Ни один великий инквизитор не имеет тех кошмарных орудий пыток, которые находятся в распоряжении тревоги, и ни один шпион не может так удачно выбрать момент для нападения на подозреваемого, когда тот всего слабее… и ни один самый въедливый судья не может с таким искусством допрашивать обвиняемого, как это умеет тревога, никогда не отпускающая человека от себя — ни в развлечениях, ни в шуме, ни в работе, ни в игре, ни днем, ни ночью.
Алексей Петрович снова проснулся в холодном поту. На часах семь утра — уже пора вставать, чтобы не опоздать на урок. Ничего особенного — стандартная программа геометрии для восьмиклассников, да и в 8 «Б» ребята тихие и понятливые, не то что в «А». Не считая, конечно, двоечника Гоши Овечкина, как-то раз сделавшего пару очень неприятных фотожаб с портретом Алексея Петровича, но и с ним можно поладить. Но все равно вылезать из-под одеяла было очень тревожно. Даже сами слова «площадь параллелограмма» звучали как-то скользко и отталкивающе. Противно сосало под ложечкой, а ноги были холодны как лед.
Алексей Петрович с трудом дотянулся до стула, двумя пальцами подцепил майку и треники и завозился под одеялом, натягивая прохладную одежду и надеясь побыстрее согреть ее теплом своего тела. Он выбрался из кровати и вздрогнул, не обнаружив тапок на привычном месте. Сутулясь, учитель прошел в ванную, умылся, перешел на кухню и застыл, пытаясь вспомнить, покормил ли он уже кота. Определить это по внешним признакам было невозможно — кот Степан отличался худобой и меланхоличностью и выглядел голодным всегда. Алексей Петрович почему-то живо вообразил, что вот он уйдет в школу и там с ним случится несчастный случай, а кот умрет от истощения. Потом ему внезапно пришло в голову, что корм, возможно, давно испорчен и, пока он будет в школе, Степан отравится и заболеет и будет лежать без сил, вяло подрагивая кончиком черного хвоста. Алексей Петрович представил, как заходит в учительскую и чопорная «англичанка» Майя Эдуардовна, присутствие которой его всегда сковывало, интересуется, как там кот, — и почувствовал, как ему не хватает воздуха. «Да что же это со мной?» — спросил себя учитель. Руки дрожали. Он понял, что в таком состоянии лучше не садиться за руль, и поехал на метро.
На уроке Алексей Петрович с трудом мог сконцентрироваться. У него кружилась голова, потели ладони, и мел скользил в руках. Было трудно дышать, к горлу подкатывал комок. Ему с трудом удавалось сосредоточиться на собственной речи и на вопросах учеников. Хотелось убежать и свернуться клубком в каком-нибудь темном безопасном месте. Сил хватало лишь на то, чтобы имитировать нормальное поведение. После двух уроков он уже чувствовал себя вымотанным и, не выдержав, попросил отгул у директора школы, сославшись на внезапное недомогание.
Такое происходило с ним уже несколько месяцев, начавшись без всякой причины. Периодически его отпускало, и он снова чувствовал себя нормально. Но это было как прилив и отлив: если тревога и уходила, то только чтобы снова вернуться. Алексей Петрович понимал, что на самом деле его страдания не связаны с конкретным страхом. Страхи менялись, но, если удавалось прогнать один, на смену приходил другой. Как будто в нем открылся какой-то бездонный колодец, наполненный тревогой, и все его надежды и планы проваливались в него.
Страх — это продукт эволюции, базовая и универсальная эмоция человека. Исторически он выполнял полезную адаптационную функцию — помогал нашим предкам избегать опасности171. Но по мере развития цивилизации на старые биологические механизмы стали накладываться «окультуренные страхи» — например, страх потерять мобильный телефон или боязнь выступать перед публикой. Они уже не несут угрозы для жизни, но организм продолжает реагировать на них привычным способом.
Что же происходит с нашим мозгом при испуге? Запускается цепь маленьких неосознанных решений, начинающаяся с реакции на стрессовый раздражитель и заканчивающаяся выбросом химических веществ, которые усиливают сердцебиение, учащают дыхание и увеличивают мышечный тонус в числе других реакций, имеющих общее название «сражайся или беги». Это почти полностью бессознательный и автоматический процесс — мы не можем испугаться нарочно172.
Переживание страха можно разложить на два параллельных процесса173. Первый отвечает за самые примитивные реакции, обеспечивающие выживание. Второй анализирует полученную от органов чувств информацию и позволяет более точно интерпретировать события. Рассмотрим на примере — вы идете поздно вечером по темной дороге, и вдруг в кустах что-то шуршит. Это может быть просто кошка или собака, а может быть подкарауливающий вас грабитель. Всегда лучше перестраховаться, поэтому мозг начинает реагировать на происходящее так, как если бы угроза была максимальной.
Информация о шорохе через гипоталамус и таламус попадает в миндалевидное тело, которое определяет степень угрозы. Если ему кажется, что вы действительно попали в переплет, оно побуждает гипоталамус запустить реакцию «сражайся или беги». Активируется симпатическая нервная система, происходит выброс в кровь «гормонов стресса» — адреналина и норадреналина. Они вызывают ряд уже описанных выше физических изменений в организме. Это короткий путь.
