдесят, не хотят учиться программировать свой видеомагнитофон, но это не имеет под собой никакой реальной основы.

Последние исследования показывают, что отношение к технологиям не зависит от возраста. Средний возраст игрока в компьютерные игры – 37 лет, и он увеличивается. Да, пожалуй, подростки обращаются с технологиями несколько ловчее, но главным все равно остается контент. Важен не инструмент, которым вы пользуетесь, а то, что вы с его помощью делаете. Поэтому действуйте и не переживайте – сломать Интернет еще никому не удалось.

Другой источник родительских тревог – количество времени, которое наши дети проводят в Интернете. Два крупнейших эксперта в данной области, Кэти Дэвидсон и Шерри Теркл, недавно опубликовали противоречивые результаты тщательного анализа влияния технологий на желание и возможности детей общаться друг с другом. В этом и заключается дилемма, стоящая сегодня перед родителями: мы знаем, как важны технологии для будущего наших детей, но боимся побочных эффектов. Из-за этого мы беспокоимся, как бы они не проводили в Сети слишком много или слишком мало времени. Поскольку для этого нет никаких железных критериев, вы спокойно можете расслабиться – дети сами найдут ответ.

Впрочем, попросите их поделиться с вами своим опытом социального обучения – это даст вам представление о будущем, которое им предстоит, и может оказаться намного интереснее, чем то, что они делают в школе или в университете. Зайдите на сайты типа Elance или oDesk. Вы мгновенно оцените масштабы: в начале XX века мы боролись за работу с людьми из своего города, во второй его половине конкуренция сначала была региональной, затем национальной; сегодня она глобальная.

Если согласиться с моим анализом меняющегося рынка труда и угрожающей нам конкуренции со стороны быстро развивающихся стран, то сложно понять, что сказать и что посоветовать нашим детям. Глобальный аукцион знаний предполагает: найти работу им будет трудно. А потому они могут с тем же успехом придумать ее себе сами. На первый план выйдет предпринимательство, поскольку именно оно способствует процветанию инноваций.

Поэтому задумайтесь, что это означает для социальной и формальной обучающей среды вашего ребенка. Если вы выбираете школу только по ее экзаменационным результатам, подумайте: так ли это важно для интересов вашего ребенка? Улучшить результаты экзаменов – не велик секрет. Но поможет ли перманентное натаскивание на тесты их предпринимательскому будущему? Не лучше ли найти школу, которая позволит им определиться со своими предпочтениями и развить у себя навыки общения, совместной работы и творческого мышления, которые уже сейчас являются ключом к нашему общему будущему?

За долгие годы я участвовал в бесчисленных дискуссиях, где мы пытались найти силу, которая радикально изменит образовательную политику и заставит ее смотреть вперед, а не назад. Будут ли это учителя или руководители компаний? Я все больше склоняюсь к тому, что это будут родители. Родители – возможно, единственные люди, к которым прислушаются политики – из-за их избирательных прав. Им нужно заставить себя услышать и отвоевать позиции, утраченные в споре о том, что такое хорошая школа. Пока что язык, которым мы описываем наше обучение, сводится к буквам и цифрам.

Из многочисленных исследований рынка мы знаем, что, если остановить людей на улице и попросить их описать идеальную чашку кофе, все обычно отвечают одно и то же – стойкий вкус, черный, сильный аромат. А дома они неизменно варят слабый кофе и пьют его с молоком. С языком обучения дело обстоит так же, как с кофе.

Я убежден, что многие родители предпочли бы знать, что их дети уверены в себе, чувствуют себя успешными, способны к независимому мышлению и умеют задавать критические вопросы – то есть выбрали бы язык кофе с молоком. Вместо этого родители знают только язык черного кофе, потому что не слышат ничего другого. Дети нацелены на хорошие оценки? Им достаточно задают на дом? Какими были их последние 10 оценок?

Директивная образовательная политика типа «Ни одного отстающего ребенка» и «Общие базовые стандарты» в США, сводные таблицы успеваемости по школе в Великобритании и введение стандартизованных тестов и государственной учебной программы в Австралии могут создать впечатление, будто политики что-то делают в сфере образования. Однако пока что они обрывают разговоры с родителями о том, как должны учиться их дети, из-за одержимости цифрами. Не стоит ожидать, что политики осознают ошибочность своих подходов и это принесет изменения. Родителям придется взять инициативу в свои руки и заставить себя услышать.

