Глава 02
I
«Он ведь этого не говорил, не так ли?»
Возвращаясь по срочному вызову в Вашингтон, Трэгер во время долгого перелета через всю страну имел достаточно времени подумать о том, что ждало его впереди. Однако он предпочел начисто прогнать из головы все мысли. Разве удалившиеся на покой банкиры вспоминают невозвращенные кредиты, выданные их банком, разве адвокаты вспоминают проигранные дела? Карьера самого Трэгера больше напоминала карьеру хирурга, который провожал ровные ряды своих пациентов к вечному забвению. В его случае большинство смертей были насильственными. Большую часть своей жизни, работая под началом Дортмунда, он видел смысл в этой бесконечной сумеречной борьбе. В управлении во все времена хватало выпускников «Лиги плюща», старавшихся в жизни вести себя так же, как их киношные образы, однако всегда оставалось прочное ядро, для которого ставки были ясны: добро против зла, свобода против рабства. Весь земной шар разделился на две части. А затем Берлинская стена рухнула, Советский Союз распался; казалось, это была та самая победа, к которой все стремились. Тогда у Дортмунда хватило здравого смысла выйти в отставку. И с тех самых пор управление безуспешно искало цель. Не в силах больше восторгаться своим начальством, Трэгер последовал примеру Дортмунда и удалился на покой. После этого его неоднократно снова привлекали к активной работе, и всякий раз с подачи Дортмунда. Так произошло и в случае с похищением Мадонны Гваделупской и последовавшими за ним беспорядками. Сама по себе нелегальная иммиграция Трэгера не трогала, однако мысль о том, что среди бедолаг, тайком перебирающихся через границу в поисках лучшей доли, может скрываться кто-то еще, заставляла его призадуматься. Разумеется, вкупе с бестолковым барахтаньем Министерства внутренней безопасности.
В аэропорту имени Рейгана Трэгер взял такси и вскоре уже был в том же самом кабинете у Босуэлла, того типа, который тогда был в клетчатом костюме, а сейчас в свитере и клетчатой рубашке с расстегнутым воротником, но с тем же самым выражением мудреца из страны Оз на лице.
— Задание выполнено, Трэгер.
— Разве мы не должны были вернуть похищенный образ?
— Вас это порадует.
Он протянул Трэгеру письмо из Белого дома с выражением личной благодарности президента.
— Я ничего не сделал.
Босуэлл многозначительно усмехнулся:
— Главное — это сделано.
— Образ у нас?
— Этот вопрос больше не представляет особую значимость.
Начальство всегда изъясняется витиевато, за исключением Дортмунда, но и он тоже частенько говорил загадками. Простому агенту трудно было не стать двуличным — что являлось одним из неизбежных рисков ремесла.
— Мы с Уиллом Кросби были на месте, когда захватывали Теофилуса Грейди.
— Кросби?
— Возможно, вы его не знаете.
— Я его знаю. Вы призвали его на помощь?
— Наши пути пересеклись.
Если Босуэлл намекал на то, что преданные широкой огласке утверждения Грейди о том, что никакого образа у него нет, являются вздором, по мнению Трэгера, он сам несколько кривил душой. Разве он не понимает, что, если Трэгер присутствовал на месте действия в Покателло, он должен был видеть, как из дома вынесли сверток, который увезли в «Понтиаке» с тонированными стеклами? Встав, Босуэлл протянул через стол руку с ухоженными ногтями. Трэгер ее пожал, словно они заключали пари, и, прихватив письмо президента, если оно и имело какую-то ценность, направился пешком к остановке метро. Машину ему никто не предложил.
Трэгер вернулся на метро в аэропорт, где забрал свои вещи. Повинуясь порыву, он взял такси, поехал в «Марриотт» и снял там номер. Затем, чувствуя себя туристом, решил прогуляться. В Лафайетт-парке напротив Белого дома были скамейки, и он сел, борясь с ощущением, что от него избавились за ненадобностью. К тому же и надув. Задание выполнено. Черт возьми, что это означало? Партизанская война продолжалась, «Минитмены» сражались с разъяренными мексиканцами, тут и там в стычки встревали добровольцы. Противостояние нарастало, и существовал только один способ его остановить. Вернуть священный образ в храм в Мехико, где его законное место. «Верните образ!» — распорядился президент. Если образ в руках управления, почему его не возвращают в храм? Достав сотовый телефон, Трэгер позвонил Дортмунду и сказал, что его освободили от дел.
— Судя по твоему голосу, удовлетворения ты не испытываешь.
— Меня попросили выполнить одно дело, и я его не выполнил.
— Ты можешь ко мне заглянуть?
— Я как раз хотел это предложить.
— Мы с тобой мыслим одинаково.
Трэгер проводил взглядом, как мимо проковылял голубь, судя по всему увлекаемый вперед движениями своей шеи.
— Завтра.
Он поужинал в итальянском ресторане рядом с гостиницей, уговорив за горой макарон целую бутылку кьянти. Когда он возвращался в гостиницу, в голове у него шумело. Проходя мимо бара в вестибюле, Трэгер застыл. Его внимание привлекли кадры на экране большого плоского телевизора. Войдя в бар, он приблизился к нему. Похоже, из всех посетителей его одного заинтересовало сообщение о покушении на Мигеля Арройо, основателя движения «Справедливость и мир». Мелькнули кадры с видом того, что осталось от его кабриолета, после чего показали самого Арройо, который улыбался в объектив, тараторя без умолку.
* * *
На следующий день, направляясь в дом престарелых, Трэгер обреченно размышлял о том, что ждало его впереди. Он находился в превосходной форме, полный сил и энергии, но таким когда-то был и Дортмунд. Еще на памяти Трэгера. Да, возраст наносит сокрушительный удар, тут уж ничего не поделаешь. Сам Трэгер предпочел бы погибнуть в авиационной катастрофе или быть унесенным торнадо, чем закончить свои дни в таком милом грустном месте.
Он нашел своего бывшего наставника на балконе с огромным фолиантом на коленях.
— Это телефонный справочник?
— «Война и мир». Новый перевод. Разумеется, ты можешь прочитать в оригинале.
— Я читал и в переводе. Ты смотрел русскую экранизацию романа?
— Поделись своими впечатлениями.
— Я пришлю тебе ее на видеодиске.
Фильм был снят еще до крушения Советского Союза, однако к Толстому подошли очень бережно. Разумеется, все это рассматривалось как прелюдия к революции.
Дортмунд попросил Трэгера вывезти кресло-каталку на лужайку, под протянутые над головой высоковольтные провода.
— По-моему, нас подслушивали.
— Меня освободили от дел.
Дортмунд кивнул:
— Ты уже говорил. — Он отвел взгляд. — И мне сказали.
— Изображение так и не нашли, да?
— Сомневаюсь.
Трэгер молча ждал. Прикусив нижнюю губу, Дортмунд поднял взгляд на провода и вздохнул:
— Всех все устраивает как есть.
Пропавший портрет продолжал подпитывать пламя партизанской войны, сенаторы и конгрессмены сходили с ума, требуя возвести вдоль всей границы высокий забор и направить войска в помощь «Минитменам» и пограничной охране. Демонстрации в Мехико уже давно перестали быть мирными религиозными шествиями; воинствующие верующие требовали крови. Были задержаны двое фанатиков, пытавшихся заложить заряд взрывчатки у памятника Вашингтону. Мемориал Линкольна покрылся оскорбительными надписями и рисунками. Официально все это называлось выходками террористов, без конкретного определения. Власти упрямо отказывались признать связь этого с тем, что происходило на юго-западе.
Дортмунд постарался объяснить логику тех, кто только что отпустил Трэгера на все четыре стороны.
— Они действуют заодно с властями или против них?
— Возможно, и то и другое, — вздохнул Дортмунд.
— Босуэлл относится к тем, с кем мне никогда не хотелось работать, — заметил Трэгер.
— Комитеты Конгресса о нем очень высокого мнения.
— Интересно, а они на чьей стороне?
— Ты читал книгу Фейта о том, что привело нас к Ираку?
— Читал.
— Возможно, этим людям доставляет наслаждение смотреть, как президент бессилен решить эту проблему.
Трэгер ничего не сказал на это. Работая под началом Дортмунда, он научился поддерживать нынешнее правительство, каким бы оно ни было. И вот сейчас Дортмунд намекал, что это осталось в прошлом. Управление обзавелось своей собственной политической позицией, а это уже означало партизанщину.
— Как им удалось убедить Белый дом в том, что образ у них, если на самом деле его у них нет?
— Он ведь этого не говорил, не так ли?
— Можно сказать, он вообще ничего не говорил.
— Верно.
Старик усмехнулся. Когда-то давно он работал с одним хлыщом из британской МИ-5. Однако он вовремя сдержался и не сказал об этом. Сварливость — бич пожилого возраста.
— Что тебе известно о Мигеле Арройо?
— Ну, на него было совершено покушение, а он остался жив. Если это действительно было настоящее покушение.
Дортмунд вопросительно поднял брови.
— Ты помнишь человека по фамилии Лоури? — спросил Трэгер.
— А, раскаявшийся радикал. И что с ним?
— Лоури сейчас в приюте для бездомных в Пало-Альто.
— Бедняга.
— Нет, он там работает. Поваром.
— Он должен радоваться тому, что остался жив. — Дортмунд помолчал. — Впрочем, как и все мы. Почему ты о нем упомянул?
— Лоури посоветовал мне присмотреться поближе к Арройо, как раз перед тем, как меня отозвали в Вашингтон. Я не люблю оставлять дело не доведенным до конца.
— И не надо.
Трэгер посмотрел на старика. В этих трех словах было больше смысла, чем в многотомных трудах.
— Что ты предлагаешь?
И снова Дортмунд принялся жевать нижнюю губу. Он посмотрел на Трэгера:
— Я бы связался с Игнатием Ханнаном.
— У него есть Кросби.
— По-моему, Кросби будет рад принять тебя назад в лоно семьи. Мы с ним говорили.
— А с Ханнаном ты говорил?
— Он тебя ждет.
* * *
Было в Новой Англии что-то такое, что гладило Трэгера против шерсти. Ландшафт резко отличался от его любимых бескрайних просторов Среднего Запада, а непривычное коверканье английского языка резало слух. Прежде чем направиться в Нью-Гемпшир, Трэгер заглянул к себе в контору, и в путь он тронулся уже в своей собственной машине, неказистом «Олдсмобиле». Однажды он попробовал «Тойоту», однако мысль о Перл-Харбор заставила его поменять ее на добрый старый «олдс». «Тойота» собиралась в Штатах, и тем не менее…
Трэгер объехал стороной Балтимор, проскочил мимо Нью-Йорка и углубился в Коннектикут. Система сквозных магистралей, связывающих между собой штаты, была одним из главных достижений старины Айка во время его пребывания в Белом доме, однако помнили его все равно в первую очередь за военные, а не за политические заслуги. Несомненно, его прощальное напутствие написал какой-то придурок из президентской администрации. Подумать только, угроза со стороны военно-промышленного комплекса; как будто мощные вооруженные силы сами становятся опасностью, от которой должны защищать! За Хартфордом Трэгер повернул на север и направился в Манчестер.
