Часть пятая
В небе и на небе

Известие о том, что нам троим предстоит путешествие на шлюпе, да не абы куда, а в парящий город, разбудило во мне жгучее любопытство. Я искренне предвкушал интересное путешествие. Опасность? Ну да, Ветров говорил, что мы повезем ценный груз, возможно и послуживший причиной нападения на «Феникс»… И что? Во-первых, это только предположение, а во-вторых… даже если это так, кто догадается, что груз был снят с «кита», а его доставку обеспечит легкий шлюп? Тем более что о наличии на борту «Феникса» шлюпа, приспособленного для дальних перелетов, никто, кроме экипажа, не знает, как уверяет сам второй помощник.

Меня, правда, несколько удивил выбор команды шлюпа. Все-таки пара матросов из абордажников в качестве помощников подошла бы куда лучше на случай непредвиденных осложнений. Обычно немногословный наставник расщедрился на довольно подробное объяснение.

– «Резвый» зарегистрирован в парящих городах как мой личный шлюп. Средство передвижения китежградского обывателя. В том, что в очередную поездку я взял с собой дочь старого друга, недавно окончившую училище и нуждающуюся в практике, и его малолетнего подопечного, ничего удивительного портовые власти, равно как и возможные наблюдатели нашего противника, если таковые существуют, не увидят. А вот трое крепких русских, явно знающих, с какой стороны от прицела следует находиться, вызовут интерес со стопроцентной вероятностью. Если не у гипотетических охотников за нашим грузом, то у портовых властей наверняка. Оно нам надо?

– Хм, а если… – начал я, но Ветров меня перебил.

– А вот на случай «если» у тебя имеется весьма интересный пистолет и навыки выживания, да и я, знаешь ли, не кисейная барышня, – усмехнулся Святослав Георгиевич и покосился на Хельгу. – А уж в четыре руки и глаза мы наверняка сможем уберечь нашего штурмана от возможных неприятностей, а?

Хельга побледнела, и Ветров хмыкнул:

– Не переживай, девочка. Я действительно не считаю это путешествие опасным. То, что мы сейчас делаем, это скорее перестраховка, не больше.

Замершая у штурманского стола девушка вздохнула, но напряжение из ее глаз исчезло. Или затаилось где-то глубоко-глубоко. Святослав Георгиевич смерил ее взглядом.

– Но вот расслабляться не советую. Высокая Фиоренца – местечко довольно беспокойное.

– Расскажете? – заинтересовался я.

– О городе? – уточнил Ветров. И тут же чертыхнулся: – Кирилл! Где тяга, юнец?! Уши надеру!

– Ой! – Увлекшись разговором, я не заметил, как показатель скорости пополз вниз. Бросил взгляд на приборы. Анемометр показал встречный поток, а вот если верить показаниям его старшего собрата вендиректа, то чуть выше идет попутный «тягун». – Ветер сменился, Святослав Георгиевич! Поднимемся до сорока? Там сейчас южный тянет… девять узлов, и скорость растет.

– Растет, говоришь? Ненавижу горы, – вздохнул Ветров, покосившись в обзор на виднеющиеся по левому борту вершины Западных Альп, поднял взгляд к громоздящимся над ними облакам и покачал головой: – Нет, подниматься не будем. Наоборот, спустимся на десяток кабельтовых. Хельга, внимательно… меняем курс. Дай коррекцию на Морзин.

– Морзин? – удивленно переспросила та.

– Да, – отрывисто проговорил наш капитан и добавил с легким недоумением: – У меня что-то с дикцией? Или у тебя со слухом?

– Есть коррекция на Морзин, – резко кивнула Хельга, склоняясь над штурманским столом.

А Святослав Георгиевич продолжил говорить как ни в чем не бывало.

– По Рону мы в такой обстановке пройти не сможем, – Ветров качнул головой, словно указывая на темнеющие тучи, – значит, делаем крюк. Отойдем к Морзину, а оттуда через Араш-ла-Фрас на Межев… и широкой дугой к Пре-Сен-Дидье. Там уже до Аосты рукой подать.

– А если и там непогода? – поинтересовался я под щелчки высотометра, отмеряющего десятые доли кабельтова. Снижаемся.

