Глава 16
Береговые Морины. Лето 1147 от Р. Х.

Расстояние от Хильдесхейма, где собиралась армия германского короля Конрада Третьего, до столицы бодричей Зверина немногим более ста миль, причём семьдесят миль пролегали по территории Священной Римской империи. И это расстояние грозный король-крестоносец, который являлся опытным военачальником, планировал пройти за три седмицы. Однако с самого начала Крестового похода всё пошло не так, как он рассчитывал, и планы пришлось подстраивать под текущую ситуацию.

Венеды сами перешли в атаку и стали выжигать все замки и поселения, которые находились на землях подчинённого германцам племени древан. Оставить противника в тылу было нельзя, и на то, чтобы отогнать юркие, неуловимые отряды князя бодричей Никлота обратно за Эльбу, которая являлась границей между империей и языческими землями, у воинов Конрада ушло пятнадцать дней. Затем ещё столько же было потрачено на реорганизацию войска и создание егерских отрядов. Потом целую неделю велась переправа войск через Эльбу и зачистка прилегающих территорий. А после начался марш к озеру Звериному и вражеской столице, и на это у короля ушло ещё два месяца. Отчего так много? Да оттого, что каждый день отряды бодричей давали ему бой и наносили подлые удары по тылам германского войска. Оттого, что прежде чем достигнуть цели, крестоносцам пришлось форсировать реку Регниц и десятки ручьёв, через которые были разрушены все переправы. Оттого, что подступы к Звериному озеру караулили две весьма неплохие крепости, и штурм каждой из них доблестным крестоносцам обошёлся в тысячи жизней. Оттого, что католикам самим пришлось строить оборонительные сооружения вдоль всего пути от империи до сердца бодричей. Оттого, что было слишком много потерь. И оттого, что приходилось прорубаться через леса и устилать болота гатями.

В общем, причин, которые замедляли армию короля, хватало. Однако германцы всё же прорубились через враждебные леса, взяли славянские крепости, построили форты, обеспечили безопасность тылов и вышли к Звериному озеру, по которому скользили многочисленные лодьи венедов.

До вражеской столицы было всего каких-то пять-шесть миль вдоль западного берега и оставалось последнее препятствие, которое они должны были преодолеть – деревянный городок Береговые Морины. Некогда это было обычное рыбацкое поселение, где проживало не более четырёхсот человек, ни стен, ни рвов, ни валов, только дорога на Зверин, несколько ручьев поблизости, поросшее лесом болото и озеро. Однако венеды ждали германцев. Князья славян понимали, что Конрад выберет наиболее короткий путь, а не станет вновь ломиться через дремучие чащобы, где его ждут ловушки и партизаны бодричей, к коим не так давно присоединились витязи-храмовники Перуна, Радегаста и Яровита. Поэтому они превратили Береговые Морины в мощное грозное полевое укрепление, хотя и без стен. Были расширены и углублены ручьи, вследствие чего дорогу перекрыли наполненные проточной водой рвы, за которыми находились валы и позиции стреломётов, баллист и катапульт. Естественно, сходу такой укрепрайон, в котором находилось немало венедских воинов, взять было невозможно. Но и отступить государь Священной Римской империи не мог. И тогда он собрал военный совет, на котором присутствовали его самые лучшие военачальники и наиболее влиятельные священнослужители.

Крестоносцы совещались целый день, но результат был нулевой. В итоге они так и не смогли договориться, поскольку мнений было слишком много. Одни военачальники утверждали, что необходимо начать фланговый обход и обогнуть озеро. Другие настаивали на правильной и долговременной осаде Береговых Морин. Третьи предлагали совершить дерзкую ночную вылазку, во время которой самые лучшие королевские рыцари и европейские добровольцы должны зацепиться за вражеские укрепления, после чего основные силы католиков разовьют успех. А главный советник Конрада Третьего по церковным делам цистерцианский аббат Вибальд Корвейский, хитрый и лукавый человек, заявил, что необходимо выждать, подтянуть побольше сил, построить лодки, на которых католики смогут воевать на озере, и только затем вновь переходить в наступление.

