Глава 24
«Духи» не дали нам обещанных полчаса. Не дождались пяти минут.
Когда на площадке перед тропой легли первые мины, все сразу стало ясно.
Мишка не вернулся, и я так никогда и не узнал, что же там, внизу, произошло. Наверное, он оказался слишком глазастым… и не сумел этого скрыть.
Мины летели густо, можно было подумать, что «духи» решили перепахать ими всю землю на этом пятачке. Спасало то, что сидели мы практически вплотную к противнику — сюда они мин не бросали.
— Чего они так жарят-то? — спрашиваю у Голованова. — Да и в тыл им для чего стрелять?
— Они не лохи, Ершов! Просто пресекают всякую возможность перемещения по этому месту.
— Для чего?
— А там уже под обрывом наверняка кто-то есть. Вот они нас от него и отгоняют.
Вот оно, значит, как… Сейчас, по задумке ихнего командира, снизу поднимется группа и возьмет нас тепленькими. Но, если это так, стрелять басмачи скоро перестанут.
Делюсь с командиром этими соображениями, тот кивает.
— Все так. Будем ждать пока. Как кончат стрелять — беги к обрыву, мало ли что…
Стрельба стихла неожиданно, и я как-то прозевал этот момент. Только толчок командирской ладони вернул мне способность соображать.
— Давай, Саня! Бегом!
Вскакиваю на ноги и выбираюсь из узкой щели между скалой и наваленными около нее камнями. Старший лейтенант молодец — это он придумал такие на первый взгляд странные укрытия. А вот поди ж ты! От мин они нас спасли на ять!
Несусь по перепаханной разрывами площадке, слыша, как у входа уже заработал «ПК». Стало быть, «духи» начали отвлекающую атаку по тропе.
Вот он, обрыв.
Прижимаюсь к скалам и осторожно высовываю голову.
Так и есть — внизу стоят моджахеды. Человек двадцать.
Один из них ковыряется около стены — ищет шнур. Нашел. Отходит назад и резко его дергает.
Шнур был привязан к обыкновенному автомобильному колесу, точнее — к покрышке. Стена на этом участке имеет отрицательный уклон, и свободному падению груза ничего не препятствует. Так что и веревка разматывается без затруднений. А когда размотается почти вся, сдвигается с места жердь и смещает веревку вдоль склона, так, что она оказывается метра на два левее. И вот тут уже можно лезть наверх. Веревка при этом будет играть роль перил, надо только слегка поддернуть ее нижнюю часть. Простенько и со вкусом.
Вот только наш сержант уже внес в этот нехитрый механизм свои усовершенствования…
Веревка тем временем уже на месте, и, прислушиваясь к недалекой стрельбе, наверх лезут первые «духи». Лезут с оглядкой, держатся не только за веревку, но и на скалах находят какие-то ступеньки и зацепки. Ну да, они тут, судя по всему, не в первый раз — дорогу знают. Пора бы…
Повернувшаяся жердь заодно приводит в действие простейший механизм зажигательной трубки. Даже двух…
И если первая из них попросту пережигает веревку недалеко от места ее крепления, то вторая…
В скалах глухо бахает, и стена содрогается, сбрасывая на головы стоящих внизу душманов немаленькое количество булыжников. А если учесть, что падают они с высоты примерно пяти-шестиэтажного дома… Да и вес имеют приличный… В общем — не хотел бы я туда сейчас. Камни разлетаются далеко, и убежать от них проблематично — Шадрин долго голову ломал, как половчее накрыть большой участок.
Камни обрушиваются на басмачей, и я вижу, как они падают, сбитые с ног ударами. Наблюдая за ними, пропускаю второй сюрприз — зажигательная трубка пережигает веревку. И все первопроходимцы, вопя, катятся вниз, сшибая друг друга по дороге. Тропа-то здесь неширокая, заныкаться на ней не выйдет. Особенно когда на голову вместе с камнями летят твои же товарищи… Только один «дух», шедший последним, как-то ухитряется зацепиться на стене. Снимаю его одиночным выстрелом.
Под стеной каша, не разобрать, кто и где. Живые точно присутствуют, слышно, как они орут. Уж всяко не от радости… Непострадавших не видно, но наверняка они тоже есть. Даю вниз парочку неприцельных очередей — пусть знают, что тут тоже сидит засада.
Прислушиваюсь и понимаю, что выстрелы на тропе тоже затихли. Это как понимать?
