Покойник
Протопав, точнее – прохромав на уже негнущихся ногах ещё с километр, он остановился. Тропинка уперлась в завал из беспорядочно наваленных друг на друга деревьев.
Никита осмотрелся. Посередине стволы были уложены ровнее, образуя некое подобие лестницы из трёх ступеней, ведущей в проём между двумя толстыми стволами. «Добро пожаловать, гости дорогие». – Мальчик невесело усмехнулся. Он прислушался, но за завалом было тихо.
«Была бы собака, голосила бы уже вовсю. Может, нет никого? Интересно, далеко хозяин подался? А ничё он заборчик себе забабашил, чтобы зверюги не лезли… А вдруг тут диких зверей до фига? Пипец… Стою, как дурак, а сзади волк крадется… или тигр?!» И больше не раздумывая, Никита быстро полез по стволам, стараясь попадать ногами в те места, где кора была уже содрана чьей-то обувью.
Проскочив в проём, он снова огляделся. Завал с двух сторон упирался в невысокую бревенчатую избушку. Её чуть наклонённая крыша заросла травой и напоминала холм, на верхушке которого пристроились несколько камней. Окон не наблюдалось. Перекошенная дверь, сбитая из широких досок, была приоткрыта. Траву в маленьком дворике почти вытоптали, слева у стены кучей валялись толстые сухие ветки. «Печку топит…» – Никиту это порадовало. Вечерняя прохлада уже давно вовсю хозяйничала под его футболкой.
Выждав минуту, не появится ли всё-таки хозяин поприветствовать гостя, он осторожно спустился. С последней ступеньки тапок предательски соскользнул, и Никита с шумом приземлился на мягкое место. Чертыхнувшись, он отряхнул штаны, потёр ушибленное место и двинулся к домику. «Хреновато шарить без хозяина, но жрать охота, аж кишки слиплись. Не пришибёт, поди… Я ж не со зла… Просто такая вот у меня сегодня печалька…»
Темнело быстро. Он осторожно пересёк неширокий дворик, остановился у двери, прислушался, а потом, зачем-то пригнувшись, шагнул через невысокий порог. В комнате было совершенно темно, тусклый вечерний свет терялся ещё у самой двери.
Зато в избытке пахло – сгоревшим деревом, старыми вонючими шкурами и чем-то явно кислым. А ещё здесь присутствовал несильный, но очень тревожащий запах, который Никита пока не мог определить. Что-то в его подсознании неприятно шелохнулось и попробовало начать паниковать…
Мальчик стоял на пороге и мучился. Внутри него всё вдруг сжалось в колючий холодный комок, тихонько подвывающий от ужаса и не дающий ему войти. Но голод и страх остаться ночью одному в лесу и стать лёгкой (чего уж греха таить!) добычей какого-нибудь хищного зверя, усиленно пытались загнать его в это, пусть и не идеальное укрытие. В жестокой борьбе голод и страх победили.
Не надеясь особо на зрение, Никита вытянув перед собой руки, сделал два неуверенных шага и сразу же упёрся в преграду. Ощупав широкие деревянные доски и справедливо решив, что это стол, он тут же натолкнулся на круглую миску с чем-то холодным и гладким. Понюхав и ковырнув находку пальцем, Никита обрадовался – картошка! Ободрённый успехом, он временно оставил её в миске и медленно двинулся вокруг стола.
Через пару шагов стол закончился, и Никита рискнул раздвинуть границы поиска уже на предмет кровати и, может, какой-никакой лампы – блуждание в кромешной тьме напрягало. Растопырив пальцы, он шагнул вперед. Если стол стоит посередине, значит, до другой стены вряд ли будет больше двух-трёх метров.
Этот шаг стал последним, что Никита смог чётко вспомнить, свернувшись калачиком под деревом на другой стороне завала и трясясь от страха. Там, в избушке, пальцы его левой руки уткнулись во что-то неприятно холодное. Чуть сдвинувшись в сторону, он нащупал жёсткую шерсть в чём-то противно-липком, а потом указательный палец внезапно куда-то провалился, по дороге задев что-то твёрдое. Никита в ужасе отдёрнул руку. И сразу же тот неприятный запах, который всё время ощущался вокруг, обрёл своё название – кровь.