Одновременно запускается более долгий процесс — через тот же таламус информация попадает в сенсорные зоны коры головного мозга, где она интерпретируется. Расшифровать ее в контексте прошлого опыта может гиппокамп — отдел, отвечающий за сохранение и извлечение воспоминаний. Гиппокамп сопоставляет «подозреваемый» раздражитель со своей «базой данных» и приходит к выводу, что шум все-таки вызван небольшим животным. Он отправляет в миндалевидное тело сообщение о том, что опасности нет, а то приказывает гипоталамусу прекратить реакцию «сражайся или беги». Первый, «прямой» путь гораздо короче — этот процесс срабатывает за тысячные доли секунды. Путь от таламуса к коре головного мозга примерно в 12 раз длиннее174 — поэтому вы все-таки успеваете испугаться перед тем, как оценить опасность175, 176.
Если человек страдает от одного из тревожных расстройств (их классификацию мы рассмотрим позже), в его системе распознавания опасности происходит сбой. Во-первых, он может неадекватно реагировать на раздражители (например, вздрагивает от каждого звука, боится провала при выполнении простейшего задания или чувствует себя слишком уязвимым в открытых пространствах). Если обычный страх выполняет адаптивную функцию и делает нас более внимательными, бодрыми и готовыми к внезапным изменениям окружающей среды, то невротический страх, наоборот, парализует, утомляет и снижает концентрацию внимания.
Во-вторых, человек может испытывать необоснованную тревогу вообще в отсутствие каких-либо раздражителей, хотя, скорее всего, и попытается ее как-то рационализировать. И если у людей с некоторыми видами тревожных расстройств даже есть формальные поводы для беспокойства, то для других именно беспричинность и становится главным мучением — как победить свои страхи, если не знаешь, с чем борешься?
«Страх, в отличие от тревоги, имеет определенный объект; этот объект можно встретить, проанализировать, побороть, вытерпеть, — писал философ-экзистенциалист Пауль Тиллих. ― Но с тревогой все обстоит иначе, так как у нее нет объекта. Именно поэтому соучастие, борьба и любовь по отношению к этому объекту невозможны. Человек, охваченный тревогой, до тех пор, пока это — чистая тревога, полностью ей предоставлен и лишен всякой опоры»177.
Конечно, все мы в той или иной степени беспокоимся о разных вещах — о ключевых показателях своей эффективности на работе, о новом собеседовании, о том, не набрали ли мы лишний вес и понравимся ли симпатичному нам человеку. Иногда мы перепроверяем, выключили ли газ и закрыли ли входную дверь. Нам неприятны змеи, крысы и пауки. Большинство людей побаивается выступать перед публикой и тревожится, когда слышит по телевизору плохие новости. Все это не болезнь — до тех пор, пока тревогу можно контролировать, пока она не захватывает власть над душой и телом и не начинает диктовать свои условия. Расстройство начинается там, где страх мешает вести нормальную повседневную жизнь.
Тревожные расстройства часто становятся причиной потери работоспособности — в рейтинге самых разрушительных заболеваний ВОЗ они находятся на пятом месте — впереди диабета и астмы178. В США они (в сумме) являются самым распространенным психическим заболеванием, затрагивая 18% населения и нанося американской экономике ущерб в $42 млрд ежегодно179. К тому же им часто сопутствуют другие психические заболевания, в частности клиническая депрессия, биполярное расстройство, некоторые расстройства личности и пищевого поведения180.
Этот тип расстройств делится на несколько подвидов, и классификации в разных справочниках могут несколько отличаться. Но самых ярких и распространенных вариантов пять: 1) генерализованное тревожное расстройство (ГТР); 2) обсессивно-компульсивное; 3) паническое; 4) фобическое (со множеством вариаций) и 5) посттравматическое.
Большую часть человеческой истории тревожные расстройства считались чисто женской проблемой (возможно, в этом представлении имелось некоторое рациональное зерно, поскольку, по современной статистике, от этих заболеваний чаще страдают женщины181). Долгое время тревожность, как и многие другие проявления нервной возбудимости, входила в понятие «истерия». Древние греки — в их числе Платон — полагали, что истерическое поведение вызвано «беспокойством матки», которая, как верили в то время, блуждала по телу, блокируя каналы, в том числе дыхательные. Собственно, само слово «истерия» происходит от древнегреческого uterus — «матка»182. Во времена раннего Возрождения о тревожности не стоило и заикаться, потому что такие проблемы считались приметой ведьм, вступивших в союз с дьяволом. Более или менее близкие к современным медицинские описания тревожности появились в XVII в.183
В XIX столетии датский философ Серен Кьеркегор выдвинул гипотезу о том, что беспокойство тесно связано со свободой воли — из-за боязни неправильно ею распорядиться184. При этом мыслитель полагал, что чем выше творческий потенциал человека, тем сильнее он способен переживать тревогу. Возможно, в этом есть доля правды — по крайней мере некоторые исследования показывают связь между высоким уровнем тревожности и креативностью. Например, ученый из Каролинского института (Швеция) Саймон Кьяга, исследовав 1,2 млн шведских пациентов с разными психическими заболеваниями, выяснил, что среди писателей тревожные расстройства встречаются заметно чаще, чем у людей других профессий185. В то же время исследование Пола Сильвиа из Университета Северной Каролины в Гринзборо говорит о том, что наличие тревожного расстройства или депрессии слабо влияет на креативность (правда, в этом исследовании участвовали всего 189 человек)186. Известно, что от повышенной тревожности страдали Никола Тесла187, Чарльз Дарвин188, Эдвард Мунк189 и другие талантливые люди, но отдельные примеры ничего не доказывают. И в любом случае, если закономерность и есть, мы не знаем, какова тут причинно-следственная связь: талант ли вызывает беспокойство или, наоборот, беспокойство стимулирует талант.