Осторожно пробираюсь назад и вижу Вершинина — он перезаряжает ленту к пулемету. Ага, значит, наши целы.
Не все…
Володька лежит ничком, и около его головы расплывается лужа крови. В левой руке зажата граната для подствольника. Осторожно его переворачиваю — все. Убит… Забираю его автомат — у меня подствольника нет. Подбираю гранату и из подсумков вытаскиваю еще одну.
Сбоку выворачивается Шадрин. Совершенно целый, даже и не поцарапанный. Только весь засыпанный пылью.
— Ершов? Как там? — кричит он еще издали, кивая в сторону обрыва.
— Как сковородой по яйцам! Два десятка басмачей, словно тараканов тапком, прихлопнуло.
— Эх! — сокрушенно качает он головой. — Такое зрелище пропустил…
Увидев Кикотя, он осекается.
— Что с ним?
— Амба. Холодный.
— Ах, ты ж… — сержант садится рядом с его телом. — Эх, Вовка, Вовка… Как же так?
— Да, вот так…
Голованова я нашел около начала тропы. Привалившись к стене, он снаряжал магазин к автомату. Коротко докладываю ему об обрыве.
Он кивает.
— Еще могут с той стороны полезть?
— Сомневаюсь. Я сверху стрелял, они это видели. Залезть на этот склон под огнем — самоубийство. Они-то думают — там засада сидит.
Рассказываю ему про Кикотя, командир печально вздыхает.
— Сидорчука тоже убило. Мина — прямое попадание в окоп.
Совсем хреново. Теперь нас осталось семь человек.
Со стороны душманов опять замахали белой тряпкой.
— Опять говорить хотят? — прищурился командир. — Тоже неплохо, нам сейчас каждая минута дорога.
По тропинке на этот раз шли двое. Давешний «дух» и еще один — в простой одежде. Его лицо пересекала черная повязка, закрывавшая левый глаз.
— Неужто сам Хафиз пожаловал? — удивляется старший лейтенант. — Ну, что ж — пойдем, поговорим.
Мы оба выходим на тропу. Оружие оставляем у скалы, но вот одну гранату я все же прихватываю с собой.
Обходя побитых басмачей, подходим к парламентерам. А прилично их тут ребята покрошили! Понятно, отчего Хафиз атаку остановил — не ждал таких потерь.
Вот и гости.
Одноглазый стоит чуть справа, к нему и подходит старший лейтенант.
— Ты хотел со мною говорить? — спрашивает он.
— Я хотел тебя увидеть, — спокойно отвечает «дух».
— Твое желание исполнилось. Можем расходиться.
— Ты так спешишь умереть?
— Все там будем… — флегматично отвечает командир.
— Хм! Но некоторые будут существенно раньше!
Старший лейтенант разводит руками. Мол, что поделаешь?
— Вы храбро сражались! — меняет тон Хафиз. — И поэтому у меня есть к тебе предложение.
— Опять уйти по тропе дальше? Пробовали — знаем. Не хочу.
— Ты не хочешь жить?
— Не хочу умереть как собака! Хлопну дверью так, что содрогнутся все.
— Это как же? — удивляется Хафиз.
— Да уж, способ отыщется… Заминирую твой склад — уничтожу плоды долгого труда твоих людей.
— Ты не рискнешь!
— Уже рискнул! Есть желание проверить? Прикажи открыть минометный огонь — и посмотри. Там, в пещере, пятьдесят килограммов тротила — такой салют будет видно издалека!
Хм, ну уж насчет пятидесяти килограммов — тут командир загнул! Да у нас столько и не было! Хотя «дух-то» про это и не знает… вон как его повело!
— Ты пожалеешь об этом, сын свиньи! Я лично вырву твои глаза! — Хафиза просто трясло от ярости.
Оно и понятно — столько бабла зараз потерять! Да еще и учитывая его отмороженность…
— Ты сначала до них доберись… — Голованов внешне абсолютно невозмутим, и только я понимаю, что он тоже уже на взводе.
— Что ты хочешь?! — выдыхает Хафиз.
— Уведи своих людей. Совсем. Мы проверим это — и тоже уйдем. Последнего заберет вертолет, который мы пришлем. И тогда он перед отлетом разрядит мины.
— Лжешь!
— А мне плевать на то, что ты думаешь. Сейчас сильнее я! Поэтому условия будешь ставить не ты!
