Многие животные, как и человек, подвержены влиянию моды. Под воздействием очередной моды животные наперегонки начинают отращивать себе кто – рога, кто – копыта, пока, наконец, это не переходит в устойчивый видовой признак. Например, животные, обитающие в районе Больших Зондских островов, в Юго-Восточной Азии, отличаются от жителей других мест своим пристрастием к полетам. Взять хотя бы гиббонов. Хотя эти обезьяны не так далеко ушли от человека, но они научились с большой ловкостью перехватывать руками ветви и лианы. Прыгая с дерева на дерево, они совершают головокружительные прыжки до 15 метров. Цирковым акробатам и не снилось то, что ежедневно выделывают гиббоны. Кроме того, между руками и туловищем у некоторых гиббонов развилась летательная перепонка, отдаленно напоминающая летательные перепонки белок летяг. Конечно, это не настоящие крылья, но, как говориться, лиха беда начало.

В горных лесах Индокитая, на островах Ява, Суматра, Калимантан обитают диковинные животные кагуаны или шерстокрылы. Ученые до хрипоты спорят, чего в этом животном больше – признаков лемура или насекомоядных. Однако этому зверю, размером с кошку, нет никакого дело до научных споров. Он, растянув между четырьмя лапами летательную перепонку, бесстрашно бросается с высоты и парит, парит, парит. Шерстокрыл совершает перелеты между деревьями, отстоящими друг от друга на сотню метров. По соседству с шерстокрылами живут многочисленные представители семейства белок летяг. Эти проворные летуны способны перелетать с дерево на дерево до 50 метров. Рядом с ними, на Филиппинах, на островах Ява, Суматра, Калимантан обитают «летающие драконы». Эти ящерицы во время полета широко раздвигают в стороны пять – шесть длинных ребер, при этом кожа на их боках растягивается и образует лопасти-крылья. У «летающих драконов» нет настоящих крыльев, но это их не сколько не огорчает. Они пролетают свои 50 метров, руля в воздухе хвостом, и почти не теряя высоты.

На Калимантане, Филиппинах, Суматре обитают удивительные лягушки, названные «летающими калимантанскими». Прыгнув с одного дерева, лягушки-летуны растопыривают пальцы рук и ног, между которыми натягивается летательная перепонка, и изящно планируют до другого дерева, находящегося иногда в десятке метров.

В Индонезии, на Филиппинах и Шри-Ланке обитают летающие змеи из рода хризопелеа. Затратив немало усилий и забравшись на самую верхушку дерева, змея не утруждает себя поиском путей отхода, она бесстрашно бросается вниз с 15–20 метровой высоты. Вероятно, этой хладной рептилии «с детства снилась высота». В воздухе она вытягивается и растопыривает ребра. Ее тело образует некое подобие дельтаплана, с помощью которого змея, спланировав, приземлится прямо у подножья другого дерева, на которое вознамерилась забраться в очередной раз.

Таким образом, в одном, отдельно взятом регионе планеты собрана удивительная коллекция летунов, не связанная друг с другом ни общностью судеб, ни происхождением, ни родством. Они живут бок о бок и словно учатся летать у друг друга, но делают это по-особому, по-своему. Объяснить этот феномен можно только одним – наличием моды у этих животных. Перед модой полетать не устояли, как видим, ни обезьяны, ни шерстокрылы, ни белки-летяги, ни ящерицы, ни лягушки, ни змеи.

У животных – аборигенов Австралии распространена другая мода – мода на сумку. Некогда сумчатые обитали в Америке и в Евразии, сегодня же они сохранились лишь в Австралии. Это ископаемые и современные виды: сумчатый волк, сумчатый медведь (коала), сумчатый диавол, сумчатый лев; сумчатые – мыши, крысы, кроты, белки, куницы, кенгуру и прочие. Всего около 120 видов. Понятно, что все это многообразные сумчатые животные не имели единого предка и обзавелись сумкой как полезным приспособлением для вынашивания детенышей, независимо друг от друга. Вероятно, некогда среди животных планеты была весьма распространена мода на сумку, которая и снабдила их этим полезным приобретением, которое они берегут до сих пор.

Еще одна весьма распространенная мода – эта мода на копыта. Множество разнообразных зверей (и травоядных и хищных) обзаводилось в разное время, независимо друг от друга, этими полезными приспособлениями, позволяющими быстро бегать. Так, хорошо известно, что некогда на заливных лугах и болотах паслись стада гиппарионов, внешне похожих на современных лошадей. Однако гиппарионы не являются предками лошадей. Они опирались при ходьбе и беге на три пальца, увенчанных копытами. Это увеличивало площадь опоры и позволяло животным не вязнуть в топком грунте. Несомненно, лошади использовали достижения своих предшественников – ископаемых копытных и пошли еще дальше. У них остался один единственный палец с копытом, но зато какой. Он позволяет лошадям мчаться по твердой поверхности, оставляя всех своих конкурентов, а заодно и врагов, далеко позади.

Кроме всего прочего, есть мода на перья, шерсть, ласты, зубы, носы, уши, усы, хвосты, шеи, ноги и даже половые органы. Животные, представители одного вида, прямо из кожи лезут вон, лишь бы соответствовать модному поветрию. В результате, через какое-то время, весь вид обзаводиться модным хохолком, пушистым хвостом или эффектно загнутыми клыками.

Пытаясь объяснить существование феномена моды у животных, можно предположить, что на каком-то очередном этапе своего развития живые существа теряют внутреннее управление (разум) и становятся заложниками своих внешних устремлений (чувств). (На это, к стати сказать, намекал еще выдающийся ученый Ж. Б. Ламарк.) Хищники перенимают образ жизни своих хищных предшественников, и нечто похожее происходит с их жертвами. Помимо этого, хищники изменяются, контактируя со своими жертвами, а те, в свою очередь, изменяются, от того, что на них воздействуют хищники. Все это называется коэволюцией, а иначе – взаимоприспособлением. В результате кардинально меняется образ жизни сразу у многих видов животных, а через несколько поколений уже значительно изменяется их внешний вид.

Можно сказать, что животные не являются заложниками среды, в которую попали (как об этом принято думать), а являются заложниками тех чувств, которые ими обуревают при виде своих собратьев по несчастью. Иными словами – они заложники коллективной моды, как разновидности коллективного безумия. Мода собирает свою благодатную жатву у животных в не меньшей степени, чем у людей.