Нужно ли нам беспокоиться о том, что учащиеся становятся все менее вовлеченными, особенно если они получают навыки, необходимые, чтобы найти работу? Даже если вы допускаете, что сдача школьных экзаменов и получение высшего образования помогут им найти хорошую работу (как мы уже видели, сегодня это вызывает сомнения), – неожиданный «побочный эффект» этого превращения учеников в успевающих, но не вовлеченных – отсутствие всякого желания учиться. Американские преподаватели называют его «убийственной долбежкой».

Не вовлеченные ученики становятся не вовлеченными работниками – или безработными. В 2011 году в Великобритании число молодых людей в возрасте от 16 до 24 лет, не получающих образование, не работающих и не обучающихся на курсах (так называемых NEETS – not in employment, education or training), перевалило за миллион – самые большие показатели за период сбора такой статистики. Это каждый пятый молодой человек, включая 10 % (процент продолжает расти) тех, кто, обладая достаточными знаниями для того, чтобы поступить в университет, решает этого не делать.

И наоборот, недавнее австралийское исследование, учитывающее данные за разные годы (одно из немногих, посвященных вовлеченности в школе), выявило, что через 20 лет именно вовлеченность станет определять успешность учеников: «Чем больше ребенок будет чувствовать свою принадлежность к школьному сообществу и вовлеченность, а не скуку, тем больше вероятность того, что он получит высшее образование и сделает карьеру в профессиональной или управленческой деятельности».

Вместо того чтобы рассматривать «выключение» из школьного процесса как неотъемлемую черту подростковой депрессии, мы должны принимать его за то, что оно есть на самом деле: ужасающее разбазаривание потенциала наших детей, за которое они будут расплачиваться всю свою жизнь. К сожалению, вместо того чтобы озаботиться вовлеченностью учеников, слишком много чиновников от образования теряют время, пытаясь придумать, как еще заставить учителей и учеников делать больше и работать тяжелее, а учителя теряют время, пытаясь придумать, на кого скинуть ответственность. И наконец, в свою очередь, те, для кого придумано обучение, теряют время, пытаясь казаться заинтересованными. Мудрый директор известной австралийской начальной школы однажды поделилась высказыванием одного из своих лучших учеников. Когда его спросили, чему его научила школа, он ответил, что самое важное, чему он научился, – это «спать с открытыми глазами».

И все же, если бы мы смогли поставить вовлеченность на первое место, можно было бы наконец обратиться к одной из самых трудноразрешимых социальных проблем – так называемому «разрыву в показателях успеваемости». Все новые исследования говорят о том, что возможности ребенка в основном формирует не образование, а его географический адрес. Сначала природа, потом воспитание. Однако австралийское исследование, на которое я уже ссылался, выявило, что «интерес детей к школе и их вовлеченность в процесс обучения через 20 лет больше повлияют на то, достигнут ли они успеха в образовании и профессии, чем их научные достижения и социоэкономическое происхождение».

Другими словами, вовлеченный ученик из неблагополучной семьи, скорее всего, будет иметь больше шансов преуспеть в жизни, чем не вовлеченный ребенок из хорошей семьи. В свете этого сложно понять, почему политики не уделяют проблеме вовлеченности в школьное обучение больше внимания.

Социальные и экономические издержки невовлеченности учащихся и работников должны беспокоить всех нас. Связь между вовлеченностью сотрудников и результатами работы компании неоспорима. Но ученики, не вовлеченные в школьное обучение, скорее всего, будут «выключены» не только из рабочего процесса, но и из гражданского общества.

Падающий уровень вовлеченности затрагивает не только квартальные показатели продаж. Прочность связей, объединяющих наше общество, зависит от того, сможем ли мы найти способы вновь вдохновить наших детей, наших работников и наших граждан.