ГЛАВА 5
Дома я первым делом распаковала странные дары. Не то чтобы среди моих эротических фантазий когда-либо фигурировала надувная баба или резиновые гениталии. Но сами понимаете – любопытство.
Надувную порномодель звали Нонна – во всяком случае, это имя было написано на яркой коробке. Однако едва взглянув на ее распластанное по кухонному столу лупоглазое личико, я поняла, что заморское вычурное имя совсем не подходит моей новой подружке. Буду ее, пожалуй, Нюшей звать.
Недолго думая, я решила, что негоже резиновой Нюше валяться на столе в позе коврика для душа. Раз уж я приняла ее в дар, придется ее надуть.
Отыскав на спине несчастного создания клапан, я принялась за дело. Надувалась Нюша не очень хорошо, но я отнеслась к этому с пониманием. Все же она была не банальным спасательным кругом или примитивным матрацем, а человекоподобным существом, к тому же довольно сложно устроенным. Короче, через час дело было сделано. И вот что я вам скажу – будь Нюша живой, я бы ее возненавидела. Она была тонконогой ладненькой шатенкой с бюстом нереального размера (впрочем, может быть, я просто перестаралась, его надувая).
Но, поскольку моя новая приятельница была особой неконкурентоспособной по причине своей неодушевленности, я усадила ее на диван и даже одолжила бедолаге собственный банный халат. А то, право, неловко как-то – голая женщина (пусть и игрушечная) в моей комнате.
– Ну что, Нюша, грустишь? – вздохнула я. – Не переживай, судьба у нас такая. Обе рождены быть игрушками мужчин, только вот мне стыдно в этом самой себе признаться.
Ну вот, дошла до точки. Уже разговариваю с надувной куклой для сексуальных утех. Наверное, скоро у меня разовьется мания преследования или еще что похуже.
На столе сиротливо лежала коробка с фаллоимитатором. Я и ее решила распаковать. Только вы не подумайте что – просто раньше я никогда подобную вещь в руках не держала.
Фаллос выглядел отвратительно правдоподобно – весь во вздутых фиолетовых венах, к тому же из силиконовой плоти кое-где торчали синтетические жесткие волосики. И кто только додумался соблюсти все анатомические подробности. Фу!
Был он огромным и каким-то наглым. Я брезгливо разжала руки, и сей предмет с глухим шлепком брякнулся на стол. Видимо, от удара сработал заключенный в нем механизм, и фаллос, глухо и мерно урча, принялся вибрировать и извиваться. Он был похож на гигантскую розовую личинку, и мне даже стало немного не по себе.
– Какая гадость!
Прикасаться к тому, что еще пару минут назад казалось мне невинной женской шалостью, было противно. И я молча смотрела на то, как извивающаяся личинка упорно продвигается к краю стола. Траектория эта меня обнадежила – может быть, он упадет и разобьется? В статичном варианте он смотрелся куда менее мерзко. Уверена, что я без особенных проблем смогу подобрать с пола детали. Но прикоснуться к извивающемуся отростку – бр-р-р! – ну уж нет!!
Господи, неужели кто-то это покупает?!
Вняв моей немой мольбе, «игрушка» свалилась на пол. Только вот сломаться она и не подумала, напротив – отросток принялся извиваться с еще большим ожесточением. Притом двигался он по кругу, и, если бы я не отскочила в сторону, отвратительная вещица проехала бы аккурат по моей ноге.
Что же делать?
Что делать-то?!
Может быть, запинать его ногами? Хм, кажется, я только что придумала новый вид спорта – члено-бол.
Я замахнулась ногой так сильно, что любимый домашний тапочек с розовым помпоном отлетел в угол кухни. Что же касается резинового приятеля, то он благополучно увернулся от удара и юркой змейкой проворно заполз под стол. Понимаю, что быть такого не может, но я поклясться готова, что на прощание он обиженно фыркнул.
