Глава 11.
НОЧЬ С 12 НА 1.3 ИЮЛЯ

Улица показалась Бийо и Питу безлюдной оттого, что драгуны, бросившись в погоню за убегающей толпой, поскакали в направлении рынка Сент-Оноре и рассеялись по улицам Людовика Великого и Гайона, но чем ближе подходил фермер к Пале-Роялю, безотчетно твердя вполголоса слово: «Месть!», тем больше людей возникало на углах улиц и переулков, на порогах домов; поначалу молчаливые и растерянные, они оглядывались вокруг и, убедившись в отсутствии драгунов, присоединялись к траурному шествию, повторяя сперва вполголоса, а затем в полный голос то же самое слово: «Месть!»

Питу шел вслед за фермером с колпаком савояра в руке.

Когда страшная траурная процессия достигла площади Пале-Рояля, хмельной от гнева народ уже держал там совет и просил у французских солдат защиты от чужеземцев.

– Что это за люди в мундирах? – спросил Бийо, указывая на солдат, которые перегораживали площадь Пале-Рояля, растянувшись цепью от главных ворот дворца до Шартрской улицы.

– Это французские гвардейцы! – крикнули несколько голосов.

– Как же так? – сказал Бийо, подходя к гвардейцам поближе и показывая им тело савояра, который к этому времени уже испустил дух. – Как же так? Вы, французы, позволяете немцам убивать нас!

Гвардейцы невольно подались назад.

– Он мертв! – прошептали несколько голосов.

– Да, он мертв! Он убит, и не он один.

– Кто же его убил?

– Драгуны Королевского немецкого полка. Вы разве не слыхали криков, стрельбы, топота копыт?

– Слыхали, слыхали! – ответили разом две или три сотни голосов. – На Вандомокой площади расправлялись с народом.

– Да ведь вы-то тоже народ, тысяча чертей! – воскликнул Бийо, обращаясь к солдатам. – Разве не подлость с вашей стороны – позволять немцам убивать ваших братьев?!

– Подлость? – послышался в ответ угрожающий шепот.

– Да.., подлость! Я это сказал и своих слов обратно не возьму. Или, может быть, вы хотите убить меня, чтобы доказать, что вы не подлецы?

С этими словами Бийо сделал несколько шагов к тому месту, откуда раздались угрозы.

– Ладно-ладно!.. Хватит… – сказал один из солдат. – Вы, друг мой, храбрый малый, но вы буржуа и можете делать, что хотите, а военные – солдаты, они выполняют приказ.

– Выходит, – закричал Бийо, – если вам дадут приказ стрелять в нас, безоружных людей, вы будете стрелять – вы, наследники тех, кто при Фонтенуа позволили англичанам первыми открыть огонь?!

– За себя ручаюсь: я стрелять не стану, – сказал кто-то из гвардейцев.

– И я! И я тоже! – повторила вслед за ним сотня голосов.

– В таком случае позаботьтесь о том, чтобы и другие в нас не стреляли, – сказал Бийо. – Если вы позволите немцам убивать нас – это будет все равно как если бы вы убивали нас сами.

– Драгуны! Драгуны! – закричали сразу несколько голосов.

Толпа, теснимая преследователями, выплеснулась с улицы Ришелье на площадь, а издалека донесся топот копыт тяжелой кавалерии, с каждой минутой слышавшийся все более отчетливо.

– К оружию! К оружию! – кричали беглецы.

– Тысяча чертей! – воскликнул Бийо, сбрасывая наземь тело савояра, которое до этой минуты все еще держал на своих плечах. – Если вы сами не способны пустить в ход ружья, отдайте их нам.

– Если на то пошло, мы, черт подери, пустим их в ход сами! – сказал солдат, к которому обратился Бийо, и отобрал у фермера ружье, за которое тот уже ухватился. – Живо, живо! Заряжай! Пусть только австрийцы попробуют сказать слово этим парням!

– О, дьявол! – закричал Бийо, топнув ногой. – Угораздило же меня оставить дома охотничье ружье! Но если только одного из этих австрийских псов подстрелят, я заберу у него мушкетон.

– А покамест возьмите этот карабин, он заряжен, – произнес чей-то голос, и какой-то человек сунул в руки Бийо дорогой карабин.

В ту же самую минуту драгуны ворвались на площадь, опрокидывая и рубя саблями всех, кто оказывался у них на пути.

