При виде Жильбера Андре испытала не только сильнейший ужас, но и непреодолимое отвращение.

Для нее Жильбер-американец, друг Вашингтона и Лафайета, облагороженный научными занятиями и талантом, по-прежнему оставался Жилыбером-ничтожеством, грязным гномиком, затерявшимся в чащах Трианона.

А Жильбер испытывал к Андре, несмотря на ее презрение, оскорбления, гонения, не ту страстную любовь, заставившую его юношей совершить преступление, но сильный и глубокий интерес, благодаря которому он был способен оказать ей любую услугу, даже если бы за это ему пришлось заплатить собственной жизнью.

Будучи наделен от природы здравым смыслом, обладая непреложным чувством справедливости, появившимся у него благодаря полученному им образованию, Жильбер понимал, что во всех несчастьях Андре повинен он: он ничего не будет ей должен только после того, как сможет доставить ей счастье, равноценное принесенному им несчастью.

В чем же и каким образом Жильбер мог благотворно повлиять на будущее Андре?

Этого-то как раз он и не мог понять.

Увидев эту женщину вновь во власти столь сильного отчаяния, нового отчаяния, он почувствовал, как в сердце его проснулось сострадание к ее великой беде.

И вместо того, чтобы немедленно воспользоваться гипнозом, силу которого он однажды уже имел случай на ней испытать, он попытался ласково заговорить с ней, — а если Андре, как всегда, восстанет, то никогда не поздно будет прибегнуть к этой мере — магнетическому воздействию.

Вот почему Андре, подпавшая вначале под действие гипноза, почувствовала, как, мало-помалу подчиняясь его воле, мы бы даже сказали — почти с разрешения Жильбера, — гипноз улетучивается, словно утренний туман, позволяя окинуть взглядом убегающую даль.

Она заговорила первой.

— Что вам угодно, сударь? — спросила она. — Как вы здесь очутились? Каким образом вы сюда проникли?

— Каким образом я сюда проник, графиня? — переспросил Жильбер. — Тем же, каким я проникал сюда раньше Можете быть покойны — никто не узнает о том, что я был здесь . Зачем я пришел? Я пришел забрать у вас сокровище, которое вам не нужно и которое для меня дороже жизни, — моего сына… Чего я от вас хочу? Я хочу, чтобы вы сказали, где мой сын, которого вы увлекли за собой, увезли в своей карете и доставили сюда.

— Вы спрашиваете, где он? — спросила Андре.

— Откуда же я знаю?.. Он сбежал от меня… Вы ведь научили его ненавидеть свою мать!

— Свою мать? Разве вы мать его?

— О! — вскрикнула Андре. — Он видит, как мне больно, он слышал мои рыдания, наслаждался моим отчаянием и еще спрашивает, мать ли я своему сыну!

— Итак, вы не знаете, где он?

— Я же вам говорю, что он сбежал; он был в этой самой комнате, а когда я вошла в надежде застать его здесь, я увидела, что окно распахнуто, а комната пуста.

— Боже мой! — вскричал Жильбер. — Куда же он мог пойти?.. Бедный мальчик совсем не знает Парижа, а сейчас уже за полночь!

— Вы думаете, с ним случилось несчастье? — воскликнула Андре.

— Это мы сейчас узнаем, — отвечал Жильбер, — и вы сами мне в этом поможете.

Он протянул к Андре руки.

— Сударь! Сударь! — вскрикнула та, отступая в надежде избежать магнетического воздействия.

— Графиня! — отвечал Жильбер. — Ничего не бойтесь! Я всего-навсего буду расспрашивать мать о судьбе ее сына. Вы для меня святы!

Андре вздохнула и упала в кресло с именем Себастьена на устах.

— Усните! — приказал Жильбер. — Усните и постарайтесь увидеть сердцем!

— Я сплю, — отвечала Андре.

— Должен ли я употребить всю силу моей воли, графиня, — спросил Жильбер, — или вы согласны отвечать по собственному желанию.

— Будете ли вы еще говорить моему сыну, что я ему не мать?

— Это зависит от обстоятельств… Вы его любите?

— Он еще спрашивает, люблю ли я своего сына, плоть от моей плоти! О да! Я его люблю, и люблю страстно!

— Значит, вы ему мать, так же как я — его отец, потому что вы любите его, как я сам.

— Ах! — с облегчением вздохнула Андре.

— Итак, вы готовы отвечать добровольно?

— А вы позволите мне с ним еще раз увидеться, когда найдете его?

— Не я ли вам только что сказал, что вы в такой же степени мать ему, как я — его отец?.. Вы любите своего сына, графиня, — вы с ним увидитесь.

— Благодарю вас! — несказанно обрадовавшись и захлопав в ладоши, отвечала Андре. — Можете меня спрашивать, я все вижу… Вот только…

— Что?

— Проследите за ним с той самой минуты, как он ушел из дворца, чтобы я была совершенно уверена в том, что не потеряю его след.

— Будь по-вашему. Где он вас увидел?

— В зеленой гостиной.

