Глава 25 И РОДИНА ЩЕДРО…
Он очухался, но дергаться не стал, просто продолжал сидеть спиной к выступу стены, широко разбросал слоновьи ножищи и сквозь неплотно сомкнутые ресницы наблюдал, как я копаюсь в его вещах.
— Привет, Пакито! — весело проговорил я, но он не ответил.
Я извлек из рюкзака какую-то вещицу, завернутую в кусок фланели, и еще что-то, поменьше размером.
— Что это у нас? — Я принялся разворачивать ткань. — Ничего себе!
С виду длинная дура, нелепый кусок железа, но когда возьмешь в руку, сразу же возникает ощущение, что произрастает эта хрень непосредственно оттуда. Из такого ствола с расстояния в двадцать с копейками метров промахнуться трудно. Для него не проблема и расстояние в пять раз больше. Артиллерийский «Люгер», он же «Парабеллум Р-08 Лонг». Музейный, можно сказать, экспонат, привет из сороковых годов прошлого века. В прекрасном состоянии, ухоженный и явно рабочий.
— Какая прелесть! — искренне восхитился я, сдвинул флажок предохранителя вверх, ухватил пальцами «пуговки» и отвел затвор, досылая патрон в патронник.
Из другого свертка я достал глушитель и подсоединил к стволу.
— Како, малыш, ты как?
— А сам как думаешь? — на чистом русском проговорил юноша. — Тебя бы так!.. — Он зашипел сквозь зубы от боли и прижал локоть к левому боку.
— Не поверишь, но со мной так тоже случалось, — заметил я. — Иногда бывало и побольнее. — Я присел на корточки и достал сигареты. — Покурим?
— А не пойти ли тебе?.. — отозвался он, поморщился и длинно сплюнул в мою строну.
«Молодец, что плюнул. Плевали мы на них». Это не я сказал, а один очень хороший писатель времен моей юности. Вполне боевой, по слухам, был в свое время парнишка.
Второй раз за последнее время меня посылает куда подальше молодой и зеленый как три рубля советского розлива российский военный разведчик. Если честно, это радует. Мы, старики, любим при случае поныть, что на смену нам сплошь и рядом приходят слабаки и женоподобные хлюпики. А вот и нет. Вполне нормальные ребята. Честное слово, ничуть не хуже, чем мы когда-то. И точно такие же дураки.
Что нынешний я делал бы на его месте? Ныл, рыдал, пускал сопли, ползал на коленях и пытался подобраться поближе. Крошка Како с виду совершенно безобидный толстячок, но мышцы у него под слоем жирка как у того медведя, так что в ближнем бою он просто сломал бы меня. Очутиться в объятиях у этого милого юноши все равно, что угодить в камнедробилку.
— Значит, дружбы не выйдет? — грустно спросил я и закурил в одно лицо. — Ладно, пойдем другим путем. — Я поднял его телефон и принялся нажимать на кнопки. Как и следовало ожидать, номеров в памяти не было.
— Будь добр, назови-ка мне координаты Мамона.
— Как же ты мне надоел! — с усмешкой заявил он.
— И все же?
— Мужик, иди-ка ты туда, куда тебя послали, — издевательски проговорил он и отвернулся, чтобы я не разглядел, какие у него грустные глаза.
Парню очень хотелось жить.
— Послушай!
Прямо дежавю какое-то. Один в больничной палате, второй на крыше. Оба такие гордые и отважные.
— И постарайся врубиться, никаких тайн я из тебя не выбиваю…
— А ты попробуй!
— И не мечтай. Мне всего-навсего надо сказать ему пару слов. Потом, сам понимаешь, Мамон спустит «симку» в унитаз, и все дела.
Он помолчал немного, вдруг тихонько рассмеялся, покачал головой и сказал:
— Ладно, поболтай напоследок. — Парень вытер полой футболки взмокшее лицо. — Запоминай.
Мамон включился после второго гудка.
— Как все прошло?
— Просто прекрасно, — отозвался я. — Здравствуй, дружище.
— Привет! — Он чертыхнулся. — Что с Како?
— Учитывая все произошедшее, первым спрашивать буду я. Ты не против, приятель?
— А то ты сам не понял. — Он вздохнул, и у меня на секунду потемнело в глазах, потому что я уразумел все и сразу.
— Кто отдал приказ? — Я очень постарался не сорваться на писк. — Первый?
— Нет, — прозвучало после паузы. — Это все, что я могу сказать. Уж извини.
— Согласен.
— А теперь…
— Живой твой пацан. — Я бросил взгляд в сторону Како, который без особого успеха делал вид, что ему абсолютно до лампочки все, о чем мы там треплемся. — Приезжай и забирай. — Я отключил телефон и бросил в его сторону. — Вот видишь, а ты боялся.
— Еще чего.
— Молодец. — Я достал из рюкзака бутылку и кинул ему. — Это вода. Ею ты запьешь лекарство. — Следом полетела упаковка таблеток.
Потом я извлек из собственной сумки антисептик и бинт, подошел поближе, положил рядом и сказал:
— Вот это тебе тоже понадобится.
— Зачем?
— Сейчас объясню. — Я прострелил ему толстенную нижнюю конечность повыше колена.
Парень взвыл, схватился за ногу, между пальцев показалась кровь.