Офицер, командовавший французскими гвардейцами, выступил на четыре шага вперед.

– Эй, господа драгуны! – крикнул он. – Стойте! Остановитесь, прошу вас.

То ли драгуны не услышали его, то ли не захотели услышать, то ли так разогнались, что не смогли остановиться, но они метнулись по площади вправо и сбили женщину и старика, которые тут же исчезли под копытами их лошадей.

– Раз так – огонь! Огонь! – закричал Бийо. Он стоял рядом с офицером, так что можно было подумать, что команду эту дал офицер. Гвардейцы вскинули ружья и дали залп, остановивший драгунов. Эскадрон пришел в замешательство.

– Эй, господа гвардейцы, – сказал, выезжая вперед, немецкий офицер, – знаете ли вы, в кого стреляете?

– Черт подери! Еще бы нам не знать, – сказал Бийо и выстрелил в офицера. Тот упал.

Тогда французские гвардейцы произвели второй залп, и немцы, поняв, что на этот раз имеют дело не с горожанами, обращающимися в бегство от первого же удара саблей, но с солдатами, готовыми принять бой, развернулись и воротились на Вандомскую площадь; вслед им раздался такой оглушительный вопль восторга, что немало лошадей понесли и сломали себе шею.

– Да здравствуют французские гвардейцы! – кричал народ.

– Да здравствуют солдаты отечества! – кричал Бийо.

– Спасибо, – отвечали гвардейцы. – Мы видели, как стреляют, и получили боевое крещение.

– И я, – сказал Питу, – я тоже видел, как стреляют.

– Ну, и что ты скажешь? – спросил Бийо.

– Скажу, что это не так страшно, как я думал.

– Теперь, – сказал Бийо, осмотрев карабин и убедившись, что он стоит больших денег, – теперь я хотел бы знать, чье это ружье?

– Моего хозяина, – отозвался из-за его спины давешний голос. – Но вы так ловко пустили его в ход, что мой хозяин раздумал забирать его назад.

Бийо обернулся и увидел доезжачего в ливрее герцога Орлеанского.

– А где он, твой хозяин? – спросил он. Доезжачий показал ему приоткрытые жалюзи, из-за которых герцог мог видеть все, что происходило на улице.

– Значит, он за нас, твой хозяин? – спросил Бийо.

– Он душой и сердцем за народ, – ответил доезжачий.

– В таком случае скажем еще и еще раз: да здравствует герцог Орлеанский! – закричал Бийо. – Друзья, герцог Орлеанский за нас, да здравствует герцог Орлеанский!

И он указал толпе на жалюзи, за которыми скрывайся герцог.

Тогда они отворились полностью, и герцог Орлеанский трижды кивнул толпе.

Затем жалюзи вновь затворились.

Каким бы коротким ни был этот эпизод, он привел толпу в исступление.

– Да здравствует герцог Орлеанский! – возопили две или три тысячи голосов.

– Взломаем двери оружейников! – предложил кто-то в толпе.

– Пойдем в Дом инвалидов! У Сомбрея двадцать тысяч стволов! – подали голос солдаты.

– В Дом инвалидов! – кричали одни.

– В Ратушу! – призывали другие. – У купеческого старшины Флесселя есть ключи от склада, где хранится оружие гвардии, он даст их нам.

В результате толпа растеклась по трем указанным направлениям.

Тем временем драгуны собрались вокруг барона де Безанваля и принца де Ламбеска на площади Людовика XV.

Бийо и Питу, не последовавшие ни за одной из трех партий, на которые разделилась толпа, и оставшиеся на площади Пале-Рояля в почти полном одиночестве, об этом не знали.

– Ну, дорогой господин Бийо, куда мы пойдем теперь? – спросил Питу.

– Вообще-то, – отвечал Бийо, – у меня большая охота последовать за этими храбрыми парнями. Не к оружейникам, потому что у меня теперь есть отличный карабин, но в Ратушу или к Инвалидам. Но поскольку я прибыл в Париж не затем, чтобы драться, а затем, чтобы разыскать господина Жильбера, мне сдается, что нам следует пойти в коллеж Людовика Великого, где учится его сын; а уж когда я повидаю доктора, я с чистой совестью ввяжусь в эту драку.

И глаза фермера сверкнули.