«Дух» буквально обалдевает от такой наглости. Вот-вот его кондрашка хватит.
— У меня тут четыреста человек! Мы сотрем вас в порошок!
— Я уже предлагал вам посмотреть на взрыв? Последний из нас взорвет склад.
Голованов поворачивается назад, давая понять, что разговор окончен.
Хафиза буквально трясет. Внезапно, резким движением, он выхватывает откуда-то кинжал.
В следующую секунду на камни, звеня, падает кольцо с чекой.
— Остынь! — Граната в моей руке покачивается перед лицами душманов. — Только дерни рукой — и я разожму пальцы!
— А тебя, собачий сын, я найду даже на том свете! — цедит сквозь зубы одноглазый. — И всех вас, куда бы вы ни скрылись. Заройтесь в землю на полкилометра — и оттуда выну!
— Все сказал? — осведомляюсь я нарочито безразличным тоном. — Тогда — катись отседова!
Второй «дух» тянет Хафиза за рукав и что-то шепчет ему на ухо. Тот успокаивается и, мрачно на нас посмотрев, поворачивается назад.
— Уходят, товарищ старший лейтенант! — шепчу я Голованову.
— Да и нам пора…
Вернувшись назад, командир расставил нас по местам.
Потянулись минуты — все понимали, что долго ждать не потребуется, «духи» уже наверняка готовят новую атаку.
В наступившей тишине неожиданно громко прозвучал динамик радиостанции: «Береза-два! Береза-два! Ответьте двадцать восьмому!»
Одним прыжком Голованов оказывается у радиостанции и хватает гарнитуру.
— Здесь Береза, двадцать восьмой!
— Как обстановка?
— Держимся.
— Могу помочь оркестром — координаты давай.
Старший лейтенант быстро называет несколько цифр, смотрит на карту, морщит лоб и еще добавляет какие-то обозначения.
Слышу я его краем уха — в верховьях тропы уже началось нездоровое шевеление. Не иначе как басмачи атаку готовят.
— Ершов! — окликает меня командир. — Давай сюда!
Стоит только мне подбежать, он сует мне в руки гарнитуру.
— Давай, артиллеристам поможешь, а я — к ребятам. «Духи» вот-вот пойдут!
Беру в руки еще не успевший остыть наушник. Прикладываю к уху.
— Береза?
— На связи!
— Даю пристрелочный, смотри там…
Спустя несколько мгновений что-то хрипит в воздухе.
Бабах!
Разрыва я не вижу, о чем честно сообщаю собеседнику.
— Так и знал… вечно вы там напутаете… Где хоть бахнуло-то?
— Дальше где-то. Почти на тропе. От нас метров пятьсот будет, а то и больше.
— Урежем… Еще один…
Похоже, что упавший где-то в тылу у душманов снаряд только их подстегнул. Из-за поворота молча и без выстрелов разом выперла атакующая шеренга басмачей. Это было настолько неожиданно, что первые секунды никто из нас не стрелял. Потом ударил Пашкин пулемет. Его поддержали автоматы.
Без толку…
«Духи» заорали все разом и поперли просто безостановочно. Очереди валили их и пробивали бреши в плотной стене тел, но атакующие продолжали бежать.
— Береза! Уснул?!
— А? Нет… еще ближе надо!
— Держи…
Где-то наверху ухнуло, и на тропу обрушился ливень камней. Хвостовым душманам, должно быть, пришлось несладко…
— Есть! Есть! Только еще ближе — метров на сто! И левее на полсотни!
— Ага…
А передние басмачи уже были метрах в двадцати от наших позиций. Разом ухают две «монки», накрывая тропу визжащими в воздухе шариками. Первые ряды атакующих словно косою срезало. На секунду атака замерла. Но чей-то громкий крик «Аллах акбар!» снова толкает их вперед.
Хренак!
Черный столб разрыва встает на правом склоне. Ближайших басмачей отбрасывает, и сломанными куклами они катятся под ноги набегающим сзади.
— Здорово! — ору я в микрофон. — Как надо легло! Еще давай! Не спи там!
— Ну, ты и нахал! — отзывается собеседник. — Ладно, лови там… Четыре пошло!
Спустя несколько мгновений тропу накрывают сразу три снаряда. Один падает где-то в стороне. Но и этого вполне достаточно. Орудия бьют серьезные, не меньше чем стодвадцатки, а то и поболее. Не силен я в этом деле и разрывов раньше вот так близко не видел никогда.