Дико взвизгнув, он развернулся и ринулся к ещё светлевшему проёму. Ноги сами несли его, делая немыслимые скачки, но перед дверью он запнулся и кубарем вылетел во двор. Проскочив его в два прыжка, Никита перемахнул завал и помчался в сгустившейся темноте, даже не стараясь понять, куда.
Бежал он недолго. Зацепившись ногой за толстый корень, Никита свалился в ямку между корнями старого дерева, ставшего ему на эту ночь единственной защитой. Громко стуча зубами от холода и пережитого ужаса, он старался рассуждать здраво, но вылезший откуда-то инстинкт самосохранения настойчиво твердил одно – заткнись и затаись! Если тебя услышит тот, кто убил (в этом Никита ни секунды не сомневался) того человека в избушке – тебе хана! Всё тогда – привет семье… Маньяк ни за что в живых не оставит…
«Господи, чё делать-то? Никогда бы не подумал, что со мной такая фигня случится. Трупы, маньяки… Бррр… Мамочка, ну почему ты меня не ищешь? Ведь давно должна понять, что не болтаюсь я где-то с Витьком… Я попал в беду. В какую-то жуткую дурацкую беду… И даже сам не знаю, как я в неё попал! Мамочка, найди же меня скорей! Я полы буду мыть каждый день вместо Юльки… И за хлебом ходить… И не просплю больше ни разу. И даже в игры больше играть не буду-у-у… Стоп! Игры…»
В голове промелькнуло что-то очень-очень важное. «Нужно вспомнить весь вчерашний день. Думай, думай, Никитос, напрягай извилины…» Так. Утром ничего выдающегося не было, тем более, что проспал он до часу дня. Его разбудила Юлька, намылившаяся со своей подружкой Светкой гулять. Он встал, смотался на кухню, налил чай, соорудил два нехилых бутера с докторской колбасой и один с сыром и приволок всё это в зал к телику.
Валяясь на диване и листая каналы, он заглотил это, отправив следом парочку бананов и пол вазы конфет. А что, мог себе позволить расслабиться после трудовой недели! Пошатавшись по квартире ещё с полчаса, позвонил Витьку, который начал нести ахинею про какие-то загадочные дела на ближайшие три часа, внезапно нарушившие их совместные планы по поеданию пиццы. В сердцах обозвав Витька придурком, Никита уселся за комп.
Зависнув на просторах инета, он прочитал массу ненужных вещей, поржал над лохами в «YouTube», похихикал над фотками одноклассниц «ВКонтакте», а потом открыл свою любимую игру. Пару раз звонила мать, наивно думая, что таким образом она его воспитывает. Не отрываясь от клавы, он бодро ей отвечал, что занят физикой.
Шестой уровень, на котором он застрял два дня назад, сегодня проскочил сходу, а вот на седьмом сел мёртво. И его бы прошёл, если бы некоторые не звонили в самое неподходящее время! Потом заявилась Юлька, попробовала поканючить, что ей тоже комп нужен, но быстро отвяла, утопала к себе и назло ему два часа долбила на пианино жутко занудную мелодию.
Часов в восемь забежал Витёк и, пряча глаза, поведал про свои переговоры с Катькой о завтрашней контрольной. Видя, что его дипломатические усилия энтузиазма в Никите не вызвали, быстро сдулся и начал активно мешать – помогать ему проходить зловредный уровень… Помощничек…
Примерно через час Витёк засобирался домой. Уже обуваясь в прихожей, он вдруг спросил: «Ты диск смотрел?» Никита сначала вытаращился на него, а потом вспомнил, что ещё в пятницу Игорёха Воронин из 6 «В» на переменке взахлёб рассказывал про новую игру, которую ему из Америки привёз брат. Жутко сложная, 13 уровней, но до последнего дойти вообще нереально.