Подъезжая к комплексу «Эмпедокла», он все еще ломал голову над тем, почему, приехав домой, не остался там. «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?» Его с почетом освободили от дел; он все еще помнил, что начальству нужно верить, — если бы он просто вернулся к своему бизнесу, совесть не должна была бы его беспокоить. Возможно, если бы не разговор с Дортмундом, он бы так и поступил, однако старик, внешне слабый и беспомощный, в сердце своем так и не удалился на покой. Впереди по-прежнему ждала великая битва, хоть извечный противник и развалился на мешанину независимых республик. Враг по-прежнему здесь, затаился в выжидании, и неважно, в каком он теперь обличье. Ценой свободы является постоянная бдительность. Этот девиз можно было бы написать на гербе Дортмунда. К счастью, они одинаково смотрели на тех, кто пришел им на смену. Дортмунд понимающе кивнул, когда Трэгер рассказал ему о свертке, скрытно вывезенном из убежища Грейди в «Понтиаке» с тонированными стеклами.
* * *
— Значит, ваша работа осталась незаконченной, — заметил Ханнан.
— Меня освободили от дел.
— Выбирая, кого пригласить для этой работы, я в первую очередь подумал о вас. Кросби хороший человек…
— Он очень хороший человек.
— У меня сложилось такое впечатление, будто он просто следовал за вами.
— У него получилось бы гораздо лучше, если бы он действовал в одиночку.
— Я хочу вас нанять.
— В Вашингтоне мне сказали, что мое задание завершено.
— Переговорите с доном Ибанесом.
Трэгер обвел взглядом кабинет. За окном были видны мерцающие огоньки свечей перед гротом.
— Я только хочу, чтобы мне оплачивали все расходы.
— Все мои ресурсы будут полностью предоставлены в ваше распоряжение. Можете взять мой самолет. Я за ценой не постою.
II
«Он лгал, когда говорил, что образ у него»
Брат Лоры Джон стал самым молодым из всех, кого только назначали на должность префекта Ватиканской библиотеки и музеев. Эту честь молодой священник поставил под сомнение, напомнив о судьбе своих предшественников. Кардинал Магуайр был убит у дверей своего дома-мансарды на крыше библиотеки, его помощника убили вот здесь, на территории комплекса «Эмпедокл».
— Джон, едва ли это может служить характеристикой твоей новой работы.
Джон занимал эту должность уже год, однако он до сих пор еще не перебрался в мансарду, отговариваясь, что ему больше нравится его комната в обители Святой Марфы. В этом здании, расположенном внутри стен Ватикана, жили священники и прелаты, работающие в крошечном городе. Точнее, в государстве. Джон только что выступил с лекцией в университете Нотр-Дам и на обратном пути в Рим заглянул сюда, чтобы повидаться с Лорой. Нат и Рей были внутри, разговаривали с Трэгером. Брат и сестра сидели на скамейке перед гротом, точной копией грота в Лурде, возведенной Натом Ханнаном. Невероятно богатый основатель «Эмпедокла» вернулся к религии своей юности, после того как у него возникли мучительные вопросы о происхождении его состояния и о его бурной жизни. Что хорошего, если человек покорит весь мир, но при этом потеряет свою душу? Очень хороший вопрос, даже если ты не являешься богатым и вряд ли им станешь. Временами Лора удивлялась, почему Нат до сих пор не бросил все и не ушел в монастырь.
— Уйти в монастырь? — удивился Джон. — Сколько ему лет?
— Они с Реем вместе учились в Бостонском колледже.
— Ладно, а Рею сколько лет?
— Разве ты не знаешь? Хорошо, объясню так. Мы все втроем учились на одном курсе.
— То есть столько же, сколько Ханнану? Двадцать девять?
Лора стиснула брату руку.
Обращение Ната оказало влияние и на Лору с Реем, однако не было необходимости рассказывать Джону об этом.
— Знаешь, в Нотр-Дам тоже есть копия грота в Лурде.
Это замечание подтолкнуло Лору рассказать Джону о храме, возведенном доном Ибанесом в своем поместье в Напа-Вэлли.
— Настоящий храм?
— В миниатюре. Копия собора в Мехико, о котором только и говорят в последнее время.
Лицо молодого священника затуманилось болью.
— Зачем кому-то понадобилось похищать священный образ?
— По-моему, ответ на это очевиден. Только посмотри, какой хаос это породило.
Джон повернулся к сестре:
— Лора, мой приезд сюда не просто визит вежливости. В Ватикане не забыли ту роль, которую сыграл мистер Ханнан в возвращении рукописи с третьей тайной Фатимы. Не хочет ли твой босс предпринять что-либо подобное и в данном случае?
— Джон, он уже намного вас опередил. — Она рассказала брату про Кросби. — Помнишь Трэгера? Сперва Нат хотел пригласить именно его, но к тому времени он уже вновь вернулся под знамена ЦРУ. Однако затем с ним опять расстались, и теперь он снова с нами.
Повар Борис был рад появлению гостей, способных оценить его кулинарные способности. Нат Ханнан питался, как воробушек, и довольствовался бы одними сосисками в тесте. Разумеется, Борис водрузил на голову накрахмаленный белый колпак, символ своей профессии. Его округлое брюшко свидетельствовало о том, что создатель сам воздает должное своим творениям. Главная слабость Бориса заключалась в том, что он заливал еду потоками вина и, придя в приподнятое настроение, начинал рассказывать бесконечные истории о тех знаменитостях, которых ему довелось кормить. С профессиональной точки зрения устройство на работу в «Эмпедокл» имело мало смысла, если только, конечно, не брать в расчет царский выкуп, которым переманил к себе Бориса Нат.
— Я иногда принимаю гостей, — как-то заявил Ханнан, и эта фраза стала заклинанием для Бориса, когда он бывал навеселе.
Лора и Рей обедали в «Эмпедокле», что открывало перед Борисом возможность развернуться. Чтобы хоть как-то это компенсировать, оба сидели на диете, однако никакую диету нельзя было соблюдать, обедая в «Эмпедокле». Глядя на постоянные колебания своего веса, они утешались мыслью о том, что делали благое дело, наполняя смыслом жизнь Бориса.
Когда Лора с братом вошла в дом, Нат все еще был у себя в кабинете вместе с Реем и Трэгером. Лора заглянула одним глазком, и ее тотчас же пригласили присоединиться к обсуждению.
— Нат, к нам приехал Джон.
— Джон?
Вскочив с места, Ханнан бросился к отцу Берку так, словно намеревался задушить его в своих объятиях. Однако все ограничилось лишь тем, что он потрепал его по плечу.
Как только выяснилось, что отец Джон Берк прибыл в качестве неофициального посланника Ватикана, чтобы заручиться помощью Ханнана в возвращении священного образа в храм, Нат попросил Трэгера ввести Джона в курс дела.
Слушая, Лора размышляла о том, какая же невыполнимая задача была возложена на Кросби. И сейчас, порученная Трэгеру, эта задача по-прежнему оставалась такой же невыполнимой. Трэгер говорил отрывистыми фразами, перечисляя все то, что сделал, — «все оказалось бесполезным». Он задержался на неприятных событиях на долговременной стоянке аэропорта Сан-Франциско и фиаско под Покателло, когда Грейди схватили до того, как Трэгер и Кросби смогли до него добраться.
— Значит, чудодейственный образ возвращен?
— Грейди отрицает, что он у него вообще был, — вставил Рей.
— Возможно, он лжет.
— Он лгал, когда говорил, что образ у него.
Дальнейшее развитие ситуации с Грейди не поддавалось объяснению. От одного побережья до другого звучали призывы предъявить предводителю «Мужественных всадников» обвинение в убийстве паломников в храме в Мехико. Однако время шло, а никаких обвинений Грейди не предъявляли.
— Это косвенно подтверждает справедливость его заявления о том, что образа у него нет. Если он не имел никакого отношения к похищению святыни, он непричастен и к этим убийствам. — Казалось, Трэгер пытается убедить самого себя.
Ханнан встал:
— Идемте. Борис нас ждет.
На обед был черепаховый суп. Были цыплята по-корнуольски. Были зеленые артишоки, казалось упавшие с небес, а не выращенные на грядке. Было суфле. Белое вино, красное вино, шампанское в высоких фужерах. Нат, как всегда, пил одну только воду. Ах да, и еще были соусы. Разумеется, салат последовал за закусками, à la mode française. Лиза, миниатюрная, но властная жена Бориса, выпроваживала его обратно на кухню всякий раз, когда он появлялся в дверях, словно кукушка в часах, горя желанием посмотреть, как исчезают плоды его труда. Лора прогнала прочь все мысли о спартанской диете, на которой вроде бы сидела. Она посмотрела на Рея и улыбнулась, решив, что таким, немного поправившимся, он нравится ей даже больше. Прежде чем все вышли из-за стола, Нат попросил Лизу пригласить Бориса.
Тот смущенно замахал рукой, когда все разразились похвалами в его адрес. Раскрасневшееся лицо повара говорило о том, что он попробовал вино всех сортов — разумеется, в целях дегустации. Лиза увела его обратно на кухню.
* * *
Джон и Трэгер остались ночевать у Ната. По дороге домой Рей заметил Лоре:
— Он понятия не имеет, где находится образ.
— Я в этом не уверена.
Он молча ждал.
— Помнишь, Трэгер передал слова Арройо, которые тот сказал, приехав к дону Ибанесу. «Где лучше всего спрятать книгу? В библиотеке».
— Но эта картина размерами во много раз больше книги, черт побери.
— Что ж, бывают большие библиотеки.
III
«Идемте, я хочу вам кое-что показать»
Трэгер предпочел бы сидеть в кабине рядом с Джеком Смайли, пилотом, однако это означало бы, что ему пришлось бы устроиться на коленях у второго пилота Бренды Стелтц; поэтому первый час перелета на запад он проспал в салоне, после чего выпил пива, устроился в походном кабинете Игнатия Ханнана и включил компьютер. Когда его отстранили от дела, он испытал некоторое огорчение, однако визит к Дортмунду возымел свое обычное действие, и теперь, снова работая на Игнатия Ханнана, Трэгер чувствовал, как к нему возвращается первоначальный энтузиазм. Его пальцы легко скользили по клавиатуре лэптопа.
Базисом его рассуждений было то, что Босуэлл заявил о завершении задания, тем самым подразумевая, что образ был найден, предположительно в Покателло, и в то же время никто не спешил опровергнуть Грейди, утверждавшего, что портрета у него никогда не было. Этой парочке, Босуэллу и Грейди, было самое место на острове лжецов из логического парадокса, острове, эталон которого гласит: «Здесь все лгут». Однако является ли ложью и это утверждение? С другой стороны, быть может, «Понтиак» не имел никакого отношения к Конторе. Однако кто в таком случае послал «Чинук»?
С момента похищения Мадонны Гваделупской из храма в Мехико прошло уже три недели. Трэгер прочитал все, что имело отношение к этому событию. Он был полон решимости начать с чистого листа и искать то, чему прежде не придавал значения. Возможно, все это по-прежнему останется несущественным. Однако мысли Трэгера постоянно возвращались к американцу, убитому во время ограбления. Ллойд Кайзер. Что он делал в соборе? Почему он попытался остановить грабителей? Ответы казались очевидными. Кайзер совершал паломничество и находился в соборе, ожидая в очереди в исповедальню, как вдруг разверзлась преисподняя. Разве любой паломник на месте Ллойда не поступил бы так же? Судя по всему, нет. Кайзер оказался единственным, кто преградил дорогу грабителям.