В порыве охотничьего азарта я схватила швабру и уже приготовилась извлечь проклятый механизм из укрытия, когда в прихожей раздалась мелодичная трель дверного звонка.
Я вовсе не являюсь любительницей незваных гостей, а потому первым моим побуждением было затаиться и сделать вид, что никого нет дома. Но потом я подумала, что получится неудобно, ведь в окнах полыхает свет, а в гостиной надрывается телевизор. Делать нечего – я поплелась открывать дверь.
Я прильнула к глазку в оптимистичной надежде, что кто-то просто ошибся дверью. Но нет – на лестничной клетке стояла (за что? за что?!) моя соседка Веруся, необъятные телеса которой были едва прикрыты весьма кокетливым халатиком.
Однажды, когда я только переехала в этот дом, Веруся по-соседски напросилась на чашку чаю. Я подумала, что ничего плохого в этом нет, и простодушно запустила ее в квартиру. Кто ж знал, что впоследствии эта великовозрастная неопрятная лентяйка с манерами абитуриентки швейного ПТУ и сексуальным аппетитом Калигулы будет набиваться мне в подружки!
Не знаю уж, чем я ей так приглянулась. Может быть, с ней больше никто не хочет дружить? (А что, это вполне вероятно, ведь, помимо прочих «достоинств», Верка обладает еще и визгливым громким голосом, и невыносимым склочным характером.)
В общем, на протяжении уже нескольких лет Веруся считает своим долгом сообщать мне о каждой своей сексуальной победе или поражении.
– Чего так долго не открывала? – подозрительно прищурилась соседка.
Ее цепкий взгляд тем временем ощупал меня с ног до головы, взяв на заметку мой встрепанный вид и отсутствие одного тапочка.
– Ну и ну, – присвистнула она, – ты не одна?
– Одна, одна, – успокоила я ее.
– А вот мне кажется, что врешь! – Веруся буквально впихнула меня в квартиру, потом втиснулась следом и захлопнула за собою дверь. – Врешь, Санька. С мужиком ты развлекаешься, вот что.
Теперь вы понимаете, что представляет собой моя соседка. Она ведь была убеждена, что вырвала меня из плена эротического кайфа; у нее и сомнений не было в том, что в каком-нибудь квартирном закоулке стыдливо прячется мой полуобнаженный любовник. Но вместо того, чтобы деликатно удалиться, она отправилась на поиски этого мифического мужчины!
Правда, я забыла упомянуть об одном факте. Когда-то, в первые дни нашего знакомства, я соврала Верке, что являюсь девственницей, – ну, чтобы навсегда исключить тему секса из наших натянутых бесед.
Понятное дело, она мне не поверила. В общем-то в этом была своя логика – все-таки мне двадцать восемь лет, я живу в Москве, крашу губы и не ношу монашеского одеяния.
Но я продолжаю упрямо настаивать на своей версии. С тех пор Веруся и пытается меня уличить.
Не обнаружив притаившегося любовника ни в шкафу, ни в ванной, ни на балконе, погрустневшая, разочарованная Верка вернулась в комнату.
– Ясно, значит, все-таки одна, – подытожила она, плюхнувшись на диван.
Мне ничего не оставалось, как присесть напротив нее, в кресло. Я решила не предлагать ей чаю.
А она и не настаивала. Наверное, чай бы только помешал ей вываливать на меня ушат свежих сексуальных новостей.
– Санька, нравится тебе мой халатик? – Вера расправила спину. – Новый!
Начнем с того, что мне не нравилось, что она называет меня Санькой. Тем не менее я вежливо соврала, что халатик хорош. Хотя, может быть, он и действительно смотрелся бы не так плохо, если бы его натянули не на слоноподобную тушу, а на тонкий стан.
– Специально для свидания с Генкой прикупила. А он не пришел, – сузила глаза Веруся, – помнишь, я тебе о Генке рассказывала?
– Нет, – вздохнула я, – помню, упоминала Петьку, Саньку и еще какого-то Алешу, который две недели приезжал к тебе ужинать, а потом признался, что он голубой.
