9
— Сольвейг, — всхлипнула она. — Оттар — неплохой человек. По сравнению с другими даже хороший. Но такова жизнь большинства женщин: работай до изнеможения от рассвета до заката, а после заката ублажай мужчину. Да, вынашивать и рожать детей опасно. Да, больно, когда мужчина бьет тебя, стегает или делает что похуже. И поэтому мы должны ожидать худшего. И поэтому надо наслаждаться тем немногим, что у нас есть.
Сольвейг покачала головой. Она так сочувствовала Эдит и злилась из-за того, что услышала.
Но ее собеседница улыбалась. Она приложила два пальца к губам и легонько коснулась затылка девушки.
«Мы разговариваем с ней, — подумала Сольвейг, — словно две сестры. Надеюсь, что нам еще удастся вскоре побеседовать. Надеюсь, что смогу рассказать ей про отца и про все остальное».
— Да, — сказала ей Эдит. — Я верю, что Оттар будет хорошо со мной обращаться. — Тут она перекрестилась. — И я верю, что на небесах для меня уготован дом получше этого.
— Ты христианка! — воскликнула Сольвейг.
На следующий день им удалось посидеть вдвоем, пока Рыжий Оттар спал, напившись эля. Но только Сольвейг приступила к рассказу об отце, как к ним подошел шкипер.
— Торстен, — прокричала она ему. — Я говорила Эдит про моего отца.
Торстен кивнул и сказал:
— Земля. Земля! Мы пройдем в устье Невы еще до заката.
Сольвейг и Эдит встали. Они наблюдали вместе с Торстеном, как неясная дымка на горизонте окрашивалась в голубые и зеленые тона.
— Мне надо разбудить Оттара, — проговорила Эдит.
Но, словно обладая неким шестым чувством — будто все время был настороже, — шкипер и сам уже проснулся. Потягиваясь, он поднялся на ноги.
— Все к веслам! — загрохотал Оттар. — Все к веслам! Бергдис, вы вместе с Одиндисой. А ты, Эдит, сядь напротив этой увечной Сольвейг.
Эдит улыбнулась ей:
— Можешь не грести.
Сольвейг, — позвал ее Бруни между гребками. — Иные из нас считают, что тебе надо было бы родиться мужчиной. — Затем он поглядел на того, кто греб напротив него: — И тебе тоже, Слоти!
Рыжий Оттар с Виготом загоготали. К ним присоединилась и Бергдис, которая ощипывала в трюме курицу.
— Если бы лошади умели смеяться, — выкрикнул Оттар, налегая на весло, — Бергдис, если бы лошади умели смеяться, они бы смеялись в точности как ты.
Затем наступила тишина, пока все прилежно гребли.
— Ладно, — наконец отозвалась Сольвейг. — Тогда я прикрою волосы.
— Тебе придется изменить кое-что еще, — пропел Вигот, и команда расхохоталась. Все, кроме Эдит, которая громко вздохнула, а потом сказала потише:
— Старые как мир насмешки. Одно и то же раз за разом.
Закрепив рулевое весло, Торстен наконец смог ненадолго отлучиться со своего поста. Он подошел к гребцам, разминая руки.
— Хочешь присоединиться к ним? — окликнула его Бергдис.
— А ты хочешь, чтобы тебя ощипали? Как твоя рука, Сольвейг?
Девушка ответила, работая веслом:
— Женщины редко жалуются.
Пятеро мужчин заулюлюкали.
— Сольвейг права, — заметила Эдит.
Бергдис подняла голову:
— Вы, мужики, думаете, было бы лучше, если б женщины походили на вас. А мы знаем, сколь проще была бы жизнь, если б это вы были на нас похожи.
Рыжий Оттар повернулся на скамейке:
— Ты, кривозубая горластая карга! И что нам такого сделать, чтобы стать на тебя похожими? Если ты забыла, это я ваш шкипер.
— Да-да, без тебя мы бы все заплутали в море, — насмешливо отозвалась Бергдис. А затем добавила, понизив голос: — Ох, начиню я тебя, Оттар, как курицу к праздничному обеду!
— Да ты же завидуешь, Бергдис, а? — вторя капитану, вмешался Вигот. — Завидуешь мужчинам. Завидуешь молодости.
