Грасарий
Ледяной северный ветер бросил в лицо пригоршню колючего снега. Первого снега в этом году. Грасарий поморщился и плотнее закутался в бобровую шубу. Он терпеть не мог зиму и с удовольствием отменил бы её, но природа не подчинялась приказам… брата Повелителя…
Элида, в лисьей шубе, покрытой золотисто-коричневой парчой, неуклюже забиралась в повозку. Никогда не отличавшаяся изяществом, сейчас, на восьмом месяце беременности, она стала особенно неуклюжей и неповоротливой.
«Жирная корова, – при воспоминании о белом рыхлом теле жены с выпирающим животом и отвисшей тяжёлой грудью с крупными коричневыми сосками Грасария передёрнуло от отвращения. – Если на этот раз наконец-то будет мальчик, больше к ней не прикоснусь…»
Они были женаты уже одиннадцать лет. Через год после свадьбы Элида родила здоровенькую крепкую девочку, но после этого как будто кто-то их сглазил. Жена каждый год беременела, с надеждой ждала рождения ребёнка, соблюдая все рекомендации дворцовых лекарей, но на пятом-шестом месяце ребёнок вдруг погибал, и все надежды рушились. Лабус поил её настойкой, вызывающей роды, мёртвый плод уносили в пирамиду, а Элида, проплакав пару месяцев, опять ложилась в постель к супругу.
В этот раз опасный рубеж, к величайшей радости, остался позади, и Элида даже начала принимать участие в семейных делах. Вот и сейчас они отправились на ужин к Турсу Либургу, командующему армией Нумерии. Своему новому родственнику, ближайшему соратнику и единственной надежде.
Родовой замок семьи Либургов стоял на высоком берегу Устаки недалеко от Остенвила. К нему вела дорога, уложенная серым камнем, которая выходила из города и, прямая, как полёт стрелы, рассекала убранные поля и пустые облетевшие сады.
Замок был обнесён высокой каменной стеной с башнями и бойницами, как и положено месту нахождения командующего армией. Над крышей главного дома, на высоком шпиле развивались два флага: выше – с гербом Корстаков – мощный бык на зелёном поле, чуть ниже – с гербом Либургов – атакующий сокол в синем небе.
При появлении повозки лангрина прозвучал сигнал трубы, и главные ворота гостеприимно распахнулись. Четвёрка рыжих лошадей с чёрными гривами весело пробежала по опущенному мосту и застучала копытами по вымощенному камнем двору.
Хозяин, высокий седоватый мужчина с худощавым умным лицом, в накинутом на плечи меховом плаще, ждал их на крыльце, устланном плотным шерстяным ковром. Слуги в одинаковых серых кафтанах с блестящими серебряными пуговицами замерли двумя стройными шеренгами по обе стороны от массивных дверей, вырезанных из дорогого красного дерева.
Слуга распахнул дверцу повозки, и Грасарий спустился на землю. Следом, охая и вздыхая, начала выбираться Элида, которую поспешил подхватить второй подбежавший слуга. Вдвоём они бережно опустили женщину на землю и, почтительно поклонившись, заняли свои места.
«Потащило её в гости… Сидела бы в своей спальне, дура толстозадая» – Грасарий скривился, как от зубной боли. Последнее время его раздражало в жене всё – её полнота, робкое выражение на круглом лице с коричневатыми пигментными пятнами, тихий, как будто всё время извиняющийся, голос, переваливающаяся утиная походка.
Причину этого недовольства долго искать не приходилось, её имя сладко растекалось по всем клеточкам его тела – Ассуран. Трепет лепестков, шорох трав, аромат нежнейших цветов… Смуглая танцовщица, подаренная Палию Великим Царем Антубии. И милостиво отданная ему, Грасарию, будто бы в прислужницы его жене.
Девушку поселили в небольшом домике недалеко от дворца, принадлежавшем Грасарию. И он, забывая обо всех делах, требующих его ежечасного присутствия, сломя голову летел к своей смуглокожей богине. Такой сумасшедшей страсти, захлестнувшей его целиком, он не знал никогда. Он даже представить себе не мог, что его завидное хладнокровие позорно падёт, а трезвый изворотливый ум будет беспощадно раздавлен, стоило только розовому игривому язычку чародейки прикоснуться к его набухшему члену.
Он представил, как его кошечка, сладко зевая и изгибаясь, в полудрёме раскинулась нагишом на шёлковой простыне в жарко натопленной спаленке, а её волшебные пальчики легонько ласкают пушистый холмик внизу живота.
