Книга: Ветер с Юга. Книга 1
Назад: Мирцея
Дальше: Палий

Мелеста

Тяжело вздохнув, Мелеста встала и стряхнула ползущего по юбке паучка. Тот свалился в траву и как ни в чём не бывало заспешил дальше. Солнце клонилось к закату, сильно похолодало, и девушка поёжилась в своём тонком платье. Нужно было идти во дворец, где вся семья уже собиралась на ужин.
Правда, двухэтажный неуклюжий дом, сложенный из серого невзрачного песчаника, мог показаться дворцом лишь рядом с ещё более убогими строениями из дерева или обмазанными глиной лачугами, в которых в большинстве своём и проживало население столицы далеко не самого процветающего лана Нумерии.
Город Цингурин был построен на нескольких участках твердой земли, которые трудолюбивые жители соединили между собой настилами и мостками из стволов деревьев, с большим трудом доставленных сюда по мелким речушкам с западной границы Болотных Пустошей.
Земли было крайне мало, городские постройки лепились одна к другой, позволяя соседям беззастенчиво заглядывать друг другу в окна и быть в курсе всех соседских дел. Поэтому маленький дворцовый садик из пяти-шести плодовых деревьев и нескольких хилых кустов уже отцветающих роз являлся для здешних мест совершенно немыслимой роскошью.
Мелеста прошла по усыпанной песком дорожке ко входу во дворец. В холле было сумрачно и прохладно. Несмотря на холодные ночи, хозяин не разрешал использовать заготовленное на зиму топливо, и все домочадцы терпеливо кутались в шерстяные вещи.
В обеденной зале стол уже был накрыт к ужину. В будни обитатели дворца ели скромно, обходясь кашей из пшена или кукурузы, овощами да рыбой из местных речушек, подаваемой в самых разных видах. Пшеница и рожь не росли на болотистой почве, их приходилось покупать в других ланах, поэтому муку ценили на вес золота и хлеб пекли только в самых исключительных случаях.
Сегодня дворцовая кухарка решила блеснуть, и на столе стояла запечённая рыба, фаршированная маринованными лягушачьими лапками. К ней подали тушёные овощи и кукурузные лепёшки с козьим сыром.
Окинув взглядом меню, Мелеста мысленно вздохнула. В последнее время её перестало, наконец, тошнить, и ей постоянно хотелось есть. Но лягушачьи лапки, почти единственная еда всех жителей Болотных Пустошей, вызывали в ней противную внутреннюю дрожь.
Сестра Лусинда, милая молодая женщина с приятными округлыми формами, открытым улыбчивым лицом и рыжеватыми пышными, как и у Мелесты, волосами, за что-то отчитывала в углу свою дочь Дарину, шестилетнюю проказницу, унаследовавшую от матери зелёные глаза, рыжую шевелюру и весёлый нрав.
Девочка стояла с опущенной головой, изображая полное и всеобъемлющее раскаяние. Услышав звук открываемой двери, она скосила хитрые глаза и, увидев любимую тётушку, взмахнула руками и побежала ей навстречу.
– Мелесточка! Ты куда ходила? – Девчушка подпрыгнула и повисла на её шее. – Ты меня бросила, вот… вот мне и пришлось чудес натворить!
– Каких чудес на сей раз? Опять разбила что-то?
– Не, не разбила! Всего-то кошку водой облила! Она так потешно трясла лапами!
Мелеста, не зная улыбаться ей или отругать свою бойкую племянницу, посмотрела на Лусинду и, увидев, что та сурово свела брови, решила присоединиться к воспитательному процессу:
– Ты думаешь, кошке очень понравилось бегать мокрой по дворцу?
Дарина на секунду задумалась и, вытянув трубочкой пухлые губки, что у неё означало вершину мыслительного процесса, выдала:
– Не знаю! Я не успела спросить… она так быстро убежала!
Мелеста не выдержала и расхохоталась. В семье лангракса одна Дарина встретила её появление с неподдельной радостью и, только общаясь с ней, Мелеста начала оттаивать и приходить в себя.
Оберин Горк был, мягко говоря, удивлён, когда на пороге его дворца появилась падающая с ног от усталости и пережитого разношёрстная компания с полуживым, страшно исхудавшим стариком, которого несли на носилках. Старик лишь иногда приходил в себя, оглядывал своих спутников мутным взглядом, делал несколько глотков воды и снова впадал в забытье.