Позже Фрейд предположил, что «свободно плавающая», беспричинная тревога — это, как и почти все, по его мнению, проблемы человечества, следствие подавленного либидо190: вытесненное желание начинает причудливо восприниматься как внешняя опасность. Поговаривают, сам Фрейд тоже страдал от одного из тревожных расстройств — фобии: основоположник психоанализа боялся папоротника. Но серьезных доказательств этому в письменных источниках мы не нашли, так что, возможно, это всего лишь городская легенда.
Естественно-научное направление в исследованиях феномена тревоги базировалось на теории эволюции. Дарвиновская идея естественного отбора позволила предположить, что эмоции — механизмы, способствующие адаптации организма к разным условиям и ситуациям191. Страх, соответственно, помогал древнему человеку избегать текущей опасности и запоминать возможные угрозы на будущее. Несмотря на то что теория Дарвина в основном касается «здоровых» проявлений эмоций, современные ученые считают, что то, что мы воспринимаем как дисфункцию, — разнообразные психические расстройства — на самом деле приспособительные механизмы, которые хорошо «работали» в эпоху неолита, но мешают их носителям адаптироваться к жизни в современных условиях192. В биологии есть целое направление, в основе которого лежит идея об эволюционном несоответствии — о том, что наш организм не успевает изменяться вместе с окружающей средой. Мы становимся жертвами прогресса, используя паттерны поведения, которые были актуальны в каменном веке, но только вредят сейчас193. В частности, миопия, диабет и остеопороз считаются основными кандидатами на роль «болезней прогресса». Бьорн Гринде, эволюционный биолог и профессор Университета Осло, предполагает, что тревожные расстройства — часть нашего «эволюционного несоответствия». Наша психика не приспособлена к таким частым контактам с незнакомыми людьми. В каменном веке (а с тех пор мы практически не эволюционировали) основное общение происходило внутри племени, людей было мало, а пространства много. Поэтому встреча с любым незнакомцем означала возможную опасность, а значит, и стресс для организма194. Представьте себе, как непривычно для нашего мозга сталкиваться с «чужаками» на каждом шагу в повседневной жизни. Правда, эта теория хорошо объясняет генерализованное тревожное расстройство (ГТР), агорафобию и социофобию, но оставляет загадкой многие другие фобические расстройства.
По мнению английского доктора медицины Джона Прайса, депрессия и тревожные расстройства помогали древнему человеку существовать в социуме. Они способствовали поддержанию существующей иерархии в группе и смене статусов без ее разрушения. Каким образом? Депрессивные состояния с их апатией и нехваткой энергии предотвращали бунты рядовых участников группы против альфа-самца, а генерализованная тревога побуждала стремиться к безопасности и тем самым способствовала примирению. Из этого автор делает не бесспорный вывод, что такая иерархия, «основанная на уверенности, благодарности и уважении»195, заменяла как анархию, так и иерархию, основанную на запугивании. В начале ХХ в. ученые задались вопросом, можно ли свести эмоции только к врожденным реакциям. Нобелевский лауреат Иван Павлов первым описал механизм образования условных (приобретенных) рефлексов. Последователь Павлова выдающийся физиолог, невропатолог и психиатр Владимир Бехтерев перенес идею условных рефлексов на моторные реакции (мышечные ответы на раздражители) и открыл сочетательные рефлексы. Их суть в том, что рефлекторные движения (например, отдергивание пальца от предметов, которые могут ударить электрическим током) могут возникать не только под воздействием главного раздражителя, но и стимулов, сочетающихся с этим раздражителем (например, звук звонка во время удара током). Если повторить опыт несколько раз, человек начинает отдергивать палец, только услышав звонок.
Но работают ли сочетательные рефлексы с эмоциональными, а не только с моторными реакциями? Это попытался узнать бихевиорист Джон Уотсон в знаменитом эксперименте под названием «Крошка Альберт», проведенном в 1920 г.196 Участником эксперимента стал девятимесячный малыш, известный миру под псевдонимом Альберт, который совершенно не боялся белых крыс. Вначале исследователи два месяца показывали ребенку разные объекты белого цвета, в основном пушистые — крысу, кролика, вату, маску Санта-Клауса с бородой и т.д. Спустя еще два месяца мальчика посадили на ковер посреди комнаты и дали поиграть с крысой. Через какое-то время после начала игры Уотсон начал бить молотком по металлической пластине каждый раз, когда ребенок прикасался к крысе. Испуганный малыш начал избегать контакта с животным. Через неделю опыт повторили в измененном виде — по пластине били, просто запуская крысу в колыбель. Ребенок расплакался. Через какое-то время у Альберта закрепилась реакция испуга не только на крысу, но и на другие пушистые объекты (впрочем, необязательно белого цвета) — например, на мохнатую собаку или меховое пальто. Дуглас Меррит (так на самом деле звали Альберта) умер в шесть лет от гидроцефалии, поэтому долгосрочные последствия эксперимента для его психики неизвестны197. Эксперимент критиковали как за неэтичность, так и за то, что у наблюдателей не было объективной шкалы для измерения эмоциональных реакций испытуемого — ученые полагались лишь на собственные впечатления. Но так или иначе, этот эксперимент продемонстрировал, как у человека может возникнуть страх перед совершенно безопасными объектами, если они ассоциируются с чем-то пугающим. Таким же образом можно объяснить «абсурдные» фобии — например, когда человек боится определенных чисел или цветов.
