Глава 21
Подходим к нему. Мужик мрачно смотрит на нас. Во рту у него торчит деревяшка – монахи быстро усвоили полученную от меня информацию.
Увидев меня, пленный дергается, пытаясь отползти.
Боится?
Значит, уважает.
В моей голове вспыхивает мысль, и я присаживаюсь перед ним на корточки.
Вытаскиваю клинок и втыкаю его в землю, так, чтобы он его хорошо видел.
– Знаешь, что это такое?
Кивок – знает.
– Я ударил им тебя по лицу. Плашмя. Ты знаешь, что это означает?
Откуда ж ему знать? Я и сам-то про это не в курсе.
Он мотает головой – точно, не знает. Жаль, я думал, что хоть кто-то расскажет мне что-нибудь новое.
– Теперь я могу сделать тебя его рабом. Как здесь, так и после смерти. Если бы я хотел тебя убить – ты был бы мертв. Но я пока этого не хочу. Ты еще нужен мне, пока еще не знаю – надолго ли? Хочешь спросить – зачем?
Он кивает.
– Став его рабом, ты предашь все, во что верил. Предашь всех, кого знал. Я скажу – и ты убьешь их своими руками.
В глазах пленного вижу неприкрытый ужас.
– Хочешь – я прикажу, чтобы ты убил своего товарища? Разорвал его голыми руками? Это будет интересно и необычно – я от души посмеюсь.
Вы считаете меня исчадием ада? А как следует вести себя такому персонажу? Учитывая то, что сами эти ребятишки далеко не примеры для подражания, мне они должны приписывать и вовсе жуткие злодеяния. Такие, чтобы им самим не по себе стало бы. Или я ничего не понимаю в психологии. Смею надеяться, что это не так. Вот на моем знании некоторых тонкостей и сыграем...
Своим руководителям этот тип обязан верить безоговорочно. Стало быть, все, что обо мне они ни понарассказывали – должно им восприниматься как «Отче наш»! Усомниться хоть в малости – усомниться в праведности своих учителей. А этого он сделать не может. Во всяком случае – не должен. Да и вся история только подтверждает мои нынешние слова. Как там мой предшественник у них порезвился? Такую зачистку организовал, что и до сих пор они его помнят небось. У меня и у самого мурашки по коже бегают, а уж у этих-то товарищей Серый должен просто беспредельный ужас вызывать. И такую же ненависть.
Резюме – мне он поверит. Если я буду и дальше изображать из себя запредельного негодяя, каковым, с их точки зрения, и являюсь. Кстати говоря, то, что их посланец покончил с собой после нашего разговора, должно косвенно играть на мою версию.
– Ты в курсе, отчего ваш посланец, тот, что со мною говорил, покончил с собой?
Отрицательный жест.
Не ведает – и это хорошо.
– Ваши иерархи осведомлены о том, что я могу сделать рабом клинка любого человека. Вот и в данном случае они постарались этого избежать. Мне пришлось просто его убить. Ты же знаешь, куда он теперь попал...
Судя по выражению морды лица – знает. И активно туда не хочет.
– Так вот – у тебя есть два пути. Первый – ты станешь моим рабом и будешь слепо исполнять мою волю. И здесь, и после смерти. Хочешь этого?
Не хочет – вон как головою замотал, того и гляди – оторвется.
– Путь второй. Расскажешь мне то, что я хочу знать. Потом я развяжу тебя и верну кольцо. Ты будешь волен делать то, что хочешь. Это, с вашей точки зрения, будет меньшим злом по отношению к Ордену. Хочешь – живи, нет – можешь умереть так, как и положено любому из вас.
Втыкаю в щель между камнями щепку.
– Когда ее тень дойдет до твоей ноги – дашь ответ. Не разочаруй меня...
Мы отходим в сторону. Брат Рон с интересом смотрит на меня.
– И вы думаете, что это с ним сработает?
– Бог весть, – пожимаю я плечами, – но попробовать можно. Я поставил его сейчас в такую ситуацию, что как бы то ни повернулось, а он неминуемо предает Орден. В его воле свести этот ущерб к минимуму. И чем сильнее он предан интересам Ордена, тем больше вероятности, что он согласится на мои условия. Как вы знаете, жизнью они не дорожат, а вот правильная смерть – это едва ли не самое главное для него. И это тоже серьезный аргумент для его раздумий.
Рон кивает и отходит к своим ребятам. Со мною остается только Лексли.
Кот ничего не говорит. Присев на лавочку, он с любопытством рассматривает нашего пленника.
– Ну а ты-то чего молчишь? – спрашиваю его.
– А я просто смотрю. Мне интересно, сколь велика его преданность Ордену. В твоих рассуждениях есть здравое зерно. Но поскольку это первый из Молчащих братьев, с которым хоть кому-то удалось пообщатся, я обожду пока делать какие-либо прогнозы.
Посмотрев на отошедшего в сторону монаха, он спрашивает меня:
– Флягу свою он тебе сам предложил?
– Да. Я только сказал ему, что пить хочется.