Мелеста, которую всё семейство считало погибшей во время нападения на Гудвуд и которую её сестра уже оплакала, при виде родных лиц безудержно разрыдалась и бросилась на шею ближе всех стоявшего к ней Пастина Горка.
Пастин, растерявшись от неожиданности и не зная, что в таких случаях делать, с огромным облегчением передал свояченицу в руки подоспевшей жены. Лусинда часок порыдала с ней вместе в своей комнате, на этом сочувствие семьи лангракса её горю и закончилось.
Такой прохладной встречи Мелеста никак не ожидала, ведь она всё-таки была родной сестрой жены Пастина Горка – сына и наследника лангракса Болотных Пустошей. Лусинда уже восемь лет жила в этой семье и ни разу не пожаловалась, что к ней здесь плохо относятся.
В первый же вечер, когда Мелеста была приглашена к семейному столу, Оберин Горк, весь ужин мрачно молчавший и поглядывавший исподтишка на бледную Мелесту, откашлялся и, как все глуховатые, громко заявил:
– Мы бы хотели знать, как долго ты намерена задержаться в Цингурине.
Мелеста, вяло ковырявшая в тарелке с запечёнными овощами, вздрогнула и подняла на хозяина опухшие от слёз глаза, выдавив чуть слышно:
– Мне бы хотелось… я думала, что… смогу пожить у вас…
– Будь добра говорить громче! Я не услышал, что ты сказала!
Мелеста собралась с духом и уже громче проговорила:
– Я хотела бы у вас… остаться… Совсем…
Лангракс хмуро посмотрел на гостью, потом на сидевшую рядом с ней Лусинду, перевёл взгляд на жену, вытирающую потное лицо на дальнем конце стола, и остановившись, наконец, на поджавшем губы сыне, отрезал:
– Это невозможно!
Мелеста охнула и уставилась на сидящего во главе стола хозяина:
– Но почему? Я… я не понимаю, почему мне нельзя пожить здесь?
Оберин Горк крякнул и, зло взглянув на бестолковую девицу, заставляющую объяснять ей простые и понятные вещи, процедил:
– Я не так знатен и влиятелен в Нумерии, чтобы собирать и прятать у себя беглых родственников государственного преступника! Мне вполне достаточно того, что жена моего сына состоит с ним, пусть не в прямом, но в родстве. Да ещё собственная жена является троюродной сестрой Кронарии. Этого более чем достаточно, чтобы впасть в немилость к Повелителю! Будь уверена, желающие сообщить в Остенвил о твоём появлении здесь найдутся!
Мелеста онемела. Услышать такое от людей, которых она считала своими близкими родственниками, она никак не ожидала. Она помнила, как приезжала в этот дом со своим отцом, и как радушно их всегда здесь встречали. Правда, отец всегда привозил с собой несколько повозок с подарками – мешки с мукой и крупой, сырные и сахарные головы, бочонки с топлёным маслом, бутыли вина, меха, ткани, посуду и ещё много всякой всячины. А она сейчас была нищей и голой, да ещё с такими же друзьями и тяжело больным Бракаром.
Девушка заплакала. Крупные слёзы катились по её лицу и падали в тарелку с недоеденными овощами. Она ни одной секунды не верила, что Дартон Орстер преступник и что он мог совершить то, что ему приписывали. А уж она-то и подавно никакая не преступница, чтобы её пребывания здесь нужно было так бояться.
По большому счёту, она ведь сама была жертвой! Её чуть не убили шаваны, она едва не сгорела вместе с домом вейстора. Она могла сто раз утонуть в болоте, как Мерк, или быть укушенной гадюкой и умереть в страшных мучениях, как Тана. А её обозвали преступницей и хотят выгнать вон, как паршивую собаку!
Мелеста зарыдала во весь голос. Лусинда кинулась её утешать, сверкнув на мужа потемневшими от гнева глазами. Хозяин дома резко встал и, отбросив стул, громко затопал к двери, сильно припадая на правую ногу.
На следующий день за обедом, куда Мелесту насильно притащила сестра, было объявлено, что она может пожить во дворце, пока лекарь Бракар не поправится или не уйдет в Царство Вечной Тьмы. После этого она с друзьями должна будет покинуть не только Цингурин, но даже Болотные Пустоши.
Так как у девушки имелась ещё одна родственница – родная сестра её матери, тётушка Бегита, богатая вдова, владеющая торговыми лавками в Таграсе и Батривале, столице Ланджлании, то пусть она и приютит у себя несчастную племянницу. Письмо к ней уже отправлено.