Когда Руперт Мердок продал социальную сеть MySpace за 35 миллионов долларов – всего за шесть процентов того, что он за нее заплатил, – он пришел к выводу, что «провалился во всем, в чем только можно». Пользователи сайта – преимущественно музыканты и ансамбли, выкладывавшие туда свою музыку, чтобы получить более широкую аудиторию, – плохо отреагировали на появление в своем сообществе медиамагната. Почувствовав, что грядут неизбежные ограничения, поскольку Мердок будет преследовать собственную выгоду, они просто взяли и ушли. Это пример того, насколько сильными бывают принципы настоящего сообщества и как чувствительно оно может быть к чрезмерной эксплуатации. Лоуренс Лессиг, профессор Гарвардской школы права (Harvard Law School), нашел новый способ бороться с конфликтом между общим благом и собственной выгодой.

В одном из своих выступлений в 2004 году Лессиг, который был одним из создателей движения «Творческие общины», привел аргументы, которые использовались при огораживании английских пастбищных земель, известном как «трагедия общинных выгонов». Проще говоря, трагедия случается, когда скотовладельцы пытаются втиснуть на выгон еще несколько коров или овец. Их личный доход растет. Однако если все начнут так делать, земля истощится и окажется бесполезной.

Этот аргумент был заново изложен в 1968 году Гарретом Хардином в очерке, призывавшем к принудительному ограничению роста населения. Он доказывал, что поскольку все мы преследуем собственные интересы, для человеческой природы естественно попытаться извлечь максимум пользы из объектов общего пользования: «…к такому выводу приходит абсолютно каждый рационально мыслящий скотовод, пасущий стадо на общем выгоне. В этом и трагедия. Каждый человек замкнут в системе, вынуждающей его безгранично увеличивать свое стадо в ограниченном мире. Гибель – вот к чему катятся все люди, преследуя собственные интересы в обществе, которое верит, что общее – значит ничье. Свободный доступ к общественному приносит разорение всем».

Лессиг, однако, проводит важное различие между конкурирующей и неконкурирующей собственностью. Трава на выгонах – конкурирующая собственность: если ее едят мои коровы, ваши уже не смогут, в результате чего вы и ваш скот пострадаете. Точно так же, если я откушу от вашего яблока, это моя добыча и ваша потеря. Однако обучение – неконкурирующая собственность. Если я поделюсь с вами идеей, вы выгадаете, но не за мой счет. Я все еще буду владеть этим знанием. Знание можно сравнить с огоньком свечи: я могу зажечь множество других свечей, не утратив первоисточник света.

Трудно преувеличить значимость этой идеи. Она лежит в центре концепции открытого образования и не раз бывала источником жестоких споров, поскольку периодически происходят попытки взять под контроль не только выражение идей, но и сами идеи. В последний раз мы наблюдали ее в битве за «контроль» над Интернетом. Те, кому хотелось бы «огородить» обучение, ограничив нашу возможность делиться всем, что мы знаем, скажут: эти ограничения вводятся для нашего же блага. Правительства пытаются оградить народ от кибертеррористов, издателей – от пиратов, а корпорациям эти ограничения нужны, чтобы максимизировать доход акционеров. В результате получается, что нужно строго следить за тем, где мы находим знания и от кого получаем навыки. Они боятся, что, позволив нам учиться друг у друга – раз у нас теперь есть такая возможность, – они в равной мере утратят контроль и авторитет. Что еще хуже – они думают, будто им одним известно, кто плохой, а кто хороший.

Это не значит, что мы можем позволить себе быть наивными. Да, есть плохие люди, которые будут пытаться делать плохие вещи, если им не помешает сила закона. Однако мы не должны всем скопом дрожать от страха из-за незамысловатых страшилок. Педофилия существовала до Интернета, а террористы обменивались планами с помощью почтовых голубей, и отнюдь не все подростки незаконно скачивают книги, музыку и фильмы.

Есть ли реальные основания у позиции Хардина и действительно ли пагубен свободный доступ к общественному, на самом деле зависит от вашей оценки человеческой природы: если нами движет исключительно стремление к корысти, тогда свобода может оказаться роковой. На страницах этой книги я попытался показать, что настало время, когда может проявиться наше лучшее «я». Мы во множестве выходим на улицы, друг к другу в гости и на интернет-форумы отчасти для того, чтобы показать, что нами движут высокие идеалы, что политика страха, жадности, конкуренции и недоверия больше не представляет нас, а лишь подавляет.