— Перевязывайся, глотай колеса и жди. — Я разобрал «Люгер» и побросал детали в рюкзак. — Удачи.
Я прокатился в автобусе, потом в такси, водитель которого деньги за проезд потребовал вперед, и наконец прошелся пешком. Заглянул в магазин и прикупил пол-литра антидепрессанта. Не родной водки, как хотелось бы. Ее здесь не продают. Не виски, рома или джина. Таким босякам, как я, подобная прелесть просто не по карману. Обычного местного виноградного бренди, единственным достоинством которого является крепость.
Я поднялся на второй этаж клоповника, гордо именуемого гостиницей, зашел в номер и запер за собой дверь. Потом я свинтил крышку с бутылки, наполнил до краев стакан и немедленно опустошил его. Без тоста, как и полагается пить за упокой. После этого я закурил и принялся мерить шагами по диагонали крохотный номер.
Значит, центр отдал команду на ликвидацию своего оперативника, подполковника Кондратьева Станислава Александровича, псевдоним Скоморох, то есть меня. Мамон взял под козырек и послал милого юношу Како решить этот вопрос.
Да, в здешней резидентуре действительно налицо острая нехватка кадров, если один и тот же сотрудник сидит за компьютером, а в свободное время валит людей из антикварного ствола с глушаком кустарного производства.
Я подошел к столу, налил и опять выпил. На сей раз с тостом. За Како и Мамона. Пусть у них все будет хорошо.
Я точно никогда не узнаю, почему этот старый лис пытался настолько простодушно меня подловить. Это и в самом деле очень интересно. Мы ведь до этого разок-другой работали вместе. Он приблизительно представляет, кто я и на что способен.
Может?.. Нет, чепуха. Получив такой вот приказ из Москвы, он сказал: «Есть» и послал помощника грохнуть меня, точно зная, что на такую тухлую приманку я ни в коем случае не клюну.
Мамон подставил своего пацана? Вовсе нет. Он прекрасно знал, что ничего страшного с ним не произойдет.
Вам так не кажется? Да ладно, я хорошо знал, куда стрелять. Такие раны быстро заживают. Через пару недель парень встанет на ноги и начнет потихоньку ходить.
Я ведь собираюсь пробыть здесь еще несколько дней. Мне совершенно без надобности, чтобы этот юноша носился по городу со стволом в рюкзаке и жаждой мести в сердце. Пусть пока полежит на спине, поработает с ноутбуком на пузе и просто подумает о делах наших скорбных. Мальчику пора начинать взрослеть.
Когда ситуация резко меняется, прежде всего требуется успокоиться и начать думать. Я присел возле стола и постарался собрать нервы в кулак. Вполне получилось. Недаром же я освоил граммов триста за десять минут без всякой закуски.
Я посидел, покурил. С ненавистью, как на врага, посмотрел на недопитую бутылку. Алкоголь, как известно, яд. В моем случае это еще и недопустимая роскошь. Отныне нормой жизни становится трезвость.
Я решительно взял сосуд за горло, запрокинул голову и перелил содержимое в свою собственную глотку. Я молодецки крякнул, занюхал эту прелесть кулаком и опять почувствовал себя самым настоящим русским офицером. Прямо как Штирлиц, который ощущал это состояние каждое Двадцать третье февраля. Первое мая. Седьмое ноября и на Старый Новый год.
Я достал из сумки громоздкий старомодный телефон и принялся давить на кнопки. Несмотря на непрезентабельный вид, этот аппарат стоит как две приличные иномарки. Звонки с него не перехватываются, адресат не пеленгуется, особенно если подключить телефон к компьютеру. Что я и сделал.
— Слушаю! — Голос моего куратора звучал слишком бодро для уже не такого молодого человека, разбуженного в несусветную рань.
— Привет, Сергеич! — бодро, как мне показалось, заявил я. — Узнал?
— Не звони мне больше, Стас, — ответил тот и отключился.
Я прилег на койку, заложил руки за голову и принялся любоваться трещинами на потолке, слушать голоса за стенкой. Там вовсю раскручивалась ежевечерняя мыльная опера. Визгливый женский голос сообщал некоему Адолфо, что он вонючий козел, бабник и педик. Тот в ответ орал, что достопочтенная донна Камилла — истеричка, вонючая старая свинья и жирная безмозглая сука, в общем, тоже ни разу не ласковый май.
Наступила зловещая тишина. Потом вдруг раздался скрип пружин, затем визги, стоны. Наконец сквозь стену пробился торжествующий страстный вопль, очень напоминающий брачный крик марала.
Я сам не заметил, как отрубился. Спал и видел знакомый до боли пейзаж. Это были горы, только не гламурные заснеженные склоны Куршевеля или какого иного курорта для богатеньких, а те, другие, голые и пыльные, по которым мне пришлось до тошноты набегаться в далекой юности.
По узкой тропе брели друг за дружкой вверх к перевалу парни в форме песочного цвета. Юнец, идущий последним, оглянулся, снял панаму — в разведке кепки с ручками не любили, в них уши обгорают — и вытер рукавом лоб. Совсем молодой, чумазый, стриженный под машинку пацан, но уже командир отделения взвода войсковой разведки и целый младший сержант.
Я сразу узнал его. Как же иначе.