Поискав Ллойда Кайзера в Интернете, Трэгер выяснил, что он писал книги для подростков. Житель Индианаполиса, уроженец Миннеаполиса. Это напоминало песню рок-музыканта Роджера Миллера. Трэгер вышел на интернет-страничку газеты «Индианаполис стар» и нашел некролог, написанный, судя по всему, кем-то из близких родственников. Но была еще и большая статья, в которой Кайзер помещался в пантеон писателей, уроженцев Индианы. Трэгер узнал Бута Таркингтона и Курта Воннегута, однако литературные достижения остальных, по-видимому, были такими же скромными, как и достижения Кайзера.
Оказавшись в тупике, Трэгер решил вернуться к неопровержимым фактам.
Теофилус Грейди созвал пресс-конференцию в Эль-Пасо, на которой заявил, что похитил картину, чтобы остановить вторжение в страну нелегальных иммигрантов. Сразу же после пресс-конференции Грейди скрылся в неизвестном направлении, а вскоре обнаружилось, что все «Мужественные всадники» покинули свои лагеря на границе, предоставив расхлебывать кашу Полу Пуласки и его «Минитменам».
Если отбросить все перипетии партизанской войны, вместе с гневным негодованием конгрессменов и сенаторов при странном молчании со стороны Белого дома, следующим существенным событием стало выступление Мигеля Арройо от лица всех его собратьев-латиноамериканцев. Предводитель «Справедливости и мира» обратился с призывом к оружию, но, подобно Грейди, впоследствии также отрекся от какой-либо причастности к событиям.
Далее шла сделка с Морганом и встреча на долговременной стоянке аэропорта Сан-Франциско. Полный провал. Морган убит, то, что находилось в багажнике его машины, исчезло, а затем Ханнан едва не лишился миллиона долларов, предназначенных для выкупа, — спасибо Лоре за предусмотрительность. Прячась в лесу в горах Айдахо, Трэгер и Кросби стали свидетелями того, как сверток перенесли из дома, где укрывался Грейди, в «Понтиак» с тонированными стеклами.
Тем временем Кросби вернулся к своей основной работе. Трэгер пробовал связаться с ним, но того не оказалось на месте. Винсент оставил номер своего телефона.
Единственным положительным следствием провала в аэропорту явилось то, что Кросби проследил за «Хаммером». Это вывело его, а затем и Трэгера на логово Грейди под Покателло, штат Айдахо. Но потом там совершил посадку большой «Чинук», и Грейди арестовали бывшие коллеги Трэгера и Кросби. После чего упаковку увезли в «Понтиаке» с тонированными стеклами.
Вот и все, если не считать недавнего покушения на Мигеля Арройо. Однако Лоури настойчиво предлагал Трэгеру встретиться с Арройо, и тот бы с ним встретился, если бы не срочный вызов в Вашингтон.
Это было все, чем располагал Трэгер: то есть, по большому счету, у него ничего не было. Первой его мыслью было направить самолет в Лос-Анджелес и последовать предложению Лоури. Однако сейчас самолет летел в Окленд. Ханнан настоял на том, что Трэгер должен сначала встретиться с доном Ибанесом. Потому что Ханнану понравился рассказ о том, как старик вел себя на стоянке в аэропорту? В любом случае его настойчивость выглядела прихотью. Однако он задал очевидный вопрос. Если чудодейственного образа нет у Грейди, быть может, Морган привез его в аэропорт Сан-Франциско, где и был убит за рулем своей машины? А то, что находилось в багажнике его машины, исчезло.
— Вот почему образа не оказалось у Грейди, — заключил Рей Синклер. — Если Морган привез его в аэропорт, это означает, что у Грейди реликвии больше не было. Он не хотел в этом признаваться, однако, когда понял, какие обвинения ему грозят, решил отказаться от всех своих прежних показаний.
Трэгер предпочел не оспаривать справедливость этого предположения.
Ханнан оставался настойчив:
— Переговорите с доном Ибанесом.
— Хорошо.
— Трэгер, похищенный портрет выполнен в натуральную величину. Как его можно было засунуть в багажник?
Самыми различными способами, если ничего не иметь против того, чтобы свернуть реликвию. Например, скатать ее. Но Трэгер помнил, как вел себя на стоянке дон Ибанес. Его реакция на пустой багажник была по меньшей мере странной. Больше того, всякий раз, когда Трэгер говорил со стариком, дон Ибанес не проявлял особого беспокойства по поводу пропавшей Мадонны Гваделупской.
Более чем странно, это уже начинало выглядеть подозрительно.
Бейсбольная команда «Джайентс» играла дома, и Смайли со Стелтц с нетерпением ждали возможности сходить на стадион, дожидаясь в Сан-Франциско известий от Трэгера. Предупрежденный Ханнаном, дон Ибанес встречал Трэгера в аэропорту на машине. По дороге в Напа-Вэлли дон Ибанес рассказывал историю этих мест. Трэгер рассеянно слушал, разглядывая мелькающий за окном пейзаж, готовый ухватиться за новую ниточку расследования.
Дверь особняка открыла Клара. Она тепло приветствовала Трэгера. Тот прошел в дом, а дон Ибанес тем временем отправился в часовню. Во внутреннем дворике сидел Джордж Уорт с бокалом вина в руке. Он приветственно поднял бокал. На столе со стеклянной крышкой стоял еще один бокал. Кларин.
— Не желаете к нам присоединиться?
Трэгер согласился. Клара налила ему бокал вина.
— У меня состоялся долгий разговор с Лоури.
От напоминания о приюте рабочих-католиков в Пало-Альто Уорту стало неуютно. Лоури поведал Трэгеру о безутешной любви — его выражение — Джорджа Уорта и Клары Ибанес. Неужели преданность Уорта неудачникам, приходящим к нему в приют, пошатнулась? Глядя вокруг, на особняк, на поместье, на Клару, когда та протягивала ему бокал вина, Трэгер приходил к выводу, что не станет винить Джорджа Уорта, если тот сочтет эту обстановку более привлекательной, чем та убогая нищета, увиденная им в Пало-Альто.
Затем к ним присоединился дон Ибанес, и вскоре всех пригласили к столу. По сравнению с пиршеством в «Эмпедокле» трапеза показалась Трэгеру скромной. Потом они оставили молодых людей вдвоем и прошли в кабинет дона Ибанеса. Старик раскурил огромную сигару, предварительно угостив Трэгера, однако тот отказался. Он достал пачку сигарет, и какое-то время оба молча курили.
— Итак, мистер Трэгер, вы уже обо всем догадались?
— Нет.
— Образ Мадонны Гваделупской не поместился бы в багажник машины, которую мы с вами видели неделю назад в Сан-Франциско.
— Его можно было скатать.
— Это причинило бы необратимые повреждения.
— Моргану не было до этого никакого дела.
— А должно было бы быть, если он намеревался получить деньги, так щедро предложенные мистером Ханнаном.
— Если образа у него не было, что он собирался нам передать?
— Портрет Мадонны Гваделупской.
— Которого у него не было.
Дон Ибанес улыбался. Наслаждаясь этой игрой в загадки.
— О, несомненно, в багажнике его машины лежало то, что было похищено из храма в Мехико.
— Я вас не понимаю.
— Потому что я сознательно вас запутываю. Оригинал изображения был убран из храма заранее, до ограбления, когда пошли слухи о том, что затевается это кощунство. Вместо него повесили копию.
— Вы хотите сказать, что весь этот шум был поднят из-за копии? Что монахам из храма достаточно было бы объявить правду, и волнения сразу же утихли бы?
— Трэгер, вы посчитаете меня наивным, но я даже представить себе не мог, какое действие возымеет кража портрета из собора. Я вылетел туда, как вы помните, представив все так, будто меня похитили. Я изложил монахам все так, как сейчас изложили вы.
— Они отказались?
— А вы поверили бы в такое заявление?
Трэгер задумался.
— Пойти на подобный риск лучше, чем сложа руки смотреть на продолжающееся насилие.
— Не забывайте, что монахи больше не считают храм надежным местом для хранения того, что им доверено. В конце концов они дали согласие.
— Согласие?
Дон Ибанес встал:
— Идемте, я хочу вам кое-что показать.
Они вышли на улицу сквозь стеклянные двери, и дон Ибанес направился через лужайку к часовне. Он зажег свет, освещая портрет Богородицы за алтарем. Дон Ибанес приблизился к алтарю, обошел вокруг и остановился. Он поднял взгляд на портрет. Трэгер присоединился к нему.
— Вот оригинал, мистер Трэгер. Его перевезли сюда, в надежное место.
Где лучше всего спрятать книгу? В библиотеке. Где лучше всего спрятать оригинал картины, как не в точной копии храма в Мехико? Трэгер смотрел на Богородицу, на ее непроницаемые глаза. Ощущая не столько облегчение, сколько гнев.
— Кто еще знает об этом?
— Вы. — Дон Ибанес нахмурился. — И Мигель Арройо.
— Вы должны заявить об этом во всеуслышание.
— Сначала мы должны возвратить образ, Винсент. А потом уже можно будет делать заявление.
* * *
Говоря о том, что только ему самому, Арройо и вот теперь Трэгеру известно, что якобы похищенный оригинал на самом деле благополучно спрятан в миниатюрном храме в Напа-Вэлли, дон Ибанес не думал о многочисленных статистах, принимавших участие в тайной переправке образа.
Скольким монахам, работающим в храме, известно о произошедшем? Дон Ибанес понятия не имел — или же полагал, что это не имеет значения. Очевидно, всем и каждому из этих людей можно было доверять.
— Они посвятили свою жизнь Мадонне Гваделупской.
По-видимому, для благочестивого старика это была самоочевидная истина.
После того как дон Ибанес согласился предоставить временное убежище оригиналу, возник вопрос, как переправить образ. Монахи предложили Мигеля Арройо, который часто посещал собор. Пересилив себя, дон Ибанес обратился к молодому бунтарю. Почему бы просто не переправить портрет прямо в поместье на борту частного самолета? Мигель указал на сопряженные с этим опасности. За авиапассажирами следят гораздо пристальнее, чем за теми, кто пересекает границу на машине или пешком. Для полета придется предоставить подробное обоснование, и тогда правда всплывет.
План Арройо заключался в том, чтобы перевезти образ из Мехико в Напа-Вэлли на грузовике. Просто пересечь границу в Тихуане? Арройо успокоил дона Ибанеса. У него есть нужные связи, надежные люди. Его план был принят и завершился успехом.
— Сколько человек ехали в грузовике? — спросил Трэгер.
Похоже, его вопрос удивил дона Ибанеса.
— Двое. Нет, трое. И сам Арройо, разумеется.
— Арройо находился в машине?
— Он сам на этом настоял. Он захватил с собой оружие, на тот случай, если бы его надежные спутники на поверку оказались не совсем надежными… — Дон Ибанес нахмурился.
— А кто устанавливал образ в вашей часовне?
— Карлос, Арройо и я. Впрочем, от меня особого толку не было. Я только указывал, что и как делать.
— А кто такой Карлос?
— Мой садовник.
— Просто жуткое количество людей, для того чтобы сохранить тайну.
— Но они ведь ее сохранили, разве не так?
— Пока что.
— Вот почему мы должны как можно быстрее возвратить образ. Как только он вернется на свое законное место, вы сообщите прессе всю правду. И тогда все неприятности останутся позади.
— А как я возвращу образ?
— В вашем распоряжении есть один из самолетов мистера Ханнана. Я уже конфиденциально переговорил с ним. — И затем, словно предвидя очевидное возражение: — Мистер Ханнан ведет дела с мексиканским правительством.
