«Мегрельское дело»
С марта 1946 года Берия входит в состав сталинской «семерки» членов Политбюро. Этим «ближним кругом» замыкались важнейшие вопросы государственного управления, в том числе: внешняя политика, внешняя торговля, госбезопасность, вооружения, функционирование вооруженных сил. 18 марта он становится членом Политбюро, а на следующий день назначается заместителем председателя Совета Министров СССР. Курировал работу МВД, МГБ и Министерства государственного контроля.
В 1951 году положение Лаврентия Берии внешне выглядит прочным. Испытана атомная бомба, готовится водородная. «Ленинградцы» уничтожены, Ворошилов, Молотов, Микоян в опале, властные полномочия Берии в правительстве как никогда обширны. В 1951 году Сталин поручает ему выступить с докладом в честь годовщины Октябрьской революции. Это знак высочайшей приязни.
Однако незадолго до этого Сталин начинает многоходовую тайную кампанию против Лаврентия Берии. Как это часто бывало у вождя, операция напоминала хватку удава, который медленно, но неумолимо сжимает смертельное кольцо.
Дипломат, историк Валентин Фалин рассказал нам:
Несколько раз Сталин прореживал свое окружение. Можно сказать, систематически. То одного, то другого, но Берия был самым дальновидным и умным человеком. Он вел себя гораздо осторожней и хитрее, чем большинство других. Поэтому он все время подсовывал Сталину информации, как готовится на него покушение, как принятые меры предотвращают всякого такого рода угрозы. И, в конце концов, Сталин впал в полную зависимость от такого рода сигналов. Берия умело очень играл на этих особенностях человека.
Я вам приведу такой эпизод. У нас в комитете информации работал с нами некий Баландин. После смерти Сталина ему было поручено организовать в Волынском, на Ближней даче Сталина, музей Сталина. Баландин, поскольку он работал у нас, приходил советоваться в комитет. Было все восстановлено, как при жизни Сталина, короткие занавески, чтобы видно было, стоит за занавесками человек или нет. Во всех спальнях диваны, поскольку Сталин каждый день спал на разных диванах. Бесконечные осветительные приборы, поскольку он спал только при включенном свете, и всякое прочее. Приехала делегация во главе с Хрущевым. Это уже было после казни Берии. Посмотрел это и сказал: «Любой нормальный человек, который придет в этот дом, подумает, если не скажет, нами 30 лет руководил сумасшедший. Никакого музея!»
Еще эпизод. Почему помимо забора, там три забора было, отделявших дачу от внешнего мира, появился еще один забор, который отделял окна Сталина и те комнаты Сталина уже прямо буквально в нескольких метрах от самого этого здания. Приехал фельдъегерь, привез какой-то пакет Сталину. Не открывали ему дверь, тогда он решил подойти к окну и посмотреть. Сталин встал, посмотрел тоже в окно. Смотрит – следы на снегу. Спрашивает, кто подходил? Охрана говорит – никто. «Следы видите? Кто подходил?» Тогда высказано было подозрение, что подходил фельдъегерь. «Провести МВД расследование, кто такой приезжал, почему подходил к окну» и так далее и доложить. Значит, МВД докладывает, что такой-то, значит, очень честный человек, бывший военный, войну провел всю, никаких к нему претензий нет. Ну, мы ему предлагаем вынести предупреждение, или выговор, отстранить от работы, чтобы никогда он больше на правительственные дачи не ездил. Сталин сказал: «Я, как и полагал, что МВД с заданием не справится. Поручите расследование этого вопроса МГБ». Провели, расстреляли. И устроили этот забор. Вы знаете, наверно, или слышали, что под конец жизни к Сталину его Светлана могла только по пропуску проходить. Ее визиты согласовывались, как и Василия, лично со Сталиным. Он дает согласие на то, чтобы они приехали или не дает.