У нас есть повод смотреть на только что зародившееся общественное движение с оптимизмом. Наша молодежь, несмотря на масштабы финансовой и экологической неразберихи, которую мы им оставляем, выглядит уверенной в своей способности спасти мир. С ростом социальных медиа выросла и наша уверенность, что мы можем использовать их, чтобы помочь другим. По мере того как неформальное обучение все больше входит в моду, мы начинаем признавать, что обучение делом не менее важно, чем обучение словом. Появление видеоуроков не уменьшает силы печатного слова. Опыт всегда будет иметь денежную цену, но эта цена зависит от его нехватки, а открытое образование означает, что опыт сегодня можно найти повсюду.

Нашу способность справляться с предстоящими переменами будет определять не только скорость технологических изменений, но и ценности и действия, которые мы сами считаем важными. Те ценности и действия, которые мы взращиваем в социальном пространстве, нужно привнести в сферы нашей работы, жизни и образования. Я убежден, что это удастся. Однако нам нужно быть отважными и стараться отделаться от постулатов, сформировавшихся в эпоху, когда земной шар вращался куда медленнее.

Пожалуй, самое примечательное – что мы переживаем сейчас момент, когда открытое образование может принести нам мир, достоверно и красноречиво предугаданный Томасом Джефферсоном, утверждавшим, что свободный обмен знаниями – это не только высшее из устремлений, но естественное состояние человека: «Тот, кто перенимает мою идею, воспринимает ее сам, не умаляя при этом меня; не тень, но отблеск света отбрасывает он на меня. Идеи должны беспрепятственно передаваться от одного к другому по всему земному шару для морального и взаимного наставления человека и улучшения его состояния; это, кажется, было благосклонно задумано природой, когда она сделала знания распространяющимися, подобно огню, по всему пространству без уменьшения их плотности в любой точке, и подобно воздуху, в котором мы дышим, двигаемся и существуем физически и который не может быть ограничен или составлять исключительную собственность».

Открытость начинает реформировать наши политические институты. Она бросает вызов капитализму. Она предлагает компаниям и корпорациям новый способ ведения бизнеса. Она потрясла основы системы высшего образования и в конце концов сделает то же самое со школьным. Количество начавшихся процессов уже впечатляет, но потенциал открытости куда больше. Со временем она сможет спасти планету от саморазрушения, поскольку научные открытия, необходимые для обеспечения нашего выживания, достигнут нужного масштаба и будут устойчиво развиваться лишь в том случае, если мы будем относиться к знаниям как к общей собственности.

Открытое образование дает сыну фермера из сельской Кении те же возможности для самосовершенствования, что и ребенку калифорнийцев среднего класса. Оно также дает им шанс общаться и понимать друг друга немного лучше. Каждый раз, создавая обучающую общину, мы прогоняем страхи и предрассудки и заглядываем в будущее, которое станет совместным, а не просто конкурентным. Мы зажигаем свечи, а не откусываем от яблок.

На одном уровне моя книга рассказывает об изменении национальных ценностей и корпоративных приоритетов. На другом – это глубоко личная книга.

Потому что и книга, и социальное движение – та история, которую мы выбираем, чтобы рассказать ее самим себе. Раньше эту историю рассказывали нам другие. В ней говорилось: «Если вы хотите получить новые знания, эффективнее работать, совершенствовать сообщество, в котором живете, вам нужны эксперты, которые скажут вам, что делать. Не каждый может получить доступ к такому опыту, но никто и не думал, что жизнь в век информации будет справедливой. Победители могут быть только тогда, когда есть проигравшие».

Моя книга рассказывает другую историю. В ней говорится: «Мы можем сами добиться этого для себя, разровнять площадку для игры, поделиться знаниями, поверить в свою креативность, получить удовольствие от того, что делаем, а когда нам понадобится ваша помощь, мы дадим знать». Ее пока услышали немногие, потому что мы только начали понимать, какая невероятная сила заключена в наших головах, руках и сердцах. Однако чем больше людей дотягиваются до кнопки «ВЫКЛ.» на телевизионном пульте и поворачиваются друг к другу, чтобы поделиться своей историей, тем больше мы начинаем верить в себя.

Конец этой истории мы не можем предсказать, потому что в буквальном смысле продолжаем ее писать, двигаясь вперед. Она так захватывает именно потому, что обучение – это и есть рассказ.