— Я подумал о нашем собственном правительстве.
— А.
Решение предложил на следующий день Смайли. Он заполнит полетный план на рейс до острова Санта-Каталина. Самолет вылетит туда, имея на борту оригинал, совершит посадку, после чего будет заполнен новый полетный план в Майами. В воздушное пространство Мексики самолет войдет в районе Нижней Калифорнии, после чего приземлится в Мехико, где выгрузит Трэгера и его бесценный груз. Самолет поднимется в воздух меньше чем через час и сообщит о технической неполадке, обусловившей вынужденную посадку в Мехико. Изучив план со всех сторон, Трэгер согласился с тем, что он вполне осуществим.
— Через неделю, — сказал дон Ибанес.
— Через неделю?
— Я вылечу в Мехико и обо всем договорюсь.
— Что насчет Арройо?
— Его необязательно посвящать в наш план. Он сможет разделить нашу радость, когда дело будет сделано.
Однако задержка по-прежнему беспокоила Трэгера. Единственным утешением было то, что на этот раз о происходящем будет знать меньше людей, чем было тогда, когда образ переправляли в часовню дона Ибанеса. Смайли было не привыкать выполнять конфиденциальные поручения Ханнана, и ему было сказано, что посадка в Мехико связана с «Эмпедоклом».
— Трудно будет снять образ и подготовить его к отправке.
— Тут нам поможет Джордж Уорт.
Так что все вопросы были решены, за исключением недельной задержки. Джордж Уорт, похоже, обрадовался тому, что может с чистой совестью отложить возвращение в Пало-Альто.
Но на следующий день к особняку подъехал Нил Адмирари.
IV
«Подождите, это еще не всё»
У Нила Адмирари уже были случаи задуматься над тем, в каком маленьком мире мы живем. Как часто человек, который должен был бы находиться за тысячу миль, заставал его в положении если и не компрометирующем, то таком, какое трудно объяснить? Разумеется, теперь, когда он наконец женился на Лулу, все стало другим. Лулу находилась на противоположном конце континента, но она стала бдительно следить за его привычками, ограничивать количество спиртного, выпитого им, язвительно справляться, застраховал ли он свою жизнь, всякий раз, когда он закуривал сигарету. Женщины любят распоряжаться мужчинами. Тут все просто. Нилу это более или менее нравилось; для него это были новые ощущения. Однако сейчас, идя по следу Ллойда Кайзера, он наслаждался небольшой передышкой от блаженства семейной жизни.
Лулу считала его сумасшедшим. Возможно, она и права; в конце концов, он ведь женился на ней. Шутка. На самом деле Нил не имел это в виду. Он любил Лулу. Любил ее уже много лет. Но он уже успел привыкнуть к тому, что его страсть остается без вознаграждения, и три недели супружества подарили ему прямо-таки животное удовлетворение, о котором он даже не мечтал. Лулу оказалась той еще девчонкой. Ну, разумеется, уже не девчонкой, но понятно, что он имел в виду. Так что сейчас, направляясь в Напа-Вэлли, Нил разрывался между тоской по дому и ощущением того, что ему удалось хотя бы на краткий миг вернуть свободу, потерянную им, женившись на Лулу.
Ведь запросто могло случиться, что портье в «Уайтхолле» не обронил бы замечание, выставившее Ллойда Кайзера в новом свете. Простой паломник, застреленный в храме в Мексико, теперь представал мужчиной, в течение трех дней предававшимся плотским утехам с женщиной, которая не была его женой. Конечно, Кайзер был вдовцом, но даже так трудно было увязать паломника и жизнелюба. Нил склонен был отвести ему роль кающегося грешника.
А Катерина Долан явилась еще одним сюрпризом. Бывший ученый, правообладательница нескольких очень выгодных патентов, разведенная, она была знакома с Ллойдом, еще когда они были подростками. Возможно, интерлюдия в Чикаго была сентиментальным возрождением, переросшим в нечто большее. Нил сам не мог сказать, чего ждал, направляясь домой к Катерине. Новость о том, что она в Калифорнии и просит пересылать ей письма через Джейсона Фелпса, добавила еще один пикантный привкус. Фелпс сделал себе имя, без устали борясь с религиозными суевериями. Единственным феноменом, не попадавшим под его обстрел, оставалось явление Богородицы Хуану Диего. Однако Нила почему-то не покидало ощущение, что все эти с виду не связанные между собой мелочи складываются в единое целое.
Он уже собирался свернуть к дому Фелпса, но тут вспомнил про дона Ибанеса, живущего неподалеку. Сперва нужно будет выяснить, известно ли тому, что происходит у его соседа. Поэтому Нил свернул к особняку дона Ибанеса и застал там Трэгера. Выскочив из машины, он напомнил Винсенту, кто он такой.
— Рим, Североамериканский колледж…
— Я помню.
— Вы можете ввести меня в курс.
— Чего?
— Вашего расследования.
Представитель прессы привыкает к той двусмысленности, какую люди видят в проявлении простого любопытства.
— Где вы были? — спросил Трэгер.
— Бродил по всему свету, подобно дьяволу в книге Иова.
— В отличие от него, у вас была машина.
Нил пропустил это замечание мимо ушей. В этом расставшемся с религией мире люди редко понимают смысл библейских аллюзий.
Из дома вышла Клара в сопровождении Джорджа Уорта. Трэгер представил Нила:
— Представитель желтой прессы.
— У меня есть ссылка на «желтых страницах», — поправил Нил, стараясь перевести все в шутку.
Достав носовой платок, он вытер лоб. Олицетворение утомленного журналиста, ждущего, когда ему предложат выпить. Клара уважила его, и все направились во внутренний дворик. Через несколько минут Клара вернулась с кувшином сангрии под позвякивание кубиков льда в ведерке. Как выяснилось, дон Ибанес уехал на несколько дней.
— Вы часто встречаетесь с вашим соседом Джейсоном Фелпсом? — спросил Нил у Клары, пока та разливала вино.
— Теперь уже нет. Я работала у него, но мне нашли замену.
— Трудно в это поверить.
Ему пришлось немного подождать, прежде чем Клара поняла, что это лесть.
— Новый человек подходит для этой работы гораздо больше, чем я.
— Катерина Долан?
— Откуда вам это известно?
— Долгая история. Что она собой представляет?
— Как я уже сказала, деловая. Компетентная.
— Вы случайно не знаете, где она остановилась? Мне нужно ей кое-что сказать.
Клара смутилась:
— Катерина живет у него.
— У Фелпса? Хорошо, это все упрощает.
— В каком смысле?
— Не могу сказать. Это конфиденциально.
Казалось, и Трэгер тоже потихоньку оттаял. Возможно, все дело было просто в замечательной погоде. Только после ужина Нилу удалось переговорить с Трэгером наедине.
* * *
— Но это ведь не имеет непосредственного отношения к сюжету, разве не так? — спросил Трэгер, после того как Нил вкратце обрисовал замысел своей будущей книги.
— В каждом сюжете есть смежная тема. Что вы скажете о моей теории?
После чего Нил изложил подробный план, над которым еще предстояло поработать. Поворотной точкой явилось то, что он поставил под сомнение свое первоначальное предположение, будто Ллойд Кайзер отправился в Мехико в паломничество. Сперва три бурных дня в Чикаго казались достаточным основанием для покаяния. Угрызения совести, после чего прямиком в храм Мадонны, чтобы повиниться перед Всевышним.
Трэгер начинал терять терпение.
— Так с кем же Кайзер провел время в Чикаго?
— Предыдущая интерпретация: юношеская любовь, воссоединение после стольких лет, они бросаются друг другу в объятия и спешат наверстать упущенное время.
— Какую книгу вы пишете?
— Бестселлер. Мне казалось, я разрабатывал побочную линию, и вдруг это вывело меня прямо к основному сюжету.
— В каждом сюжете есть смежная тема.
Общие слова, не более того. Вам известно, что Кайзер был писателем?
За последние несколько дней Нил просмотрел все работы Кайзера. Это явилось для него откровением.
— Что сталось с книгами для подростков, Трэгер? Мы с вами думаем, что они читают современные версии «Острова сокровищ» и «Гекльбери Финна». Ни за что на свете! Весь жанр превратился в либеральную пропаганду, коверкающую и уродующую юные головы. Ревизионизм. Однако в отношении Кайзера это неверно; его коньком было переписывать историю для подростков. Даже нельзя сказать, что у него получалось.
— Ну, вы же сами говорили, что это лишь побочная линия.
— Подождите, это еще не все. — Нил положил было руку Трэгеру на плечо, затем спохватился и отдернул ее.
Трэгер достал сигарету, и Нил с готовностью щелкнул зажигалкой:
— Не хотите угоститься?
— Хочу.
Установить дружеские отношения — вот что было нужно. Реакция Трэгера оказалась не совсем такой, как ожидал Нил. Но вот настал черед нанести завершающий удар. Нил постарался представить все как малозначащий пустяк. После того, что случилось в Чикаго, Кайзер отправился в Мехико. («К этому я еще вернусь».) Так что же делает его возлюбленная? Прилетает сюда и предлагает свою помощь Джейсону Фелпсу.
— Джейсону Фелпсу, Трэгер! Великому разрушителю мифов, в первую очередь о явлениях Богородицы.
Нил выжидательно умолк.
— Ого, — язвительно пробормотал Трэгер.
Так зачем же Кайзер отправился в Мехико, если он не был кающимся паломником? Он знал о том, что должно произойти! Собирался принять участие в «святом ограблении».
— Нил, его там убили.
— Разумеется, убили. Он слишком много знал.
Нил откинулся назад, всматриваясь в лицо Трэгера в поисках хоть какой-то искорки сочувствия.
— Нил, вам мерещится то, чего нет.
— Трэгер, наведите справки о Кайзере. Наведите справки о Катерине Долан.
— Вы хотите, чтобы я написал за вас вашу книгу, да?
— Вам это не нравится?
— Сюжет чертовски занимательный. А вам никогда не приходила мысль написать роман?
* * *
Нил позвонил Лулу, чтобы сообщить ей последние новости. Вкратце передав разговор с Трэгером, он в заключение сказал, что разбередил его любопытство.
— И что теперь?
— Мяч на его половине.
Естественно, Нил Адмирари имел в виду совсем другое. Сложная теория не стала более правдоподобной, после того как он высказал ее вслух. Если из этого ничего не выйдет, можно будет воспользоваться советом Трэгера и написать роман.
V
«Дорогая, я антрополог»
Джейсон Фелпс чувствовал себя ветхозаветным патриархом, видя Катерину у себя дома. И в постели, что явилось в некотором роде неожиданностью, но Катерина, похоже, находила в его внимании патриархальное благословение. Конечно, она не знала Священного Писания. Книжные магазины были заставлены библиями: новые переводы, новые красивые обложки, выделенные абзацы, примечания, ссылки, словоуказатели. Вульгата, греческие септуагинты, Библия на иврите — сейчас можно было достать все, что угодно. В Интернете изобилие интерактивных библий. По EWTN постоянно показывали мать Ангелику с большой Библией, которую она держала перед собой, словно проповедник. Грамотность в библейских вопросах должна была быть высока как никогда, однако сама книга оставалась закрытой для большинства нынешних американцев. И Катерина была ничуть не лучше и не хуже остальных. И дело не в том, что она выросла в католической вере и осталась равнодушна к Священному Писанию. Она была ученым. Микробиологом. А у кого кругозор может быть уже, чем у ученого? У кого на глазах шоры? Когда Джейсон как-то сказал Катерине, что у теории эволюции историческая основа меньше, чем у Книги Бытия, та восприняла это как шутку. Большую часть своей взрослой жизни Катерина принимала в качестве своей веры глупый редукционизм, служивший объяснением в так называемых точных науках — подобное определение было призвано обособить их от таких вещей, как антропология. Если Катерина действительно переживала кризис веры, речь шла о чем-то необычном. Она вовсе не хотела изгнать из сознания убеждение в том, что наука рано или поздно все объяснит; ее тянуло вернуться к юношеской набожности.