– Мне кажется, что весьма логично отправиться в коллеж Людовика Великого, раз мы прибыли в Париж именно за этим, – изрек Питу.

– Тогда забирай ружье, саблю, любое оружие, какое хочешь, у этих бездельников, что валяются здесь, – сказал Бийо, указывая на пятерых или шестерых драгунов, лежащих на земле, – и вперед! Вперед в коллеж Людовика Великого!

– Но ведь это оружие мне не принадлежит, – усомнился Питу.

– Кому же оно принадлежит? – поинтересовался Бийо.

– Королю.

– Оно принадлежит народу, – сказал Бийо.

И Питу, ободренный поддержкой фермера, которого знал как человека, не способного украсть у соседа зернышко проса, со всевозможными предосторожностями подошел к тому драгуну, что лежал к нему ближе других, и, удостоверившись, что он в самом деле мертв, забрал у него саблю, мушкетон и сумку с патронами.

Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.

Вооружаясь, Питу не переставал внимательно вслушиваться в звуки, доносящиеся с Вандомской площади.

– Эге-ге, – сказал он, – сдается мне, что Королевский немецкий полк возвращается.

В самом деле, судя по топоту копыт, к Пале-Роялю приближалась шагом группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе «Регентство» и заметил у рынка Сент-Оноре драгунский патруль, скакавший к площади.

– Живей, живей! – крикнул Питу. – Они возвращаются.

Бийо оглянулся, дабы определить, возможно ли оказать врагам сопротивление. Но площадь была почти пуста.

– Ну что ж, – сказал фермер, – вперед в коллеж Людовика Великого.

И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал за ним; не зная, как поступить с огромной саблей, позаимствованной у мертвого драгуна, он тащил ее в руках.

– Тысяча чертей! – сказал Бийо. – Ты похож на продавца железного лома. Сейчас же прицепи свой палаш.

– Куда? – спросил Питу.

– Куда, черт подери! Да вот сюда, – отвечал Бийо, прицепляя саблю к поясу Питу, что позволило тому идти гораздо быстрее, чем прежде.

Без приключений добравшись до площади Людовика XV, наши герои наткнулись здесь на колонну, направлявшуюся в Дом инвалидов и застрявшую посреди площади.

– В чем дело? – спросил Бийо.

– Дело в том, что по мосту Людовика Пятнадцатого прохода нет.

– А по набережным?

– По набережным тоже.

– А через Елисейские поля?

– Тоже нет.

– В таком случае вернемся назад и пройдем по мосту Тюильри.

Предложение звучало вполне разумно, и толпа, последовав за Бийо, показала, что доверяет ему, однако у сада Тюильри на набережной сверкали сабли. Там расположился эскадрон драгунов.

– Черт возьми, – прошептал фермер, – куда ни сипишь, всюду эти проклятые драгуны!

– Сдается мне, дорогой господин Бийо, что мы попали в ловушку, – сказал Питу.

– Ерунда, – отвечал Бийо, – невозможно поймать в ловушку пять или шесть тысяч человек, а нас здесь никак не меньше.

Драгуны медленно, но верно приближались.

– У нас еще осталась в запасе Королевская улица, – сказал Бийо. – Ну-ка, Питу, пошли.

Питу следовал за фермером как тень.

Но у заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.

– Ну и ну! – воскликнул Бийо. – Пожалуй, ты прав, друг Питу.

– Хм! – только и сказал в ответ Питу.

Но горечь, звучавшая в его голосе, показывала, что он дорого бы дал за то, чтобы оказаться неправым.

В самом деле, принц де Ламбеск ловким маневром окружил зевак и мятежников, число которых доходило до шести тысяч и, перекрыв проходы по мосту Людовика XV, по набережным, по Елисейским полям, по Королевской улице и по улице монастыря Фельянтов, создал некое подобие огромного стального лука, тетивой которого являлась стена сада Тюильри, которую было трудно одолеть, и решетка Разводного моста, одолеть которую было почти невозможно.

Бийо оценил положение: оно было дурно. Однако, будучи человеком спокойным, хладнокровным и в минуты опасности весьма изобретательным, он огляделся и, заметив на берегу реки кучу бревен, сказал:

– Есть у меня одна мысль, Питу. А ну-ка, пошли.

Питу, не спрашивая у фермера, какая именно мысль осенила его, последовал за ним.