Каковы могли быть причины неожиданной сталинской опалы Лаврентия Павловича? Павел Судоплатов выдвигал в своих знаменитых мемуарах неожиданное предположение о том, что неприязнь, вспыхнувшая у Сталина, связана со Светланой Аллилуевой. Второй брак Светланы с Юрием Ждановым, сыном Андрея Александровича, оказался неудачным. Светлана Иосифовна невзлюбила свою свекровь, а мужа считали занудой. Ходили слухи, что брак с Юрием Андреевичем был обречен, потому что Светлана была влюблена в Серго Берию. Что вполне правдоподобно. Серго был необычайно красив, хорошо воспитан, прекрасно образован, еще не женат.
Судоплатов писал:
В то время в правительственных кругах ходили слухи о том, что сын Берии Сергей собирается жениться на Светлане Аллилуевой после ее развода с сыном Жданова. Секретарь Берии Людвигов, рассказавший мне эту историю во Владимирской тюрьме, говорил, что Нина, жена Берии, и сам Берия были решительно против этого брака. Берия знал, что его противники из Политбюро используют этот брак в борьбе за власть, что силы Сталина уже не те, и если Берия свяжет себя со Сталиным семейными узами, то в случае смерти Сталина он будет обречен. Ситуация породила их взаимную неприязнь.
Кроме того, мы помним знаменитое высказывание Сталина о его неприятии всяческой групповщины. Берия еще в 1938 году собрал вокруг себя группу земляков подчиненных. Их положение несколько пошатнулось после ухода Лаврентия Павловича с поста министра внутренних дел, но они по-прежнему занимали важные позиции во властных структурах, прежде всего в МГБ, МВД и в Грузии.
К 1951 году руководство Грузии состояло из второго эшелона бериевских кадров. Первый секретарь ЦК – Кандид Чарквиани в 1938 году при Берии был третьим секретарем ЦК КП(б) Грузинской ССР, председатель Верховного Совета Василий Гогуа служил народным комиссаром коммунального хозяйства, министр внутренних дел Григорий Каранадзе – был первым секретарем Сигнахского райкома КП(б) Грузии. Второй секретарь Михаил Барания был первым секретарем Аджарского областного комитета КП(б) Грузии, министр юстиции Авксентий Рапава – в 1937 году заместитель наркома внутренних дел Грузинской ССР, прокурор Грузии Владимир Шония – бывший прокурор Абхазской АССР.
26 сентября 1951 года Иосиф Сталин, проводивший свой, как позже оказалось, последний в жизни кавказский отпуск в Цхалтубо, принял министра госбезопасности Грузии Николая Рухадзе. Как позже показывал уже бывший министр госбезопасноти, в беседе с ним генсек затронул вопрос о преобладании в грузинской партийной верхушке мегрелов, высказал по этому поводу озабоченность и прямо сказал, что мегрельское засилье связано с патронажем Лаврентия Берии.
Генсек неслучайно выбрал в конфиденты именно Рухадзе. Это был один из немногих в Грузии руководителей, имевших неприязненные отношения с Лаврентием Берией. Глава республиканской госбезопасности – известный садист, выделялся своей жестокостью даже в 1937 году, руководя легендарным райотделом в Гаграх. В 1939–1941 годах, уже после отъезда Берии в Москву, он становится начальником следственной части НКВД Грузинской ССР. В 1941–1948-м заместителем народного комиссара внутренних дел Грузинской ССР и начальником Особого отдела Закавказского фронта. С апреля 1943 по август 1945-го был начальником Управления контрразведки СМЕРШ Закавказского военного округа. В 1948–1952-м министр государственной безопасности Грузинской ССР. Павел Судоплатов писал:
В 1948 году, за четыре года до грузинской чистки, Сталин назначил министром госбезопасности Грузии генерала Рухадзе. Его антибериевские настроения были общеизвестны.
Вождь несомненно был осведомлен о том, что в грузинском руководстве происходит борьба между верхушкой ЦК и МГБ. Рухадзе затеял чистку бериевцев в своем министерстве. Но у обиженных им чекистов нашлись заступники в партийной верхушке. Главным своим врагом Рухадзе считал второго секретаря ЦК Михаила Барамию и стал на него «копать». Барамия отправился в Москву за поддержкой «шефа» Лаврентия Берии. По-видимому, Лаврентий Павлович поддержал второго секретаря, так как Рухадзе оказался проигравшим.