– Даже не вспоминай, – Верка шумно почесала правую подмышечную впадину, – я так старалась, борщи варила. Купила в кулинарии котлеты по-киевски и соврала, что это я сама приготовила. Он такой вежливый был, руки не распускал. Я думала, он на мне жениться хочет.
– Ты сама хороша, – устало сказала я, – кто же знакомится с мужчинами в метро?
– А где с ними знакомиться? – зло спросила Верка. – Тебе хорошо, ты у нас монашенка. А нам, нормальным бабам, что делать?! Ладно, я же о Генке рассказать собиралась. Он подлец.
– Как и все, с кем ты спишь.
– Генка – дальнобойщик, – не обратив внимания на мой саркастический выпад, продолжила Веруся, – он обещал взять меня в поездку в Мурманск. Покажу тебе, говорит, белые ночи. Но все закончилось тем, что он пару раз показал мне свой член. И исчез. И теперь мне весь вечер нечего делать.
Я насторожилась – уж не намекает ли она на то, что я должна скрасить ее внезапное одиночество?
– Может, кофейку сообразим? – пошла в атаку Верка.
– Ты знаешь… Я вообще-то собиралась уходить, – замялась я.
– Куда собралась на ночь глядя?
– Ээээ… На свидание, – ляпнула я.
– Да ты что?! – оживилась Веруся. – А кто он? Где ты его подцепила? Ты собираешься с ним спать? А может быть… Ой, может быть, ты уже с ним переспала?! – В конце фразы она сорвалась на визг.
– Нет, ты же знаешь, – потупилась я. Кто бы знал, как надоело мне вести эту бесконечную девственную партию!
– Ну да, ну да, – ее лицо стало серьезным, – Санька, раньше я считала, что ты немного придурочная.
– Вот спасибо.
– Нет, серьезно. Где это видано – девственница почти в тридцатник. А теперь… Наверное, ты права. Эх, жаль, у меня не хватило терпения дождаться настоящей любви!
– Не все еще потеряно.
– Слушай! А может быть, мне сделать операцию! Ну… эту самую! – внезапно взревела Верка.
– Какую? – испуганно уточнила я.
– По восстановлению девственности! – торжественно сказала она. – А чего, говорят, недорого.
Тут я не выдержала и рассмеялась. Верке было слегка за тридцать, и меньше всего она походила на невинную деву. И дело тут даже не в трехслойном макияже и не в кофточках с люрексом, к которым моя соседка питала слабость. Нет, даже взгляд Веркин был каким-то порочным, потасканным.
– Не советую, – сквозь смех сказала я, – и потом, ты уверена, что сможешь надолго сохранить эту девственность?
– Нет, – вздохнула она, – но операцию ведь можно делать много раз. Одна моя подруга четыре раза делала. Она так и говорила – я пошла зашиваться.
Верка задумчиво откинулась на спинку дивана и вдруг с истошным визгом вскочила на ноги.
– Мамочки!!!
– Что случилось? – перепугалась я. – На иголку села?… Верка, тебе плохо?!
Казалось, она даже не понимает, о чем я говорю. Веруся резко побледнела; мелкими шажочками пятилась она назад, при этом истово крестясь.
– Верка!
Стоило мне сделать шаг в ее сторону, как она завизжала еще громче:
– Не подходи!
Ну почему мне все время так не везет? Почему я всегда попадаю в идиотские ситуации? Мало того, что с работой не клеится, так еще и соседку угораздило свихнуться в моей квартире. Нет бы она сошла с ума где-нибудь на лестничной клетке – тогда бы я могла понаблюдать за ее бессмысленными действиями в дверной глазок. А так мне придется вызывать психиатрическую перевозку, тратить время, дозваниваться до каких-нибудь Веркиных родственников. Если они у нее есть.
– Вер, я вызову врача, хорошо? – Я успокаивающе улыбнулась и потянулась к телефону.