— Я такая, какая есть, — пробормотала та.
И вот опять заработали весла, если и не в согласии, то хотя бы одновременно.
Торстен стоял прямо перед Сольвейг. Он нагнулся к Бруни:
— У тебя есть жена, правда?
Он не ответил.
— Жена есть, а?
— В каждом порту.
— А дома, в Исландии?
— Да, есть, — сдержанно отозвался гребец.
— Небось норвежка?
Бруни отбросил весло.
— Кто тебе сказал? — спросил он и встал прямо перед Торстеном, со злобой всматриваясь в его лицо.
Кормчий выдержал взгляд, не мигая, и мрачно промолвил:
— Я так и думал. — Затем резко повернулся, пошел на корму и отвязал рулевое весло.
Сольвейг была сбита с толку. Почему они враждуют?
Перед закатом Рыжий Оттар подошел к стоявшему у руля Торстену:
— Как насчет вон того взморья?
Торстен пригляделся:
— Думаю, сойдет. Вода там мелкая и берег песчаный.
Рыжий Оттар погладил планшир и приказал кормчему:
— Веди осторожно.
Шкипер выкликнул Барда с Бритой:
— Трюм затоплен. Как только причалим, начинайте выгребать воду. Понятно?
Дети ответили, что поняли.
— Заслужите-ка свой ужин, — добавил Оттар.
Ночь выдалась холодная. Звезды мерцали, и команда устроилась спать под парусом, натянув на себя шкуры и меха.
На рассвете, сразу после завтрака (состоял он из вареной сельди и куска хлеба), снова отправились в путь и весь день плыли вверх по Неве — то под парусом, то на веслах, — пока наконец не попали на озеро, столь огромное, что конца и края ему не было видно. Вечером им снова пришлось вытаскивать судно на берег.
Ложась спать, Сольвейг услышала вой волков.
— Гардарики, — объяснил ей Вигот.
Сольвейг выглядела озадаченной.
— Волки страны Гардарики, — пояснил юноша.
Она обхватила себя руками.
Вигот пристально ее разглядывал.
— Если хочешь, — предложил он, — можешь устроиться под моей шкурой.
Сольвейг выдвинула подбородок:
— С волками и то безопасней.
На следующий день Рыжий Оттар с командой держались вдоль берега, пока не вышли к широкому руслу.
— Почти прибыли, — прокричал Торстен. — Осталось два часа.
— Два часа! — вскричал Вигот, оборачиваясь к Сольвейг. — Всего два часа — и мы в Ладоге. Я покажу тебе все! Земляной город. Крепость. Лучший рынок на всем Восточном пути.
— Если не считать Киева, — возразил Торстен.
— Киев, — повторил Рыжий Оттар, наслаждаясь звучанием слова.
— Но на реке нам потребуется проводник, — сообщил ему кормчий. — Я незнаком с ее изгибами, поворотами и отмелями, к тому же…
Шкипер поднял правую руку, давая ему знак замолчать:
— Мы бы не добрались сюда без хорошего кормчего. Ты оказал нам честь, Торстен.
— Благодари Эгира и Ран, — ответил тот. — И духи всех утонувших.
— Нет, я благодарю тебя, — настаивал Оттар. — Все из нас одарены разными умениями, но некоторые дары полезнее прочих.
После заката, в час, когда все — земля и вода, мысли и чувства — полно неопределенности и загадок, Рыжий Оттар с командой тихо гребли по широкому руслу, ведущему с озера на пристань Ладоги. Они поели, не спускаясь с корабля, и во время еды Рыжий Оттар рассказывал им о правителе родом из шведов, что живет в городе, и о тамошних жителях.
Шкипер пребывал в таком веселом расположении духа, что даже взъерошил золотистые волосы Сольвейг.
— Ладога, — промолвил он. — Ладога, где начинается страна Гардарики. Так что скажешь, какая часть путешествия самая лучшая? Начало, середина или конец?
Всхлипывал и свистел ветер, дергая корабль за снасти.
Сольвейг лежала между Бергдис и Одиндисой. Обе женщины спали. Она смотрела на парус, который растянули между планширами так, что получилась самодельная палатка.