— Наука ничего не объясняет, Катерина, она лишь оправдывается.
— На самом деле ты сам в это не веришь.
— Почему?
— Потому что ты ученый.
— Дорогая, я антрополог.
Катерина жадно слушала, как он разбивает вдребезги объекты всеобщего поклонения — Лурд, Туринская плащаница и другие. Внезапно Фелпс поймал себя на том, что устал бороться. Недавно израильские археологи нашли погребальный саван, такой же древний, какой должна была быть Туринская плащаница, и тотчас же появились предложения провести сравнительный анализ. Ох уж этот союз науки и религии… Фелис в своей брошюре опроверг все аргументы в защиту подлинности Туринской плащаницы, однако это ровным счетом ничего не дало. Истинных верующих эти доводы трогали не больше, чем биолога, которому указывают на изъяны в теории эволюции. Наука и вера, основанная на откровениях, в равной степени являются религиями. Вопрос больше не стоит так: наука против веры. Скоро они объединятся в единую веру. Фелпса бесконечно утомили все эти так называемые точные науки. Критика обрушивалась на них в самую последнюю очередь.
Фелпс был очарован своим соседом доном Ибанесом. Одно время он тешил себя мыслью, что они, два старика, расставшиеся с юношеским энтузиазмом, станут родственными душами. Однако все предложения на этот счет были насмешливо отвергнуты потомком конкистадоров.
До того как Клара вернулась домой к отцу, Фелпс и дон Ибанес успели подружиться. Они приезжали друг к другу в гости и подолгу сидели вместе, потягивали вино в приятной вечерней прохладе, не чувствуя необходимости говорить о чем-либо — тем более спорить. Фелпс находил какую-то необъяснимую параллель между невероятным миниатюрным храмом дона Ибанеса и своими собственными книгами и брошюрами. Два памятника внешне совершенно противоположным страстям. Однако самому Фелпсу надоела собственная одержимость чужими религиозными убеждениями и обрядами.
Вдали от своего дома Фелпс соорудил что-то вроде беседки — стол и стулья в тени полудюжины пальм. Целью было наслаждаться раскинувшейся внизу долиной, однако с этого места слева также открывался вид на часовню дона Ибанеса. Раза два они сидели здесь с последним, потягивая вино, но по большей части Джейсон Фелпс бывал здесь в одиночестве. Случалось, прохладный вечерний воздух навевал дрему, и он, проснувшись, не сразу соображал, где находится. Фелпс взял за правило захватывать с собой свитер, чтобы спасаться от обострения артрита в плечевых суставах.
Однажды ночью, проснувшись, он заметил в базилике дона Ибанеса какое-то движение. Двор был ярко освещен, и на лужайке стоял грузовик, развернутый открытым кузовом к часовне. В ночной темноте до Джейсона донеслись приглушенные голоса. Прислушавшись, он усмехнулся. Похоже, дон Ибанес устанавливал в часовне какую-то новую реликвию. Работа продолжалась больше часа, но Фелпс не двигался с места, наблюдая за тем, как дон Ибанес руководит действиями своих помощников. Наконец все закончилось. Грузовику закрыли кузов, и он уехал. Оставшись один, дон Ибанес вошел в храм и закрыл за собой дверь. В окнах зажегся свет. Вероятно, дон Ибанес молился. Джейсон раскурил сигару, наслаждаясь ее вкусом. Казалось, он проводит ночное бдение вместе с доном Ибанесом.
Фелпс вздрогнул, очнувшись от сна. Непотушенная сигара упала ему на колени. Стряхнув ее на землю, он загасил тлеющую дыру на свитере. Часовня была погружена в темноту. Джейсон Фелпс медленно встал, потягивая затекшие члены. С большим трудом он наклонился и подобрал все еще горящую сигару. По длине окурка можно было определить, сколько он проспал. Ему было все равно. Теперь нужно было возвращаться в дом, чтобы лечь в кровать и поспать по-настоящему.
На следующий день сосед спросил у него, можно ли передать ему кое-что на хранение — объемистую пенопластовую упаковку. Вспомнив размеры особняка дона Ибанеса, Джейсон удивился этой странной просьбе. Но он согласился. В конце концов, для чего еще нужны друзья?
Теперь Джейсон частенько вспоминал те дни умиротворенности и одиночества. Одиночество осталось в прошлом, и умиротворенность тоже исчезла, хотя в этом и были свои приятные стороны. Клара возвратилась домой, и Джейсон уговорил ее помочь ему разбирать бумаги, горя любопытством узнать, разделяет ли она простодушные убеждения своего отца. Похоже, это действительно обстояло именно так. После того как ему стукнуло шестьдесят, Джейсон пришел к выводу, что прежней осторожности больше не осталось ни у молодых девушек, ни у женщин зрелого возраста. Было время, когда сам он вел бурную жизнь двадцатилетнего парня. Разумеется, студентки не могли ему противостоять; чем более независимыми они себя считали, тем сильнее старались удовлетворить его требования. Одно дело было привлечь их; совсем другое — выпутаться из быстро надоевших отношений. Если бы только все были такими, как славная Мирна…
А затем, вскоре после ночного появления грузовика перед часовней, к Фелпсу заглянул Мигель Арройо. Джейсон нетерпеливо выслушал пылкие разглагольствования молодого человека о «Справедливости и мире». Мигель был гладко выбрит, если не считать аккуратных усиков. Внешне он запросто мог бы сойти за англосакса, несмотря на его старания выглядеть защитником нелегальных иммигрантов. Казалось, он находил что-то гордое в слове «нелегалы».
— Они в этом не виноваты.
— В том, что родились в Мексике?
— В том, что Калифорния была у нас украдена.
Когда Джейсон много лет назад приехал в Беркли, соблазненный перебраться на противоположный край страны из Йельского университета огромным жалованьем и обещанием выделения неограниченных средств на исследования, он оказался не готов к такому пестрому составу населения. Первым его впечатлением было, что половина здешних жителей — выходцы из Айовы. Латиноамериканцы держались в тени, растворяясь в обществе, однако все это давно изменилось, и из-под камней выползли такие люди, как Мигель Арройо.
— Для достижения ваших целей вовсе незачем прибегать к насилию. Вам достаточно лишь и дальше продолжать так же усиленно размножаться.
— Столетия угнетения рвутся наружу.
Джейсону смешно было видеть, как Мигель называет свою жизнь угнетенной. Однако зачем указывать ему на это? Несомненно, молодой человек воспринимал угнетение своих соотечественников как личную боль. Похищение образа Мадонны Гваделупской стало для него настоящей золотой жилой.
— Разумеется, вы верите во все это, — сказал ему Джейсон.
— Я не стану насмехаться над верой простых людей.
То есть сам он не включал себя в их число. То есть не разделял их веру. Этот человек был оппортунистом.
* * *
А затем появилась Катерина, которую прислала Мирна.
— Джейсон, ей грозит опасность сползти обратно к религии.
— И я должен буду это предотвратить?
— Посмотрим, что ты скажешь, когда познакомишься с ней.
Когда Катерина приехала, Джейсон решил, что теперь ему понятно замечание Мирны. Неужели его бывшая ученица взяла на себя роль сводницы? Однако в конечном счете так все и обернулось. Их секс был лечебным, терапевтическим средством освободить душу Катерины от соблазна веры, сохраненной ее предыдущим любовником.
— Я должна была это почувствовать, Джейсон. Он носил медальон.
— Не тот, который ты ему подарила?
Она молча провела рукой ему по груди.
— Катерина, ты слышала про ставку Паскаля?
— Я даже не знала, что он ходил в казино.
Скучающим тоном Джейсон воспроизвел ей рассуждения великого мыслителя. Или Бог есть, или его нет. Если человек жил так, будто Бога нет, а после смерти обнаружил, что он существует, его ждет незавидная судьба. Если же он жил так, будто Бог есть, то перед ним распахнутся врата рая. А если человек жил так, будто Бог существует, а на самом деле его нет, то после смерти он не испытает никаких разочарований. Так что лучшей ставкой является вера, вот в чем смысл.
Катерина нежно подергала его за кончики усов:
— А ты сделал свою ставку?
Казалось, она расстроена. До того Катерина была потрясена, узнав, что Джейсон отмахивается от легенды о Мадонне Гваделупской как от чего-то несущественного.
— Ты называешь это несущественным? Джейсон, из-за нее люди стреляют друг в друга!
— Это не религиозная война. Это вообще не война.
Джейсон подумал о Мигеле Арройо, для которого это была чистая политика, вопрос власти. Те, кто говорит от лица народа, всегда хотят стать хозяевами этого народа.
Другое дело Джордж Уорт. Джейсона уже давно ставила в тупик личность Дороти Дей, вдохновившей то, чем занимался в Пало-Альто Уорт.
— Джордж, в вашем приюте много рабочих? Я имею в виду не тех, кто в нем трудится, а тех, кто стоит в очереди за бесплатной похлебкой.
Но насмешки над молодым идеалистом приносили мало удовлетворения. Пусть он и дальше раздает похлебку. Подобно Дороти Дей, Джордж Уорт был бесконечно далек от политики.
И вдруг как-то раз утром Катерина ответила на звонок во входную дверь и вернулась в кабинет, заметно встревоженная.
— Это журналист.
— Я не договаривался с прессой.
— Он хочет встретиться со мной. Поговорить о Ллойде Кайзере.
— Ну и поговори.
— Пожалуйста, выпроводи его.
Ее реакция удивила Джейсона. Он уговорил ее встретиться с Нилом Адмирари.
VI
«Не желаете чего-нибудь выпить?»
— Я уже встречалась с его родственниками.
— Его дочь сообщила мне об этом.
— Вы с ней хорошо знакомы?
— Мы встречались лишь однажды.
— На похоронах Ллойда.
— Да.
— Ваше присутствие на них глубоко тронуло Джудит.
— Я пришла не ради нее.
— Должно быть, кончина Ллойда явилась для вас страшным ударом.
— Зачем вы задаете мне все эти вопросы?
— Я уже объяснял. Я пишу книгу про ограбление в храме, во время которого был убит Ллойд.
— Вас интересуют все жертвы?
— Ллойд был американцем. Единственным погибшим в храме. Вот что разбудило мой интерес.
— Какое отношение это имеет к пропавшему образу? Разве ваша книга не об этом?
— В любом сюжете нужна какая-то отправная точка, Катерина. И моей отправной точкой является Ллойд Кайзер.
Как же выводил ее из себя этот журналист! Нет, это она сама была на взводе, а он себя вел вполне сносно. Да, настойчивый. По-своему привлекательный. Длительное пребывание в обществе Джейсона помогло Катерине почувствовать, насколько Нил Адмирари моложе. Он где-то одних с нею лет. Ну, пятьдесят с небольшим. И он прожил такую интересную жизнь. В самом начале интервью Нил обезоружил ее перечислением всех ее заслуг, после чего вскользь упомянул о том, что провел несколько лет в Риме.