– Да какого врача, она остыла давно, – выдавила Верка. Ее побелевшие губы дрожали, – труповозку вызывать надо.
Нет, точно, у нее маразм. Ладно, пусть болтает, что хочет. Главное, чтобы она не накинулась на меня с ножом.
– Кто? – елейным тоном спросила я. Вдруг Верка озвереет, если я не буду поддерживать разговор.
– Как будто бы сама не знаешь кто. Трупак у тебя на диване. Санька, ей что, плохо стало или ты ее порешила? За что? За что?
Я перевела взгляд с круглого, как полная луна, лица Веры на собственный диван. У самой стенки, лицом вниз лежала надувная кукла для сексуальных утех Нюша. А я о ней успела совсем забыть.
– Веруська, расслабься, это же кукла. Просто кукла, – я подошла к дивану и перевернула Нюшу.
– Кукла, – заморгала Верка, – господи, как же ты меня напугала.
Она нервно рассмеялась, потом тоже подошла к Нюше и осторожно потрогала ее за руку.
– Надо же! Я думала, что умру от страха, когда на нее наткнулась! Предупреждать надо!.. А как она на человека похожа… Слушай, Санька, а зачем тебе эта кукла? Это же… Это же для мужиков.
Я так и знала, что мне не отвертеться от этого вопроса.
– Да она и не моя.
– Постой, но на ней твой халат, – глазастая соседка, что называется, прижала меня к стене.
– Просто мне ее подарили… Начальник подарил… Он был на выставке «Сексуальная индустрия», и там ему вручили Нюшу. То есть на самом деле ее зовут Нонна, но я ее решила Нюшей звать, – принялась путано объяснять я, сама при том понимая, что моя вполне правдивая версия не выдерживает никакой критики, – и вот я ее решила надуть… А она голая. Ну и пришлось одолжить ей свой халат. Ясно?
– Ясно, – помолчав, мрачно ответила Веруся, – вот теперь мне все с тобой ясно. Притворялась приличной женщиной, а сама… И ладно бы у тебя кукла-мужик была, так нет!
– Верка, да я же тебе объяснила! – Мне было и стыдно и смешно.
– Да ты не кипятись. Подумаешь, сейчас у каждого третьего проблемы с сексом. Все извращенцы. Мне вот нравится, когда меня лупят по попе.
Я поморщилась. Откровенно говоря, мне совсем не интересно быть посвященной в столь сокровенные подробности интимной жизни Верки.
– А моя подруга иногда с бабами спит! А ты вот – с куклой!
– Да не сплю я с куклой, – рассердилась я, – впрочем, можешь думать обо мне все что захочешь. Мне все равно. Вер, я и правда на свидание собиралась.
– Да иду я уже, иду. А своему мужику ты расскажешь про куклу?
– Всенепременно, – усмехнулась я.
Верка одернула халатик и понуро направилась в прихожую. Она уже собиралась покинуть наконец мою территорию, но на пороге вдруг остановилась и замерла, прислушиваясь.
– Санька, по-моему, у тебя в кухне кофемолка работает.
– Кофемолка? – удивилась я. – Но у меня вообще кофемолки нет, я слишком ленива, чтобы молоть кофе.
– А что это тогда так странно жужжит?
– Понятия не имею, – я теснила ее к двери.
– Нет, подожди. Я же в кухню не заглядывала! – Она хлопнула себя по лбу. – Ну точно, так я и знала! У тебя все-таки мужик! Это он тебе Нюшу или, как там ее, подарил, да?
Наверное, мне надо было сказать, что да. Тогда бы Верка от меня, возможно, отстала. Но вместо этого я устало закатила глаза, молчаливо намекая на то, что мне надоело выслушивать предположения разной степени бредовости.
– Можно я на него посмотрю? – взмолилась соседка. – Ну пожалуйста, Санька, мне так интересно! Я тебе всегда про своих рассказываю, а тебе что, жалко, что ли?
– Да нет там никого. Верусь, иди домой.