На нем висело огромное количество грехов, включая злоупотребление должностью, мздоимство, пьяную болтовня о партийных тайнах, и дни его во власти, казалось, были сочтены. Поэтому он как никто был заинтересован в перетряске республиканского руководства. Именно поэтому Сталин сделал ставку на Рухадзе. Тот в свою очередь не мог не использовать такой счастливый поворот судьбы. Пришел его звездный час.
Генерал Николай Рухадзе
Разговор о «мегрельском засилье» Сталин затеял не случайно. Целили в «большого мегрела», как называли Лаврентия Берию. Кроме того, мегрелы действительно являлись в течение долгого времени важной частью политической элиты Грузии. Существовал и мегрельский регионализм, так как эта часть грузин имеет собственный язык и по существу является отдельным народом. Тем не менее, заподозрить Лаврентия Берию в некоем особом отношении к своим землякам трудно. Как мы знаем, он, став начальником, даже ни разу не посетил родное село, а среди грузин-бериевцев, взятых им с собой в Москву, мегрелом был только Петр Шария. Будучи главой Закавказья, Берия неоднократно подавлял выступления мегрельских националистов.
Беседа Сталина с Рухадзе стала затравкой дальнейших драматических событий в Грузии. Тема, поднятая Сталиным, – коррупция в этой республике. Начальник охраны вождя генерал Николай Власик передал ему жалобы грузин: в местные вузы невозможно поступить без взятки. Даже при Сталине Грузия действительно выделялась среди других советских республик сильной теневой экономикой, непотизмом и взяточничеством. Именно Сталин и Берия сделали республику богатой, деньги в основном находились в деревне и перетекали городским чиновникам. Взятки служили в некотором смысле налогом, которым обкладывались дополнительные доходы грузинских чаеводов и цветоводов. В общественном сознании они не считались большим грехом.
Иосиф Сталин относился к фактам незаконного обогащения номенклатуры избирательно. Будучи человеком прагматичным, он использовал информацию о казнокрадстве номенклатурных работников, чтобы держать их на крючке. Мотивы незаконного обогащения использовались, например, в деле маршала Жукова, хотя другие советские военачальники не менее широко баловались присвоением германских трофеев. И в материалах «ленинградского дела» содержатся обвинения руководителей города в использовании служебного положения в личных целях. А ведь ленинградский обком не был известен особым мздоимством. Коррупция в Грузии стала отличным предлогом для перетряски республиканской партийной номенклатуры. Сталин записал в своем блокноте: «Беседа с Рухадзе: нужен специальный орган в МГБ по поимке воров и взяточников из ответственных (верховных и средних) работников».
26 октября 1951 года Рухадзе сообщил Сталину, что органы госбезопасности начали антикоррупционное расследование. 3 ноября Сталин позвонил Рухадзе и распорядился подготовить записку о злоупотреблениях Михаила Барамии, покрывавшего взяточничество бывшего прокурора Сухуми Гвасалии. Расследование Рухадзе показало, что факты такие имели место. А уже 9 ноября 1951 года вышло постановление Политбюро «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамии».
Судя по необычно «разговорному» тексту постановления, его записали под диктовку Сталина:
«Шеф» мингрельцев т. Барамия решил, что допущена «несправедливость» в отношении мингрельцев. Его, оказывается, не интересует, правильно ли вычищены из аппарата госбезопасности Грузии не мингрельцы, скажем, а карталинские работники, кахетские, имеретинские, гурийские, рачинские и т. п., – до этого ему, оказывается, нет дела. Его заинтересовало только одно: почему вычищены мингрельцы Малания и другие. И он затеял борьбу за восстановление мингрельцев в аппарате госбезопасности. Правда, ЦК КП(б) Грузии отклонил его протест. Но т. Барамия не был бы Барамией, если бы он удовлетворился решением ЦК. Он поскакал в Москву, козырял там перед московскими работниками именем ЦК КП(б) Грузии, злоупотреблял доверием московских работников к ЦК КП(б) Грузии и добился-таки того, что восстановил в аппарате госбезопасности Грузии явно негодных работников… члены группы Барамии требовали снятия т. Рухадзе с поста министра… и обвиняли его во всякого рода уголовных делах…
Ближайшее знакомство с делом показало, что взяточничество в Грузии развито и, несмотря на некоторые меры борьбы, предпринимаемые ЦК КП(б) Грузии, взяточничество не убывает. При этом выяснилось, что борьба ЦК КП(б) Грузии со взяточничеством не дает должного эффекта потому, что внутри ЦК Компартии Грузии, так же как внутри аппарата ЦК и правительства, имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами.
Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК Компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов. Она ставит своей целью, прежде всего, помощь нарушителям закона из числа мингрельцев, она покровительствует преступникам из мингрельцев, она учит их обойти законы и принимает все меры, вплоть до обмана представителей центральной власти, к тому, чтобы вызволить «своих людей»…
Она преследует еще другую цель – захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев, при этом они руководствуются не деловыми соображениями, а исключительно соображениями принадлежности мингрельцам. Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамией, не получит должного отпора, то появятся новые «шефы» из других провинций Грузии: из Карталании, из Кахетии, из Имеретии, из Гурии, из Рачи, которые тоже захотят шефствовать над «своими» провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет в «массах». И если это случится, Компартия Грузии распадется на ряд провинциальных княжеств, обладающих «реальной» властью, а от ЦК КП(б) Грузии и ее руководства останется лишь пустое место.
В постановлении Политбюро грозно сказано: «шпионско-разведывательная организация Грузии состоит исключительно из мингрельцев».
Мегрельское дело шло по сценарию ленинградского. Казалось бы, не имеющие политического значения нарушения стали первыми камешками надвигающейся лавины. Так же как ленинградцы, которые обвинялись в несанкционированном проведении ярмарки, так и обвинения мегрел в интригах и покровительстве взяточничеству быстро стали политическими.
16 ноября 1951 года по указанию Сталина было принято постановление Политбюро «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов». Согласно ему, в Казахстан было выслано 11 200 человек «повторников», побывавших в тюрьмах и ссылках. Одновременно арестовали тридцать семь руководителей республиканской парторганизации, преимущественно мегрелов, во главе с Барамией. К ноябрю 1951-го по обвинению в «буржуазном национализме» были смещены и арестованы 427 секретарей обкомов, горкомов и райкомов, три секретаря грузинского ЦК, семь из одиннадцати членов бюро ЦК компартии Грузии.
В Москве были арестованы майор госбезопасности Вардо Максимелишвили и ее муж, сотрудник центрального аппарата МГБ СССР Давид Матарадзе. «С Вардо Максимелишвили, – показывал Лаврентий Берия на допросе в 1953 году, – я сожительствовал еще до ее замужества, имел от нее ребенка, который был сдан в детский дом, но после ее замужества я с ней связь прервал».
Среди других арестованных – бывший секретарь Берии, сотрудник МИД СССР Илья Тавадзе, и один из ближайших сотрудников Лаврентия Павловича Петр Шария, фактический автор книги Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». В то время он был профессором Тбилисского университета. По словам Берии, «Сталин систематически звонил в Тбилиси и требовал отчета о ходе следствия, активизации следственных мероприятий».
К делу подключили следователей-«колольщиков» из Москвы, их курировал первый заместитель министра госбезопасности СССР Сергей Огольцов. Во главе следственной бригады – заместитель начальника следственной части по особо важным делам Виктор Цепков, бывший заместитель министра госбезопасности Украины.
Как сказано в постановлении ЦК КПСС о реабилитации мегрельцев от 1953 года, «…арестованных избивали, надевали на них наручники, подвергали длительному лишению сна и другим средствам принуждения, строго запрещенным советскими законами, требуя от них „признаний“ в шпионско-подрывной работе. При этом следователи провокационно заявляли арестованным, что подобные приемы и методы следствия применяются по прямому заданию ЦК ВКП(б)».
О методах дознания мы можем также узнать из дела самого Рухадзе, которого, по иронии судьбы, позже арестовали как бериевца. В обвинительном заключении говорилось:
Арестованных по делу так называемой мингрело-националистической группы, которое возникло по инициативе Рухадзе, изнуряли путем систематических и продолжительных ночных допросов. Некоторых арестованных по этому делу на допросах избивали и помещали на длительный срок в карцер.