— Вы католик? — спросила Катерина.
— Мне следовало бы показать вам тайное рукопожатие?
Он протянул руку, тотчас же отдернул ее и протянул другую, правую. Он что, левша? Обручального кольца не было. Ллойд был левшой, как и сама Катерина. Взяв руку Нила, она улыбнулась:
— А что, существует тайное рукопожатие?
— Определенно, вас должны были обучить ему в церкви Святой Елены.
Приходская церковь на юге Миннеаполиса, где выросли они с Ллойдом. Оба ходили в воскресную школу. Девочки носили форму, синие юбки и белые блузки с вышитыми на кармане словами «Святая Елена». Мальчики ходили в синих брюках, белых рубашках и галстуках, повязанных неизменно криво. У Катерины где-то должна была сохраниться фотография, сделанная в шестом классе; все сидят за партами, над доской на задней стене прикреплена какая-то картина. Некоторым ученикам пришлось встать в стене, чтобы попасть в кадр. Те, кто сидел за партами, держали руки вместе, соприкасая большие и указательные пальцы.
— Изобразим рождественскую елку, — сказала им сестра Роза Энн.
Катерина сидела в первом ряду, из-за своего небольшого роста. Ллойд был среди тех, кто стоял у стены.
— Это было так давно.
— Почему примерная католичка остановилась в доме знаменитого Джейсона Фелпса?
— Разве я говорила, что я примерная?
Если бы они находились в любом другом месте, скажем, сидели в баре, Катерина подумала бы, что радостная улыбка Нила является предвестником чего-то большего. В свою очередь, это ее обрадовало. Она всегда знала, что мужчины находят ее привлекательной; шли годы, а это оставалось. О, вместе с ее возрастом увеличивался и возраст мужчин. Снова вспомнив о Джейсоне, Катерина поймала себя на том, что ей не хотелось бы, чтобы Нил Адмирари узнал о том, что она спит с Фелпсом. Какое иносказательное выражение — «спать с». Естественно, Джейсон сразу же после этого засыпал, а она осторожно выскальзывала из постели, чувствуя себя наложницей. Кстати, а какова этимология этого слова? Наложница — это та, с которой спят. Та, с кем делят ложе. Впервые Катерина прочитала о наложницах у Перл Бак.
— Вы знаете Перл Бак?
— Нет, зато я могу отличить настоящий доллар от фальшивого.
Катерина рассмеялась. Нил был очень смешной. Смеялась ли она когда-нибудь с Джейсоном?
— Мы говорили о вашей книге. Вы ведь пишете книгу, не так ли?
— Контракт подписан. Получен приличный аванс.
— А что такое неприличный аванс?
— Могу показать.
Ее смех привлек в комнату Джейсона. Разумеется, он был удивлен. Катерина так боялась встречи с Нилом Адмирари, и вот они дружно хохочут и вообще ведут себя так, будто знакомы всю жизнь.
— Ты должна была предложить гостю выпить, — заметил Джейсон.
— А ты к нам не присоединишься?
Он шмыгнул носом:
— Мне нора немного вздремнуть.
При появлении Джейсона Нил Адмирари встал. Теперь он пересек комнату, представился и протянул руку.
— Смотри, Джейсон, — предупредила Катерина. — Он сейчас покажет тебе католическое рукопожатие.
Джейсон недоуменно посмотрел сначала на нее, затем на Нила:
— Никогда о таком не слышал.
— Оно кануло в Лету после Второго Ватиканского собора, — сказал Нил.
— Возможно, это еще вернется. Как латынь.
— Я прочитал все ваши труды, — сказал Нил.
— О, сомневаюсь.
— Я имею в виду популярные брошюры.
— Вы должны разбираться в этом лучше меня.
После чего Джейсон помахал рукой и удалился. Было слышно, как он медленно поднимается по лестнице к себе в спальню. Если бы здесь не было Нила Адмирари, Катерина последовала бы за ним. Она прониклась к журналисту признательностью за то, что он ее от этого избавил.
— Не желаете чего-нибудь выпить?
— Вы куда-нибудь выходите из дома?
— Что вы предлагаете?
Нил предложил мотель в Пинате, в котором остановился. Там был бар. Катерина задумалась. Действительно, когда она в последний раз выходила из этого дома? По дороге сюда она проезжала через Пинату. Городишко показался ей не ахти.
— Я могу поехать прямо так?
Нил придирчиво оглядел ее:
— Вы выглядите превосходно. Однако вас могут попросить предъявить паспорт — вдруг вы еще несовершеннолетняя.
Он помог ей встать, задержав ее руку чуть дольше необходимого, после чего они вышли и направились к его машине. Катерине казалось, она отправляется на свидание, оставляя папу спать наверху.
* * *
Мотель назывался «Тореадор», и бар был оформлен по мотивам корриды. Они заказали коктейли. Слизывая соль с края стакана, Катерина увидела, что Нил наблюдает за ней. Он поднял свой стакан в приветствии:
— Оле!
— Я была знакома с его сестрой Тиной.
Они рассмеялись. Пригубив коктейль, Катерина рассказала о памятнике Оле Буллу в парке над водопадом на Миннехахе.
— Он был тореадором?
— Скрипачом. Кажется, норвежцем по национальности. Миннеаполис очень скандинавский город.
Она рассказала о многочисленной шведской общине. И о том, как однажды город посетил наследный принц Гаральд.
— А вы где выросли?
— Кто сказал, что я вырос?
Это действительно было свидание. К Катерине снова вернулось умение непринужденно болтать ни о чем, оставшееся со времен сексуально активной жизни, та живость, неизменно приходившая тогда, когда она знакомилась с новым мужчиной, гадая, что будет дальше, но в то же время уверенная в том, что на самом деле все зависит от нее. Естественно, сейчас об этом не могло быть и речи, ведь так? Однако после третьего коктейля это уже казалось неизбежным. Не хочет ли она посмотреть его номер? Бросив на Нила долгий задумчивый взгляд, Катерина поднялась из-за стола.
— А ты сможешь показать мне католическое рукопожатие.
Раздеваясь и ложась в постель, она думала о Ллойде Кайзере, а не о Джейсоне.
VII
«Я рано ложусь спать»
Полетный план был составлен, самолет заправили горючим. В ожидании команды Смайли и Стелц отправились на стадион смотреть игру «Джайентс». Трэгер взял напрокат маленький грузовичок, и они с Джорджем Уортом несколько раз ходили в часовню, оценивая предстоящую работу. Вроде бы никаких сложностей, если не считать размеров изображения, а также того благоговейного почтения, с каким его нужно было снимать и укладывать в ящик. Дон Ибанес, несмотря на чувства, которые он питал к Богородице — а может быть, как раз именно благодаря им, — теперь торопился как можно скорее возвратить образ в Мехико. Внешне старик почти не выказывал никаких чувств, однако Трэгер чувствовал его напряжение. Сам он был поражен тем, что ему сейчас совершенно случайно предстояло выполнить ту задачу, ради которой его пригласил Ханнан. Из «Эмпедокла» следовали постоянные звонки. Нат следил за ходом приготовлений.
— Трэгер, вы получите за это щедрую премию.
— Как знать? О моем вознаграждении речи еще не шло.
— Скажем так: вы будете счастливы.
Из уст набожного Ханнана странно было слышать слова о том, что деньги могут сделать человека счастливым.
Трэгер решил не ставить Дортмунда в известность относительно своих планов. В предстоящую операцию и так было вовлечено слишком много человек, и это вызывало беспокойство. Однако не было и речи о том, чтобы переправить священный образ в одиночку. Пусть сначала дело будет сделано; тогда можно будет узнать реакцию Дортмунда.
Единственной ложкой дегтя был Нил Адмирари, заявившийся в гости к дону Ибанесу, чтобы посоветоваться с братом Леоне. Они удалились в часовню, и полчаса спустя Адмирари вернулся легким пружинистым шагом.
— Вы ведь католик, Трэгер, не так ли?
— Вы собираете пожертвования?
— В противном случае вы не взялись бы за такую работу.
Естественно, Адмирари не мог знать о предстоящем деле.
Трэгер мысленно пожелал, чтобы журналист поскорее убрался восвояси.
— Я полагал, вы приехали сюда, чтобы встретиться с Катериной Долан.
— Замечательная женщина.
— Как скажете.
— Вы имеете что-нибудь против нее?
— Боже упаси.
Казалось, Адмирари хотел что-то сказать, но затем передумал.
— Она вам помогла? — спросил Трэгер.
— Что вы думаете о Джейсоне Фелпсе?
— Я с ним не знаком.
— Вам никогда не приходило в голову, как у него внешне много общего с доном Ибанесом?
— Нет.
— А вы задумайтесь. Конечно, не близнецы, но очень похожи.
— Усы?
— И рост. А также возраст. — Адмирари помолчал. — Этот Фелпс — странная птица.
— Похоже, Катерине он нравится.
Адмирари отвел взгляд в сторону. Почему он не уезжает? Меньше всего сейчас было нужно, чтобы на месте действия оказался журналист.
Позже, когда Трэгер разговаривал с вернувшимся доном Ибанесом у него в кабинете, ему пришла одна мысль.
— У вас в часовне ведь уже имелась копия образа.
— Конечно.
— Которую вы заменили на оригинал?
— Совершенно верно.
— И что вы с ней сделали?
Дон Ибанес усмехнулся:
— Она у Джейсона Фелпса.
— У Фелпса?
— Но он об этом даже не догадывается. Когда Клара у него работала, я попросил ее спросить у Фелпса разрешение поместить кое-что на хранение к нему в дом.
— Образ.
— Копию, — поправил дон Ибанес. — Очень точную копию.
— Так ведь Фелпс может догадаться, что у него.
— Пенопластовый ящик, подготовленный для переправки реликвии, в точности такой же, как и тот, в котором находится копия. Как только оригинал будет упакован, мы достанем копию и повесим ее на место.
— Кто вам поможет?
— Брат Леоне, хотя у него разорвется сердце при мысли о том, что оригинала здесь больше нет. И Карлос, если он нам понадобится.
— Карлос?
— Садовник. Отец Карлотты.
Карлотта была горничной.
— И Томас.
— О, от Томаса никакой помощи ждать не приходится. У него очень четкие представления относительно того, что должен и что не должен делать личный водитель.
Брат Леоне был старым другом дона Ибанеса, и тот называл его своим «духовным наставником». Трэгер с ним почти не встречался. Монах держался очень замкнуто. Разумеется, он каждый день служил в часовне мессу и иногда обедал в особняке.
— Как и я, он готовится к смерти, — сказал дон Ибанес.
А кто не готовится к смерти? Возможно, не так, как имел в виду дон Ибанес, однако кому удастся полностью изгнать из сознания мысль о том, что он в любую минуту может умереть? В случае Трэгера мысль эта, как правило, сопровождалась различными насильственными методами, способными воплотить ее. Ему не хотелось думать о грустном, от этого не будет никакой пользы, но, просчитывая возвращение оригинала в Мехико, он прекрасно понимал, что тысячи непредвиденных обстоятельств способны расстроить план.
* * *
Наступил вечер, а Адмирари упрямо не хотел никуда уезжать.
— Где вы остановились? — спросил Трэгер, хотя он уже знал, что Адмирари снял номер в «Тореадоре».
— Трэгер, почему бы нам с вами не отправиться туда и не выпить чего-нибудь? Вино — это хорошо, но…
— Я рано ложусь спать.
