Глава 8.
ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ ВЕРНУЛСЯ НА ФЕРМУ ВМЕСТЕ С ПОЛИЦЕЙСКИМИ
Теперь возвратимся на ферму и расскажем о событиях, предшествовавших только что описанной нами развязке.
Около шести часов утра полицейский агент из Парижа в сопровождении двух помощников прибыл в Виллер-Котре, явился в комиссариат полиции и справился о местонахождении фермы Бийо.
В пятистах футах от фермы жандарм заметил работника, трудящегося в поле. Он подошел к нему и осведомился, дома ли г-н Бийо. Тот отвечал, что г-н Бийо никогда не возвращается домой раньше девяти утра. Однако, случайно подняв глаза, испольщик увидел в четверти мили всадника, разговаривающего с пастухом, и, указав на него пальцем, произнес:
– Впрочем, вот тот, кого вы ищете.
– Господин Бийо?
– Да.
– Вот этот всадник?
– Он самый.
– В таком случае, друг мой, скажите: желаете ли вы доставить удовольствие вашему хозяину?
– Я только этого и хочу.
– Тогда ступайте к нему и передайте, что на ферме его ждет приезжий из Парижа.
– О! – воскликнул испольщик. – Неужели это господин Жильбер?
– Ступайте-ступайте! – сказал жандарм.
Крестьянин не заставил себя просить дважды; он двинулся через поля, а жандарм и его пособники притаились за полуразрушенной оградой почти напротив дверей фермы.
Через минуту они услышали топот копыт: это возвращался домой Бийо.
Он въехал во двор фермы, соскочил на землю, бросил поводья конюху и ринулся в кухню, уверенный, что первым, кого он увидит там, будет доктор Жильбер, стоящий перед широким каминным колпаком, однако в кухне не было никого, кроме г-жи Бийо, ощипывавшей уток со всей тщательностью и аккуратностью, каких требует эта сложная операция.
Катрин у себя в спальне шила чепчик к следующему воскресенью; как мы видим, она бралась за это дело заранее; впрочем, если женщины больше всего на свете любят, как они говорят, наряжаться, то есть одно занятие, которое им еще милее, – готовить себе новые наряды.
Бийо остановился на пороге и огляделся.
– Кто же это меня спрашивал? – поинтересовался он.
– Я, – отвечал из-за его спины тонкий голос. Бийо обернулся и увидел человека в черном в обществе двух полицейских.
– Эге! – сказал он, отступая на три шага назад. – А вам чего надобно?
– Ах, Боже мой, сущую безделицу, дорогой господин Бийо, – отвечал человек с тонким голосом, – сделать обыск у вас на ферме, вот и все.
– Обыск? – переспросил Бийо.
– Обыск, – повторил жандарм. Бийо бросил взгляд на свое ружье, висящее над камином.
– Я думал, – сказал он, – что с тех пор, как нами правит Национальное собрание, гражданам больше не грозят подобные притеснения, напоминающие другие времена и другие порядки. Что вам может быть нужно от меня, человека мирного и честного?
У полицейских всего мира есть одно общее свойство: они никогда не отвечают на вопросы своих жертв. Но встречаются среди полицейских такие, которые, обыскивая, арестовывая, связывая жертву, жалеют ее; эти – самые опасные, ибо кажутся лучшими.
Тот, кто нагрянул к фермеру Бийо, принадлежал к школе Тапена и Дегре, людей приторных, щедро льющих над жертвой слезы, но пускающих в ход руки отнюдь не только для того, чтобы утереть глаза.
Человек в черном со вздохом сделал знак двум полицейским, и они подошли к Бийо, который тут же отскочил назад и протянул руки к ружью. Однако от этого оружия, вдвойне опасного, ибо оно могло убить разом и того, кто его направлял, и того, в кого оно было направлено, руку фермера отвели две маленькие ручки, которым придали силу страх и отчаяние.
Ручки эти принадлежали Катрин, которая, услышав шум, сбежала вниз и подоспела как раз вовремя, чтобы спасти отца, уже готового дать повод обвинить себя в неповиновении властям.