Надо сказать, что большинство заключенных, в том числе Авксентий Рапава, вели себя исключительно мужественно и нужных следствию показаний не дали. Возможно, этим объясняется необычно затянувшееся следствие, продолжавшееся около двух лет. Вплоть до смерти Сталина обвинительное заключение так и не было составлено.
Одновременно с мегрельским делом Николай Рухадзе проводил и другую линию борьбы с Лаврентием Берией. В доме матери Берии в Тбилиси было установлено подслушивающее оборудование. МГБ Грузии разрабатывало операцию по похищению в Париже бывшего министра иностранных дел меньшевистской Грузии Евгения Гегечкори, родного дяди Нины Теймуразовны Берия.
Забавные подробности о бурной деятельности Николая Рухадзе содержатся в воспоминаниях Павла Судоплатова:
Я должен был оценить возможности местной грузинской разведслужбы и помочь им подготовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже, родственников жены Берии, Нины Гегечкори. Докладывать я должен был лично Игнатьеву. Мне сообщили, что инициатива по проведению этой операции исходила из Тбилиси, от генерала Рухадзе, и Сталин лично ее одобрил. Рухадзе настаивал на том, чтобы грузинские агенты взяли эту операцию на себя. С этой идеей он прибыл в Москву и пошел на прием к Игнатьеву. Отправляясь обратно в Тбилиси, он пригласил меня лететь вместе с ним. Я предпочел поехать поездом.
То, что я увидел в Тбилиси, меня глубоко потрясло. Единственный способный агент с хорошими связями во Франции, Гигелия, сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже и мегрельском национализме. Агентам Рухадзе нельзя было доверять; они даже отказались говорить со мной по-русски. Заместитель Рухадзе, планировавший поехать в Париж, никогда не был за границей. Он был уверен, что если привезет грузинским эмигрантам шашлык и корзину грузинского вина, устроит пирушку в самом знаменитом ресторане Парижа, то завоюет их расположение. Предлагали также послать в Париж делегацию деятелей культуры, но все понимали, что эти грандиозные планы маскируют желание Рухадзе отправить в Париж свою жену. Она была скромной женщиной и хорошей певицей, но могла представлять в делегации только Тбилисскую консерваторию. О планах мужа она не имела ни малейшего понятия.
Группа следователей из Москвы, занимавшаяся делом мегрелов, между тем радостно сообщила Рухадзе, что они уже почти установили связь между семьей Берии и арестованными националистами. Любительский авантюризм Рухадзе испугал меня, и я поспешил вернуться в Москву, чтобы доложить обо всем Игнатьеву. Он и его первый заместитель Огольцов внимательно выслушали меня, но заметили, что судить об этом деле надо не нам, а «инстанции», так как Рухадзе лично переписывается со Сталиным на грузинском языке.
27 марта 1952 года Политбюро утвердило постановление «Положение дел в компартии Грузии». В нем указывалось:
«Дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идет медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных людей Грузии имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии… В ходе следствия выяснилось, что… группа… намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии.»
Со свойственным ему коварством Сталин поручил провести пленум компартии Грузии, посвященный мегрельскому делу и кадровым чисткам, самому Лаврентию Берии. Вспомним, как Жданов в 1946-м вынужден был публично критиковать выпестованную им ленинградскую партийную организацию. Решение послать Берию в Тбилиси могло быть испытанием его верности, но могло стать частью задуманной комбинации по его уничтожению. Так или иначе, Лаврентий Павлович вынужден был рассказывать подчиненным о мегрельских националистах и их связях с иностранными разведками, которые сплошь были его собственными назначенцами. На пленуме Кандид Чарквиани был официально отправлен в отставку, на его место рекомендован недоброжелатель Берии Алексей Мгеладзе, первый секретарь Кутаисского обкома.