Друзьям Мелесты – Руле, Нику, Дарту Засоне и Твану, которых никто не собирался здесь просто так кормить, было велено отправляться в одну из ближайших деревень, в которых проживали стаки – болотные жители. И там зарабатывать еду самим, выполняя работу, которую им укажет староста деревни.
С болью в сердце осознав, что она бессильна перед человеческой подлостью, Мелеста хотела встать и немедленно уйти отсюда вместе с друзьями, и навсегда забыть дорогу в этот дом! Но разве могли они бросить здесь Бракара, отданного на попечение местного лекаря…
Наконец, дверь обеденной залы открылась, и вошла Сенция – жена лангракса и хозяйка этого дома – низенькая расплывшаяся дама с круглым, вечно потным лицом, жидкими серыми волосами и такими же бесцветными глазами. Отдуваясь и обмахиваясь платком, она прошествовала на свой стул и уселась там, оглядев накрытый стол.
Ещё минута – и в дверях показался сам хозяин в сопровождении сына, такого же худощавого, остроносого, с вечно недовольно поджатыми губами. Только вместо густого ёжика отцовских волос на голове сына имелась весьма скромная шевелюра из длинных прядей, доставшихся в наследство от матери.
Ужин прошёл в почти полной тишине. Даже болтушка Дарина притихла под строгим взглядом деда и тихонько ела, ковыряя в своей тарелке рыбу. Лусинда, радостно сообщившая сестре ещё неделю назад, что ждёт ребёнка, который появится на свет будущей весной, уписывала еду за обе щёки, виновато поглядывая на молчаливую Мелесту.
На следующее утро девушка решила навестить Бракара. Дом лекаря Алмуса Лигруса, сорокалетнего жизнерадостного толстяка со здоровым румянцем и густой гривой тёмно-русых волос, находился недалеко от дворца. Мелеста пересекла главную улицу и, пройдя несколько лавок и домиков, свернула в проулок.
У двери дома, выкрашенного в ярко-зелёный цвет, терпеливо ожидали две женщины, одетые в скучные серо-коричневые одежды, и бандитского вида мужик, державшийся за левую щеку. Мелеста прошла мимо, провожаемая любопытными взглядами, открыла входную дверь и попала в большую комнату, служившую лекарю для приема посетителей.
Вот и сейчас на высоком стуле сидел вертлявый малыш лет семи, и Алмус с интересом заглядывал в его широко раскрытый рот. Мать мальчугана стояла рядом и, сложив руки на большом животе, качала повязанной чёрным платком головой.
Мелеста кивнула лекарю и прошла в дальнюю комнату, где уже третью неделю находился Бракар. Комнатка была довольно тёмной, всего с одним маленьким оконцем. Лекарь лежал на высокой кровати. Его лицо в скудном свете выглядело бледным, осунувшимся, с резко выступившими морщинами и тёмными кругами под глазами.
Услышав звук открываемой двери, Бракар открыл глаза и с любопытством глянул на посетителя. При виде Мелесты его лицо оживилось, глаза весело блеснули.
– Мелеста, девочка моя. Рад, рад тебя видеть!
– Бракар, доброе утро! Как вы себя чувствуете?
Бракар зашевелился, пытаясь повыше прилечь на подушке. Девушка бросилась помогать, и вскоре лекарь уже полусидел в кровати, оглядывая её с головы до ног.
– Лучше. Алмус своё дело знает. Рана очистилась и потихоньку затягивается. Правда, отёк ещё не спал, но это дело времени. Главное, что руку удалось сохранить. Одно беспокоит – я не чувствую пальцев. Совсем не чувствую. Видно, воспаление, вызванное ранением, повредило главный нерв. А это может быть серьезно… Но, это всё мелочь! Как твоё здоровье?
Мелеста, усевшись на стоящий табурет, улыбнулась и махнула рукой:
– Да что мне будет! Всё нормально! Тошнота моя прошла, правда, теперь всё время хочу есть. Это, наверное, от постоянных переживаний, что мне здесь не рады… Да ладно, не объем, поди, семейство Горков!
Бракар, внимательно её слушавший, улыбнулся. Его худощавое раньше лицо стало теперь совсем худым, а когда-то ухоженная борода торчала сейчас неопрятными клочками.
Мелеста покачала головой. Ей так хотелось, чтобы этот старик скорее поправился, и они опять были все вместе.