Немного успокоившись, Бийо прекратил сопротивление. Жандарм велел запереть его в одной из комнат первого этажа, а Катрин – в ее спальне на втором этаже; что же до г-жи Бийо, то ее сочли неопасной и разрешили ей остаться в кухне. Затем, почувствовав себя хозяином положения, жандарм принялся рыться в секретерах, шкафах и комодах.
Попав в западню, Бийо первым делом стал искать способа бежать. Но в комнате, где его заперли, как и повсюду на первом этаже, окна были зарешечены. Черный человек с первого взгляда заприметил эти решетки, а Бийо, сам их установивший, только теперь вспомнил об их существовании.
В замочную скважину он увидел, как жандарм и его сообщники переворачивают дом вверх дном.
– Эй вы! – крикнул он. – Что вы там делаете?
– Вы прекрасно видите, дорогой господин Бийо, – отвечал жандарм, – мы ищем одну вещь, но пока еще не нашли ее.
– Но вы же бандиты, злодеи, воры!
– О, сударь, – отвечал жандарм из-за двери, – вы напрасно нас обижаете, мы, как и вы, честные люди, но мы состоим на жаловании у его величества и обязаны выполнять его приказы.
– Приказы его величества! – воскликнул Бийо. – Выходит дело, король Людовик XVI приказал вам перерыть бумаги в моем секретере и вывалить вещи из моих комодов и шкафов?
– Разумеется.
– Его величество! – повторил Бийо. – Когда в прошлом году у нас свирепствовал такой голод, что мы едва не съели своих лошадей, когда два года назад тринадцатого июля град побил весь наш урожай, его величество о нас и не вспомнил. Какое же ему дело нынче до моей фермы, которую он никогда не видел, и до меня, которого он вовсе не знает?
– Простите, сударь, – сказал жандарм, осторожно приоткрывая дверь и предъявляя фермеру приказ, подписанный начальником полиции, но, по традиции, начинавшийся словами: «Именем короля», – его величество слышал о вас, хоть он и не знает вас лично; не отказывайтесь от чести, которой он вас удостоил, и примите как полагается тех, кого он к вам послал.
После чего, поклонившись и дружески подмигнув фермеру, жандарм снова закрыл дверь и продолжил поиски.
Бийо замолчал и, скрестив руки на груди, принялся расхаживать по комнате, словно лев по клетке; он чувствовал, что попал в ловушку и находится во власти этих людей.
Обыск шел в молчании. Казалось, эти люди свалились на ферму с неба. Никто их не видел, кроме работника, указавшего им дорогу; даже собаки во дворе не залаяли; без сомнения, начальник этой экспедиции был человек ловкий и опытный.
Бийо слышал жалобы дочери, запертой в комнате, находившейся как раз над той, что служила темницей ему. Он вспомнил ее слова, оказавшиеся пророческими, ибо было совершенно очевидно, что преследования на фермера навлекла брошюра доктора.
Тем временем пробило девять часов, и Бийо сквозь свою решетку мог видеть, как один за другим возвращаются с полей работники. Это зрелище убедило фермера, что, дойди дело до драки, если не право, то сила будет на его стороне. Тут кровь вскипела в его жилах. Дольше он сдерживаться не мог и, схватившись за ручку двери, рванул ее так, что еще немного – и она соскочила бы с петель.
Полицейские тотчас открыли ее и увидели, что фермер стоит на пороге с самым угрожающим видом; в доме его все было вверх дном.
– В конце концов что вы у меня ищете? – завопил Бийо. – Скажите мне это по доброй воле или, черт подери, я заставлю вас это сказать!
Возвращение работников не ускользнуло от взгляда такого опытного человека, каким был жандарм. Он пересчитал их и убедился, что вряд ли сумеет одолеть эту рать в честном бою. Поэтому он подошел к Бийо и еще приторнее, чем обычно, произнес, поклонившись до земли:
– Я все скажу вам, господин Бийо, хоть это и против наших правил. Мы ищем у вас преступную книгу, зажигательную брошюру, внесенную королевскими цензорами в список запрещенных сочинений.
– Книгу – у фермера, не умеющего читать?
– Что же в этом удивительного, если вы – друг автора, и он сам прислал ее вам?
– Я вовсе не друг доктора Жильбера, я его покорнейший слуга. Быть другом доктора – слишком большая честь для бедного фермера вроде меня.