– Не могу, – стокилограммовой Верке ничего не стоило оттеснить меня к стене и вновь прорваться в квартиру, – я не буду вам мешать, только взгляну и отчалю.
Она открыла кухонную дверь, и…
О нет!
Это катастрофа.
Словно свободолюбивый тигр, которого халатный дрессировщик случайно выпустил из клетки, в прихожую выполз извивающийся фаллоимитатор. Верка меня совсем заболтала – я умудрилась запамятовать и о Нюше, и о мерзопакостном кухонном чудовище. Предмет, который из сильных чувств вызывал у меня лишь позывы к рвоте, приполз прямо к Верусиным ногам и вдруг – о чудо! – остановился. Наверное, батарейка все-таки кончилась.
Вера наклонилась и подняла фаллос с пола.
– Какой хорошенький, – умильно улыбнувшись, сказала она, – откуда у тебя? Тоже начальник подарил?
– Да, – я знала, что она мне все равно не поверит.
– А все-таки ты умная баба, Санька, – хохотнула Вера, – вместо того, чтобы париться с этими мужиками, завела себе вот такого дружка.
– Я им не пользовалась. Если хочешь, забери себе. Мне он не нужен.
– Что, правда? – оживилась Верка.
– Честное слово. Там, на столе, и коробка от него есть с инструкцией.
– Я бы взяла, – Верка смутилась, – а ты точно не будешь по нему скучать?
– Какой абсурд. Говорю же, он мне не нужен. Забирай, пока не передумала. Я его выбросить собиралась.
Вера прижала коробку к груди.
– Не дам. Ишь чего придумала – выбросить! Спасибо тебе, Санька.
– Не за что. А теперь…
– Да знаю я, знаю, – с хитрой улыбкой перебила Веруська, – тебе пора на свидание. Ну и топай на свое свидание, хотя я уверена, что ты опять врешь. Ну а я пойду на свое, – она нежно погладила коробку.
Закрыв за Веркой дверь, я облегченно вздохнула.
Ну вот, хотя бы у кого-то сегодняшний вечер удался.
* * *
Первым, что я услышала, появившись в офисе на следующий день, было гнусавое ворчание редактора Грушечки.
– Опять ты опоздала, Кашеварова. Знай, что я собираюсь написать Волгину докладную. Тебя уволят.
Я едва удержалась от того, чтобы прыснуть в ладошку. Бедная Грушечка, если бы она знала, диалог какой степени откровенности состоялся вчера между мной и моим боссом. И если бы она только могла догадаться, что он мне подарил. Весьма символичный дар. И очень современный. В конце концов, цветы мужчина может подарить любой девушке – просто так, из вежливости. А вот что касается фаллоимитатора… Лично мне кажется, что есть в этом некий тонкий намек. И если б она только могла предположить, что он сказал мне вместо тривиального «пока!». Его голос до сих пор звучит у меня в ушах сладким обещанием. «У такой красивой девушки, как вы, не может быть проблем с сексом!»
А по поводу моего очередного опоздания – меня совсем не расстроили визгливые нотации невыносимой бабы. Она же не могла знать, что за долгие годы работы в редакции у меня выработался иммунитет к определенным фразам начальства. На протяжении восьми лет Максим Леонидович Степашкин встречал меня словами: «Опять опоздала!
Уволю!» В его системе координат это значило что-то вроде: «Доброе утро, как спалось?»
Поэтому я не обратила на Грушеньку никакого внимания. Вяло с ней поздоровалась и направилась к шкафу с видеокассетами. Сегодня мне предстояло смонтировать сюжет о коллекционере-миллионере. Вернее, монтировать будет специально обученный режиссер, а я просто тихонько посижу рядом и буду делать вид, что руковожу процессом.
– Ты что, не слышишь? – Грушечка, в отличие от Степашкина, так просто не сдавалась. – Я к тебе обращаюсь.
– Слышу, – вяло подтвердила я, – ну да, опоздала. Извините.