Она протянула руку и провела по ткани подушечками пальцев. Хорошая ткань. Еще бы. Ей и нужно быть такой, словно жена, которая терпит угрозы и побои. Но плетение кое-где уже начало протираться. И поглядите-ка, соленый ветер грыз этот кусочек и чуть не унес его с собой.
Сольвейг подняла голову и заглянула в один из глазков, проделанных ветром: снаружи бежали розовые ленты пушистых облаков да низко пронеслась стайка прибрежных птиц.
«Мой любимый час, — подумала она. — Безвременье, в котором застыли столетия…
В Ладоге правит швед… Так сказал Рыжий Оттар. Но не объяснил, почему так случилось. Все эти имена, названия — я в них запуталась. Тут виновен и эль… — Сольвейг прищурилась и ощутила стук в висках. — По-моему, он сказал, что сейчас здесь правит уже седьмое поколение шведских ярлов. Получается, со времен моей прапрапрапрапра… нет, мне этого не сосчитать. Но я помню имя первого ярла. Рюрик. Так сказал Рыжий Оттар…»
Время шло. Кто знает, сколько его успело пробежать? И вот Сольвейг услышала пение. Не завывание ветра, а мелодичный высокий голос:
Выкует мороз оковы, и огонь поглотит угли,
Затвердеет зимний лед, мосты из хрусталя
воздвигнет.
Хлад не даст взойти посевам…
«Кто же это? — недоумевала Сольвейг. — Голос у нее, как у снежной девы. Или у одного из воздушных духов».
Но Христос-освободитель разобьет зимы оковы,
Снег сойдет с полей, и снова в мир наш радость
возвратится.
Летний день с палящим солнцем реку выведут
из плена…
«Христос. Она поет о Христе? — Сольвейг снова сощурилась. Это ведь неправильно! Погоду нам творят Фрейр и Фрейя».
Но вот снова зазвучала песня, и только потом девушка поняла, что пела ее Эдит.
— Ты поешь, как бесплотный дух, — сказала ей Сольвейг.
— Этот голос дал мне Бог, — ответила она, поджав прелестные губки.
— Ты пела какое-то заклинание? Призывала хорошую погоду?
Эдит кивнула:
— Да, что-то вроде. Это песнь надежды.
Сольвейг распахнула глаза:
— Ты же учила меня ожидать худшего!
— Это не значит, что нельзя надеяться.
— Мне кажется, надежда похожа на… на открытую дверь. Она позволяет хорошему войти в нашу жизнь.
Снова кивок.
— Но на самом деле, — добавила Эдит, — песня не очень-то обнадеживает.
— Она о хорошей погоде?
— Нет, о мужчинах и женщинах. О жене из племени фризов.
— Из племени в ризах?
Эдит рассмеялась:
— Нет, о жене из Фрисландии.
— Это где?
— К югу от земли данов. Ниже по побережью. Жена ждет своего мужа из морского похода, и в песне говорится, что женщины непостоянны и вероломны.
— Но это же неправда! — возразила Сольвейг. — Они не похожи на мужчин!
— Поэтому я поменяла слова, — с улыбкой ответила Эдит.
Верных есть мужей премного, как и тех, что
клятв не помнят.
Те находят утешенье, позабыв жену за морем.
Ты, ходя по пенным тропам, оставайся терпеливым.
Возвращенья жди к подруге, что тебя всемерно
любит.
Если не падешь в болезни, не уснешь в волнах соленых,
Принесет тебя обратно море резвое в ладонях.
Эдит посмотрела на Сольвейг. Сольвейг посмотрела на Эдит. И обе они рассмеялись.
Сольвейг сразу поняла, как разумно размещены укрепления Земляного города. Путники озирали излучину, где морской путь из озера встречался с большой рекой.
— Волхов, — объявил Торстен. — Так зовут эту реку. И мы проскачем по ней половину пути до Киева.
— Проскачем? — не поняла Сольвейг.
Торстен улыбнулся:
— На спине нашего морского зверя.