Стараясь отогнать так некстати нахлынувшие воспоминания, Грасарий глубоко вдохнул бодрящий воздух и, широко улыбнувшись, ступил на широкое крыльцо. Хозяин шагнул навстречу, сбросив на руки слуги плащ.
– Господин лангрин Грасарий! Приветствую тебя в моём замке! Для меня великая честь принимать у себя такого высокого гостя! – Голос, привыкший отдавать приказы на поле боя, громко разносился по двору, отражаясь от каменных стен.
– Дорогой мой друг! Я искренне рад видеть тебя в этом великолепном доме. Я с удовольствием принял твоё приглашение на обед в честь дня рождения наследника славного рода Либургов, твоего старшего сына Хоина.
Слова были сказаны и выслушаны. Мужчины обнялись и поцеловались. Затем хозяин расцеловал в обе щеки скромно ждущую своей очереди Элиду и, взяв её под локоток, повёл гостью в открытые двери.
В огромном холле собрались все домочадцы и прибывшие ранее гости, чтобы приветствовать Грасария Корстака. Недолгий обмен любезностями, и хозяин пригласил всех в обеденную залу, где уже был накрыт праздничный стол.
Кухарка в замке была великой мастерицей на разные пироги и кулебяки, и стол ломился от её кулинарных шедевров. К наваристому мясному бульону и густому грибному супу были поданы пироги с мясом, рыбой, холодные курники, маленькие пирожочки с печенью и потрохами, блинчатые пироги с овощной и грибной начинками.
Блюда сменяли друг друга, слуги не оставляли без внимания кубки и чаши, подливая в них белое лёгкое и красное густое вино из Митракии и Гахара. Гости поднимались и говорили добрые слова хозяину с хозяйкой этого богатого дома, а так же виновнику торжества, сидевшему по правую руку от отца.
Хоин Либург был очень похож на своего отца. От матери ему достались зелёные, как холмы Кватраны, глаза да более лёгкий и весёлый нрав. К своим тридцати годам он успел получить самое приличное образование из всего возможного в Нумерии, и теперь с упоением занимался управлением родовым замком и принадлежавшими ему землями, зарекомендовав себя весьма рачительным и умным хозяином.
Отец с младшим братом всё своё время отдавали службе в армии, и Хоин, вначале робко, советуясь с вечно занятым делами Нумерии отцом, а потом всё уверенней, начал внедрять в жизнь замка разные новинки, о которых он вычитывал в разных книжках. Читальня замка была забита ими и вполне могла посоперничать с читальней дворца Повелителя.
После первой перемены блюд последовала вторая, где уже царствовали блюда из разных сортов мяса и рыбы. Румяные пирожки с капустой и расстегаи с брусникой составили им компанию. Слуги внесли горы свежих и запечённых овощей на огромных блюдах и множество глубоких чаш с самыми разными соусами: острыми с чесноком и хреном, кислыми с брусникой и томатами, сладкими с яблоками и сливами.
Грасарий сидел напротив именинника на почётном месте и с интересом поглядывал на собравшихся за столом. По правую руку от Элиды, уписывающей за обе щёки очередной пирог – «в жизни её дома не кормили…» – сидел лангракс Ланджлании Мармус Тидор, родной дядя Мураны, жены Хоина, и его жёнушка Ликария, пышнотелая дама с громким голосом и весьма заметными усиками над верхней губой, за которые её за глаза все звали «командиршей».
Она, как хотела, вертела своим слабохарактерным мужем, управляя всем в доме, и если бы того не требовал строгий закон, запросто могла бы управлять и ланом, отпустив своего благоверного заниматься его любимейшим делом – ловлей рыбы.
За Ликарией, почти спрятавшись за её пышной грудью, затянутой в малиновый бархат, уныло гонял по тарелке солёный гриб министр снабжения Нумерии Фортус Хальдекаст, ещё более похудевший и пожелтевший за последнее время.
«Эдак мужичка скоро совсем доканает трианская сучка», – Грасарий перевел взгляд на другой конец стола, где разгорячённая вином Алиста Хальдекаст весело хохотала над шутками сидевшего справа от неё Фариса Ратвуда, командира разведчиков армии Нумерии – кланторов, известного острослова и бабника.
Алиста, раскрасневшаяся от вина и непристойных шуток, произносимых в её милое ушко с тяжёлой бриллиантовой серёжкой, совершенно не обращала внимания на своего всё более впадающего в уныние мужа. Она бросала откровенные жгучие взгляды на высокого красавца с чёрными закрученными усиками над яркими пухлыми губами и невыразимо наглым взглядом синих навыкате глаз.