На протяжении ХХ в. развивались нейронауки, показавшие, что тревожные расстройства связаны в том числе с действием нейромедиаторов и органическими изменениями в мозге. В частности, этот тип расстройств ассоциируют с дисфункцией миндалевидного тела (амигдалы)198, отвечающего за процессы, обусловленные реакцией на страх. Скажем, люди с поврежденной амигдалой в ходе экспериментов имеют проблемы с распознаванием страха и злости, но хорошо отличают грусть от радости199.
Другая важная область мозга — прилегающее центральное ядро миндалевидного тела, которое контролирует реакции страха через связи со стволом мозга, гипоталамусом и мозжечком. У людей с генерализованным тревожным расстройством ― самым распространенным из тревожных расстройств — эти связи слабее выражены, а в центральном ядре у них больше серого вещества, чем у здоровых200.
Судя по всему, повышенная тревожность как-то связана и с недостатком нейромедиатора серотонина, потому что антидепрессанты — ингибиторы обратного захвата серотонина успешно лечат подобные расстройства. Также известно, что росту тревожности способствует низкий уровень гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК)201, важнейшего тормозного медиатора (вещества, снижающего активность мозга) центральной нервной системы (подробнее см. в разделе о лечении тревожных расстройств).
Вероятность заболеть одним из тревожных расстройств тесно связана с генетическими факторами. У 50% страдающих паническим расстройством и у 40% больных с генерализованным тревожным расстройством есть близкие родственники с подобным заболеванием. Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) также тесно связано с семейной историей: вероятность того, что близкие родственники больных ОКР будут страдать тем же недугом, в девять раз выше, чем у родственников здоровых людей202.
Спустя полгода Алексей Петрович все-таки обратился к психотерапевту. Тот подробно расспросил учителя о его страхах и сопутствующих им неприятных физических ощущениях. После чего поставил диагноз — «генерализованное тревожное расстройство». Этому типу расстройства не свойственны специфические страхи, вызываемые конкретными вещами и ситуациями, — тревожность носит общий характер.
Для постановки этого диагноза необходимо, чтобы беспричинная, неконтролируемая тревога наблюдалась на протяжении не менее полугода или больше и не была связана с каким-то еще заболеванием203. Обычно вместе с тревогой проявляются ее соматические составляющие — многие из них на самом деле вполне естественны для стрессовых состояний. Они свидетельствуют как раз о здоровой реакции организма на угрозу, проблема только в том, что сигнал об опасности подается слишком часто. Все физиологические реакции, обусловленные тревожными расстройствами, помогали когда-то нашим предкам выжить:
Тревожные проявления при ГТР вызывают сильный стресс или мешают человеку функционировать в важных для него сферах жизни. Многие люди с повышенной тревожностью хорошо к ней адаптированы, и эта их особенность не сказывается ни на работе, ни на личных отношениях. О расстройстве можно говорить, только когда человек оказывается серьезно выбит из колеи неадекватными ситуации страхами (например, блестяще подготовленный отличник не просто волнуется перед экзаменом, а беспокоится настолько, что забывает выученный билет) и такие случаи повторяются регулярно. При этом симптомы не должны быть связаны с употреблением медикаментов или каких-либо других психоактивных веществ.
ГТР легко перепутать с большим депрессивным расстройством — особенно в том, что касается повышенной утомляемости и проблем с концентрацией. Для их дифференциации во врачебной практике существует эмпирическое правило (впрочем, никак не подтвержденное статистически): депрессия и тревожное расстройство по-разному «ведут себя» в течение дня. Обычно депрессивные больные просыпаются с утра разбитыми и бессильными, а к вечеру «расходятся», набираются энергии и чувствуют себя лучше. Тревожные, наоборот, просыпаются относительно спокойными, но за день «накапливают» стресс, и в течение дня их самочувствие ухудшается.
У древнегреческого бога Гермеса был сын по имени Пан — с козлиными ногами, длинной бородой и рогами. Он стал божеством леса и стихийных сил природы. Пан мог быть веселым и проказливым, но жестоко наказывал тех, кто не вовремя вторгался в его владения, — насылал на человека внезапный, сильный и безотчетный страх. Сейчас в козлоногого бога уже никто не верит, но слово «паника», произошедшее от его имени, до сих пор используется в психиатрии.