После пленума Сталин берет некоторую паузу. Видимо, судьба Берии еще не была решена окончательно. Это было в характере вождя. Вспомним сложную игру, которую Сталин вел с маршалом Жуковым, или то, как он обвинил Микояна и Молотова в шпионаже, оставив их на свободе. Кроме того, неуемная активность Николая Рухадзе начала вызывать беспокойство Сталина. Упивавшийся своим неожиданно приобретенным могуществом, Рухадзе сам, по-видимому, мечтал стать руководителем Грузии и был сильно разочарован итогами пленума. Он начал собирать компромат и выбивать показания на нового первого секретаря, протеже Сталина. Преувеличивая свою личную близость к генсеку, Рухадзе послал протоколы допросов непосредственно Сталину.
Вождь был возмущен такой инициативой, когда без его ведома выбивается компрометирующий материал на только что назначенного начальника. Сталин даже не счел нужным отвечать Рухадзе лично, он написал письмо оклеветанному Мгеладзе и членам бюро ЦК компартии Грузии. В письме вождя говорилось:
ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии […] Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии.
Судьба Рухадзе была предрешена. Тем более, у Сталина были и другие основания от него избавиться. Рухадзе повсюду хвастался своей близостью к вождю, разбалтывая государственные секреты. Павел Судоплатов рассказывал:
Рухадзе присутствовал на званом ужине, где, сильно выпив, прихвастнул, что он близок к Сталину и тот давал ему инструкции по проведению диверсий и похищений в Турции и Франции. На ужине также присутствовал министр внутренних дел Грузии Бзиава, мегрел, который на следующий день написал письмо только что назначенному министру госбезопасности Игнатьеву в Москву и в нем сообщил о поведении Рухадзе на ужине. Игнатьев доложил об этом Сталину. Сталин приказал показать это письмо Рухадзе и в его присутствии уничтожить письмо. Игнатьев предупредил Рухадзе, что, хотя тот и пользуется еще расположением Сталина, «нельзя позволять себе распускаться».
Вскоре по приказанию Сталина Рухадзе вызвали в Москву и там арестовали. После смерти вождя на свободу его не выпустили. По иронии судьбы, расстреляли его как бериевца.
Итак, к 1952 году положение Лаврентия Берии оставалось тревожным. Мегрелы сидели в тюрьме, их показания можно было использовать в любой момент. Опасной для Берии была чистка в Министерстве госбезопасности. В октябре 1951 года были арестованы министр госбезопасности Абакумов и его заместители генералы Селивановский и Питовранов, начальник следственной части по особо важным делам генерал Леонов, его заместители полковники Комаров и Лихачев.
Пострадали почти все евреи, занимавшие ответственные посты в центральном аппарате МГБ: заместитель начальника 1-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Белкин, заместитель начальника 2-го Главного управления МГБ генерал-лейтенант Райхман, заместитель начальника Бюро номер 1 МГБ СССР генерал-майор Эйтингон, полковник Андрей Свердлов – сын Якова Свердлова, полковники Анциелович, Палкин, Блиндерман, Шварцман, Броверман и др.
Большинство из арестованных в свое время были тесно связаны с Лаврентием Берией. И не случайно после смерти Сталина их почти всех немедленно выпустили из тюрем и вернули на прежние должности. Но в 1952 году у Берии были серьезные основания думать, что одна из главных причин этих арестов – продолжающийся сбор компромата на него самого. Хотя формально дело было подано как разоблачение сионистской организации в органах госбезопасности.
Продолжалось «дело врачей». Было очевидно, что готовится новый большой процесс. Кто-то из членов Политбюро вполне мог быть связан с «врачами-убийцами». Прежде всего Вячеслав Молотов (его жена Полина Жемчужина была арестована и сослана в Казахстан) и сам Берия.
Итак, над Берией нависла смертельная угроза. Хотя формально его положение оставалось прочным. На XIX съезде партии он выступил с льстивой обращенной к Сталину речью. В отсутствие уже тяжело болевшего вождя оперативное руководство страной осуществлялось четверкой, в которую входили Лаврентий Берия, Георгий Маленков, Никита Хрущев и Николай Булганин. Именно они, как известно, присутствовали на последнем «обеде» у Сталина в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года.