Витёк с Мишкой Сидоровым уши развесили, а Никита поржал и сказал, что «не фиг нам вешать лапшу про непроходимые игры – других дураков поищи». Игорёха разозлился и поспорил на складной финский нож своего брата, что он, Никита, за месяц даже до четвёртого уровня не дойдёт. С Никиты он потребовал старинные монеты, которые начал собирать ещё его отец. На следующий день, в субботу, Игорёха передал Никите диск и, ехидно так улыбаясь, намекнул, что время пошло. Как же он мог так лохануться???
Быстренько распрощавшись с Витьком, Никита рванул к компу. Вытряхнув из сумки всё содержимое, он схватил диск. На коробке был нарисован какой-то средневековый город с высокой стеной и башнями, над которыми по-английски было написано – «Нумерия». Ну что ж, поглядим, что там за «Нумерия».
Диск с лёгким шумом вошёл внутрь. Несколько кликов мышью, и на экране возникло такое же изображение, но масштабней и реалистичней. Казалось, что даже флаги на шпилях башен колышутся от свежего ветерка. Внизу внезапно появилась надпись: «Ты готов?» Никита быстренько щёлкнул по ней. Город исчез, вместо него вылезла обычная рамка для регистрации. Как всегда, он написал свое имя – «Ник», указал возраст и ещё кучу всякой ерунды. Ему не терпелось начать, а все эти формальности очень раздражали.
Юлька позвала ужинать, на что он пробурчал, что была б она хорошей сестрой, сама бы принесла брату поесть. Юлька фыркнула и нагло заявила, что она не хорошая сестра. Никита ещё немного поворчал, но тут процесс регистрации закончился, и на экране снова появилась надпись: «Ты готов?» «Ну, прям, допрос с пристрастием. Будто не играть собираюсь, а в шпионы готовят. Ха, агент Ник 007! Да готов я, готов!» и Никита бодро щёлкнул клавишей.
Экран почернел, несколько секунд стояла полная тишина. Никита уже начал подозревать, что Игорёха всё-таки подсунул ему какое-то фуфло, и что его обалденная суперигра вообще не существует, как из колонок вдруг раздался тихий свист. Едва слышный, он стал нарастать, становясь всё более неприятным и тревожащим, проникая, казалось, в каждую клетку мозга. И тот самый момент, когда терпеть этот звук стало просто невозможно, свист внезапно оборвался.
Экран ярко вспыхнул, переливаясь всеми цветами радуги, в хаотичном мелькании этих цветов было что-то столь завораживающее, что Никита никак не мог отвести от него глаз. Цвета мелькали всё быстрее, скручиваясь и раскручиваясь, дробясь и сливаясь.
В глубине появляющихся фигур стали проступать неясные образы: лица в жутком оскале, перекошенные от ужаса, суровые и улыбающиеся; дома, огни факелов, корабли, деревья, убитые животные без шкур, силуэты людей в капюшонах, странные знаки и ещё много чего пугающего и непонятного, что мозг просто не успевал фиксировать.
Цветное мелькание вдруг прекратилось, на экране возникла белая спираль, уходящая в глубину. Она начала закручиваться, настойчиво увлекая взгляд за собой. Никита почувствовал, что его затошнило, и у него сильно закружилась голова. Он попробовал отвести от экрана взгляд или закрыть глаза, но ничего не получалось. Спираль приковала его к себе. Последнее, что Никита смог вспомнить, была сильная боль в правом виске, когда он упал головой на стол и потерял сознание.
Ну, вот и ладненько. Вспомнил… Теперь хотя бы с шишкой всё понятно. Начал играть и отключился. Правда, такого с ним раньше никогда не случалось, но… Уж очень необычное начало было у этой игры. Хм-м, только всё равно это никак не объясняет его появление чёрт знает где, в каком-то конченом лесу. Или… всё-таки объясняет? Ага, только сначала нужно сильно умом тронуться, чтобы всерьёз поверить, что его каким-то образом затянула сюда спираль с экрана.