Грасарий усмехнулся. Похоже, наставлять всем подряд рога было фамильной чертой семейки Освелов, и младшая дочь лангракса Триании находилась на верном пути.
За снедаемым ревностью министром снабжения сидела милая белокурая женщина лет тридцати пяти, жена командира велантов – лучников Нумерии. Она с любовью поглядывала на своего мужа, сидевшего напротив и отвечавшего ей такими же влюблёнными взглядами. Очередной плод их любви вздымал её платье цвета синего осеннего неба, и его невидимые окружающим толчки вызывали на лице Тациты радостную улыбку.
Далее сидели командиры лёгкой и тяжёлой пехоты со своими жёнами, увешанными драгоценностями и щебетавшими без умолку. Грасарий был наслышан об этих дамах, всегда и везде появлявшихся вместе, и любящих общество друг друга намного больше, чем постель своих законных мужей.
Более высокая и полная, с чёрными глазами и выразительными тёмными бровями, Сариста Торп отличалась более грубыми манерами, чем её соседка, худенькая блондинка с маленькой грудью и тонким визгливым голоском. Амусия Броган, жена командира сланитов, всё время вертелась, что-то щебеча и нервно поправляя оборки своего ярко-зелёного платья, очень напоминая маленькую зелёную обезьянку, когда-то давно подаренную Грасарию купцом из далёкой страны Шабодан.
Слева от Грасария сидел младший сын хозяина дома Граст Либург, муж его средней, самой любимой дочери Инестии. Со дня свадьбы прошло всего три месяца, и молодые люди светились счастьем, таким быстротечным и нестойким в наше неспокойное время.
Грасарий с нежностью посмотрел на дочь. Невысокая, с точёной фигуркой и быстрыми движениями, она была очень похожа на свою мать, умершую сразу после её рождения. Карие глаза лучились, на щеках играли ямочки, непокорные каштановые пряди выбились из старательно уложенной причёски. В отличие от отца, Инестия очень любила свою мачеху, и перед обедом они с ней успели что-то оживлённо обсудить.
Третья перемена блюд вызвала неподдельный восторг сладкоежек. Огромный слоёный пирог, пропитанный вишнёвым сиропом, был украшен затейливыми фигурками из теста и желе, которые утопали в пышной пене из взбитых сливок и крема. Следом за пирогом вплыло огромное блюдо с засахаренными фруктами и орехами, горы медовых лепешек и не менее десяти сортов варенья в серебряных чашах.
Оставив дам наслаждаться этим сладким великолепием, мужчины встали и отправились в читальню, где их уже ждал стол с крепким вином и блюда с фруктами и крошечными пирожками с мясом горного козла, просто ужас как увеличивающим мужскую силу.
Оставшись в сугубо мужском обществе, они принялись, наконец, обсуждать то, что было им интересней всего на свете. Войну и женщин. И если более молодых интересовала, разумеется, война, которую они толком и не знали, но ради которой готовы были терпеть неудобства и лишения, то старики, посмеиваясь в усы, пустились в обсуждение своих побед (мнимых и истинных) на любовном фронте. Грасарий участия в этих обсуждениях не принимал. Он кивнул хозяину, и они отошли к окну, выходившему на ухоженный, как впрочем, и всё в замке, сад.
– Рубелий вне себя. Вчера он так орал на заседании Малого Совета, что сидевший напротив Самус Марталь не успевал утираться от его плевков.
– Не удивительно, что он так возбудился. Он уже руки потирал, готовясь надеть корону, а тут такая незадача… Точнее, задача. С одним неизвестным… Думаю, Совет рассудил мудро, оставив вопрос открытым. Я слышал, Великий посол больше всех тряс Книгой законов Нумерии, с пеной у рта доказывая право на престол ещё не родившегося младенца.
Грасарий кивнул. Мардих был необыкновенно красноречив, прозрачно намекая, что Царь Антубии уже в курсе (интересно, откуда?), что Палий сумел наградить его дочь наследником. И что теперь его и только его, Мардиха, святая обязанность добиться того, чтобы все законы их благословенной Нумерии были в точности соблюдены.
– Великий посол вёрток и хитёр, как целая стая лис, дьявол бы его побрал! И, если ребёнок действительно уже зачат, а это ещё нужно проверить – в этой жизни бывает всё, то нас ждёт рождение мальчика.
