Глава 28

Незадолго до обеденного перерыва Веру неожиданно вызвали к главному редактору. Петр Петрович, который поутру радостно потирал ладони и называл Веру «голуба моя», с порога встретил ее гневными воплями и угрозами выгнать к чертовой матери с волчьим билетом. Вера кое-как пробилась сквозь поток нецензурной ругани и выяснила, что Быстрова отозвала платежи за рекламу, и теперь он должен их или компенсировать из своей зарплаты, или уволить Веру немедленно. По закону она должна, конечно, отработать две недели, но только в отделе информации.

— А если я не напишу заявление? — Вера молниеносно встала на дыбы. — Или обращусь в Трудовую инспекцию?

— Тогда вылетишь по статье! — Редактор вытер лоб платком и откинулся на спинку кресла. — За то, что по твоей милости газета потеряла крутые бабки. И, не дай бог, Беликов обратится в суд с заявлением о клевете! По гроб жизни не рассчитаешься!

На следующий день на редакционной планерке ответственный секретарь намеренно обошла Веру взглядом и сообщила, что Быстрова созвала журналистов на пресс-конференцию, но никого из газеты не пригласила, и поэтому, надо полагать, камня на камне не оставит от статьи, за которую уже потребовала почти неподъемную сатисфакцию. Вера всю планерку просидела с непроницаемым лицом, на косые взгляды коллег не реагировала и с совещания удалилась гордой поступью. Но, несмотря на браваду и пафос, связываться с Быстровой в открытом бою Вера не отважилась бы ни за какие коврижки. Естественно, она понимала, что Юлия не оставит без внимания мерзкий наезд на супруга, но не рассчитывала, что та нанесет ответный, столь сокрушительный удар.

Ближе к вечеру она получила еще одно доказательство того, что взять деньги у Сотниковой ее заставили бесы, а черная полоса в жизни медленно, но верно затягивается петлей вокруг шеи. Шельма Быстрова не просто вывернулась из, казалось бы, безвыходной ситуации, но ловко перенаправила стрелы в сторону Кречинского. И этот второй, уже упреждающий удар был настолько мощным и непредсказуемым, что ввел Веру в состояние клинча.

На совещании в городской администрации, где долго и нудно обсуждали проблемы отопительного сезона, журналистка с местного телеканала в деталях передала Вере заявления Быстровой на пресс-конференции. Оторопевшая Вера нашла в себе силы презрительно скривить губы:

— Господи, Алка, ты что, не знаешь Быстрову? Она ведь рвет и мечет, чтобы прикрыть задницу мужа. Всегда говорила, что Юлька — аферистка. Готова обвинить весь белый свет, когда запахло жареным.

— Ну да, ну да! — согласно закивала журналистка, но в ее глазах читалась откровенная усмешка. Алка, востроносая, похожая на лисичку, прекрасно знала Быстрову и доверяла ее словам несравнимо больше, нежели Вериным. Да и подсела она к Гавриловой лишь для того, чтобы насладиться ее испугом.

Весь брифинг Вера, обездвиженная ужасным известием, просидела каменным изваянием. Господи боже! Куда вляпался ее благоверный, определенно по пьяному делу и собственному разгильдяйству?

На трибуне заместитель главы администрации горестно вещал о скудости бюджета, прорывах теплосетей, долгах населения и неожиданно холодной зиме. Но в этот раз Вера не задала ни одного вопроса. И стоило мероприятию завершиться, бросилась к выходу, расталкивая пенсионеров из совета ветеранов, единственных, кто эмоционально высказывался и задавал неудобные вопросы по поводу грядущего повышения тарифов.

Она на ходу запахнула шубейку, обмотала шею шарфом и нахлобучила шляпку. На улице поймала такси и поехала домой. На светофорах ворчала на водителя, что машина едва ползет по дороге. Таксист не реагировал. Вера распалялась все больше. Наконец водитель, крепкий мужичок лет сорока, притормозил на обочине и велел ей выметаться из салона. Вера воспротивилась, таксист не трогался с места, дожидаясь, когда она покинет машину. Время поджимало, и она, скрипя зубами, извинилась. До семнадцатичасового выпуска местных теленовостей оставались считаные минуты.

В квартиру она влетела красная, злая, запыхавшаяся. Не раздеваясь и не снимая обуви, рухнула на диван в гостиной и уже из последних сил нажала кнопку на пульте. Тотчас вспыхнул экран, и на нем высветилось лицо врагини.

— Нет никаких оснований обвинять нас в трагической смерти Марии Сотниковой! — Юлия Быстрова бесстрастно смотрела в объективы телекамер. И лишь едва заметный прищур выдавал ее злость. — Мы оказались в поле зрения правоохранительных органов по той причине, что Сотникова позвонила нам незадолго до смерти. Других доказательств нашей вины нет, следствие топчется на месте. А в городе, как известно, с недавних пор орудует маньяк. Пострадали, по неточной пока информации, пять женщин, Сотникова — шестая, но полиция никак эти факты не комментирует, количество потерпевших хранит в тайне. Создается впечатление, что им нужно поскорее возложить сакральную жертву на алтарь правосудия. А на роль ритуального барашка определили моего мужа. Но, замечу, в трех случаях из шести нападений на несчастных женщин у моего мужа твердое алиби. Он не просто отсутствовал в городе, а пребывал за границей, что подтверждается регистрационными службами авиакомпаний.

Камера взяла лицо Валерия крупным планом. Он скупо усмехнулся:

— Поверьте, мне хватило бы ума отвезти труп подальше, а не оставлять его чуть ли не под своими окнами.

Объектив камеры переместился на Виктора Сахно. Журналист сверкнул золотыми коронками и недоверчиво хмыкнул.

— Источники утверждают, что в воскресенье утром между вами и Сотниковой произошел серьезный конфликт, чуть ли не драка в косметическом салоне? Как вы это объясните?

— Виктор, мой совет: не нужно столь наивно доверять тем самым источникам, — язвительно заметила Юля. — Имеется достоверная информация, что мадам Гаврилова получила авансом крупную сумму денег от Сотниковой незадолго до ее гибели. И не кажется ли вам странным, господа журналисты, что в мгновение ока на нас вылился ушат грязи? К тому же госпожа Сотникова одновременно заказала портрет Владимиру Кречинскому — супругу госпожи Гавриловой, и в воскресенье вечером приезжала к нему позировать. Думаю, ни для кого не секрет, что художественная мастерская господина Кречинского находится практически напротив нашего дома. А теперь подумайте, судари и сударыни, кому собиралась нанести визит покойная госпожа Сотникова? Вы верите, что она хотела сразить свежим маникюром и красивой прической своих злейших конкурентов? Или все-таки намеревалась позировать человеку, которому заплатила за свой портрет триста тысяч рублей? Или не только за портрет?

Легкий гул пронесся по кабинету Валерия Беликова, где за длинным столом для совещаний Юля рассадила журналистов. Камера показала возбужденные лица Вериных коллег. Сумма гонорара их явно впечатлила.

Вера сжала в бессилии кулаки, выругалась и бросилась к выходу. Ее трясло от ярости и страха. А вдогонку летели и жалили, как осы, слова Юлии:

— Это вопросы, на которые, я полагаю, Кречинский и Гаврилова должны ответить следствию. Я сообщила факты, их легко проверить. А уж выводы сделаете сами, в этом вы — мастера…