Никита поёжился. Стало совсем грустно – голодный, уставший, напуганный, а теперь ещё и сумасшедший. Выбираться надо отсюда, а там в «Кащенко»… «И тебя вылечат, и меня вылечат…» Может быть… если выживу…
Вокруг шумел ночной лес. Лёгкий ветерок пробегал по верхушкам, деревья с радостью отвечали на его прикосновения. Где-то заухал филин. Никита поудобней устроился между корнями, собираясь караулить всю ночь. Но события этого долгого дня так его вымотали, что он сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
Его разбудили две серо-голубые пичуги размером чуть больше воробьёв, которые устроили свару прямо над его головой. Несколько секунд он не открывал глаз, всё ещё надеясь, что это только сон. Птицы, устав орать, с шумом сорвались с ветки, засыпав его мелкими кусочками коры. Не сон…
Совершенно не хотелось шевелиться. Да и куда было идти? Вспомнив пережитый вчера ужас, он зябко передёрнул плечами и плотнее свернулся в клубок. Так и буду лежать здесь в уютной ямке весь день. Или два. Или неделю, пока, наконец, его не найдут.
Но пролежав совсем недолго, Никита понял, что всё далеко не так уж и радужно. В бок нагло упирался вырост корня, который он раньше не замечал. А ещё сильно хотелось пить и есть. «Сдохну тут с голодухи, если меня такими темпами искать будут. Они там вообще о чём думают? Охренели совсем! Бросили ребёнка неизвестно где и не чешутся! Вот допрыгаются – стопудово помру! Обглодает кто-нибудь хищный мой юный труп, и найдут они только голый скелетик. Пипец, короче…»
Перспектива валяться здесь голым скелетиком радости не прибавила. Повозившись ещё пару минут, Никита решительно покинул своё лежбище. Выглянув из-за дерева, он покрутил головой. Деревья стояли негусто и позволяли хорошо видеть, что творится вокруг.
Избушка оказалась совсем рядом. При воспоминании о сидящем там трупе его передёрнуло от отвращения, но в животе всё сильнее бурчало и уже болело от голода.
«А что, если по-тихому подкатить и глянуть, чё да как? Потом метнуться, жратву стянуть и свалить? Никто и не просечёт…» Выбравшись из-за дерева и напившись в ручье, Никита решил рискнуть и претворить в жизнь свой план. Медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, он подобрался к завалу и улёгся между деревьями.
С наблюдательного поста проход был прекрасно виден. Глядя во все глаза и прислушиваясь, он попытался определить, не наблюдает ли кто за ним, но местный маньяк или уж очень хорошо умел маскироваться, или давным-давно смылся куда-то искать новую жертву.
Выждав немного, Никита решил, что пора. Он осторожно поднялся по ступеням и, окинув взглядом двор, облегчённо вздохнул – всё так же, как и вчера вечером. Только дверь в избушке открыта шире.
Готовый в любой момент сорваться и бежать обратно, Никита сполз по ступенькам и пересёк двор, стараясь держаться слева от открытой двери. Дойдя до порога, он остановился и прислушался. В избушке стояла гробовая тишина. «Во хрень, прям, как в могиле». – Никиту передёрнуло, но сравнение было верным, как никогда. – «Скорей бы свалить отсюда…»
Сделав следующий шаг, Никита взвыл – он наступил голой пяткой на мелкий камушек, глубоко впившийся в ногу острым краем. «Чёрт… Без обувки фиг тут куда уйдёшь. Надо бы пошарить…» Безуспешно пытаясь унять внутреннюю дрожь, он зачем-то опустился на четвереньки и заглянул через порог.
Внутри было темно и тихо. Постепенно его глаза привыкли к недостатку света и уже стали различать предметы, уши уловили негромкое жужжание, а его нос учуял весьма неприятный запах, которого вчера ещё не было. Никита поморщился – пахло премерзко. Отвращение и голод боролись недолго. Победил, как и следовало ожидать, голод, и Никита решительно толкнул дверь.