Турс Либург с удивлением посмотрел на своего гостя. Грасарий невесело ухмыльнулся:
– Что стоит подменить одного младенца другим? И будет управлять нами сын какой-нибудь кухарки… или прачки… главное, чтобы ему повезло родиться в один день с ребёнком заморской шлюхи… – Грасарий скривился, как от зубной боли и потёр левую щёку.
– А если… Гульмира будет рожать в присутствии наших лекарей? Тогда они никак не смогут подменить ребёнка…
Грасарий хмыкнул и провёл пальцами по узору на стекле:
– Люди слабы и продажны. И все сколько-нибудь да стоят – главное, дать им их цену. И тогда они подтвердят даже то, что младенец, только появившись на свет, сразу же напялил на голову корону Нумерии и сам вскарабкался на трон.
Турс замолчал, задумчиво уставившись взглядом на висевший в простенке гобелен со сценой морского боя. Он всю жизнь провёл в армии, где существовала строгая иерархия, чёткая организация и железная дисциплина. И ему всегда были не понятны дворцовые интриги, требующие подчас от человека подлости, изворотливости и откровенного предательства. Ему бы даже в голову не пришло, что такое возможно – заменить настоящего ребёнка Повелителя каким-то другим.
Мужчины дружно захохотали над очередной неприличной шуткой Фариса Ратвуда. Грасарий повернулся и внимательно посмотрел на толпившихся у стола.
– Что-то сегодня не видно Сарина Адруса? Неужели, он не получил приглашения?
Хозяин помрачнел и, тяжело вздохнув, уставился в окно:
– Он прислал подарок с заверениями в безграничной любви и полной преданности. Но сам прийти отказался, сославшись на внезапную и сильную болезнь своей жены. Правда, мне утром доложили, что его супруга жива и очень даже здорова, а вот сам он вечером спешно отъехал в неизвестном направлении в сопровождении десятка мерланов.
– Интересно… Он и раньше позволял себе такие выходки?
– Никогда. Но в последнее время он всё чаще стал появляться во дворце Повелителя безо всякого на то приказа. И я думаю, что причиной тому Главный сигурн.
Грасарий на секунду задумался и понимающе кивнул:
– Ах, да, дочь Беркоста всё никак не придёт в себя. Свадьба моей дочери разбила все её мечты заполучить в мужья твоего Граста. Почему бы сыну Адруса не утешить несчастную? Насколько я знаю, парень давно в неё влюблён.
– Это, конечно, повод. Но что-то мне подсказывает, что не только в брачных узах тут дело…
Грасарий быстро взглянул на доланита. Тот отрешённо разглядывал облетевший сад.
– Думаю, сейчас, как никогда, нам стоит быть предельно искренними друг с другом. Что тебя беспокоит?
Хозяин повернулся и, понизив голос, быстро заговорил:
– У меня есть вполне надёжные сведения, что Главный сигурн, как только стало известно, что Палий уже не выкарабкается, сразу начал готовить почву для смещения меня с поста командующего армией Нумерии. И то, что мой сын не выбрал в жёны его дочь – это только последняя капля. Наша неприязнь имеет давние корни. Ещё наши отцы в молодости не поделили одну женщину. Она выбрала моего отца, а Беркосты не привыкли оставаться в дураках.
Да и мы с Мустином не очень-то ладили, как ты мог видеть. Министр тайного приказа одно время обложил меня со всех сторон своими соглядатаями, пытаясь найти хоть какие-то доказательства того, что я запускаю лапу в армейскую казну. Они пытались запугать или подкупить многих моих командиров, но те устояли. Все. Кроме Адруса.
Я знал, что он периодически пускается в махинации при закупке лошадей, но закрывал на это глаза, так как в конюшнях и в лагерях мерланов всегда всё было в полном порядке. Однажды я спросил его, куда он дел неучтенных в списке лошадей, и он, честно глядя мне в глаза, ответил, что они проданы, а на вырученные деньги он купил новые удобные сёдла. Врал, конечно, но я не стал настаивать на проверке. А кто-то, по всей видимости, не поленился и проверил…
Турс потёр шею и скривился. С недавних пор его стала беспокоить давняя рана, оставленная в плече стрелой, и всё чаще в моменты сильного волнения шею пробивала острая дёргающая боль.