Короче, сколько людей, столько и планов. К вечеру король устал и прогнал советников. А когда он остался один, то ещё раз подумал о ходе войны, которая развивалась совсем не так, как бы ему хотелось. Затем вызвал к себе разведчиков, которые уверили его, что в Береговых Моринах не более трёх тысяч венедов, да на озере ещё тысяча. Потом Конрад поужинал и вздремнул, а поутру, на свежую голову, огласил своё решение.

Король, под началом которого находилось тридцать три тысячи воинов, плюс ещё шесть тысяч оставались позади, охраняя дорогу на империю, приказал готовиться к штурму Береговых Морин, сколачивать щиты, которые лягут на рвы и волчьи ямы, вязать фашины и делать лестницы. Войско, которое немного отдохнуло, встретило слова Конрада пусть и без радости, но и без ворчанья. Католики верили, что чем раньше они возьмут Морины, тем быстрее подойдут к Зверину, разрушив который они надеялись выиграть всю войну. Конечно, это было наивно. Ведь бодричи никогда не цеплялись за крупные города, предпочитая жить в лесах и на озёрах с реками в небольших родовых поселениях. Однако простые крестоносцы о своём противнике, несмотря на многочисленные схватки с венедами, знали очень и очень мало, поэтому сравнивали их с собой и приходили к выводу, что победа близка.

Впрочем, речь не об этом. Днём Конрад вновь собрал военный совет и изложил военачальникам свой план. Задумка короля была не оригинальна и проста. Он знал, что продовольствия в армии мало и в ней слишком много лишних ртов, нищих бродяг и разбойников, а также разорившихся крестьян и горожан, которые присоединились к Крестовому походу после проповедей Бернара Клервоского, Вибальда Корвейского, Адальберта Бременского, Генриха Ольмюцкого и многих других. Такие воины были для Конрада обузой, и он их никогда не жалел. По этой причине всегда кидал на особо опасное направление и то же самое собирался сделать сейчас. Ополченцы должны были первыми пойти на штурм вражеских укреплений, за ними последуют кнехты и наёмники, и только затем, если это потребуется, в бой вступят рыцари. К тому моменту венеды должны выдохнуться и истратить свои боевые запасы. Да и передовые колонны крестоносцев могли ворваться в поселение и завязать с бодричами ближний бой, так что шансы на успех имелись, и они были высокими.

Незатейливый план короля был одобрен военачальниками, и ещё один день прошёл в приготовлениях к штурму. И пролетела мирная ночь, так как не произошло ни одного вражеского нападения. А с утра началась битва, которая позже получила название «Сражение за Береговые Морины».

Одна за другой в болотистые поля перед вражеским укрепрайоном выдвинулись четыре штурмовые колонны из слабо вооружённых и практически необученных ополченцев. В каждом отряде было от трёх до четырёх тысяч воинов, и прежде чем крестоносцы отправились на смерть, перед ними выступили проповедники с большими деревянными крестами в руках. Священнослужители католической церкви, как правило, фанатичные монахи низового уровня, рассказали бойцам о Царствии Небесном и райских кущах и смогли воодушевить штурмовиков на подвиг. А когда они закончили, пропели свою бодрую мелодию звонкоголосые трубы. И под песнопения и молитвы четырнадцать тысяч католиков пошли на штурм Береговых Морин.

В синеве небес над ними медленно проплывали белые облака, и многие крестоносцы, пристально вглядываясь в них, видели парящих ангелов. С озера дул свежий прохладный ветерок, разгонявший духоту последнего летнего месяца. По левую руку от католиков качали своими густыми зелёными кронами древние дубы славянских лесов. Солнечные блики скакали по редким доспехам, выделявшимся в строю крестоносцев, а затем перепрыгивали на шлемы и копейные наконечники. Позади штурмовых колонн били в барабаны королевские сигнальщики, и воины Господа смело шли вперёд. Они двигались навстречу врагу и знали, что каждый, кто погибнет в этом бою, обретёт вечную жизнь, очистится от всех грехов, будет прощён Богом и окажется на небесах вместе с ангелами и праведниками.