Как он и предполагал, комнатка оказалась небольшой, и свет от открытой двери позволял увидеть её всю. Стены, срубленные из толстых брёвен, местами были сильно закопчены. Посредине стоял стол, грубо сколоченный из трёх досок, его толстые ножки внизу так же соединялись между собой досками. На столе наблюдалась уже ощупанная им накануне посуда.
Справа имелась широкая скамья, над которой на стене были привешены две полки с разной утварью. Рядом с дверью стоял низкий ящик с откинутой крышкой, а всё его содержимое – какие-то тряпки – валялось тут же на полу. Слева от двери Никита увидел второй ящик, тоже открытый, но совершенно пустой. У задней стены избушки из камня был сложен очаг, дым из которого, должно быть, уходил прямо в дыру в потолке.
У левой стены, прямо за столом, находилось самое страшное. На высокой широкой скамье, служившей, по-видимому, кроватью, сидел труп. Вообще-то, в представлении мальчика, труп должен был лежать, но этот сидел. Причина такого нетипичного поведения хозяина обнаружилась быстро – приглядевшись, Никита увидел, что во лбу у мужчины торчит толстая короткая стрела, которая и пригвоздила его голову к стене.
Подавив отвращение, мальчик тихонько перебрался через порог и, аккуратно ступая по грубо отёсанному полу, подошёл к столу. Теперь он смог рассмотреть хозяина избушки, хотя особой радости этот осмотр ему не доставил.
Мужчина был одет в тёмную куртку из грубой ткани, видавшие виды потёртые чёрные кожаные штаны и высокие сапоги на толстой подошве. На широком светлом поясе висел длинный нож, который он почти успел вытащить, когда кто-то выстрелил в него в упор – пальцы правой руки всё ещё сжимали рукоять. Стрела торчала точно между слегка приоткрытых глаз. Они уже остекленели и придавали лицу трупа какое-то дикое выражение.
Ничего ужаснее в своей жизни Никита не видел. Его затошнило от вида запёкшейся крови, которая струйкой вытекла из раны и, обогнув не самый изящный нос, залила усы и чёрную бороду, в которой прятался перекошенный в последнем крике рот с рядом крепких зубов. Жирные зелёные мухи деловито шныряли по лицу, с особым удовольствием посещая глаза и рот.
Никита отвернулся. Больше всего на свете ему захотелось убежать отсюда, куда глаза глядят, чтобы не видеть этот ужас. Его вдруг согнуло пополам и вырвало прямо на грязный пол. Горечь заполнила рот, и мальчик всхлипнул. Зашатавшись, Никита ухватился за стол, случайно смахнув на пол пустую кружку. Та упала и разлетелась на куски. Мальчик вздрогнул, как от удара.
Он пришёл сюда за едой, а не слёзы лить, как истеричка… «Ищи и уходи, придурок, пока кто-нибудь не припёрся». Увидев на столе засохший ломоть хлеба и две картофелины в миске, он схватил это богатство, выскочил из избушки и помчался к завалу. Уже поставив ногу на первую ступеньку, мальчик остановился. Куда бежать? Здесь хотя бы точно никого нет… Не считая трупа, но он, вроде, смирный такой.
Немного успокоившись, Никита проглотил хлеб и картошку с такой скоростью, что даже не разобрал их вкуса. Желудок благодарно заурчал. Сидя на ступеньке, Никита задумался. Что дальше? Куда ему теперь податься? Оставаться здесь он, естественно, не собирался, но и дальнейшие перспективы вырисовывались весьма и весьма туманными. В конце концов, разум всё же одержал верх над брезгливостью, и Никита решил зайти в избушку ещё раз, в надежде отыскать что-нибудь полезное.
Второй подход дался легче. Теперь он точно знал, куда не нужно смотреть ни за что, ни при каких обстоятельствах. Первым делом он обшарил полки. Нашёлся кувшин с водой и половина круглого хлеба. В мешке у очага лежали несколько сырых картошек. Порывшись в куче тряпья, выброшенного кем-то из ящика, Никита отыскал небольшой полотняный мешочек, куда он и сложил продукты.