Но как бы то ни было, «духам» хватает и этого. Взрывы разбрасывают душманов, и они начинают прятаться. Атакующий порыв слегка поутих…
— Давай! — снова кричу в микрофон. — Что вы там зависли? Еще столько же вали! Даже два раза по столько!
Собеседник только хмыкает.
И на тропу обрушивается еще пяток снарядов.
Все затягивает дымом и пылью. И в этом непроглядном облаке внезапно грохочет сразу десяток автоматов. Оборачиваюсь вправо и вижу…
Скользя по сброшенным веревкам, стреляя во все стороны, сверху спускается десяток басмачей. Вот оно как… был, значит, у одноглазого в колоде пятый туз. Они же уже в тылу у наших!
— Ближе двести, правее полтораста! Десять снарядов!
— Сдурел?!
— Кто тут из нас более глазастый?! Я здесь — а ты за три версты! Давай!!!
Меня подбрасывает в воздух и шмякает боком о камень — хреново я все-таки расстояние определять умею… Слишком близко снаряды легли.
Снова стрельба на тропе.
Да когда ж они только кончатся?
— Ориентир прежний! — кричу я в микрофон. — Еще давай!
Тишина…
Дергаю к себе рацию и обнаруживаю в боковой стенке неслабую дыру.
Приплыли…
Не слышу уже пулемета, сбили? Вразнобой трещат выстрелы, но их как-то мало.
Неужто нас всех положили?
Как же так, ведь все сложилось уже?!
Вскакиваю на ноги и сталкиваюсь лицом к лицу со здоровенным «духом», вынырнувшим прямо из пылевого облака. В руках у него винтовка — «бур». Увидев меня, он вскидывает ее, но, не поднимая автомата, прямо от бедра, я луплю длинной очередью. Басмач, выпучив бешеные глаза, делает в мою сторону шаг… и мягко заваливается на бок. Но он еще пытается ползти ко мне.
Так он под кайфом! То-то и глаза такие… нехорошие…
В пыли орут еще «духи», и я выстреливаю на звук остатки магазина. Тональность криков резко меняется….
Где склад?
Рядом же где-то…
Точно!
Вот она — яма!
Черт!
А дергать-то за что?
Или поджигать?
Чего? И где?
Вскидываю автомат и пускаю внутрь гранату из подствольника.
Не детонирует!
Сваливаюсь вниз.
Тут пусто, только вонючий дым от разрыва еще висит в воздухе.
Где шашки?! Взрывчатка где?
Снаружи снова орут, и, высунувшись в коридор, запускаю вдоль него еще одну, последнюю гранату.
Бах!
Снова крики.
Да вот же они!
Пучок тротиловых шашек, да еще и детонирующий шнур, ведущий куда-то в глубь склада, — вот и все мои достижения.
Больше ничего пока не нахожу.
Да и света тут мало — только тот, что от входа попадает. Но там сейчас пылища до небес, и ни хрена не видать даже наверху.
В растерянности оглядываюсь по сторонам, автоматически заменяя расстрелянный магазин. Над головой вжикает — «духи» спустились в пещеру, и кто-то из них на всякий случай шарахнул вдоль по коридору из автомата.
Падаю на пол и щедрой очередью перекрещиваю коридор от одной стены до другой. И назад, но уже чуток пониже… Затвор лязгает — патроны все.
В отличие от басмачей, мне везет больше — у входа слышны крики и вопли, значит, прилетело гостям основательно. Перекатываюсь вбок, меняя магазин, и локтем натыкаюсь на какую-то хрень. Взгляд вниз…
Да это же зажигательная трубка! Быстро хватаю ее в руки — рывок, и бикфордов шнур выплюнул струйку дыма.
Так, полдела сделано, теперь бы самому ноги унести…
Автомат за спину, хватаю ближайшие бочонки — и вперед! Тут темно и пыльно, так что сразу и не разглядеть — кто там навстречу бежит. А вот белые бочонки видно неплохо. Тут все просто — спасает наркоту, значит, свой.
Так это или нет, сейчас и проверю. Воевать мне тут уже незачем — с минуты на минуту все сержантское хозяйство рванет так, что мало не будет. Пятьдесят не пятьдесят, а килограммов двадцать тротила вперемешку с пластитом он сюда запихал. Пора делать отсюда ноги…
Навстречу мне по коридору кто-то бежит.