Пристань располагалась прямо под стенами и караульными помещениями крепости. У берега уже стояло три лодки; две из них сильно напоминали судно Рыжего Оттара, но самая дальняя показалась Сольвейг очень странной. Скобы не скрепляли ее боков, и к тому же она была ужасно широкой. Будто бочка! Наверху коротенькой мачты золотилось в ранних лучах знамя. Потом девушка заметила, что у пристани стоит еще не меньше дюжины судов поменьше: рыболовных лодок, яликов, маленьких торговых парусников и безмачтовых суденышек, пригодных только для гребли. Пара старых остовов, облепленных ракушками и водорослями, покоились на самой пристани.
— Сначала самое главное, — объявил Рыжий Оттар. — Бруни, Вигот, к сходням.
И вскоре все уже бегали взад и вперед, таская на причал коробы и перекатывая бочки. В пятидесяти шагах от них стояло другое торговое судно, явно принадлежащее викингам.
— Ульрик, — понял Бруни. — Твой соперник, Оттар. И твой близнец.
— Я бы легко обошелся без такого близнеца.
— Он всегда добирается сюда раньше.
— Но всегда продает меньше, — добавил шкипер. — И покупает меньше. Если мало продаешь, то не сможешь и купить много.
Как только все спустили на берег, Одиндиса с Бергдис уселись за разборный стол и принялись выкладывать товар. Шкуры и меха — соболиные, беличьи, медвежьи, оленьи; глыбы воска, шашки и шахматы, коробы с солью. Они зачерпнули золотистого меда из бочки и выложили его на два деревянных блюда.
— А что насчет оружия? — спросил Бруни.
— Завтра, — откликнулся Рыжий Оттар. — Или послезавтра. Нам надо каждый день показывать что-нибудь новое.
— А резные изделия?
— Три гребня и несколько дубовых бусин, — язвительно перечислил шкипер. Он остановил взгляд на Сольвейг, и от его немигающего взора волосы ее будто встали дыбом. — Или ты будешь больше стараться — гораздо больше! — или пойдешь на корм рыбам.
Бергдис уставилась на нее своими серебристыми глазами и громко произнесла:
— А ведь я предупреждала тебя, Рыжий Оттар.
Взяла за руку Бруни и отошла с ним на несколько шагов от пристани.
«Они говорят обо мне. Они оба против меня».
— Ладно, — обратился к ней Оттар. — Я хочу, чтобы вы со Слоти присматривали за нашими товарами. Если тебе надо будет отойти облегчиться, позови Эдит, она постоит за тебя, а ты иди вон туда, до конца причала. Ясно?
— Да, — ответила Сольвейг. — И я буду вырезать.
— Нет, мне нужно, чтобы две пары зорких глаз неотрывно следили за товаром. Если ты увидишь, что кто-то хочет что-то купить, кликни меня, я сразу явлюсь с гирями и весами.
И вот, пока остальные занимались чем-то на корабле или бегали с поручениями в Земляной город, Слоти с Сольвейг несли вахту у стола, а Бард и Брита носились, играя, взад и вперед по причалу.
Первыми заинтересовались товаром не жители Земляного города, а моряки со странной лодки, стоявшей в дальнем конце причала.
— Булгары, — со знанием дела поведал Слоти. — Это булгарская лодка. Они поднимаются по Волге и огибают Ладогу. Будут осматривать наши меха.
— Ты с ними знаком? — спросила Сольвейг.
Слоти покачал головой:
— Взгляни на их бороды. Длиннее некуда. И эти мешковатые порты, красные, будто листья рябины по осени. Точно булгары! Я их всюду узнаю.
— Ты часто бывал здесь?
— Вот уже семь лет прихожу. В год по нескольку раз.
Все булгары по очереди пожали руку Слоти и отвесили Сольвейг чинный поклон.
Сольвейг не знала, как ответить на приветствие. Она протянула обе руки — одна все еще была замотана в тряпки, — но булгары этого будто не замечали. Один из них, сильно коверкая слова, проговорил по-шведски:
— Да пребудет с вами Аллах!
— Да пребудет с вами Христос, — тут же ответил Слоти. — И боги.
— Что такое Аллах? — спросила Сольвейг.
— Это их бог. Тебе теперь повстречается много новых богов!