Немного подумав, он поискал у очага спички, но таковых не оказалось. Пришлось картошку выложить. Зато в одном из кувшинов нашлось пшено, которое Никита высыпал в свой мешок, мудро решив, что его вполне можно и сырое жевать, если уж совсем придётся туго.
Из той же кучи тряпья он вытянул короткую рубаху из грубого белого полотна с замысловатым чёрно-красным узором по рукавам, шитую явно на более крупного человека, но для ночлега в лесу вполне пригодную. Нашёлся и кусок верёвки, которую можно было завязать, как пояс. Шапку из рыжего меха Никита долго вертел в руках, не зная, стоит ли её брать, но потом отложил в сторону – вряд ли он летом без неё отморозит уши.
Единственное, что ему так и не попалось, была обувь. Конечно, на кроссовки «Adidas», учитывая окружающую действительность, он не очень рассчитывал, но хоть какое-нибудь подобие башмаков ему сейчас совсем бы не помешало. Заглянув во второй ящик, Никита разочаровался – он был совершенно пуст. И что в нём лежало ещё вчера утром, определить было невозможно.
Мальчик вздохнул. Бегать босиком по лесу было занятием малоприятным – исколотые подошвы уже давали о себе знать при каждом шаге. Оставалась последняя надежда – проверить у лавки, на которой сидел покойник. Но, как оказалось, единственные сапоги имелись только у хозяина. «Хорошие какие, и подошва толстенная… В таких-то по лесу чё не шастать…»
От мысли, пришедшей в следующую секунду, Никита похолодел. «Забрать их? Не-е, я не могу! Он же покойник! Как я их буду стягивать? А носить… Противно же ужас как…» Он поспешно отошёл к двери, в комнате всё сильнее ощущался неприятный запах. Собрав найденные вещи, Никита ещё раз окинул комнату взглядом, стараясь не смотреть на лицо сидящего трупа, и шагнул за порог.
Солнце поднялось высоко, становилось жарко. Закинув мешочек за плечи, Никита поднялся по ступеням и выглянул в проём. Вокруг было всё спокойно. Он перебрался на другую сторону и бодро шагнул на тропинку.
Заорав от неожиданности, Никита запрыгал на одной ноге. В подошву глубоко вонзился острый сухой сучок. «Вот же фигня, этого мне ещё не хватало! Если будет заражение – мне кранты!» – сын врача кое-что о таких вещах знал. «Не, хрен тут уйдешь далеко… Вот чёрт же!» Кровь перестала бежать, а Никита всё сидел, боясь решиться, но уже точно зная, что ему придётся это сделать.
Покойник продолжал бессмысленно разглядывать угол остекленевшим взглядом. По его лицу ползала жирная зелёная муха. Пытаясь подавить вновь подступившую к горлу тошноту, Никита решительно подошёл к лавке, опустился на колени и схватился за сапог. Мягкая, хорошо выделанная кожа плотно облегала ногу и не желала покидать своего владельца. Дёрнув пару раз, мальчик понял, что ему придется очень постараться, прежде чем обзавестись обновой.
Упёршись ногой в лавку, он ухватился за сапог половчее и потянул изо всех сил. Внезапно покойник со стуком завалился на бок. Никита в ужасе отскочил, но хозяин жилища вовсе не собирался вставать и выражать своё возмущение по поводу наглого грабежа. Правда, искренней радости от появления гостя, от него тоже вряд ли стоило ждать. Что-то подсказывало Никите, что при жизни тот был далеко не радушным хозяином – у трупа когда-то было отрезано правое ухо. А в одном кино Никита видел, что так обычно метили беглых преступников.
Сзади на сапогах оказалась шнуровка, она-то и мешала их стянуть. Никита развязал узлы, и дело пошло. Сняв сапоги, Никита в последний раз кинул взгляд на покойника. «Нож ему точно… уже не нужен, а мне… сгодится». – Осмелев, он отстегнул застёжку и с трудом вытянул пояс из-под трупа.