– Эти ребята никогда и ни с кем не делятся своей едой и питьем.
– Это еще почему?
– Устав их Ордена прямо запрещает преломлять хлеб и делить воду с тем, кто не является членом Ордена.
– Это что же за Орден такой суровый? Это нельзя, то нельзя...
– Орден Стражей Спокойствия. Про них вообще мало чего известно. Почти как Молчащие братья – только внутри церкви. Я так и вижу-то их в первый раз. Они вообще мало появляются на людях. А про их монастырь ходят всяческие легенды. Никто даже не знает, где он находится. А гости никогда не переступают его порога.
– Как раз в этом-то ничего удивительного нет. Какова болезнь – таково и лекарство. И в моем мире так же поступали. И не раз.
– Ну... может быть. А вот то, что он тебе свое питье дал, – весьма интересно! Что он тебе при этом сказал?
– Да ничего особенного. Поблагодарил за помощь внизу.
– Мне, однако, он ничего подобного не сказал, – язвительно замечает Лексли. – А ведь я тоже там был.
– Но флягу-то он дал и тебе!
– Пожалуй...
Рон возвращается и присаживается рядом с нами.
– Ну как там наш пойманный? Добралась до него тень?
Монах кивает:
– Да.
– Ну, что, пойдем, поговорим с ним?
Мы встаем и дружно топаем к пленнику.
Он выглядит постаревшим и осунувшимся, судя по всему, мысли его одолевают достаточно тяжкие.
– Ну, что – решил?
Клиент кивает. Рон делает знак, и у него изо рта вытаскивают деревяшку. Стрелок сплевывает на песок и прокашливается, прочищая горло.
– Что бы ты ни надумал, – предупреждаю я его, – помни: умереть мгновенно ты можешь только от моего клинка. Возможно, ты рискнешь измыслить что-нибудь и вовсе хитроумное, но на выполнение любого твоего замысла все равно уйдет какое-то время. А мне достаточно будет произнести несколько слов. И все – ты мой раб. При жизни и после смерти. Понял меня?
Он кивает.
– Понял, – говорит он хриплым голосом.
– Хочешь воды?
– Хочу.
Лексли делает знак, и кто-то из солдат подносит к его рту кружку с водой. Он выпивает воду несколькими крупными глотками. Солдат убирает кружку и отходит в сторону.
– Я не спрашиваю твоего имени. Но как высоко ты стоишь в иерархии Ордена?
– Я Наблюдающий.
Краем глаза я вижу кивок брата Рона. Значит, ранг пленника достаточно высок.
– Ну, что ж, значит, разговор с тобой будет интересным.
– Пусть отойдут все остальные. Я не буду при них говорить.
Рон поворачивается и отходит в сторону. За ним это делают все монахи и Лексли. Отойдя метров на пятнадцать, они присаживаются, не сводя с нас внимательных глаз.
– Расскажи мне о вас, – спрашиваю у стрелка. – Чего вы хотите достичь в этом мире?
Его глаза слегка оживляются. Судя по всему, не этого вопроса он ждал.
– Мы были первыми в этом мире, кто пришел к пониманию его сущности. Все прочие верования возникли уже позже.
– Иными словами – вы единственные, кто познал истину?
– Да! – с некоторым вызовом отвечает мой оппонент.
– Ну, тебе виднее, – отвечаю я. – В конечном итоге я всего лишь прохожий в этом мире. И не собираюсь вникать в то, кто из вас прав, а кто нет. У меня и своих дел хватает, знаешь ли...
Оппонент снова кивает. Судя по всему, моя репутация на всю голову отмороженного и беспринципного негодяя пока что находит подтверждение в его глазах.
– Мы единственные, кто правильно понимает свое место в этом мире.
– И каково же оно?
– Предназначение человека – служить высшему существу. Ведь и ты являешься его слугой, хотя и понимаешь это по-своему.
– Интересно! С чего это ты взял?
– Ты можешь убить не только тело человека, но и его душу. Никто из нас так не может, а значит, тебе доступен более высокий уровень мастерства, чем нам. Но ты – один. А нас много.
– Ты говоришь – служение... А в чем оно состоит?
– Не будешь же ты спорить, что еще никто из людей, живущих под этим небом, не сумел избежать смерти?
– Не буду.
– Что может быть более высокой целью, чем облегчить путь человека к своему венцу?
– То есть как живет человек, с вашей точки зрения, не так важно. Важно, как он умирает?
– Не только. Важно еще то, во что он верит при этом. Мы все, умерев должным образом, соединяемся с Незримым, тем самым усиливая его мощь. И в последующем своем перерождении становимся еще более сильными и могучими. Наступит день, когда весь мир будет подчинен истинной вере.
– И что тогда?
– Тогда и откроются нам пути к дальнейшему совершенствованию и росту.
– Ты так уверенно об этом говоришь...
– Я знаю, что говорю. Иногда божественное просветление сходит на некоторых из наших братьев. Телесно оставаясь здесь, духом своим проникают они сквозь пространство и время. И, возвращаясь сюда, рассказывают нам о том, что видели и чувствовали.