Панические атаки — периоды внезапного и интенсивного страха, сопровождающиеся выраженными физическими симптомами: дискомфортом в грудной клетке, тошнотой, одышкой, потливостью, учащенным сердцебиением. При этом реакция страха неадекватна ситуации — как правило, человеку в реальности ничего не угрожает. Один из самых известных примеров панической атаки в поп-культуре — знаменитый сериал «Клан Сопрано»: мафиозный босс Тони Сопрано хладнокровно «разруливает» дела семьи, но теряет сознание от тревоги на мирном семейном пикнике, наблюдая за тем, как уточки резвятся в бассейне. Впрочем, «работа» Тони все же опаснее, чем образ жизни большинства людей с тревожными расстройствами, а в реальности «паникером» может стать и простой бухгалтер.
Считается, что причина панических атак в том, что в сознание резко проникает какая-то бессознательная информация. Либо «передает привет» вегетативная нервная система: из-за перевозбуждения островковой коры мозга, характерной для этого расстройства, человек начинает непривычно ярко ощущать процессы дыхания и сердцебиения, что приводит к панике из-за того, что «с моим телом происходит что-то ужасное». Либо прорываются травматические воспоминания (флешбэк с неосознаваемым триггером). Один панический приступ длится в среднем 20–30 минут, в редких случаях около часа, а частота варьируется от ежедневных атак до одной в несколько месяцев. Во время приступа больным может казаться, что они вот-вот умрут, например, от сердечной или дыхательной недостаточности, у них ослабляется способность концентрироваться и нарушается память.
Часто больные не осознают, что их состояние вызвано страхом, и обращаются с жалобами к врачам общей практики — терапевтам и кардиологам. Кроме того, они начинают бояться повторных приступов и пытаются скрывать их от окружающих. Между атаками формируется страх ожидания — причем это как страх самого приступа, так и боязнь попасть в унизительное положение при его наступлении.
Крайние случаи панических расстройств — деперсонализация или дереализация: состояния, когда человек дистанцируется от своего «Я» и воспринимает собственные действия как бы со стороны. Это наиболее выраженная реакция на стресс: лимбическая система, ответственная за проявление эмоций, начинает буксовать из-за перегрузки208. Она перестает обеспечивать эмоциональную обратную связь с окружающим миром, и человек оказывается как бы оторван от самого себя. Иногда больные доходят до того, что готовы причинить себе физический вред, лишь бы снова получить шанс «вернуться в тело». Важно отличать нанесенные себе в таком состоянии повреждения от попыток самоубийств. При тревожных расстройствах (а на них приходится до 90% всех несуицидальных самоповреждений)209, в отличие от депрессии, человек не хочет уходить из жизни.
Если за панику «отвечал» Пан, то термин «фобия» произошел от имени Фобоса (в переводе с греческого — «страх», «ужас»), одного из сыновей бога войны Ареса. Это понятие обозначает устойчивую, иррациональную и неконтролируемую боязнь, заставляющую человека плохо себя чувствовать в определенных ситуациях и всячески стараться их избегать. Тревога при фобии так сильна, что сопровождается психосоматическими реакциями — больного бросает в жар или в холод, у него потеют ладони, начинается одышка, тошнота или учащенное сердцебиение. Подобное может происходить не только при столкновении с пугающим объектом/ситуацией, но и за несколько часов до этого.
Даже если фобия имеет под собой какие-то логические основания (например, человек боится крыс, потому что те кусаются), реакция на предмет, вызывающий страх, обычно непропорциональна его реальной опасности. Человек с фобическим расстройством осознает, что его страх иррационален, но ничего не может с собой поделать и продолжает избегать источника тревоги. Иногда это достаточно просто — например, при боязни рептилий. Но бывают фобии, связанные с вполне невинными повседневными вещами и ситуациями, которые сложно полностью исключить из жизни. Например, агирафобия — боязнь пересекать улицу, аблутофобия — боязнь мытья, лейкофобия — боязнь вещей белого цвета.
Фобические расстройства делятся на три категории.
Специфические (изолированные) — это фобии, ограниченные конкретными объектами и ситуациями. Например, боязнь темноты, высоты, грома и молнии, животных определенного вида (собак, крыс, бабочек, змей и т.д.), полета на самолете или поездки в машине, закрытого пространства, грязи или вида крови. Встречаются и гораздо более нетипичные варианты: так, больные трихофобией боятся попадания волос в пищу или на одежду. Странным фобиям были подвержены некоторые известные люди. Никола Тесла боялся жемчуга (настолько, что не мог есть, если рядом была дама в жемчугах, причем этот страх распространялся и на другие гладкие круглые предметы — например, на бильярдные шары)210, Альфред Хичкок — опасался яиц («Видели ли вы что-то более омерзительное, чем разлившийся желток? — риторически вопрошал режиссер. — Я никогда не пробовал его на вкус»211), а Сальвадора Дали ужасали кузнечики (художник признавался, что между падением в пропасть и прикосновением этого насекомого выбрал бы первое212).