Повелитель Священной Римской империи наблюдал за идущими в атаку колоннами, и в его сердце появилась надежда, что ему не придётся кидать в бой профессиональную пехоту и рыцарские отряды. Ведь слишком хорошо наступали религиозные фанатики и вчерашние нищие. Однако чем ближе эта дикая армада подходила к Береговым Моринам, тем плотнее она сбивала свои ряды, потому что слева находилась трясина, а справа – водная гладь Звериного озера. Крестоносцы входили в теснину, которая по ширине была не больше одной пятой мили, а на оборонительных валах славянского поселения появились защитники.

Живая волна приближалась к вражеским рвам, и вскоре у католиков появились первые потери. Поля перед первым рвом и остатки дороги были усеяны ловушками, и множество воинов попадали в них и погибали. Земля уходила из-под их ног, и они летели вниз. Острые колья и пики пронзали тела людей, которые корчились на них и обливались кровью, исходя криками. Однако хуже всего были ранения, так как подгоняемая командирами из опытных наёмников толпа не останавливалась. Слишком силён был порыв крестоносцев, и они продолжали движение по трупам своих соратников, которым не повезло, и подранкам. Волчьи ямы закидывались вязанками с хворостом и прикрывались щитами, и на стоны покалеченных людей, которые умоляли о помощи, никто не обращал внимания. Остановка была равнозначна смерти, ибо задние ряды давили на передние и буквально толкали авангард навстречу противнику. Поэтому бойцы переступали через своих друзей и знакомых, продолжали движение и становились всё ближе к вражескому укрепрайону.

Венеды видели всё это, точно так же как и король, который считал, что поступает правильно, разменивая тысячи людских жизней на победу. И когда крестоносцы вплотную подступили к наполненным прохладной водой рвам, славяне вступили в бой. Командовал обороной Береговых Морин лично князь Никлот, рядом с которым находился вождь поморян и победитель ляхов Рагдай, и они понимали, чего добивается Конрад Третий. Поэтому венеды не медлили, и князья отдали приказ начать стрельбу.

Десятки катапульт и сотня стреломётов дали свой первый залп по орде германцев. Сотни дротиков в рост человека, крупные округлые камни и вымоченные в воде тяжёлые пятипудовые чурки полетели в завоевателей. После чего тысячи убитых и раненых людей повалились наземь, ибо такого удара от венедов никто из наступающих не ожидал. Даже если бы вчерашние крестьяне, городские оборвыши и разбойники с большой дороги знали, что язычники собрали в одном месте полторы сотни метательных машин, они всё равно не смогли бы защититься от падающих сверху снарядов. Ведь этому их никто не обучал, и у обездоленных не было никаких средств защиты – ни больших надёжных щитов, ни передвижных навесов, ни крепких осадных башен. Поэтому длинные дротики пробивали по два-три человека за раз. Булыжники валились на головы людей, расшибали их череп всмятку, словно яйца, а затем катились по влажному грунту и давили других католиков. Тяжёлые деревянные чурбаки прошибали в людской толпе целые тропы. А тут ещё, в дополнение ко всему, в германцев полетели стрелы и арбалетные болты, и передовая колонна крестоносцев как боевая сила перестала существовать.

Однако потери наступление не остановили. Опьянённая кровью и истеричными возгласами проповедников толпа продолжала идти по телам, которые бойцы второго отряда крестоносцев стали швырять в ров вместе с фашинами и деревянными настилами. Связки хвороста и мертвецы гатили ров и поначалу всплывали на воде, но следом полетели мешки с землёй, и груза становилось всё больше. Поэтому тела и хворост стали тонуть, и вскоре воины Конрада Третьего смогли перебраться через преграду. Но вторую колонну ждала та же участь, что и первую. Снова язычники дали дружный залп, и вой тысяч людей взлетел к небесам настолько громко, что даже король услышал его и содрогнулся. Он перекрестился и посмотрел на стоящего неподалеку Вибальда Корвейского.