Необдуманная выходка Бийо, выдавшего себя признанием, что ему известен не только автор, – что было вполне естественно, ибо у этого автора он арендовал землю, – но и книга, сослужила полицейскому хорошую службу. Он приосанился и с любезнейшей улыбкой, перекосившей его лицо, тронул руку Бийо.
– Ты сам его назвал: знаете вы этот стих, дражайший господин Бийо?
– Я не знаю никаких стихов.
– Его написал Расин, великий поэт.
– Ну, и что означает этот ваш стих? – переспросил Бийо в нетерпении.
– Он означает, что вы только что выдали сами себя.
– Я?
– Именно вы.
– Как это?
– Назвавши сами доктора Жильбера, чье имя мы, люди сдержанные, и не думали произносить.
– Это правда, – прошептал Бийо.
– Итак, вы сознаетесь?
– Я сделаю даже больше.
– О, дражайший господин Бийо, вы безмерно любезны. Что же вы сделаете?
– Если вы ищете эту книгу и я скажу вам, где она, вы перестанете здесь все ворошить? – спросил фермер с тревогой, которую не мог полностью скрыть.
Жандарм сделал знак двум сбирам.
– Разумеется, – отвечал он, – раз обыск проводится из-за этой книги. Впрочем, – прибавил он с кривой улыбкой, – как знать: вдруг вы отдадите нам первый экземпляр, а у вас их десять?
– У меня только один, клянусь вам.
– Именно в этом нам и надлежит удостовериться в ходе тщательного осмотра, дражайший господин Бийо. Потерпите еще пять минут. Мы – всего-навсего жалкие полицейские, получившие приказ от властей; не станете же вы, господин Бийо, противиться тому, чтобы порядочные люди – а порядочные люди, господин Бийо, имеются во всех сословиях, – исполнили свой долг.
Человек в черном рассчитал точно. С Бийо нужно было говорить именно таким тоном.
– Тогда кончайте, – сказал он, – только побыстрее.
И повернулся к полицейским спиной.
Жандарм осторожно закрыл дверь, еще более осторожно повернул ключ в замке. Бийо пожал плечами, ибо был уверен, что при желании откроет дверь в любую минуту.
Человек в черном дал сержантам знак продолжать обыск, и все трое с удвоенной энергией принялись за дело, так что в мгновение ока книги были раскрыты, бумаги перелистаны, белье переворошено. Внезапно жандарм заметил в глубине опустошенного шкафа маленький, окованный железом дубовый ларец. Он коршуном кинулся на добычу. Без сомнения, это было именно то, что он искал, и он понял это с первой секунды, с первого взгляда, с первого прикосновения. Живо спрятав ларец под полу своего ветхого плаща, он знаком показал полицейским, что дело сделано.
Как раз в эту минуту фермер окончательно потерял терпение и, остановившись Перед запертой дверью, крикнул:
– Но я же вам сказал, что без моей помощи вы ее не найдете! Незачем без толку рыться в моих вещах. Я, черт возьми, не бунтовщик! Эй, вы меня слышите? Отвечайте или, клянусь дьяволом, я отправлюсь в Париж и подам жалобу королю, Национальному собранию, всему свету!
В эту пору короля еще ставили впереди народа.
– Да, дорогой господин Бийо, мы вас слышим и готовы согласиться с вашими неопровержимыми доводами. Итак, скажите нам, где эта книга, и, поскольку мы убедились, что больше у вас экземпляров нет, мы конфискуем тот единственный, что у вас имеется, и откланяемся: вот и все.
– Ладно, – сказал Бийо, – слушайте. Эта книга находится у одного честного малого, которому я ее отдал сегодня утром, чтобы он отнес ее другу.
– И как же звать этого честного малого? – ласково спросил черный человек.
– Анж Питу. Это бедный сирота, которого я приютил из милости и который даже не знает, о чем эта книга.
– Благодарю вас, дражайший господин Бийо, – сказал жандарм, торопливо убирая в шкаф белье – но не ларец! – и затворяя дверцы. – И где же, скажите на милость, нам искать этого любезного юношу?
– Сдается мне, что, входя во двор, я видел его на скамейке близ грядок испанской фасоли. Ступайте, заберите у него книгу, только не причините ему зла!