Cоциофобия — боязнь пристального внимания со стороны окружающих и потому вызывающая стремление избегать различных социальных ситуаций — от телефонных разговоров с малознакомыми собеседниками до публичных выступлений. Наверное, каждый из нас знает таких людей, кто не ходит на вечеринки или сидит там, уткнувшись в телефон, или таких, кто, увидев на улице знакомого, перебегает на другую сторону, чтобы не пришлось общаться. Их обычно считают чудаками, но, узнав, что эти люди на самом деле ощущают, находясь в компании, вы, возможно, отнесетесь к ним с большим сочувствием. Быть социофобом довольно мучительно, ведь в случае нежелательного контакта такой человек испытывает не просто психологический дискомфорт, но и страдает от физических симптомов — тошноты, дрожи, повышенного потоотделения и сердцебиения. При сильном стрессе могут возникать и панические атаки.
Социальные фобии обычно связаны c заниженной самооценкой, боязнью критики и повышенной чувствительностью к мнению окружающих. Человек с социофобией постоянно боится сделать ошибку, выглядеть нелепо и вообще не вписаться в окружение, поэтому он часто считает, что не стоит и пытаться заводить новые знакомства. Этот вид фобии чаще развивается у тех, над кем в детстве насмехались сверстники, или у тех, кому родители постоянно ставили в пример других детей213. Но существует гипотеза, что у болезни есть и биологические причины: возможно, она передается по наследству. Исследования идентичных близнецов, воспитанных в разных семьях, показывают, что, если социофобии подвержен один близнец, другой будет иметь то же расстройство с вероятностью на 30–50% больше средней214.
Данное заболевание встречается достаточно часто: если судить по американской статистике, 12% людей страдали им хотя бы раз215. Социофобия обычно проявляется в раннем детстве или в подростковом возрасте, после 23 лет шансы заполучить ее сильно снижаются — лишь 10% заболевают позже216.
Социофобию часто путают с социопатией, но это не одно и то же. Антисоциальное расстройство личности (подробнее о нем см. в главе 8), которое часто называют социопатией или психопатией, имеет совершенно другие симптомы: импульсивность, равнодушие к чувствам окружающих, безответственность и игнорирование социальных норм и законов. Классический пример — Патрик Бейтман из романа/фильма «Американский психопат». Он крайне эгоцентричен, несдержан, не способен ни к кому привязаться и совершает убийства, притворяясь респектабельным гражданином. При этом навыки неглубокого, «светского» общения у него хорошо развиты. А вот Фестер Аддамс из «Семейки Аддамс» — как раз классический социофоб: он может испытывать привязанность, сильно чувствовать и думать о потребностях окружающих, но любая необходимость заговорить с кем-то приводит его в ужас. Или Амели Пулен из фильма «Амели», которая могла приносить людям радость, только не сближаясь с ними, и которая, не умея общаться, долгое время оставалась одинокой.
От социофобии, как ни странно, страдают и известные актеры — например, Джонни Депп и Ким Бессинджер. Неплохо эта фобия вписывается и в образ «безумного ученого». Британский химик и физик XIX в. Генри Кавендиш — видимо, тоже социофоб — был известен своей эксцентричностью: он общался со слугами только с помощью записок, а на встречах Лондонского королевского общества никто не рисковал обращаться к нему напрямую, чтобы не спугнуть. Нужно было подать реплику как бы в никуда, а если Кавендиш считал ее достойной внимания, он мог пробормотать что-нибудь в ответ, после чего удалялся в более спокойный угол217.
В классификации фобий отдельно выделяется агорафобия. Это расстройство — в противоположность клаустрофобии — обычно выражается в боязни открытого пространства, но на самом деле проблема гораздо шире (и поэтому агорафобию отличают от специфических фобий).
Речь идет прежде всего о боязни покинуть зону комфорта и оказаться в незнакомом месте или месте, где ситуацию невозможно полностью контролировать. Данный вид тревоги может трансформироваться в боязнь толпы и общественных заведений, страх перед путешествиями в одиночку или перед нахождением в месте, из которого сложно быстро выбраться (в кресле в заполненном зале кинотеатра, в междугороднем автобусе или парикмахерской во время стрижки). В крайних случаях человек совсем перестает выходить из дома — как Гарольд Смит, друг Лоры Палмер из сериала «Твин Пикс». Страх того, что приступ паники будет замечен окружающими, еще больше усугубляет фобию.
Агорафобия, как правило, проявляется в возрасте 15–35 лет. По данным национального исследования, в США от нее страдает около 0,8% населения (а от агорафобии в сочетании с паническим расстройством — 1,1%)218. Чем она обусловлена, не известно, но группа ученых из Университетского колледжа Лондона219 и Университета Питтсбурга предполагает, что существует220 связь между заболеванием и нарушениями в работе вестибулярного аппарата и проблемами с ориентацией. Из-за этого люди с расстройством больше полагаются на визуальную информацию, а в толпе, где «картинка» слишком быстро меняется, или на открытом пространстве сложно полагаться на видимые ориентиры. Потому-то агорафобы и чувствуют себя настолько беспомощными в подобных местах.
Леонардо Ди Каприо в «Авиаторе» постоянно моет руки, Джек Николсон в фильме «Лучше не бывает» ходит в один и тот же ресторан с собственным набором одноразовой посуды, а Николас Кейдж в «Великолепной афере» по три раза открывает и закрывает входную дверь. Все они играют героев с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР). Со стороны подобные причуды могут показаться забавными, но в реальности за невинными на первый взгляд действиями часто скрываются неприятные переживания.