– Всё это во славу Господа, – заметив взгляд короля, спокойно бросил аббат. – Так нужно для торжества истинной веры.

«Да, так нужно», – мысленно согласился с Вибальдом король, который вспомнил собор в Шпейере и свою клятву, продолжив наблюдать за ходом сражения.

Третья колонна из никчёмных людишек, жизни которых не представляли для Конрада никакой ценности, потому что им на смену из Европы очень скоро должна прибыть новая партия точно таких же нищебродов, продолжила атаку на славянский укрепрайон. По трупам передовых воинов живая волна смогла пересечь ров, и появились осадные лестницы, которые взметнулись вверх, а затем стали опускаться на валы. И тут опять венеды дали залп из стреломётов и катапульт, и снова в крестоносцев полетели стрелы, к которым добавились дротики, камни и кипящая смола. После этого третья колонна подалась назад, ибо слишком велики оказались её потери. Однако позади неё была четвёртая, которая рвалась в бой. А помимо того король бросил в мясорубку отряды наёмников и всё же профессиональных пехотинцев, которые имели доспехи и специальным указом папы римского разрешённые для боя против язычников арбалеты. Эта превосходная пехота подпёрла тылы оборвышей и дала ей новый посыл для наступления. И орда обожжённых, грязных, израненных и обессилевших людей, лишённых возможности отступить, снова пошла на штурм.

Яростные крики и неразборчивые вопли продолжали взлетать к небесам. Славяне били захватчиков, уничтожая их толпами. Потоки смолы, копья, стрелы и арбалетные болты обрушивались на них. Катапульты и стреломёты били уже вразнобой. Схватка достигла небывалого накала, и остатки четвёртой колонны из германских оборванцев, идя сквозь смерть и грудью пробивая дорогу профессиональным псам войны, всё же смогли взобраться на валы Береговых Морин.

Язычники, которые тоже несли потери, стояли твёрдо и в конце концов всё же уничтожили собранный со всей империи сброд. Но за воинством нищих последовали фламандские и фрисландские наёмники, швабские мечники, копьеносцы из Тюрингии, секироносцы из Нордгау и Баварии, метатели дротиков из Вестфалии и Ангрии, арбалетчики из Лорейна и франконская тяжёлая пехота. Это были превосходные воины, которые знали, что они обязаны уничтожить вражеские метательные машины, разгромить славян и захватить важный населённый пункт. Но венеды были готовы к тому, что враги могут прорваться в поселение, и за первым валом выстроили второй, где к отступившим воинам князя Никлота присоединились отряды поморян.

Германцы ничего подобного не ожидали. Однако отступать было нельзя, ибо тогда выходило, что все огромные потери были понесены зря, и руководившие наступлением пехоты военачальники всё время докладывали Конраду, что Береговые Морины вот-вот падут, но для этого требуются подкрепления. И король конечно же бросал в бой всё новые и новые отряды, которые продолжали штурм, упрямо лезли на второй вал и погибали.

Так навязанная крестоносцам битва, подобно мясорубке, кромсала и дробила всё подряд: кости и мясо, жилы и внутренности, руки и ноги, головы и хребты. Час проходил за часом, и солнце стало клониться к закату, а бойня в Береговых Моринах всё продолжала перемалывать людей и отправлять человеческие души в иные миры. Резервные пехотные отряды под рукой короля практически закончились, а его лагерь наполнился множеством раненых. Однако Конрад продолжал верить, что победа не за горами и нужен ещё один решительный натиск. И, обратив внимание на то, что вражеские метательные орудия уже почти не стреляют, решил бросить на чашу весов своих рыцарей, которые должны были пойти в бой в пешем порядке.