— Этого я и боялся. Посему захватил с собой вот что. — Открыв чемоданчик, он показал бутылку виски: — Ну, что скажете?
— Разве что по стаканчику. Мне бы не хотелось, чтобы вы возвращались на машине к себе в мотель в стельку пьяным.
Трэгер увел журналиста подальше от остальных, на пустынную террасу.
— Теперь нам осталось только раздобыть пару стаканов и воду.
— А лед?
— С каких это пор хороший напиток стали разбавлять льдом?
— Я думал, это вы мне скажете.
— Если бы знал, то сказал бы.
Наполнив стакан наполовину, Адмирари протянул его Трэгеру. Тот вернул стакан:
— Мне только капельку.
— Тогда мне следовало бы захватить односолодовый виски. И все же Адмирари уступил. Теперь стакан, протянутый Трэгеру, был наполнен лишь на треть. Плеснув в свой стакан воды, Адмирари приветственно поднял его:
— За дам.
— Я полагал, мы одни, — сказал Трэгер, прежде чем пригубить виски.
Шумно выдохнув, Адмирари вытянул ноги вперед:
— У вас есть жена?
— Нет.
— И никогда не было?
— Была.
Будь он проклят, если станет говорить с Адмирари о своей жене. До сих пор Винсент иногда просыпался ночью, услышав ее голос. В темноте можно было представить, что она по-прежнему здесь, лежит рядом в кровати.
— Ну а вы?
— Трэгер, меня можно назвать молодоженом.
— Я гадал, куда вы вчера вечером ездили с Катериной.
— Что вы хотите сказать? — Адмирари едва не расплескал свой виски.
— Шутки у меня получаются плохо.
— Господи, да мы просто ездили в город выпить по коктейлю.
— В «Тореадоре»?
— Между прочим, там неплохой бар. — Адмирари обиженно умолк. — Боже, какая же у меня была распутная жизнь!
— У меня нет желания слушать о ваших похождениях.
— Каких похождениях? — Он заметно встревожился.
— На ком, вы говорили, вы женаты?
— Я не говорил. Ее профессиональный псевдоним — Лулу ван Аккерн.
— Она актриса?
— Журналистка. Я любил ее много лет. — У него в глазах блеснули слезы.
— Почему бы вам сейчас ей не позвонить?
— Не сейчас, позже.
Он имел в виду разницу в часовых поясах?
Отпив еще глоток, Трэгер объявил, что с него хватит. Все равно избавиться от Адмирари быстрее ему бы не удалось. Направляясь к машине, журналист старался убедить себя в том, что трезв как стеклышко. Казалось, он идет по ниточке. Трэгер проследил взглядом, как машина выехала на дорогу.
Прежде чем вернуться в дом, он оглянулся на часовню. Джордж и Клара оставались в городе вместе с грузовичком, который нужно было пригнать сюда в самый последний момент. Трэгер взглянул на часы. До этого момента оставалось шесть с половиной часов. Он отправился спать.
Бывает такой сон, который и сном нельзя назвать, единственный, на какой можно рассчитывать накануне опасного предприятия. Обещала ли переправка образа стать опасной? Если все пройдет как намечено, никакой опасности быть не должно. Трэгер спал, и ему снилось, что он бодрствует, начеку.
VIII
«Я приехал, чтобы помочь»
В три часа Трэгер проснулся, до того как прозвонил будильник. Отключив сигнал, он спрыгнул с кровати. Он был уже полностью одет, поскольку спал в одежде. Выйдя из особняка, Трэгер направился к часовне, затем напрямую через поле к дому Джейсона Фелпса, чтобы забрать ящик с копией портрета. Как договорился дон Ибанес. Перед тем как выйти из-за деревьев, Трэгер остановился, с удивлением увидев в столь поздний час на крыльце силуэт старика. Рядом с ним кто-то был. Трэгер прижал к ноге фонарик, так чтобы тот не мешал своим светом. Сперва ему показалось, что это Катерина. Нет, это был мужчина. Трэгер вернулся назад, обогнул лужайку перед домом дона Ибанеса и вышел на дорогу. Пять минут спустя он прокрался вдоль дома Фелпса и прислушался. Были слышны голоса. Один принадлежал Фелпсу. Трэгер ожидал, что вместе с ним Нил Адмирари. Нет. Вторым был Мигель Арройо!
Выйдя из темноты, Трэгер кашлянул. Арройо испуганно вздрогнул, но Джейсон Фелпс спокойно обернулся.
— Что он здесь делает? — спросил Трэгер.
Фелпс был удивлен его тоном:
— Он переночевал у меня.
— Ночь еще не закончилась.
Арройо, увидев, кто материализовался из темноты, шагнул вперед:
— Я приехал, чтобы помочь.
— Помочь в чем?
Арройо оглянулся на Джейсона Фелпса, тот хмыкнул.
— Я и сам мог бы донести.
Он имел в виду белый пенопластовый ящик, заклеенный скотчем, лежащий на каменных плитах крыльца. Ящик был в точности такой же, как и тот, что Трэгер и Джордж Уорт приготовили для оригинала. Второй ящик сейчас лежал в часовне в ожидании выполнения намеченного.
Трэгер лихорадочно соображал, что ему делать. Он не знал, каким образом Арройо проведал о передаче, и ему не было до этого дела. Инстинкт призывал его отменить план. Если такой сбой произошел на самой первой стадии тщательно просчитанного замысла, это может повлиять на всю цепочку событий. Надо будет как-то отделаться от Арройо. Но не здесь, не сейчас, не на глазах у Джейсона Фелпса.
Подойдя к ящику, Трэгер наклонился и поднял его, после чего направился к тому месту, откуда впервые увидел Фелпса и его спутника.
— Позвольте помочь, — окликнул Арройо, догоняя его.
Не сбавляя шага, Трэгер молча протянул ему один конец ящика. Когда они отошли так, что Джейсон Фелпс уже не мог их слышать, Арройо прошептал:
— Мне сказал Лоури.
Трэгер кивнул. Но Лоури ничего не знал о предстоящем возвращении оригинала в Мехико. Он не мог даже знать о том, что священный образ находится здесь, в Напа-Вэлли. Напрашивалось единственное возможное объяснение. Джордж Уорт. Он сказал Лоури? После чего Лоури сказал Арройо? От Уорта к Лоури, от Лоури к Арройо. Вот такая многоступенчатая комбинация.
Когда они подошли к особняку дона Ибанеса, грузовичок сдавал задом к часовне. Дон Ибанес стоял в открытых дверях базилики. Адмирари был прав, они с Джейсоном Фелпсом действительно были внешне похожи.
Увидев Мигеля Арройо, Джордж Уорт удивился не меньше Трэгера. Отпустив свой конец ящика, Арройо подошел к Джорджу и о чем-то заговорил с ним вполголоса.
— Мигель Арройо?
Дон Ибанес отступил от дверей часовни, пропуская Трэгера с ящиком, в котором лежала копия. За алтарем бросалось в глаза пустое место, освещенное ярким светом. Трэгер положил ящик на последние два ряда скамей.
— Он был у Джейсона Фелпса.
— То есть ему известно…
— По-моему, у меня есть объяснение.
Мигель и Джордж подошли к грузовику. Арройо горел желанием объяснить свое присутствие. Он бросился помочь Джорджу открыть дверь кузова. Трэгер решил провести передачу, как и было намечено. Но у дона Ибанеса была еще одна просьба.
Он провел Трэгера к алтарю, где стоял на коленях Карлос, протянув руки. Опустившись на колени, дон Ибанес знаком предложил Трэгеру последовать его примеру. Молитва старика была краткой. «Мария, Мадонна Гваделупская, благослови и защити этого человека в его предприятии». Склонив на мгновение голову, он старательно осенил себя крестным знамением и начал вставать. Трэгер помог ему подняться на ноги.
Карлос помог перенести пенопластовый ящик с драгоценным содержимым к грузовичку и засунуть его в кузов. Ящик, принесенный Трэгером от Джейсона Фелпса, поставили к алтарю. Находившуюся в нем копию повесят позже.
Кузов грузовичка закрыли; Трэгер пожал руку дону Ибанесу. Из часовни вышел брат Леоне, судя по виду вообще не ложившийся спать. Дон Ибанес что-то ему сказал, и священник поднял руку в благословении. Арройо перекрестился, затем поднес руку к губам и поцеловал большой палец.
— Я хочу поехать с вами.
— Даже не надейтесь.
Отстранив его, Трэгер сел за руль. Джордж Уорт устроился рядом с ним. Трэгер решил изменить план. Все нужно делать проще, проще.
— Джордж, я поеду один. Вам незачем ехать со мной.
— Но мы…
— Вы вооружены?
— Разумеется, нет.
— Именно это я и имел в виду. Вылезайте, Джордж.
Арройо буквально вытащил Джорджа из кабины и с силой захлопнул за ним дверь. Раз он не может поехать, Джордж также не поедет, правильно?
Включив передачу, Трэгер проехал через лужайку к дороге, видневшейся впереди в первых робких намеках на новый день. Проезжая мимо особняка, он увидел на пороге Клару, прекрасную в одном халате.
* * *
Трэгер колебался, когда брал напрокат грузовичок. Хватило бы и пикапа с крытым кузовом или универсала, у которого можно было бы сложить задние сиденья. Однако броское и очевидное нередко бывает лучшей маскировкой. Когда ценные произведения искусства перевозят из одного музея в другой, всегда бывает вторая машина, привлекающая к себе внимание, тем самым вводя в заблуждение потенциальных грабителей. Что ж, в данном случае грузовичок отвлекал внимание, но в то же время играл главную роль. Двигатель был оснащен регулятором, ограничивающим скорость пятьюдесятью пятью милями в час, что было хорошо на горных дорогах, однако, когда Трэгер выехал на автостраду, ограничение скорости стало действовать на нервы. Надо было бы отключить регулятор. Трэгер покачал головой. Такой грузовичок на дороге — самое обычное дело, но грузовичок, выжимающий семьдесят или семьдесят пять миль в час, обязательно привлечет к себе внимание.
Несомненно, он правильно предположил, каким образом Мигел Арройо проведал о передаче. А как еще он мог об этом узнать? Однако всю дорогу до аэропорта Трэгер находил изъяны в своем объяснении. Джордж Уорт обитает в другом мире, но не может же он быть настолько глуп. Да, этот человек предпочитает раздавать беднякам бесплатную похлебку, даже если это и означает разрыв с Кларой Ибанес, но такие люди встречаются. Идеалисты. Опасные.
Еще труднее было представить, что Лоури передает это известие Арройо. Впрочем, труднее ли? Трэгер вспомнил, как настойчиво Лоури призывал его встретиться с Арройо, как раз перед тем как пришел вызов вернуться в Вашингтон. И в этом случае покушение, о котором раструбили средства массовой информации, все больше и больше напоминало хорошо спланированный спектакль, призванный отвлечь внимание.
Приближался утренний час пик, по определению самое сумасшедшее время дня на дорогах. Мимо непрерывным потоком проносились машины, и даже в крайнем правом ряду Трэгеру постоянно сигналили, мигали фарами, после чего разгневанный водитель обгонял грузовичок, проклиная его последними словами. Это отвлекало мысли Трэгера от проблемы Арройо.