– Ты мне не хами! – вопреки всякой логике заявила слонопотамша в ответ на мои вежливые извинения. – И еще одно. Ты работаешь в приличной редакции, а не в публичном доме. Так что изволь в следующий раз напялить юбку подлиннее.
Я изумленно на нее посмотрела. В то утро на мне было платье, имеющее вполне социально спокойный вид. Легкая юбка в мелкий горошек была на два пальца выше колена, что, по моим представлениям, никак не могло противоречить офисному этикету. Я уж промолчу о том, что этикет этот сроду не соблюдался в редакциях.
Но это не самое главное. Потому что на самой Грушечке был умопомрачительный брючный костюм ослепительно белого цвета – тонкая ткань туго обтягивала ее рубенсовские бедра; сквозь нее просвечивали легкомысленные алые трусики-стринг. Надо же, а я и не знала, что бывают стринги такого размера. Хотя вполне возможно, что Грушенька шьет их на заказ. В таком случае, представляю, как веселятся работники ателье.
И она еще смеет делать мне замечания?!
– Хорошо, в следующий раз тоже надену красные трусы. Если здесь так принято, – огрызнулась я.
– Ты… ты… – ее лицо покраснело и даже как-то раздулось, как у мультипликационного чудовища, – советую тебе самой написать заявление! Потому что я сегодня же займусь этим вопросом. Я не позволю, чтобы…
Она вдруг осеклась на полуслове. Сначала я подумала, что зловредной редакторше стало нехорошо – ее остекленевший взгляд тупо сфокусировался на каком-то предмете за моей спиной. Но потом я все же догадалась обернуться, чтобы посмотреть, что могло отвлечь внимание монстра. Я обернулась и увидела незнакомую красавицу.
Красавица с деловым видом рылась в коробке с чистыми кассетами и не обращала на нас никакого внимания. У нее было правильное строгое лицо, может быть, чуть кругловатое, но это ее совсем не портило. Ее волосы были подстрижены так коротко, что, видимо, эта счастливица была избавлена от утомительной процедуры их ежедневного мытья и расчесывания. Такую шевелюру достаточно протереть влажной губкой. Подобная стрижка пойдет далеко не каждой женщине. Поверьте, уж я-то знаю это на собственном опыте. Когда-то, пару лет назад, меня угораздило побриться налысо. Знали бы вы, что я пережила за те бесконечные месяцы, когда мои волосы отрастали! А вот у этой красотки такой проблемы нет. Ее череп имеет настолько правильную форму, что прическа «под нолик» не только не портит ее, но, пожалуй, даже придает ей определенную изюминку.
Странно, раньше я здесь эту девушку не видела.
Мне казалось, что я успела шапочно познакомиться со всеми сотрудниками программы. Что ж, надеюсь, это просто случайная гостья. Терпеть не могу, когда в одном офисе со мной работает яркая красавица. Мне кажется, что этот факт косвенно ущемляет мои человеческие права. Такие, как право на комплимент (потому что все восхищенные слова достанутся не мне, а ей), право носить яркую соблазнительную одежду (потому что на ней все лучше сидит).
Я вдруг вспомнила слова Спиридоновой о том, что редактор Грушечка ненавидит красивых женщин. Представляю, как сейчас влетит нашей очаровательной гостье!
Так оно и вышло.
Надув щеки, Грушечка, как боевой слон, пошла в атаку. О моем существовании она мгновенно позабыла, а мне это было только на руку.
– Позвольте, девушка, а что вы делаете в нашем офисе?! – Грушечка нависла над стриженой красоткой. – Это частная территория, а не проходной двор!
Незнакомка непонимающе на нее уставилась. Наверное, подобных страшилищ ей раньше доводилось встречать только в Московском зоопарке. Но там они сидели в клетках и были безопасны. Наше же офисное чудо-юдо преспокойно разгуливало на свободе, носило красные трусы и орало на любую мало-мальски привлекательную женскую особь в радиусе десяти метров.