Надо сказать, что рыцари у короля, как и лёгкая трёхтысячная кавалерия резерва, были отменные: шесть тысяч превосходных воинов, не считая обслуги и оруженосцев, которые были разбиты на отряды по пятьсот человек в каждом. В прошлом году он собирал этих воинов для похода в Италию и Рим. Однако воля Господа толкнула их повелителя на север, они последовали за ним и теперь надеялись, что им дадут возможность проявить геройство и показать своё мастерство. Рыцари горели жаждой битвы, и в течение дня несколько раз посылали к Конраду своих командиров, прося послать их в сражение. Они ждали этого и наконец дождались. Король дал отмашку, и четыре отряда, две тысячи рыцарей, пришли в движение.

Укорачивались ремни на щитах и надевались доспехи. Голову каждого рыцаря стал плотно облегать войлочный подшлемник, а поверх него водружался шлем. Верные мечи, секиры, шестопёры, кинжалы и палицы были готовы кромсать и вспарывать тела врагов, и когда отряды выстроились, вновь запели трубы. Протяжный звук прокатился над полем битвы, и отряды элитных бойцов Священной Римской империи пошли вперёд. Они двигались ровными колоннами, плечом к плечу, щит к щиту. И король, который решил посмотреть на ход сражения вблизи, вместе с близкими людьми и телохранителями на коне последовал за ними.

Рыцари шли по дороге, и под их шагами вздрагивала земля. Стройные стальные колонны казались несокрушимыми монолитами и должны были внушить врагам трепет. Однако вскоре эта чёткость была нарушена. Перед рыцарями оказались горы трупов, над которыми уже кружили несметные полчища ворон и стервятников. Ровной дороги дальше не было, и отряды аристократов поползли к валам вразброд, десятками и сотнями. Конь короля заартачился. Мощный брабантский жеребец, который не раз участвовал в турнирах, раздувал ноздри, которые улавливали запах крови, и пятился назад. Лошади свитских и охранников Конрада тоже остановились, и король приказал спешиться.

Подобно своим верным рыцарям Конрад Гогенштауфен ступал по телам мёртвых людей и слышал вокруг себя стоны умирающих. Вокруг него витала смесь из сотен неприятных запахов, и опытный воин понимал, чем наполнен воздух – дерьмом и кровью, сырым мясом и трупным ядом. Вдыхать всё это король не любил. Но он с юности участвовал в боях и потому упрямо шёл вперёд. Незаметно пересёк ров, который был прикрыт трупами, добрался до первого оборонительного вала и по шаткой хлипкой лестнице взобрался наверх.

Повелитель германцев оказался на возвышении. Его взгляд пробежался по Береговым Моринам, и он схватился за голову. Между первым и вторым валом, за которым венеды прятали свои катапульты и стреломёты, было три копейных броска, и на этом пространстве полегла добрая четверть его армии. Тысячи мёртвых тел устилали намокшую от крови землю, и несмотря на то, что его воины всё же смогли зацепиться за следующую позицию противника, король понимал, что размен потерь был один к десяти, и это в лучшем случае, не в его пользу.

Впрочем, Конрад был сильным человеком и ожидал чего-то подобного, поэтому сохранил твёрдость духа и приказал своим рыцарям взобраться на второй оборонительный вал венедов и помочь остаткам пехоты добить упрямых славян. Элитные воины короля отправились выполнять приказ. Однако, когда они достигли вершины следующего вала, им навстречу хлынули пехотинцы, которые не так давно доложили, что славян осталась всего горстка.

– Спасайтесь! – вскарабкиваясь на вал, прокричал кто-то из пехотных командиров и уцепился за лестницу. – Это ловушка!

– Какая ловушка?! – удерживая бегущего воина, спросил его один из рыцарей.

– А ты сам посмотри! – воскликнул пехотинец и кивнул в сторону Зверина.