– Интересно. И как часто такое происходит?
– С начинающими – редко. Может быть, раз или два раза в год. Чем выше поднимаешься в своем познании, чем больше твои заслуги перед братьями, тем чаще снисходят на нас моменты просветления.
– А скажи мне, как это происходит? Видишь ли ты сны? Или все это бывает наяву?
– Сны, после которых на теле остаются настоящие раны? Где ты видел такое?
– Ты будешь удивлен, но видел. Этот мир не единственный, в котором я был.
– Я знаю, – кивает мой оппонент. – Вы всегда приходите из чужого мира. Мысли ваши неясны, а помыслы неизвестны. Язык труден для восприятия, а сердце выковано из железа. Наверное, мы недостаточно тверды в своих помыслах, раз Незримый посылает нам такие испытания.
Я пытаюсь сложить в голове воедино все то, что сообщил мне пленный. Нечто похожее было и в нашей истории. Знаменитый Старец Горы и его банда убийц-наркоманов. Надо же, как тесен мир! Вместо того чтобы встретить здесь что-либо приятное, натыкаюсь на местный аналог хашишинов. Факт, что эти ребятишки балуются наркотой, – и к бабке не ходи. Ничем иным их видения и просветления не объясняются. Теперь понятно, почему они так дружно держатся за свою верхушку. Надо полагать, тема наркотиков в данном мире – одно из самых сильных табу. Не буду удивлен, если выяснится, что верхушка Ордена прикладывает к этому все возможные усилия.
– Скажи, – обращаюсь я к пленному, – зачем тогда было искать встречи со мной?
Он сразу мрачнеет.
– Таково было указание Высших.
– Ну, хорошо. Замок этот мне особо не нужен. В крайнем случае, я могу убить владельца еще какого-нибудь замка. Деньги, по большому счету, мне тоже не слишком нужны. Все, что мне надо, я и без них достану. Но вам-то все это зачем? Как-то странно получается: возвышенные цели – и деньги? Что я получу, если отдам вам эти стены и башни, и те жалкие крохи, что лежат у вас, в ордене святого Вайта? Кстати, а почему вы положили эти деньги от имени графа? Что, помимо него не было сговорчивых купцов?
– Не всякий купец может распоряжаться большими деньгами. А кто будет спрашивать у графа, да еще у наместника короля?
Он косится на стоящих в сторонке Лексли и Рона.
– Так что – граф знал, чьи это деньги? – интересуюсь я у него.
– Нет. Мы дали ему деньги для успеха восстания. Надо было нанимать войска, закупать оружие. Собственных средств графа могло и не хватить. Тем более что он привык жить на широкую ногу.
– Да уж. Содержать при себе сотню бездельников – не каждый бюджет вынесет. Вы-то сами куда смотрели? Не видели, куда уходят ваши денежки?
– Лориен говорил графу, – с досадой отвечает пленник. – Но он уже привык так жить.
– Да и вас такое многолюдство устраивало, ведь так?
– Ну, можно и так сказать.
– Как давно вы стали работать с предками графа?
Пленный снова замыкается в себе.
– Я не знаю. Мы приезжали в замок еще десять лет назад.
– Если я захочу уйти из замка, что я получу взамен? Только не надо пугать меня покушениями, отравлениями и прочей ерундой. Отравить меня нельзя, а убить достаточно сложно.
В глазах моего оппонента внезапно пробуждается интерес.
– Я не уполномочен решать такие вопросы.
– Кто уполномочен? И где его найти?
Пленный молчит, и видно, что он лихорадочно обдумывает свои слова.
– Пусть кто-то поедет в город. Около центральной площади есть харчевня. Пусть он закажет там горную рыбу.
– А что – такая существует?
– Когда закажет, тогда и узнает.
Он снова замолкает и поднимает на меня взгляд.
– Ты доволен? Я ответил на все твои вопросы?
– Ну, в общем-то, на все.
– Я хотел бы уйти.
Так. Клиент выложил все, что мог. Спрашивать его дальше? Не факт, что я услышу правдивые ответы. Он может и не врать, просто будет говорить не всю правду. И тогда я рискую попасть впросак с этими сведениями. Поднимаюсь на ноги, в коленках аж закололо. Подхожу к монахам и забираю у них срезанный с шеи пленника мешочек. Возвращаюсь назад и клинком разрезаю веревки на его руках. Бросаю мешочек рядом.
– Ты исполнил свое обещание, я исполняю свое.
Поворачиваюсь и отхожу назад. Присаживаюсь на лавочку рядом с Роном и Лексли и смотрю на пленника. Некоторое время он сидит неподвижно. Потом протягивает руку и поднимает с земли мешочек. Открывает его и вытряхивает на ладонь кольцо. Поворачивается в мою сторону. Несколько секунд сидит неподвижно, потом резко сжимает кулак. Тело его выгибается дугой, и он падает навзничь. Некоторое время еще бьется в судорогах и, наконец, затихает.