Бийо направился к бревнам и ухватился за одно из них, бросив Питу: «Помоги мне». Питу поспешил на помощь, опять-таки не спрашивая, в каком именно деле эта помощь требуется; он настолько доверял фермеру, что спустился бы вслед за ним в ад, не обратив внимания ни на длину лестницы, ни на глубину пропасти.

Папаша Бийо взялся за бревно с одного конца, Питу с другого.

Оба возвратились на набережную с грузом, который с трудом смогли бы поднять пять или шесть обычных людей.

Сила всегда вызывает у народа восхищение, поэтому, как ни тесна была толпа на площади, она раздвинулась, чтобы пропустить Бийо и Питу.

Затем многие сообразили, что эти двое действуют в общих интересах, и несколько человек стали прокладывать дорогу нашим героям, идя перед ними с криком: «Расступитесь! Расступитесь!»

– А все-таки, папаша Бийо, – спросил Питу, когда они одолели шагов тридцать, – долго мы будем так идти?

– До решетки Тюильри.

– О! – выдохнула сразу все понявшая толпа и раздвинулась еще шире.

Питу поглядел вперед и увидел, что от решетки его и Бийо отделяют еще шагов тридцать.

– Дойду, – изрек он с пифагорейской немногословностью.

Ему было тем легче выполнить обещанное, что пять-шесть самых могучих мужчин из толпы подставили свои плечи под бревно.

Дело пошло живее.

В пять минут они очутились перед решеткой.

– Ну-ка, – скомандовал Бийо, – навались!

– Теперь я понял, – сказал Питу, – мы сделали военную машину. Римляне называли это тараном.

Придя в движение, бревно страшным ударом потрясло ворота Тюильри.

Солдаты, несшие караул внутри сада, бросились к решетке, дабы противостоять нападению, но с третьего удара ворота подались, распахнулись, и толпа ринулась в их зияющую мрачную пасть.

По движению толпы принц де Ламбеск понял, что те, кого он полагал своими пленниками, нашли выход из ловушки, и пришел в ярость. Он пришпорил коня и поскакал вперед, чтобы лучше оценить положение. Драгуны, располагавшиеся за его спиной, решили, что он подает им сигнал к наступлению, и двинулись следом. Разгоряченных коней было трудно удержать, да всадники, желавшие взять реванш за поражение на площади Пале-Рояля, должно быть, их и не удерживали.

Принц понял, что драгунов уже не остановить; они ринулись на безоружную толпу, и душераздирающие вопли женщин и детей понеслись к небесам, взывая к Господнему возмездию.

Страшная трагедия свершилась под покровом ночи. Жертвы обезумели от боли, солдаты – от ярости.

Народ, находившийся на террасах, попытался защищаться; в драгунов полетели стулья. Принц де Ламбеск, получив удар по голове, взмахнул саблей, ничуть не тревожась о том, что обрушивает ее на невинного, и семидесятилетний старец свалился к его ногам.

Бийо увидел это и испустил вопль.

Не медля ни секунды, фермер вскинул карабин к плечу, огненная нить прошила тьму, и, если бы по воле случая лошадь принца в этот самый миг не встала на дыбы, он расстался бы с жизнью.

Пуля вонзилась в шею лошади, и та рухнула на землю.

Все кругом решили, что принц убит. Тогда драгуны ринулись в сад, стреляя в спину убегающим.

Но те рассеялись по просторному саду и укрылись за деревьями.

Бийо хладнокровно перезарядил карабин.

– Клянусь честью, Питу! Ты был прав, – сказал он. – Я думаю, мы подоспели вовремя.

– Кажется, я держусь молодцом, – сказал Питу, прицеливаясь в самого толстого из драгунов и спуская курок. – Сдается мне, это не так трудно, как я думал.

– Да, – сказал Бийо, – но бесполезное молодечество – еще не храбрость. Ступай за мной, Питу, и постарайся, чтобы сабля не путалась у тебя в ногах.

– Подождите немножко, дорогой господин Бийо. Если я вас потеряю, мне некуда будет податься. Я ведь не знаю Париж так, как вы; я здесь в первый раз.

– Пошли-пошли, – сказал Бийо и двинулся вперед по той террасе, что ближе к воде. Когда они с Питу миновали пехотинцев, спешивших по набережной на выручку к драгунам принца де Ламбеска, и достигли края террасы, фермер сел на парапет и спрыгнул на набережную.

Питу последовал его примеру.