— Где он преследовал вас?

— В коридорах.

— Когда он вас нагнал?

— В то мгновение, как я садилась в карету — Куда вы его привезли?

— В гостиную... это соседняя комната…

— Где он сел?

— Рядом со мной, на козетку.

— Долго ли он там оставался?

— Около получаса.

— Почему он от вас ушел?

— Потому что послышался шум подъехавшего экипажа.

— Кто был в карете? Андре помедлила.

— Кто был в карете? — еще тверже повторил Жильбер, подчиняя ее волю своей.

— Граф де Шарни.

— Где вы спрятали мальчика?

— Я втолкнула его в эту комнату.

— Что он вам сказал перед тем, как войти сюда?

— Что у него нет больше матери.

— Почему он вам так сказал? Андре замолчала — Почему он это сказал? Говорите, я приказываю.

— Потому что я ему сказала…

— Что вы ему сказали?

— Я сказала ему, — Андре сделала над собой усилие, — что вы — ничтожество и негодяй.

— Загляните бедному мальчику в душу, графиня! Посмотрите, какое зло вы ему причинили!

— О Боже, Боже! — прошептала Андре. — Прости меня, сын мой, прости!

— Мог ли граф де Шарни подозревать, что мальчик находится здесь?

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Почему же он не остался?

— Граф де Шарни никогда у меня не остается.

— Зачем же тогда он приходил?

Андре на мгновение задумалась, глаза ее смотрели в одну точку, словно она пыталась что-то разглядеть в темноте — О Господи! Боже мой! Оливье, милый Оливье! Жильбер удивленно взглянул на нее.

— Господи, почему я такая несчастная?! — прошептала Андре. — Он приходил ко мне... он хотел остаться со мной, вот почему он отказался от этого поручения. Он меня любит! Он любит меня!

Жильбер начинал кое-что понемногу понимать в этой страшной трагедии, которую он подсмотрел первым.

— А вы? — спросил он. — Вы тоже его любите? Андре вздохнула.

— Вы его любите? — повторил Жильбер.

— Почему вы меня об этом спрашиваете? — спросила Андре.

— Читайте мои мысли!

— А-а, понимаю; ваши намерения похвальны: вы желаете, чтобы я забыла причиненное вами зло, вы хотите загладить свою вину. Однако я никогда не приму счастья из ваших рук. Я вас ненавижу и буду ненавидеть всю жизнь!

— Бедняжка! — прошептал Жильбер. — Неужто ты думаешь, что на твою долю выпало так много счастья, что ты еще можешь выбирать, от кого принять его?.. Итак, вы его любите, — прибавил он громче.

— Да.

— Как давно?

— С той минуты, как увидела его, — это было в тот день, когда он возвращался из Парижа в Версаль в одной карете с королевой и со мной.

— Так вы знаете, что такое любовь, Андре? — печально прошептал Жильбер.

— Я знаю, что человеку дано испытать любовь, — отвечала молодая женщина, — чтобы он знал меру своих страданий.

— Ну что же, вот вы и стали женщиной, матерью. Вы были необработанным алмазом, а стали сверкающим брильянтом под руками сурового шлифовальщика — страдания… Вернемся к Себастьену, — Да, да, вернемся к нему! Запретите мне думать о графе де Шарни; это меня сбивает и вместо того, чтобы следовать за сыном, я могу последовать за графом.

— Хорошо! Супруга, забудь о своем муже! Мать, вспомни о своем сыне!

Выражение нежности, завладевшее на минуту не только лицом, но и всем существом Андре, исчезло, уступая ее обычному выражению.

— Где он находился в то время, как вы беседовали с графом?

— Он был здесь, слушал... под дверью.

— Что он успел услышать из вашего разговора?

— Всю первую половину.

— В какой момент он решил покинуть комнату?

— В тот момент, когда граф… Андре остановилась.

— Когда граф..? — безжалостно повторил Жильбер.

— Когда граф поцеловал мне руку, а я вскрикнула…

— Вы хорошо его видите?

— Да, я вижу, как он наморщил лоб, сжал губы, прижал к груди кулак.

— Следите за ним глазами и с этой минуты следите только за ним и не теряйте его из виду.

— Я его вижу, я его вижу! — воскликнула Андре.

— Что он делает?

— Оглядывается, ищет другую дверь, которая выходила бы в сад. Не найдя двери, он подходит к окну, отворяет его, бросает последний взгляд в сторону гостиной, перелезает через подоконник и убегает.

— Следите за ним в темноте.

— Не могу.

Жильбер подошел к Андре и провел рукой у нее перед глазами.

— Вы отлично знаете, что для вас темноты не существует, — молвил он. — Смотрите!

— Ах! Вот он бежит по дорожке вдоль стены, подбегает к воротам, отворяет их так, что никто этого не замечает, бежит по улице Платриер… Останавливается.. Заговаривает с проходящей мимо женщиной…

— Слушайте внимательно, — приказал Жильбер, — и вы услышите, о чем он спрашивает.

— Я слушаю.