Нож удобно спрятался в кожаных ножнах с замысловатым рисунком из круглых заклёпок. Никита потянул за рукоять, и тот легко выскользнул из своего убежища, хищно сверкнув в полумраке. По длинному лезвию шёл рисунок из волнистых линий и завитков, приятная тяжесть добавляла уверенности.
Усевшись на пороге, Никита натянул сапоги, оказавшиеся, конечно же, большими, но это была сущая ерунда – их толстая подошва позволяла смело шагать и не смотреть всё время под ноги. Собрав оставленные у порога вещи, Никита, уже не оглядываясь, быстро проскочил дворик, миновал лестницу, свернул налево и бодро зашагал вдоль завала. Через несколько метров тот закончился, и под ногами появилась малозаметная тропинка, потянувшаяся через лес.
Шагалось легко. Он начал даже что-то весело насвистывать, сбивая палкой высокую траву, когда в зарослях справа от тропинки раздался громкий визг. От неожиданности Никита остановился. Визг не умолкал. К нему тут же добавилось многоголосое возмущенное похрюкивание. В кустах что-то зашуршало, и на тропинку выскочил маленький полосатый поросёнок, а следом за ним ещё два.
– Ух ты, кабанья семейка! Прико-ольно… – Никита, конечно, видел диких кабанов в зоопарке, но чтобы так близко… Поросята похрюкивали и повизгивали, явно не замечая Никиту, потом развернулись и дружно кинулись в заросли, откуда продолжал нестись душераздирающий визг.
«Режут там кого, что ли? Или вляпался свин куда? Поглядеть…» Но мысль осталась недодуманной. Через кусты шумно ломился кто-то большой, громко хрюкая и фыркая. Никита заметался по тропинке. В его планы совершенно не входила встреча с разъярённой мамашей или того хуже – папашей этих премиленьких свинюшек.
Инстинкт самосохранения, придушенный годами комфортной жизни, вырвался на волю и погнал Никиту, почти ощущающего на своём затылке дыхание злобной зверюги, готовой порвать любого, кто причинит вред её чаду, к ближайшему дереву.
Никогда в жизни он не влезал на дерево с такой быстротой! Устроившись на толстой ветке высоко над землей, мальчик перевёл дух. Отсюда ему было хорошо видно, как огромная кабаниха металась внизу, то подбегая к дереву, то снова вламываясь в заросли, откуда продолжал нестись визг несчастного поросенка. Выводок суматошно носился за ней следом.
Постепенно визг стих. То ли страдалец испустил дух, то ли мать все-таки вызволила его из беды, но шум и беготня прекратились. Повертевшись у дерева в последний раз, кабаниха принюхалась и попыталась задрать вверх голову на толстой шее, чтобы лучше разглядеть маленькими злыми глазками своего обидчика. Порыв землю у корней, она кинула ничего хорошего не предвещавший взгляд на затаившегося Никиту, громко хрюкнула, собрала своё потомство и скрылась в кустах, уводя детишек.
Спускаться было страшно. Вдруг кабаниха только сделала вид, что уходит, а сама залегла в засаде и ждёт, когда он слезет прямо к ней в пасть. Никита приуныл. Солнце давно перевалило за полдень. От долгого сидения ноги и спина затекли, да и пить хотелось. Повозившись на ветке, мальчик решил ещё немного подождать – кто знает, что там у этой свиньи на уме. Привалившись спиной к стволу дерева, он вытянул ноги и прикрыл глаза.
Задремав, он чуть не свалился. Сколько прошло времени, Никита не знал, но спина болела ужасно. «Не-е, пора кончать с жизнью пернатых и перепончатокрылых». – Он сладко потянулся и глянул вниз. Всё было спокойно.
Ухватившись руками за ветку, он уже нащупал ногой опору, собираясь быстренько спуститься с небес на землю, но внезапно что-то непонятное на этой самой земле заставило его замереть. Под ним по тропинке бесшумно, как тени, скользили люди.