– Не причините ему зла! О дорогой господин Бийо, как плохо вы нас знаете! Мы не причиним зла даже мухе!
И полицейские направились в указанное место. Подойдя к грядке с испанской фасолью, они увидели Питу, который из-за своего высокого роста показался им куда более грозным, чем был на самом деле. Сочтя, что подчиненным не справиться вдвоем с этим юным великаном, жандарм снял плащ, завернул в него ларец и спрятал в укромном уголке.
Тем временем Катрин, которая, прижав ухо к замочной скважине, пыталась понять, что происходит в доме, расслышала слова «книга», «доктор» и «Питу». Сообразив, что разбушевалась та гроза, которую она предвидела, девушка попыталась смягчить удар. Тут-то она и шепнула Питу, чтобы он объявил владельцем книги себя. Мы видели, что произошло дальше, как Питу был связан жандармом и его пособниками и освобожден Катрин, воспользовавшейся минутой, когда полицейские отправились в дом за столом, а черный человек – за Своим плащом и ларцем, Мы рассказали о том, как Питу спасся, перепрыгнув через ограду, но умолчали о том, как жандарм, будучи человеком неглупым, сумел обратить это бегство во благо себе.
В самом деле, теперь, когда обе его цели были достигнуты, бегство Питу послужило ему и двум его помощникам превосходным предлогом для того, чтобы в свою очередь обратиться в бегство.
Поэтому, хотя жандарм не питал ровно никакой надежды поймать беглеца, он приказал полицейским броситься в погоню за ним и сам показал подчиненным пример; все трое так резко припустили через поля клевера, пшеницы и люцерны, словно были злейшими врагами бедного Питу, – меж тем в глубине души они благословляли его длинные ноги.
Но как только Питу углубился в лес, вся компания, как раз достигшая опушки, остановилась за первым же кустом. В это время к известной нам троице присоединились еще два полицейских, которые сидели в засаде неподалеку от фермы, готовые по первому зову командира прийти ему на помощь.
– Клянусь честью, – сказал жандарм, – наше счастье, что у этого парня была книга, а не ларец. Иначе нам пришлось бы догонять его на почтовых. Черт подери, это не человек, а олень.
– Да, – сказал один из полицейских, – но ведь ларец не у него, а у вас, не правда ли, господин Волчий шаг?
– Совершенно верно, друг мой, вот он, – отвечал тот, чьего имени, а точнее, прозвища, данного за легкую и вороватую походку, мы прежде не слышали.
– Значит, мы получим обещанную награду?
– Она при мне, – отвечал жандарм, доставая из кармана четыре луидора и раздавая их четырем полицейским, как тем, что участвовали в обыске, так и тем, что бездействовали в засаде.
– Да здравствует господин лейтенант! – заорали полицейские.
– Нет ничего дурного в том, чтобы крикнуть: «Да здравствует господин лейтенант!» – сказал Волчий шаг, – но кричать нужно с умом. Платит-то вам не господин лейтенант.
– А кто же?
– Один из его приятелей или одна из его приятельниц – особа, пожелавшая остаться неизвестной.
– Ручаюсь, что это та или тот, кому принадлежит ларец, – сказал один из полицейских.
– Ригуло, друг мой, – отвечал человек в черном, – я всегда говорил, что ты парень проницательный, но, дабы эта проницательность принесла свои плоды и удостоилась награды, следует, мне кажется, поторопиться; проклятый фермер не слишком любезен и, если заметит пропажу ларца, вполне сможет отрядить за нами в погоню всех своих работников, а они бравые ребята и могут всадить вам пулю в затылок не хуже самых метких швейцарцев из гвардии его величества.
Полицейские не стали спорить, и вся компания двинулась в путь по опушке леса, которая, скрывая сыщиков от посторонних глаз, должна была через три четверти мили привести их к дороге.
Предосторожность эта оказалась отнюдь не напрасной, ибо, как только Катрин увидела, что человек в черном и двое сержантов устремились следом за Питу, она, не сомневаясь в проворстве того, за кем они гнались, и зная наверняка, что погоня окончится очень нескоро, позвала испольщиков, которые чувствовали, что на ферме что-то происходит, но не понимали толком, что именно, и попросила их отпереть дверь ее комнаты, а очутившись на свободе, вызволила из заключения своего отца.