– Всё будет хорошо! Вы ещё слабы, но раз начали улыбаться – идёте на поправку! Нужно только больше есть. Я бы могла принести вам из дворца что-нибудь вкусненького, но сегодня на завтрак опять подавали лягушачьи лапки… Бр-р-р, меня от одного их вида опять тошнить начинает!
Мелеста скорчила рожицу и весело расхохоталась. Бракар, глядя на её румяное лицо с живыми блестящими глазами, тоже улыбнулся.
– Я стараюсь, дорогуша. Слава всем Богам, что Алмус сам терпеть не может всю эту лягушатину и кормит меня куриным бульоном и нормальным мясом. У него всегда есть хлеб, молоко и масло. А вчера на ужин он принёс плошку настоящего цветочного мёда.
Мелеста облизнулась и сморщила нос. Мёд она любила, особенно, если мазать его на свежий мягкий хлеб и запивать холодным молоком.
– Я потерял слишком много сил, сражаясь с тяжёлой болезнью. Потерпи ещё немного, и я встану на ноги. Я сам переживаю, что путь предстоит не близкий, а время идет…
– Не переживайте. Осень заканчивается, скоро начнутся снегопады. Но до большого снега мы успеем добраться до Таграса.
– Меня волнует не снег и наступающая зима. Это-то как раз и не страшно – дороги замёрзнут, и нам не придётся шлёпать по грязи. Меня беспокоишь ты, Мелеста.
Девушка удивлённо округлила глаза и непонимающе уставилась на Бракара.
– Я? Но почему? У меня же всё хорошо!
– Это просто замечательно, что хорошо… Просто замечательно… – Бракар на минуту замолк, собираясь с мыслями. – Я давно хотел поговорить с тобой, девочка. Ещё во время наших блужданий по болотам. Но там мне стало плохо, и я почти ничего не соображал, пока вы меня тащили сюда. Скажи мне, у тебя так и не было больше лунных кровотечений?
Мелеста смутилась от заданного вопроса и, покраснев, отрицательно покачала головой. Она и сама этому сначала удивлялась, но потом решила, что если и в более спокойные времена её организм не отличался особой регулярностью в этом вопросе, то чего с него было ожидать теперь.
Бракар вздохнул и, поправив на груди рубаху, тихо сказал:
– Тогда, моя девочка, я должен тебя поздравить – через несколько месяцев ты станешь мамой.
Мелеста ахнула. Она удивилась, хотя что-то в глубине её сердца давно было готово услышать эти слова. Она чувствовала в своём теле какие-то неуловимые изменения, но сама не могла определить их природу.
И не было вокруг никого, с кем бы она могла поговорить об этом. Лусинда с головой погрузилась в свою новую беременность, да и общий настрой семьи принёс свои плоды – последнее время сестры почти не виделись. Её милая Тана покоится в могиле на неизвестном островке посреди бесконечного болота. Не с Рулой же обсуждать такие вещи!
Подняв на Бракара наполнившиеся слезами глаза, она встретила спокойный понимающий взгляд его живых добрых глаз. Лекарь улыбнулся и ласково заговорил:
– Ну-ну, откуда вдруг слёзки? Всё же хорошо, девочка моя! Всё просто прекрасно! И малыш у тебя будет замечательный! Ну, ладно, поплачь, поплачь… не каждый день женщина узнает о таком счастье!
Мелеста уже ревела, как белуга, утирая ручьём катящиеся слёзы. Она была, конечно, рада, что у неё родится ребёнок, но почему именно сейчас? Как так получилось, что долгие годы, живя в благополучном доме вейстора Прилесья, имея всё и катаясь, как сыр в масле, она не могла его зачать?
А сейчас, когда она лишилась всего, и нет мужа, который бы любил этого малыша и заботился о нём, ребёнок вдруг решил появиться на свет. Она сама не знала, что будет с ней завтра или через месяц, а теперь в ней растёт и скоро появится на этот свет новая жизнь, за которую придётся теперь отвечать ей, Мелесте Орстер, вдове наследника Гудвуда.
Мелеста всхлипнула и, утерев глаза, подняла голову. Теперь наследник Орстеров жил в ней. И если родится мальчик, ей придётся доказать всем, что именно он должен занять дом вейстора и управлять Прилесьем. Ей придётся сделать это или обречь себя и его на нищету и жалкое существование в каком-нибудь из ланов совершенно безразличной к их судьбе Нумерии.
Назад: Мирцея
Дальше: Палий