Глава 36

Миронов приехал на службу ровно к половине девятого и сразу наткнулся взглядом на небольшую толпу с бумажными плакатами, которая топталась и ежилась от холода напротив здания ГУВД. Среди темных фигур, словно жарок, выделялось оранжевое пальто Веры Гавриловой. Завидев, что майор вышел из машины, она вытянула руку вперед и истошно завопила:

— Вот он!

Несколько журналистов тут же ощетинились микрофонами, камерами, диктофонами и ринулись через дорогу к Миронову. Десяток пожилых теток в пуховиках мигом подняли плакаты с наскоро намалеванными лозунгами: «Свободу Владимиру Кречинскому!»; «Нет полицейскому беспределу!» и почему-то «К ответу хапуг и воров!». Кирилл оставил машину на стоянке и с равнодушным видом прошел сквозь жидкую стайку журналистов. На плакаты он, казалось, вовсе не обратил внимания.

Тогда Вера бросилась наперерез.

— Мы требуем освобождения художника Кречинского! — вскричала она не своим голосом и попыталась загородить дорогу.

Кирилл, не глядя, отстранил ее рукой. Вера попятилась, поскользнулась и завалилась на спину.

Стараясь подняться, она скребла пальцами ледяную корку на асфальте и голосила так, что звон стоял в ушах.

— Он меня ударил! Вы видели? Он меня ударил! Вы все свидетели!

Кирилл развернулся, подал ей руку, рывком поставил на ноги и обратился уже к пикетчикам.

— Значит, так, граждане! — произнес он со стальными интонациями в голосе. — На каком основании бузим?

— Мы выражаем протест! — задыхаясь, ответила Вера. — Мы требуем освобождения Владимира Кречинского!

— Ваша акция санкционирована? — вежливо поинтересовался Кирилл. — Я вас русским языком спрашиваю: кто санкционировал акцию протеста?

— Для того чтобы высказать гражданское мнение, не нужны разрешения! — нашлась Вера. — Это — народная воля! — и взмахнула рукою, как дирижер.

Несколько голосов по другую сторону дороги недружно выкрикнули:

— Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! — но тотчас сконфуженно смолкли.

Миронов отметил, что никто из матерых писак на акцию протеста не явился. Впрочем, коллег Кречинского по цеху тоже не наблюдалось. Это определенно взбодрило майора.

— Слушайте сюда, господа хорошие! — сказал он строго. — Даю вам три минуты, чтобы разойтись, иначе вызываю наряд и всех несогласных помещаю в изолятор временного содержания за нарушение общественного порядка. А если кто-то еще кинется на меня, то огребет статью за нападение на сотрудника полиции. Я доступно объяснил?

— Как вы можете прокомментировать арест Владимира Кречинского? — крикнул кто-то из журналистов. — Что ему предъявляют?

— Кречинский не арестован, а задержан до выяснения обстоятельств. Проводятся следственные мероприятия, — сухо пояснил Кирилл. — О результатах вам сообщат чуть позже.

— Они занимаются фальсификацией доказательств! — опять заголосила Вера. — Вчера полиция незаконно проникла в мастерскую Владимира и подбросила улики!..

Кирилл подхватил Веру под локоть и процедил сквозь зубы:

— Уймись, наконец! Скажи спасибо, что тебя не задержали! А ведь есть за что!

Гаврилова вырвалась и, что было сил, пнула Кирилла по голени. Пока он приходил в себя от боли, Вера визжала, как резаная:

— Господа! Товарищи! Коллеги! Смотрите, что происходит! Вот так ущемляют свободную прессу!

Из здания ГУВД показались два сержанта ППС с дубинками и с решительным видом направились в сторону пикетчиков. Толпа мигом рассеялась в разные стороны. Миронов успел удержать Веру за шиворот и, как она ни упиралась, передал ее постовым, которые поволокли журналистку в дежурную часть. Кирилл, прихрамывая, бросился за оператором с камерой. Тот крутился рядом во время схватки с Верой и явно успел снять ее выходки.

— Стоять! — приказал майор и вытащил пистолет.

Парнишка мигом остановился, побледнел и со страхом уставился на оружие. Кирилл притормозил и схватил его за воротник.

— С кем пришел?

— Отпустите! — возмутился оператор и ткнул пальцем в молоденькую журналистку, которая выглядывала из-за соседней машины. — С ней пришли, с Шестого канала мы. Если камеру разобьете, я в суд подам!