Рыцарь вытянул шею и в первых вечерних сумерках увидел, что от столицы бодричей в сторону Береговых Морин идёт несколько свежих полков. За лесом из копий и шлемами он не видел горизонта, славян было не менее десяти тысяч. Воин посмотрел на своего повелителя, который находился на противоположном валу и отметил, что взгляд Конрада обращён на озеро. Он проследил за тем, куда смотрит король, и волосы на его голове зашевелились. Вся водная гладь Звериного озера была покрыта парусами, славянскими, на которых красовались рисунки солнца, чудных зверей и древние руны. Это были варяги, которые терпеливо ожидали, пока германцы истекут кровью и потеряют большую часть своей армии, а затем по сигналу князей направили свои корабли к берегу.

К счастью, вопроса, что делать, у короля не возникало. Он отдал своим рыцарям и остаткам пехоты приказ держать оборону в Береговых Моринах, а сам направился обратно в свой лагерь. Но не успел он дойти и до оставленных коней, как воздух позади наполнился криками умирающих в муках людей.

Король и его свита остановились, обернулись и увидели, что Береговые Морины горят. Длинные языки багрового пламени поднимались к темнеющим небесам, застилая их чёрным дымом. Конрад не понял, почему горит укрепрайон. Он не смог предугадать, что венеды вовремя оттянут в тыл свои катапульты и стреломёты, а когда в бой вступят рыцари, не станут отбивать валы, а закидают их бочонками с «греческим огнем», который буквально зальёт весь бывший рыбацкий посёлок жадным жидким пламенем. Повелитель германцев увидел, как огонь пожирает всё, до чего дотягивается: трупы, броню, живых людей и их оружие… И в этот момент он психанул, его несгибаемая воля дала трещину. Король бегом бросился к своему жеребцу, взгромоздился в седло и помчался в лагерь, а когда влетел в него, приказал своей армии отступать.

Многие военачальники были против этого приказа, поскольку считали, что есть возможность отбиться. Но король настоял на своём, и войско крестоносцев, прикрыв себя заслонами из рыцарей, лёгкой кавалерии и вспомогательной пехоты, стало стягиваться к обозам и готовиться к отступлению. Однако венеды, которых прошляпила разведка, уже были повсюду. Лесовики из племени линян и полабы, с коими находилось около пятисот венедских храмовников, перекрыли дорогу на юг. Ободриты, варны и ополчение лютичей атаковали германцев с востока. Варяги, шведы, пруссы, ушкуйники и наёмные ирландцы высаживались с кораблей на берег и сходу строили стену из щитов, которая стала отжимать германцев от озера. Конные и пехотные дружины славянских князей по болоту, где были проложены скрытые гати, обошли догорающее поселение и напали на лагерь крестоносцев с запада. Вокруг католиков образовалось кольцо, и они были вынуждены продолжить неудачное для себя сражение, которое должно было закончиться их поражением.

На краткий миг в самом начале ночи, когда язычники ослабили натиск, а затем отошли, всё замерло. Германские отряды выстроились вокруг королевского шатра, и конные рыцари были готовы ударить туда, куда им укажет государь. Славяне же и пришедшие им на помощь воины других народностей и племён тоже ждали команды наступать. Хрупкая тишина опустилась на поле боя, и король, облачившись в доспехи, подумал, что, возможно, венедские князья захотят с ним договориться и он сможет выторговать для себя более-менее приемлемые условия перемирия. Таким образом он потянет время, и из империи подойдут новые войска, и крестоносцы всё равно разгромят язычников. Однако Конрад ошибался. Князья не хотели мира, а даже наоборот, желали уничтожения врага, и вскоре над озером, болотом, лесом, устланными трупами полями и догорающими Береговыми Моринами прокатился рёв грозных боевых рогов.

Ду-у-у! Ду-у-у! Ду-у-у! Протяжный глас всколыхнул венедов, и на лагерь крестоносцев обрушились десятки тысяч воинов, которые знали, что им делать.