— О чем же он спрашивает?

— Он хочет узнать, где находится улица Сент-Оноре.

— Да, я там живу; он, должно быть, уже там. Ждет меня, наверное, бедный мальчик!

Андре покачана головой.

— Нет! — с заметным волнением возразила она. — Нет... он туда не приходил, нет... он не ждет…

— Где же он?

— Позвольте мне следовать за ним или я его потеряю.

— Да, ступайте за ним, ступайте! — вскричал Жильбер, понимая, что Андре предвидит какое-то несчастье.

— Я вижу, я его вижу!

— Хорошо.

— Вот он выходит на улицу Гренель... потом на улицу Сент-Оноре. Он бегом пересекает Королевскую площадь. Снова спрашивает дорогу, опять бросается бежать. Вот он на улице Ришелье , теперь — на улице Фрондер... сейчас он выбегает на улицу Нев-Сен-Рош… Остановись, сынок! Остановись, несчастный! Себастьен! Себастьен! Разве ты не видишь, что с улицы Сурдьер катит карета?.. Я ее вижу… Лошади… Ах!

Андре жутко вскрикнула, вскочив на ноги. Лицо ее было перекошено от страха за судьбу сына, по щекам катили крупные капли пота вперемешку со слезами.

— Если с ним случится несчастье, — вскричал Жильбер, — помните, что вина падет на вашу голову.

— Ах! — с облегчением вздохнула Андре, не слыша, что говорил ей Жильбер.

— О, слава Богу! Его отбросило в сторону, он не попал под колесо… Вот он упал без чувств, но он жив… Нет, нет, он не умер! Без сознания, только без сознания! На помощь! На помощь! Это мой сын! Сын!

С душераздирающим криком Андре повалилась в кресло, тоже почти без чувств.

Как ни велико было желание Жильбера узнать, что сталось с мальчиком, он дал Андре передохнуть одну минуту — ведь она так в этом нуждалась!

Он опасался, что если будет расспрашивать дальше, сердце ее не выдержит или она сойдет с ума.

Как только ему показалось, что она вне опасности, он снова стал задавать вопросы.

— Ну что?.. — спросил он.

— Погодите, погодите, — отвечала Андре, — вокруг него собралась большая толпа… Будьте милосердны, дайте же мне пройти! Дайте мне посмотреть: это мой сын! Это мой Себастьен! О Господи! Неужели среди вас нет хирурга или лекаря?

— Я бегу туда? — вскричал Жильбер.

— Погодите, — останавливая его за руку, опять проговорила Андре, — вот толпа расступается. Верно, пришел тот, кого звали, кого так ждали! Идите же, сударь, скорее идите сюда! Вы же видите, что он не умер, вы же видите, что его еще можно спасти.

Она вскрикнула, будто чего-то испугалась.

— Ax! — воскликнула она.

— Что там такое, Господи?.. — спросил Жильбер.

— Я не хочу, чтобы этот человек прикасался к моему ребенку! — кричала Андре. — Это не человек, это горбун... гном... вампир… О, до чего он гадкий! Гадкий!

— Графиня, графиня… — пробормотал трепеща Жильбер. — Небом заклинаю вас! Не теряйте Себастьена из виду!

— Будьте покойны, — отвечала Андре, глядя в одну точку; губы ее тряслись, она протянула руку, — я следую за ним , за ним…

— А что делает этот господин?

— Уносит его с собой... на улицу Сурдьер... свернул налево в тупик Сент-Гиацинт, подходит к низкой двери, которую он оставил приотворенной… Он толкает дверь, наклоняется, спускается по лестнице. Он кладет его на стол, где лежит перо, стоит чернильница, разложены рукописные и отпечатанные в типографии листы. Он его раздевает... засучил рукав... накладывает на руку жгут, который ему поднесла грязная женщина, такая же гадкая, как он сам: он раскрывает сумку с инструментами, достает ланцет… Он собирается пустить ему кровь… О, я не могу этого видеть! Я не могу видеть кровь моего сына!

— Тогда поднимайтесь на улицу. — приказал Жильбер, — и сочтите ступеньки.

— Я уже сосчитала: одиннадцать.

— Внимательно рассмотрите дверь и скажите мне, не видите ли вы на ней чего-нибудь особенного.

— Да... маленькое квадратное окошко, забранное решеткой в виде креста.

— Отлично! Это все, что мне нужно.

— Бегите… Бегите… Вы найдете его там, где я сказала.

— Вам бы хотелось проснуться немедленно и все помнить? Или вы желаете очнуться лишь завтра утром и все забыть?

— Разбудите меня сейчас же и сделайте так, чтобы я все помнила!

Жильбер провел большими пальцами по бровям Андре, дунул ей на лоб и проговорил:

— Проснитесь!

В то же мгновение глаза молодой женщины ожили, она зашевелилась; потом Андре почти без страха взглянула на Жильбера и повторила, проснувшись, то, что она говорила ему во сне:

— Бегите! Бегите! И вырвите его из рук этого чудовища!