– Тогда отправимся через Гран-Комбен на Мартиньи, а оттуда по Рону, как по ниточке. Думаю, к тому времени фронт уже уйдет, – пожал плечами Ветров и повернулся к Хельге. – Корректировка где?

– Еще минуту, Святослав Георгиевич, – прощебетала она.

Эх, будь мы на «ките», просто набрали бы высоту и перемахнули через горы без всяких проблем. Но «Резвый» все-таки не «Феникс». В грозовой фронт на нем идти – изощренный способ самоубийства. А обойти поверху. Полтора часа на высоте пяти-шести миль – это максимум, который способен выдержать наш шлюп. Точнее, он может забраться на эту высоту, чтобы тут же начать медленный и вальяжный спуск… с отключенными двигателями и под радостный свист «пробитой» гермозащиты, аккурат в эпицентр бури. Недостаток энергии сказывается. На больших высотах не только воздух более разреженный, но и эфирное наполнение меньше. «Китам» этот факт по барабану, у них поглощающая поверхность огромная, три-четыре сотни тысяч кубометров купольного объема, это не кот начхал, а вот на шлюпе, с его десятью тысячами «кубиков», высота в шестьдесят кабельтовых уже критична. Не хватит питания для купольной защиты, тот схлопнется… и амба. А до земли одиннадцать с лишним километров свободного падения. Тот еще аттракцион… Да и не успеем мы «подпрыгнуть», фронт накроет.

Ветров оказался прав, погода начала резко меняться уже через четверть часа, и нам пришлось прибавить ходу, чтобы уйти подальше от горного массива. А потом фронт сменил направление, и нам пришлось уходить к Альбервилю. Да и там наш капитан после недолгого размышления связался по радиотелеграфу с местным портом, и в подступающих сумерках наш «Резвый» пошел на посадку.

– Свободных эллингов нет, – сообщил Ветров, вкладывая в журнал полосу телеграфного сообщения. – Значит, будем садиться прямо на поле. Кирилл, все внимание на двигатели… и приготовься крепить шлюп по-штормовому. Хельга, в салон. Присмотришь за хвостом. Не хотелось бы пропахать им землю. Чиниться здесь невозможно.

Капитан обвел нас взглядом, помолчал и…

– Я не понял, что стоим, чего ждем? Вперед!

От рыка Ветрова мы вздрогнули и разбежались по местам. Хельга скрылась в кормовой части шлюпа, а я вернулся на пост двигателиста, тем более что ходить далеко не пришлось. Пара шагов, и я на месте.

Первые заряды косого дождя полоснули по обзору, когда «Резвый», направляемый уверенной рукой Ветрова, как раз опустился на поле у небольшого порта на окраине Альбервиля. Но мне в тот момент было не до любования стихией.

– Есть касание!

– Реверс!

– Есть реверс!

– Купол!

Над головами грохнуло, хлопнуло, шлюп, сложив купол, парусивший под напором все усиливающегося ветра, дернулся, пытаясь подняться на одних нагнетателях, чьи сопла, развернувшись, уставились в землю под нами. Тщетно, разумеется. Одними двигателями эту махину не поднять. Дирижабль вздрогнул и замер. Пора!

– Кирилл, швартовы!

– Есть швартовы!

Восемь рунированных труб, еще недавно сложенных вдоль корпуса и развернувшихся вертикально сразу, как только шлюп оказался в кабельтове над землей, превращая дирижабль в эдакого паука, тут же выпустили жала буров. Штормовые якоря, совершенно непохожие на своих морских собратьев, с визгом вгрызлись в землю. Полминуты… минута… Есть швартовка.

– Крепи на полную. Я не хочу лишиться своего шлюпа только потому, что кто-то поспешил с отключением буров, – уже спокойным тоном произнес Ветров, и я наконец осмелился задать вопрос, который не давал мне покоя с начала захода на посадку.

– Святослав Георгиевич, а зачем отсылать Хельгу в салон? Есть же дифферентометр.

– Ты об этом знаешь, я об этом знаю… – протянул Ветров с неопределенной усмешкой и, неожиданно вздохнув, договорил: – Терпеть не могу лишних людей в рубке. Только работать мешают.

Не любит Святослав Георгиевич «белоперчатных», ой не любит. Хоть и сам офицер.