То, что происходит с человеком, больным ОКР, можно сравнить с «заевшей» пластинкой, которая все крутится и крутится в голове: представьте, что у вас возникают одни и те же мысли, от которых невозможно избавиться. Хуже того, мысли эти — тревожные и неприятные: например, о том, что вы можете причинить боль себе или кому-то другому, или о том, что вокруг опасные микробы и вы рискуете заразиться страшной болезнью, или о том, что вы не выключили газ, уходя из дома. Эти думы могут возникать в сознании в форме как отдельных слов, так и целых фраз.
Чтобы как-то справиться с такой одержимостью (обсессией), больной начинает регулярно повторять одни и те же ритуалы, которые помогают ему успокоиться и, как он верит, способны предотвратить опасность. Это называется «компульсия». На какое-то время после совершения компульсивного действия человек чувствует себя лучше. Ритуал может быть связан с перепроверкой («Закрыл ли я за собой дверь?»); стремлением к поддержанию симметрии и порядка («Тапочки должны быть строго перпендикулярны дивану»); заботой о чистоте («Я не мыл руки целый час — наверняка на них полно вредных бактерий. Пойду снова помою»); произнесением определенных фраз (самый яркий пример — строки из стихотворения поэта Нила Хилборна, страдающего ОКР: «Я пригласил ее на свидание шесть раз за 30 секунд. Она сказала "да" после третьего [приглашения], но ни одно из них не звучало правильно, так что мне нужно было продолжать… Когда мы стали жить вместе, она сказала, что чувствует себя в безопасности, так как никто никогда не сможет нас ограбить, потому что я точно закрыл дверь — 18 раз»)221 и другими действиями. Большинство больных страдают и от навязчивых идей, и от компульсий одновременно, но бывают случаи, когда люди переживают только одно или другое.
Больной с обсессивно-компульсивным расстройством прекрасно понимает, что его мысли нелогичны и абсурдны. Ему надоедает по пять раз перепроверять, закрыта ли дверь, или считать все красные машины по пути на работу, но для него это единственный способ избавиться от навязчивой идеи, иначе тревога поглотит его. Любовь к ритуалам, строгому порядку и составлению списков может быть и у здорового человека, если она не связана с неприятными ощущениями. Здесь, как и в случае со многими психическими заболеваниями, степень дискомфорта является важным показателем для диагностики. Так, в пятом издании Руководства по диагностике и статистике психических расстройств222 предлагается устанавливать наличие ОКР, только если навязчивые компульсии отнимают более одного часа в день.
Истоки ОКР лежат там же, где и у других заболеваний тревожного спектра, но особенность этого расстройства в том, что в его развитии задействовано полосатое тело (стриатум) и не участвует миндалевидное (поэтому эмоция страха сама по себе не осознается). Дисфункции в стриатуме создают тревожный фон, префронтальная кора «конвертирует» его в конкретные страхи, таламус создает защищающие от них ритуалы. Причем скачок на каждый новый этап цикла как бы закрепляет предыдущий. Из-за этого создается замкнутый круг, который больному очень сложно разорвать223, 224.
Интересно, что этим заболеванием может страдать не только человек, но и животные. Некоторые породы собак, например, при ранениях лижут свою рану настолько упорно, что в этой области выпадает шерсть и образуется кровавый волдырь. Избавиться от недуга четвероногим помогают те же лекарства, что и людям225. Но если вылизывание больной раны еще имеет какой-то биологический смысл, то выставление тапочек строго перпендикулярно к кровати, похоже, нет. Есть мнение, что многие случаи обсессивно-компульсивного расстройства связаны с «магическим мышлением», возникшим еще на заре человечества, — верой в то, что можно контролировать окружающий мир с помощью определенных ритуалов. В этом типе мышления проводится прямая параллель между желанием и его реальным последствием: нарисуешь на стене пещеры оленя — повезет в охоте. Видимо, такой способ восприятия связан с глубинными механизмами человеческого сознания: даже научно-технический прогресс и простая логика не ликвидируют потребность искать взаимосвязь между случайными вещами. По мнению некоторых ученых, магическое мышление заложено у нас в психике. Для выживания нашим предкам нужно было формировать шаблоны, упрощающие восприятие картины мира, поэтому наиболее древние участки мозга все еще работают по этому принципу, особенно в стрессовой ситуации. Состояние тревоги — очень даже стрессовая ситуация, так что магическое мышление включается на всю катушку: люди и боятся, что их навязчивые мысли воплотятся в реальности, и верят, что определенный набор действий поможет это предотвратить226.
Бэтмен и Джон Рэмбо — что объединяет этих героев? Сильный характер и незаурядные способности? Не только. Оба пережили тяжелую травму: на глазах у будущего Бэтмена погибли его родители, а Рэмбо прошел через пытки и прочие ужасы Вьетнамской войны. Но при этом Брюс Уэйн смог почти полностью психически восстановиться после произошедшего, а Джон Рэмбо так и не вернулся к нормальной жизни.
У многих людей, переживших катастрофическое или просто угрожающее их жизни событие — от стихийного бедствия или войны до нападения грабителя или домашнего насилия, развивается посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Его симптомы могут проявиться в течение трех месяцев после полученной травмы, но в отдельных случаях возникают только годы спустя. Они вызывают серьезные проблемы в отношениях, на работе и в социальной жизни.