– Я просто… – начала девушка, и ее голос показался мне смутно знакомым. Где я могла ее видеть?
– А меня это не интересует! – перебила редакторша. – Я прошу вас покинуть мой кабинет!
Я едва не задохнулась от возмущения. Значит, общую комнату, рассчитанную на двадцать телевизионных работников, Грушечка без зазрения совести считает своим кабинетом? А я тогда, позвольте, кто? Ее личный секретарь, что ли?
– Грушечка, но это же я, – красавица наконец справилась со смущением и удивлением, – я, Лека Спиридонова.
Тут уже настал наш с Грушечкой черед удивляться. Редакторша открыла рот и глупо захлопала глазами. Подозреваю, что и я выглядела не менее идиотски.
Лека Спиридонова?!
Эта красотка – Лека?!
Некрасивая полноватая Лека с вечным застенчивым румянцем, тихим голосом и романтическими мечтами о роковой любви?!
Но этого просто не может быть!!!
Я подошла поближе.
Увы, это и правда была Спиридонова. Как ни странно, отсутствие кудрей сделало ее более женственной и соблазнительной. Я имею в виду – очень даже соблазнительной.
– Привет, Саш, – вежливо поздоровалась она, – тебе нравится моя стрижка?
– Ээээ… Ну-у… Очень, – вздохнула я, – если честно, я тебя даже сразу и не узнала.
– И все благодаря тебе! – с жаром воскликнула Лека. – Все-таки ты настоящий друг! Если бы не ты, я бы никогда не отважилась покрасить волосы и сделать такую короткую стрижку! Кто знал, что это так меня преобразит? Теперь он, – она понизила голос, – ты понимаешь, о ком я, да? Теперь он точно будет от меня без ума! А все ты.
Какой кошмар! Какой кошмар! Что я наделала? Кто меня за язык тянул? Естественно, я понимала, о ком она ведет речь. Да о моем бывшем женихе, отчалившем в жаркую Калифорнию, вот о ком. Я как наяву это вижу – Эдик встречается с ней взглядом и… о нет, о последствиях электрического разряда, который непременно проскочит между ними, я даже думать не хочу.
– А ты чего такая грустная? – улыбнулась Лека. – Все в порядке?
– Не выспалась, – ответила я.
– Так, девочки, прекратите болтать, – вмешалась Грушечка, которая успела оправиться от шока, – вы все-таки на работе находитесь!
Лека закатила глаза и смешно наморщила курносый нос. Ей-то хорошо было паясничать – она спиной к Грушечке стояла. А вот мне пришлось сохранить серьезное и даже немного скорбное выражение лица.
– Кашеварова, для вас есть сюжет, – Грушечка шумно вздохнула, словно давая понять, насколько раздражительным ей кажется мое присутствие в офисе. – Надо взять интервью у некоего Павла Подаркина, певца.
– Вы шутите? – оживилась я. – У самого Павла Подаркина?
– Только не говорите, что он вам нравится, – бегемотиха тут же напялила маску сноба-эстета, – что касается меня, то я никогда не могла понять, кто может слушать эти предродовые кошачьи завывания.
Развернувшись через плечо с такой резкостью, что ей позавидовал бы мастер кунг-фу, Грушечка стремительно отошла прочь, предоставив мне и Леке Спиридоновой замечательную возможность обменяться хлесткими о ней комментариями.
Мое настроение резко улучшилось. Надо же, я беру интервью у Павла Подаркина. Не то чтобы мне нравилось его творчество. Но сам исполнитель… Мммм, он мог бы в свободное от пения под фанеру время подрабатывать танцором в стрипклубе. У него было литое, вечно загорелое тело, зеленые глаза и незабываемая медленная полуулыбка, которую любитель точных определений охарактеризовал бы словом «порочная».
В Павле Подаркине был один-единственный изъян – почему-то у меня не оставалось ни малейшего сомнения в том, что он, увы, голубой. И не просто голубой, а, как сказала бы моя соседка Веруся, «аж синий».