Кирилл поманил журналистку, и та с опаской, но подошла к ним.

— Эксклюзив хочешь?

— Хочу! А что взамен? — спросила она дерзко. — Небось запись убрать?

— Наоборот! — серьезно сказал Миронов. — Хочу, чтобы запись осталась в целости и сохранности. Вера вам что-то заплатила или как?

— Ничего она не платила! — фыркнула девица. — Обещала суперский сюжет. Вот редактор меня и дернул с утра.

— Тогда поступим следующим образом! Сейчас я позвоню в пресс-службу и выпишу пропуск к Марине Константиновне. Ее ребята скопируют вашу запись, а чуть позже лично я или следователь дадим развернутый комментарий по делу. Тебе же нужен официоз, верно? Опять же, чайку попьете, посидите в тепле. Все лучше, чем фигней на морозе страдать?

— Конечно! — легко согласилась журналистка. — Мне, в принципе, все равно, о чем будет сюжет.

Уладив вопросы с пресс-службой, Кирилл зашел за ключами в дежурную часть и сразу уткнулся взглядом в Гаврилову. Дежурный следователь снимал с нее показания о дебоше на улице. Вера злобно уставилась на майора и выкрикнула.

— Всех не пересажаете! Думаете, управы на вас не найду?

— Вера Петровна, вы бы из себя Клару Цеткин не строили! — поморщился Кирилл. — Посидите в ИВС, подумайте о жизни, глядишь, в следующий раз будете умнее!

— Ха! — язвительно скривилась Вера.

Миронов взял ключи и направился к себе. Навоев поджидал его у дверей кабинета и млел от удовольствия, как кот на солнцепеке.

— Видел, видел, как ты доблестно сражался с мадам Гавриловой! Но зачем! Мало тебе других неприятностей?

— Предъявим ей организацию незаконного митинга и нападение на полицейского. Тут уж она административкой не отделается! Надо только побои снять! — Кирилл задрал штанину. — Глянь, какой синяк на ноге! Надоела хуже горькой редьки! Пусть с бомжами посидит, тварь такая!

— Так все равно выпустить придется! — поскучнел Навоев. — Тут ее адвокат позвонила в лютом бешенстве. Мол, Гаврилова не отвечает за свои действия, и поэтому мы не имеем права ее задерживать. Уже мчится сюда! Справку везет! Гаврилова страдает… Сейчас… — Навоев достал из папки листок бумаги. — Вот, даже записал. Истерическая психопатия!

— Илья! — усмехнулся Кирилл. — Об этом диагнозе все в городе знают, оттого лишний раз не связываются. Только истерическая психопатия от уголовной ответственности не избавляет. Знаешь, как это по-русски называется?

— Как? — заинтересовался Навоев.

— Бабья дурь кипит в башке! Может, мужик с ней не спит, или на работе не все в порядке, или дни эти самые, вот и кидается на людей. Но я тебя уверяю, она полностью отдает себе отчет в своих поступках. Полистай медицинский справочник на досуге. Там много про таких истеричек написано. Например, об их страсти к вычурной одежде, к эпатажу, к демонстративным акциям, как у Верки.

— То есть она не больная? — удивился Навоев. — Странно, что адвокат этого не знает!

— Все она знает, но надеется, что ты не в курсе! Кстати, тебе сегодня придется с прессой общаться, я уже пообещал. Можешь про справку ввернуть, если адвокат ее привезет.

— А мне зачем? — насторожился Навоев.

— Ты у нас следствием занимаешься или кто? Кречинского доставили уже?

— Вот-вот привезут! Думаешь, получится протащить его через эту свору без потерь?

— Какая там свора! — отмахнулся Кирилл. — Шелупонь мелкая! В окно глянь, все давно разбежались!

Навоев отодвинул чахлый тысячелистник и удивленно посмотрел вниз.

— Слушай, и впрямь никого нет!

— Серьезным журналистам проблемы Гавриловой неинтересны. К тому же сегодня в администрации важное совещание с утра. Все акулы пера там. Так что спокойно ждем Кречинского!

— Ждем! — кивнул Навоев и с виноватым видом предложил: — Может, чайку попьем? А то я даже позавтракать не успел. Найдется у тебя чаек?

— Найдется! И в придачу пирожки почти теплые! Жена с утра напекла! — похвастался Кирилл и подумал, что ошибся, когда причислил Навоева к неприятным типам.