Бийо, казалось, был не в себе. Вместо того, чтобы броситься вон из дома, он ступал с осторожностью и кружил посередине комнаты. Казалось, он не может оставаться на одном месте, но в то же время не может и заставить себя взглянуть на шкафы и комоды, взломанные и опустошенные полицейскими.
– Так что, забрали они в конце концов книгу или нет? – спросил Бийо.
– Я думаю, что забрали, отец, но его – его они забрать не сумели.
– Кого его?
– Питу. Он убежал, а они, если все еще гонятся за ним, добрались, должно быть, не меньше как до Кайоля или Васьена.
– Тем лучше! Бедный мальчуган! Ведь это я втравил его в эту историю.
– О, отец, не тревожьтесь за Питу, подумайте лучше о нас. Питу выкрутится, не беспокойтесь. Но какой тут беспорядок. Боже мой! Посмотрите, матушка!
– Ах, мой бельевой шкаф! – воскликнула г-жа Бийо. – Они не пощадили даже мой бельевой шкаф! Какие негодяи!
– Они рылись в бельевом шкафу! – вскрикнул Бийо. Он бросился к шкафу, который жандарм, как мы помним, тщательно закрыл, и погрузил обе руки в кипу скомканного белья.
– Нет! Это невозможно!
– Что случилось, отец? – спросила Катрин. Бийо посмотрел кругом невидящими глазами.
– Поищи. Поищи, может быть, ты где-нибудь его найдешь. Но нет, в этом комоде его быть не может, в секретере тем более; конечно же, он стоял здесь, здесь… Я сам его сюда поставил. Не книгу они искали, жалкие твари, они искали ларец.
– Какой ларец? – спросила Катрин.
– Ты же прекрасно знаешь.
– Ларец доктора Жильбера? – осмелилась спросить г-жа Бийо, обычно при чрезвычайных обстоятельствах хранившая молчание и предоставлявшая говорить и действовать другим.
– Да, ларец доктора Жильбера, – вскричал Бийо, запуская пальцы в свою густую шевелюру. – Этот бесценный ларец!
– Вы пугаете меня, отец! – сказала Катрин.
– Несчастный я человек! – завопил Бийо вне себя от ярости. – Я даже ничего не заподозрил! Даже не подумал о ларце! О, что скажет доктор? Что он подумает? Что я предатель, трус, жалкое ничтожество!
– Но, Боже мой, отец, что было в этом ларце?
– Не знаю, но я поклялся доктору своей жизнью, что сберегу его, и обязан был погибнуть, но не выпустить его из рук.
В голосе Бийо звучало столько отчаяния, что жена и дочь в ужасе попятились.
– Боже мой! Боже мой! Бедный отец, в своем ли вы уме? – спросила Катрин и разрыдалась.
– Ответьте же мне, – молила она, – ради всего святого, ответьте мне!
– Пьер, друг мой, ответь же своей дочери, ответь своей жене, – вторила ей г-жа Бийо.
– Коня! Коня! – закричал фермер. – Мне нужен конь, и немедленно!
– Куда вы поедете, отец?
– Предупредить доктора: доктора обязательно нужно предупредить.
– Но где его искать?
– В Париже. Разве ты не читала в его письме, что он едет в Париж? Он наверняка уже там. И я тоже поскачу в Париж. Коня! Коня!
– И вы покинете нас в такую минуту, отец? Покинете нас в такие тревожные часы?
– Так надо, дитя мое, так надо, – ответил фермер, обнимая дочь и судорожно ее целуя. – Доктор сказал мне:
«Если ты потеряешь ларец, Бийо, или, что более вероятно, у тебя его украдут, то, как только ты заметишь пропажу, немедленно предупреди меня, где бы я ни находился. Ты обязан сделать это даже ценою человеческой жизни».
– Иисусе! Что же такое может быть в этом ларце?
– Не знаю. Все, что я знаю, это что мне отдали его на хранение, а я его не сберег. Ну, вот и мой конь. У сына доктора, который учится в коллеже, я узнаю, где отец.
И, в последний раз обняв и жену и дочь, фермер вскочил в седло и галопом понесся через поля к парижской дороге.