Бодричи и лютичи, поморяне и раны, русичи и пруссы, финны и ирландцы, шведы и норвеги – все они, позабыв о былых распрях и обидах, шли в бой, и над полем битвы повис несмолкаемый гул. Трещали щиты, громогласные боевые кличи сотрясали воздух, лопались подожжённые нападавшими шатры и телеги, звенел металл, и ржали лошади. Темнота исторгла из себя обозлённую на крестоносцев массу людей, и бешеный натиск славян и их союзников был настолько силён, что германцы не выдержали. Слабые духом воины резервных отрядов и обозники пытались сдаться и погибали. Священнослужители молили о спасении своего Бога, но он их не слышал. Шлюх и маркитантов вырезали прямо в фургонах. Брошенных на произвол судьбы раненых католиков добивали. Лёгкая кавалерия была рассеяна ударом дружины бодричей, а наёмники сбились в плотные квадраты и отбивались сами по себе. Армия разваливалась на глазах своего главнокомандующего, и тогда он принял очередное решение, которое в тот момент показалось ему единственно верным. Конрад Гогенштауфен собрал всю тяжёлую кавалерию и наиболее близких к себе людей и пошёл на прорыв.

Вздрогнула земля, и тысячи рыцарей, краса и гордость Священной Римской империи, двинулись на врагов. Сначала кони шли шагом, затем рысью, а после перешли в галоп. Рыцари издавали воинственные крики, и над их головой реяли знамёна короля. Тяжёлые копья опустились, нацелились на оказавшихся перед ними поморянских пехотинцев и вонзились в их строй. Копейные наконечники пробивали тела людей вместе со щитами и рассыпались в щепки. Лошади вставали на дыбы и пятились. Кое-кто из рыцарей вылетал из седла, валясь под кованые копыта коней. Люди с обеих сторон погибали без счёта, и кровь лилась рекой. Но гвардия короля не зря считалась элитой, и рыцари Конрада смогли рассечь, проломить строй поморян. Они выехали на дорогу, которая, петляя через леса, могла вывести их в империю, и направили своих коней на юг.

Огромная масса конных германцев втянулась в лес, но и здесь крестоносцев уже ждали. На дорогах были засеки из брёвен, а с тыла рыцарские отряды поджимала конница Никлота и дружинники его соседа Прибыслава. Кажется, выхода из ловушки нет. Но снова гвардия показала себя в деле. Пока часть рыцарей повернула своих жеребцов назад и начала рубку с венедами, передовые отряды спешились и атаковали противостоящих им витязей и племенное ополчение лесовиков. Драка была жестокая, и ценою огромных потерь гвардейцы захватили засеку, раскидали её буквально голыми руками, и король смог продолжить своё бегство.

Конраду, который погонял уставшего коня, казалось, что эта ужасная ночь никогда не закончится. Из тёмного леса постоянно летели стрелы, копья и дротики, а с деревьев на всадников валились одиночные диковатые воины, которые, словно баранам, резали рыцарям горло. Через дорогу были натянуты невидимые в ночной тьме верёвки, и лошади ломали себе ноги. Несколько раз смерть была рядом с Конрадом, и король неоднократно спрашивал Господа, почему он оставил его.

Под утро жеребец короля пал и сдох на месте. Один из оруженосцев отдал государю своего неказистого, но резвого конька, и на рассвете Конрад Третий въехал в один из фортов, который построила его армия на пути к Зверину. Гарнизон в укреплении был сильный, и здесь повелитель Священной Римской империи смог перевести дух и подсчитать потери.

Из всей армии с королём вырвалось только триста сорок рыцарей, полсотни человек из свиты и десяток священнослужителей вместе с Вибальдом Корвейским. В течение дня в форт пришло ещё около сотни воинов из разных отрядов, и на этом всё, больше из венедских лесов не выбрался никто. И за одни сутки постаревший на десяток лет Конрад Третий поклялся, что вскоре он вернётся и отомстит проклятым язычникам. Он приказал коменданту форта удержать укрепление любой ценой и под усиленной охраной поспешил навстречу своему собрату королю Людовику Седьмому.