Как раз сейчас копию устанавливали за алтарем часовни дона Ибанеса. Трэгер представил себе, как Клара работает вместе с отцом и молодыми людьми. Брат Леоне выполняет свой обет. Он поклялся провести время до возвращения образа в Мехико в молитвах и воздержании. Трэгер находил в этом утешение. Он понятия не имел, как Бог обрабатывает обращенные к нему просьбы, но готов был поспорить, что молитвы брата Леоне достигнут Всевышнего без задержки.
Стали появляться знаки, указывающие на приближение аэропорта. Трэгер тщетно надавил на газ, однако грузовичок и так уже выдавал всю скорость, разрешенную регулятором. Двадцать миль, затем десять, и, наконец, Трэгер свернул с автострады и направился к территории, отведенной для частных самолетов. В башне диспетчерской были открыты все окна. Наверху горел прожектор. Трэгер выехал на бетонку и подкатил к самолету Игнатия Ханнана, уже вывезенному из ангара. Приблизившись к самолету, он помигал фарами. Открылась дверь, и выпрыгнул Джек Смайли.
Если все остальное пройдет так же гладко, как и доставка ящика до самолета, перспектива выглядела вполне хорошо. Вдвоем со Смайли они вытащили ящик из грузовичка, подняли его на борт самолета и поставили в проходе кабины.
— Вылет разрешен? — спросил Трэгер у Смайли.
Поднятые вверх большие пальцы. Смайли был в модных темных очках, фуражка сдвинута под нужным углом. Войдя в салон, он направился вперед. Бренда Стелтц уже сидела в кабине и завершала предполетную подготовку.
— Кто победил? — окликнул Трэгер пилота.
Тот повесил очки на ухо.
— Я застрял здесь.
Вернув очки на место, Смайли прошел в кабину и занял свое место. Ну-ну.
IX
«Как давно вы летаете?»
Когда самолет подкатил к началу взлетно-посадочной полосы, Трэгер почувствовал, как напряжение покидает его. Он слышал, как Смайли разговаривает по радио с диспетчерской. Что ж, вчера вечером пилоту не повезло; пусть ему повезет сейчас. Однако гораздо больше Трэгер рассчитывал на молитвы брата Леоне.
Остановившись в начале взлетно-посадочной полосы, самолет постоял минуты две, после чего Смайли дал полный газ, и самолет покатил вперед, набирая скорость. В иллюминатор Трэгер увидел промелькнувшие мимо машины и здания, прожектор на башне диспетчерской подмигнул, и самолет поднялся в воздух. Трэгер откинулся назад. Разве что-нибудь сравнится с тем ощущением, которое испытываешь, когда самолет отрывается от земли и, задрав нос в небо, поднимается все выше и выше? «У нас все получится», — подумал Трэгер. Все будет просто замечательно, как и было запланировано. Идеально. По крайней мере, на несколько минут тревоги и сомнения покинули его.
Поднявшись на пять тысяч футов, Смайли начал выполнять плавный поворот в сторону океана, продолжая набирать высоту. Какое-то время внизу виднелись огни города, но затем они исчезли. В первых лучах восходящего солнца сверкнул мост через залив Золотые Ворота. Потом внизу не осталось ничего, кроме бескрайней водной глади. Первое время еще были видны огоньки рыбацких лодок, но затем осталась одна вода, все более отчетливо различимая в свете нового утра. Отстегнув ремень, Стелтц прошла назад.
— Все прошло хорошо?
Она сняла фуражку и распустила гриву золотистых волос. Даже форменный мундир не скрывал ее женские формы.
— Пока что да.
Стелтц засуетилась на маленькой кухоньке. Вскоре салон наполнился ароматом свежего кофе.
— Кто вчера победил? — спросил Трэгер.
Обернувшись, Стелтц изобразила было высокомерное негодование, затем попробовала притвориться, будто ничего не поняла, и, наконец, улыбнулась.
— Мы победили.
Ну-ну. Возможно, Смайли просто поступил как джентльмен.
Стелтц протянула Трэгеру кофе в кружке с логотипом «Эмпедокла».
— Как давно вы летаете?
— С тех пор, когда была еще маленькой птичкой.
— Так долго?
Стелтц мило наморщила носик. Взяв две кружки, она прошла в кабину, но не стала закрывать за собой дверь.
Какое-то время назад Трэгер выработал теорию, что в его возрасте уже можно восхищаться женской красотой, не опасаясь потерять свободу. Однако в этой теории было два недостатка. Во-первых, она была неверна, а во-вторых, то, что он называл свободой, не соответствовало высоким стандартам этого слова. Вот уже несколько недель Трэгер находился в окружении привлекательных женщин, молодых и не очень молодых, однако женская красота является вещью двусмысленной. Лора Синклер, урожденная Берк. Карлотта. Клара Ибанес. Катерина Долан. И Стелтц. Теперь Трэгер был даже более восприимчив к таким женщинам. Его теория была верна только в том, что он действительно получал удовольствие, наблюдая со стороны за увлекательными взаимоотношениями полов.
* * *
Остров Санта-Каталина уже давно стал излюбленным местом моряков, а также таких людей, как писатель Джон Стейнбек, актер Хамфри Богарт и прочие голливудские знаменитости. Когда-то попасть сюда можно было только морем, но не так давно здесь появился аэродром, к которому сейчас и снижался самолет Ханнана. Единственный смысл этой промежуточной остановки заключался в том, чтобы занять позицию для последующего захода в воздушное пространство Мексики через Нижнюю Калифорнию. Таким образом, у Смайли появится предлог совершить непредусмотренную посадку в Мехико. Неисправность приборов, ничего серьезного, просто будет на что пожаловаться техникам наземного обслуживания, пока те заправляют самолет горючим; те это запомнят и при необходимости подтвердят, если из-за непредусмотренной остановки поднимется шум. Стелтц оставалась в своем кресле. Обернувшись, она подняла кружку с кофе:
— Мы уже почти на месте.
— Кто вчера одержал победу в матче?
— Я же вам говорила. Мы.
— Кто это «мы»?
— «Джайентс»! Кто же еще?
Трэгер решил, что ему нужно было прочистить голову. Может быть, переговорить с братом Леоне. Он вспомнил, как Нил Адмирари уединился в часовне вместе со священником, после чего вернулся легкой пружинистой походкой. И еще он вспомнил реакцию Адмирари на упоминание Катерины Долан. Боже милосердный, определенно, ему просто необходимо прочистить голову. Проклятие холостяка заключается в том, чтобы воображать, будто все вокруг резвятся, словно сумасшедшие. Смайли и Стелтц расхохотались бы, узнав о его подозрениях. Разве не так?
В конце концов Трэгер принес извинения даме, чей чудодейственный образ стоял в проходе, упакованный в пенопласт. Ему стало стыдно. На протяжении нескольких недель из-за этого образа кипели страсти, лилась кровь и разбивались сердца простых верующих. Трэгер мысленно произнес несколько молитв, в том числе одну за свою жену — упокой, Господи, ее душу.
X
Оркестр исполнял Дворжака
Аэропорт мексиканской столицы расположен в нескольких милях от города, однако уже на подлете к нему стал виден Мехико, раскинувшийся в огромной чаше в горах. Город был затянут дымкой ядовитых испарений. Смайли переговаривался с диспетчерской на так называемом «флинглише», международном языке авиации, в котором Шекспир не понял бы ни одного слова. Мощный маленький самолет начал снижение, заходя на посадку. Трэгер ощутил удовлетворение, услышав стук выпущенных шасси. Он старался гнать прочь восторженное возбуждение при мысли о том, что скоро его задание будет завершено.
Руководствуясь указаниями диспетчера, Смайли направил самолет к встречающей толпе. Трэгер увидел оркестр, плакаты, священников в парадном облачении, епископа в митре с посохом. В плане ничего этого не было. Им предстояло быстро и скрытно приехать в храм, вернуть образ на место и только потом заявить обо всем во всеуслышание. Трэгер предвкушал ту роль, которую ему предстояло тогда сыграть, объясняя, как прошло возвращение святыни.
Смайли медленно подкатил к встречающим, бросившимся навстречу. Заглушив двигатели, он вопросительно обернулся к Трэгеру:
— Вы этого ожидали?
— Наверное, они узнали, что «Джайентс» повезло.
Стелтц прищурилась.
Смайли полностью включил тормоза, Стелтц прошла назад, открыла дверь и спустила трап. С помощью Смайли Трэгер вытащил в дверь пенопластовый ящик. Когда они стали спускаться по трапу, заиграл оркестр. К ним навстречу шагнул священник в стихаре, размахивая кадильницей, остановился, развернулся и повел их к епископу. В одном движении все опустились на колени. Оркестр исполнял Дворжака, «Возвращение домой». Трэгер почувствовал, как у него комок подкатил к горлу.
Опираясь на посох, епископ с помощью нескольких священников поднялся на ноги. Приблизившись к пенопластовому ящику, который теперь держал один Трэгер, он поцеловал его. Согласно плану, Смайли и Стелтц предстояло через несколько минут снова подняться в воздух и продолжить полет.
Трэгер передал упаковку четырем монахам в черных клобуках, монахам из собора. Перевезти образ в храм предстояло на машине, похожей на катафалк. Епископ трижды благословил Трэгера, осеняя его крестным знамением. Винсенту сказали, что он может сесть рядом с водителем, и он забрался в кабину. Шофер одарил его ослепительной улыбкой в сто киловатт. У него на голове была фуражка, чем-то напоминающая головной убор Смайли. Епископ и сопровождение расселись по машинам, и начался парад.
Ибо это был самый настоящий парад. Длинная колонна петляла по улицам Мехико, вдоль которых выстроились плачущие, ликующие толпы. Епископ без митры появился в люке в крыше автомобиля, раздавая благословения направо и налево. Несомненно, это было знаменательное событие, разве не так? Образ, чье похищение вызвало столько горя, возвращался на свое место за алтарем храма. Скоро перед ним снова потекут рекой паломники, вознося благодарственные молитвы покровительнице Мексики и всей Латинской Америки.
Наконец процессия, разрастаясь в длине, добралась до просторной площади перед храмом. Епископ, снова в митре, священники в парадном облачении, монахи в рясах, тысячи туристов вошли внутрь следом за Трэгером и пенопластовым ящиком. Винсент держал ящик высоко над головой, несмотря на его неудобные размеры, так же как священник несет Библию, чтобы читать ее с кафедры.
Трэгер прошел по центральному проходу к алтарю. Остановившись, он опустил ношу на пол. И тотчас же его окружили со всех сторон. Телеоператоры навели свои камеры, готовые запечатлеть торжественный момент. Епископ кивнул Трэгеру, и тот достал нож и опустился на колено. Разрезая скотч, скрепляющий днище и крышку ящика, он чувствовал, будто принимает участие в какой-то особой церемонии. Когда лента был полностью разрезана, Трэгер снял крышку и отступил в сторону. Его место занял священник, преклонивший колени. Двое монахов приблизились к ящику, чтобы извлечь образ.
У одного из них был большой нагрудный крест — вероятно, это был настоятель монахов, которым вверили хранение святыни. Как и епископ, он опустился на колени. Но лишь на мгновение. Епископ ждал, пока несколько монахов возьмут реликвию. Внезапно монах с большим нагрудным крестом, по-видимому занимавший главенствующее положение, с криком отпрянул назад. Трэгер не понял, что он говорит. Но епископ понял. Выронив посох, он устремился прочь, расталкивая священнослужителей.
Остановившись, епископ повернулся к Трэгеру, и в его глазах сверкнул гнев, смешанный с ужасом.
— Это копия! — воскликнул он. — Это лишь копия!