Булгары и впрямь с интересом рассмотрели весь выложенный на продажу мех, особенно тот, что подороже. Они щипали и потирали пальцами шкуры, быстро перебрасываясь словами между собой.
— Проверяют, в хорошей ли сохранности меха, — объяснил Слоти для Сольвейг. — Смотрят на цвет, густоту. Погляди-ка! Оценивают возраст животных.
— Откуда ты знаешь?
— Я наблюдаю за ними. Посмотри, как тот постоянно вращает соболя. Во-от! Нюхает. Теперь проверяет, хорошо ли просушен.
Когда Брита и Бард, розовые и запыхавшиеся от бега, рухнули рядом с ними на медвежью шкуру, двое из булгар широко улыбнулись Слоти и закивали.
Они и сами ворчали и рычали, точно медведи. Затем один из них склонился над Бардом и сжал ему левое плечо. Положил большие пальцы мальчику на щеки, а указательные — на лоб. Потянул за веки и вгляделся юнцу в глаза.
— Оставьте меня, — недовольно проговорил тот.
В это же время другой ущипнул Бриту за ягодицу, словно проверяя, не пора ли ее ощипать и зажарить. Положил ладони ей на щеки, отвел вниз челюсть и заглянул в рот.
— Хватит! — закричала Брита. — Зачем это вы?
— Довольно, — подтвердил и Слоти, притянув дочь к себе.
Но булгары лишь продолжали улыбаться и кивать. Они осмотрели еще одну шкуру, оживленно переговариваясь. Они неторопливо отошли от стола, а затем столь же неспешно вернулись.
Тот, что был постарше, спросил, поглаживая бороду:
— Сколько?
— Какая? — отозвался Слоти, повернув руки ладонями вверх и разведя их над товаром. — Беличья, из черной куницы? Сколько возьмете?
— Обоих.
— Каких обоих? — не понял Слоти.
— Детей.
— Нет! — вскричала Сольвейг.
— Нет, нет! — ответил и Слоти, то ли улыбаясь, то ли хмурясь. — Эти дети, — тут он показал на себя, — они мои. Мои дети.
— О! — в великом удивлении выдохнули булгары.
— Не рабы? — уточнил один из них.
— Нет, — решительно покачал головой Слоти. — Точно. Нет.
Другой булгар показал на Сольвейг:
— Раб?
— Нет! — громко ответила Сольвейг. — Конечно же я не раб!
Сердце громко колотилось у нее в груди.
Мужчина выпятил нижнюю губу и странным жестом потер большой палец об указательный.
— Скажи им, — попросила Сольвейг спутника.
Слоти взял ее под руку и сказал булгарам:
— Она с нами. Умеет хорошо грести. Хороший моряк.
— Ах, — отозвались они. — Ах! Не раб.
Они покивали Сольвейг, но не сводили с нее глаз. Сердце ее продолжало бешено стучать.
— В следующий раз, — обнадежил их Слоти. — Рабы. Может, в следующий раз.
Булгары опять пожали ему руку и чинно удалились.
— Они купят наши шкуры и меха, — сказал Слоти. — Вот увидишь. Может, им кажется, что если они заставят Рыжего Оттара подождать, то он сбавит цену. Тогда они ошибаются.
— Что ты имел в виду? — потребовала у него ответа Сольвейг. — Когда сказал: «Может, в следующий раз». Рыжий Оттар ведь не продает рабов, правда?
— Если они сами не попадаются ему на пути, то нет. Уж поверь, рабы — не самый лучший товар.
— Но он ведь не продаст Эдит?
Слоти рассмеялся:
— О нет, только не Эдит.
«А меня? — подумала Сольвейг. — Что, если я не смогу заплатить за переезд?»
— А вообще могу рассказать тебе секрет. Рыжий Оттар очень доволен ею и хочет подарить ей что-нибудь.
— Она похожа на мою старшую сестру. Хотя вообще-то у меня никогда не было сестры.
Слоти улыбнулся:
— Нам всем нужен такой человек. Который бы рассказал нам про нас самих. Так вот, Рыжий Оттар попросил Одиндису выбрать для нее брошь у здешнего превосходного ремесленника и заговорить ее.
— Ох! — воскликнула Сольвейг. — Как бы я хотела попасть в его мастерскую!