– Получается, что сейчас я должен в первую очередь опасаться не каких-то внешних врагов, а ожидать удара с самого близкого расстояния, от того, с кем прожил и провоевал бок о бок не один десяток лет…
– Я не думаю, что Беркосту удастся тебя убрать. Сейчас Нумерией будет управлять Малый Совет, а смена доланита настолько серьёзное дело, что нужно будет получить на это согласие всех его членов. А то, что я буду категорически против, надеюсь, уже понятно…
– Это понятно. Но если Повелителем станет Рубелий? Беркосту это только на руку, и он вполне сумеет склонить его к этому решению. Правда, для этого ему придётся основательно потрудиться… чтобы остаться Главным сигурном!
Грасарий кивнул. Мустин Беркост безрассудностью не отличался. А значит, именно сейчас он строил планы, как привести к власти угодного ему Повелителя. Антубийское засилье, которое может только усилиться при благополучном разрешении от бремени жены Палия, его никак не устраивало – два паука в одной банке вряд ли поладят. А Мардих был ещё тот паучара!
– На кого из них ты можешь положиться? – Грасарий кивнул в сторону веселящихся мужчин.
Хозяин задумчиво поглядел на гостей. Помолчав минуту, он ответил:
– На своих сыновей. Даже то, что Граст командует сотней мерланов, значения не имеет – чтобы не произошло, он останется верен мне. – Турс помолчал. – И ещё на Ратвуда. Несмотря на его кажущуюся ветреность и несерьёзность, более честного и преданного человека я не знаю.
Грасарий оценивающе посмотрел на командира кланторов. Тот рассказал очередную байку и первым захохотал, показывая ровные белые зубы. Продолжая хохотать, он отбросил с лица прядь густых кудрявых волос, и на Грасария вдруг глянули абсолютно серьёзные карие глаза.
Поздним вечером, сидя в неспешно катившейся по дороге повозке, Грасарий продолжал напряжённо размышлять над сказанным в замке доланита. Как это не грустно, но армия не была едина. Впрочем, как и вся Нумерия. Но что давало это ему, младшему брату Повелителя, далеко не первому в очереди на трон?
Законы Нумерии, принятые двести лет назад, определяли однозначно и без вариантов весь ряд наследования власти – от отца к сыну, а если правитель не успел обзавестись сыном – от старшего брата к младшему. И не важно, сколько при этом было лет новоиспечённому Повелителю – всегда имелся Совет, который брал на себя управление государством до тех пор, пока юноша становился в состоянии сам принимать важные решения.
За двести лет был всего лишь один случай, когда ветвь рода угасла, не оставив после себя ни одного представителя мужского пола. И тогда Большой Совет, в состав которого вошли все ланграксы, утвердил на троне внука умершего правителя, сына его старшей дочери, что было немедленно закреплено в соответствующей статье закона.
Жена дремала напротив, обхватив руками живот и слегка похрапывая. Грасарий презрительно скривился – беременность сделала не отличавшуюся сообразительностью и хитростью Элиду ещё тупее. Да, с женой ему повезло куда меньше, чем брату – Мирцея стоила всех министров Нумерии вместе взятых. Да ещё и половину армии можно было смело сюда прибавить…
Она-то уж точно бы придумала, как воспользоваться одной единственной лазейкой в суровом законе – полной неспособностью претендента управлять страной ввиду душевной или физической слабости. Вспомнив пышущую здоровьем фигуру брата, Грасарий невесело усмехнулся. Оставалось уповать, что Рубелий внезапно и окончательно сойдёт с ума… Правда, при всеобщем сумасшествии во дворце это будет не так уж и заметно.
Впереди показались огни ворот, и кони, чувствуя близкий отдых, побежали резвее. Повозку качнуло. Элида открыла глаза и зевнула:
– Мы уже приехали?
Грасарий раздражённо кивнул. Элида завозилась, потирая занемевшую поясницу, и вдруг выдала:
– Инестия счастливая такая… Тебе она тоже сказала, что они с Грастом ждут ребёнка?
Муж не сразу её услышал – мысль о внезапном сумасшествии соперника прочно засела в голове, и он уже начал прикидывать, с кем бы ещё её обсудить. Грасарий поднял голову и взглянул на белеющее в темноте круглое лицо жены.
– Что? Нет. Не сказала. – Обида внезапно резанула. Любимая дочь, а мачехе первой сообщила. – И когда же нам ждать внука?
Элида помолчала, считая в уме месяцы, и неуверенно произнесла:
– Точно не знаю, но скорее всего в последний месяц лета.
Грасарий её уже не слушал. Он понял, с кем ему следует поговорить. И мысленно возносил молитву Богам Вечным и Истинным, чтобы Енария Вермокс ещё была в состоянии дать ему нужный совет.