Тут нужно сразу оговорить: далеко не все неприятности с психикой, которые можно заполучить после травмы, являются посттравматическим расстройством. Эмоциональное потрясение может стать триггером для практически любого психического заболевания, будь то биполярное расстройство, шизофрения или диссоциативное расстройство (то, что в народе называется «раздвоение личности»). Например, в фильме Терри Гиллиама «Король-рыбак» один из главных героев начинает жить в вымышленной реальности и искать Священный Грааль после того, как оказывается очевидцем смерти жены. Но это шизофрения, а не посттравматический синдром.
Проявления посттравматического расстройства делятся на три типа:
Часто встречается частичная амнезия — человек не помнит каких-то важных деталей рокового события. Интенсивность симптомов может меняться в зависимости от того, насколько сильный стресс испытывает человек в данный момент или насколько он приблизился к триггерам, напоминающим ему о травматическом событии.
Для того чтобы был поставлен диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство», у больного должны проявляться признаки каждой из этих трех групп. Рэмбо соответствует всем критериям: у него случаются кошмары и флешбэки, связанные с эпизодами войны; он избегает говорить о своем прошлом; ему явно трудно сближаться с другими людьми; и он склонен к агрессии. Бэтмен же не избегает воспоминаний о гибели родителей и способен к близким отношениям (по крайней мере с женщинами), хотя кошмары ему тоже снятся.
Не все жертвы травматических событий заболевают ПТСР — у человека должна быть определенная предрасположенность к такому виду расстройств. Тут могут играть роль как генетические факторы, так и окружение и склад личности. По одной из теорий, расстройство вызвано сбоем в работе гиппокампа (скажем, у больных ПТСР обнаружено его повышенное кровоснабжение)227. Этот отдел головного мозга отвечает за работу с памятью. Предполагается, что стрессовое воспоминание не «архивируется», поэтому организм раз за разом переживает его как будто оно происходит в реальности228,229.
Тревожные и депрессивные расстройства часто неотличимы друг от друга — не так-то просто понять: то ли человек находится в мрачном настроении из-за постоянного страха, то ли тревожится из-за того, что у него плохое настроение. Более того, эти две болезни коморбидны (часто встречаются вместе): до половины всех больных депрессией или тревожным расстройством имеют симптомы и того и другого230. Некоторые ученые полагают, что депрессия и тревожные расстройства вызваны одними и теми же нарушениями в организме, но условия окружающей среды влияют на форму, в которой протекает болезнь231. Другими словами, депрессия и тревожные расстройства — это разные интерфейсы одного и того же сбоя в голове.
Соответственно, и рекомендации по лечению во многом идентичны232. Так, и тревожные, и депрессивные пациенты одинаково хорошо реагируют на препараты «первой линии» — селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС, последнее поколение антидепрессантов)233. Хорошо проявляет себя психотерапия234, причем, как и в случае депрессии, предпочтение отдается когнитивно-поведенческой терапии, как самой надежной235 (подробности в главе 2).
Антидепрессанты хорошо работают в долгосрочной перспективе, но резкий приступ паники ими не снимешь. Поэтому пациентам с тревожным расстройством прописывают и транквилизаторы. Самая эффективная группа противотревожных препаратов — бензодиазепины (например, знаменитый валиум) — работает, повышая чувствительность рецепторов к гамма-аминомасляной кислоте (ГАМК), снимающей возбуждение и оказывающей успокаивающее действие на центральную нервную систему. Поэтому после препаратов человек расслабляется, становится сонным, медлительным.
Однако особенность ГАМК-рецепторов в том, что при повышенной нагрузке они менее восприимчивы. На этот счет существуют разные теории — то ли рецепторы не рассчитаны на длительный стресс и начинают «ломаться», то ли организм сознательно снижает их чувствительность236. Так или иначе, при длительной (от месяца и больше) нагрузке в организме растет толерантность к веществам, активирующим ГАМК-рецепторы. Для достижения тех же результатов нужна все большая и большая доза психоактивных веществ — так возникает зависимость. Если врач выписывает рецепт на бензодиазепины, он обычно объясняет пациенту, что лекарства обладают свойством вызывать зависимость, поэтому нельзя ими злоупотреблять, даже несмотря на всю эффективность: их лучше использовать только как экстренное средство спасения.
Интересно, что по своему действию алкоголь (а точнее, этиловый спирт) крайне похож на бензодиазепины. Он тоже взаимодействует с ГАМК-рецепторами, так же успокаивает в краткосрочной перспективе и так же вызывает зависимость в долгосрочной237. Собственно, из-за этого столь распространен такой бытовой способ «лечения» подобных расстройств, как «пропустить стаканчик-другой». Правда, этот метод быстро заводит пациентов в ловушку — без поддержки СИОЗС или других антидепрессантов долговременных позитивных результатов получить не удастся. Из-за этого алкогольная зависимость часто встречается вместе с тревожными расстройствами или любыми другими психическими заболеваниями, сопровождающимися тревогой238. В связи с этим некоторые ученые (например, Эрнест Курц, историк, посвятивший свою жизнь изучению общества «Анонимные алкоголики») предлагают вообще отказаться от концепции «алкоголизма» как отдельной болезни239.