От радости Никита чуть не закричал, но внезапно пересохший рот не смог выдавить из себя ни звука. Только через пару секунд он сообразил, что его смутило – люди были зелёными! Вначале он даже и разглядеть их как следует не мог – зелёное движение на фоне зелёных кустов.
Все они были одеты в буро-зелёные штаны и кожаные короткие сапоги, у каждого на поясе висел длинный нож. Голые торсы, руки и головы мужчин сплошь покрывала зелёная краска, делавшая их невидимыми в зарослях. Каждый воин в руках нёс копье и короткий толстый лук, к которому за спиной в кожаном колчане висел пучок стрел. Волосы по бокам голов были выбриты, оставляя посредине чёрный невысокий, как у боевого петуха, гребень.
Лиц лесных духов Никита не видел, но угроза, сквозившая в каждом движении зелёных людей, сразу задавила в зародыше надежду, что при виде него на этих лицах отразится бурная радость. Тем более, что оперения их коротких стрел подозрительно напоминали ту, что всё ещё торчала во лбу одноухого хозяина избушки.
Шествие закончилось довольно быстро. Никита насчитал пятнадцать воинов, бесшумно проскользнувших по тропинке в полном молчании. Лес проглотил их, не оставив следа. Передумав спускаться, Никита снова замер на ветке, вглядываясь в окружающий лес. Но никаких новых сюрпризов больше не было. Пока… не было.
«Ну я дебил! Может, тут киношку какую снимают! Про индейцев… Надо было заорать – и был бы уже дома. Мама борщик бы уже наливала… со сметаной…» В животе противно забурчало. «А чё они зелёные? Вроде индейцы все с перьями были, не помню я там зелёных… Витька бы спросить, он по индейцам спец».
Сидеть на ветке стало просто невмоготу, и Никита решительно слез на землю. Подобрав в кустах свой мешок, он огляделся и двинулся по тропинке вслед за лесными духами, стараясь теперь ступать как можно тише.
Солнце катилось к горизонту, удлиняя тени и сгущая сумрак под деревьями, превращая обычные кусты в жутких загадочных существ, норовящих подставить ножку, ударить по лицу и вцепиться в одежду. Свежий ветерок прогнал дневную жару, и Никита искренне порадовался, что прихватил рубаху. Пора было присматривать место для очередной ночёвки.
Тропинка обогнула густой кустарник, и Никита не сразу понял, что лес закончился, и впереди было ровное поле. От этого поля его отделяло только невысокое заграждение из срубленных деревьев, наваленных друг на дружку.
Не зная, идти ему дальше или провести ночь здесь, Никита вскарабкался на нижнюю ветку высокого дерева, пытаясь хоть что-нибудь увидеть в быстро надвигающейся темноте. За широким полем он разглядел что-то, похожее на постройки, но сколько ни вглядывался, не смог заметить ни одного огонька.
Ветер, прилетевший оттуда, неожиданно донёс запах дыма и звук, похожий на собачий лай. Никита не помнил, как слетел с дерева, перелез через завал и понёсся в темноту. Сначала ноги заплетались в густой траве, но вскоре он выскочил на выкошеный участок, с радостью понимая, что это-то уж точно дело рук человека.
Он бежал уже минут десять, а поле и не думало заканчиваться. Внезапно в темноте проявилась высокая стена, за которой на фоне тёмного неба угадывались крыши построек. И опять – ни одного огонька. Стена мрачно и негостеприимно ждала, когда мальчик, совсем задохнувшись от быстрого бега, уткнётся в неё.
Тяжело дыша, Никита стоял у человеческого жилья, куда так страстно стремился, и молчал. Угрюмая тишина настораживала и мешала заорать во всё горло: «Спасите, помогите». Кто знает, что из-за этой стены вылезет… на ночь-то глядя. Развернувшись, Никита медленно поплёлся назад, туда, где рядом с одиноким высоким деревом темнел небольшой стожок.
Добравшись, он натянул рубаху и, устроив себе в мягком сене уютное гнёздышко, свернулся калачиком и мгновенно заснул.