Момент истины — будет стрелять или нет?
Не стреляет, пытается отобрать у меня ношу. Ага, сработало! Отпихиваю его локтем и, кашляя, пытаюсь что-то сказать.
Кашель, кстати говоря, вполне естественный — дышать тут уже вообще нечем. И видимость совсем никакая — я только ноги бегущего и вижу. Да и то… Я-то с темноты смотрю, глаза уже привыкли как-никак, а он со света вскочил, еще толком ничего и не видит. А туда же — к наркоте!
Перестав со мною бодаться, «дух» что-то хрипит и бежит дальше.
Бежал…
Нож у меня острый, и работать им учил старшина — а он в этом деле мастер знатный!
Так что теперь мы имеем еще и халат. Нахлобучиваю на голову трофейную чалму, заодно прихватываю у покойника гранату и пару магазинов. Можно бы и больше, но по коридору уже бегут новые гости. Жадность фраера сгубила! Не хочу сейчас лишний раз подтверждать эту пословицу и, нагрузившись бочонками, топаю к выходу.
Толпа «духов» пробегает мимо — эк их к наркоте-то тянет!
Вот уже и выход наверх.
Тут по-прежнему хреновая видимость, снаряды продолжают где-то падать, и сквозь их разрывы можно расслышать отдельные выстрелы. Интересно… наши еще держатся где-то?
Отбегаю от дыры в земле метров на пятнадцать — тут уже что-то видно. Бросаю груз и скидываю вонючий, пропотевший халат.
Ну, вот теперь и пово…
Земля резко бьет меня в ноги, и чья-то громадная ладонь со всей дури лупит по ушам…
Жуткая вонища ударяет мне в нос, и я инстинктивно отворачиваю голову в сторону.
— Э! Хорош там!
Правой рукой пытаюсь отпихнуть от себя этого садиста.
Зрение понемногу фокусируется, и видно, что около меня стоит невысокий мужик в нашей форме. Свои?
Откуда-то сбоку выворачивается Голованов. Голова у него перебинтована, и левая рука висит на перевязи.
— Очнулся? — спрашивает он. — Ходить-то можешь?
— Попробую…
Земля угрожающе качается под ногами, но кое-как передвигаться я, похоже, могу. Нашариваю рядом автомат.
— Что тут, товарищ старший лейтенант? «Духи» где?
— Вспомнил! — хмыкает командир. — Да ты тут, почитай, час в беспамятстве валялся! Сачковал, можно сказать!
Как выяснилось, минут через десять после того, как бабахнул склад, над тропой появились вертолеты, сбросившие вниз роту из десантно-штурмового батальона. От таких подарков «духам» резко поплохело, тем более что и артнаводчики у десанта были — не чета мне. Так что совместными усилиями басмачам надавали по шее, и их остатки теперь где-то гоняют по горам.
Нам досталось основательно. Командира дважды ранило. Пулей в руку и ножом порезали голову в рукопашной. Уцелел Вершинин — у него только покорежило пулемет да легко контузило. Сашка Карпов получил пулю в ногу. И только сержант остался абсолютно целым, хотя всю форму на нем словно собаки рвали. Но ни одной раны у него не было. А вот всем остальным не повезло…
Кстати, мой собеседник-артиллерист оказался командиром артполка! Когда восстановили связь, он первым делом поинтересовался моей судьбой. Узнав, что я жив, велел передавать привет и пригласил нас всех в гости.
— Когда рванул склад, — рассказал мне командир, — «духи» словно оцепенели на мгновение. Даже стрелять перестали. Потом все бросились к месту взрыва. Что уж они тут найти хотели — бог весть! Но мы такой подарок упустить просто не могли и отошли на новые позиции. Так что, когда они вернулись, нас на прежнем месте уже не было. А потом пришли вертушки…
Так все и кончилось.
За уничтожение склада командиру чуть было не дали орден. Да не какой-нибудь — Знамя! Потом вдруг вспомнили, что опиум — это ценное лекарственное сырье. Потом… в общем, все закончилось Красной Звездой. Учитывая все обстоятельства происшедшего, это можно было считать не самым плохим результатом. Шадрин получил медаль «За отвагу». Посмертно наградили и Кикотя, и Карпова — тоже медалями. А всем остальным ничего не обломилось. Я, кстати говоря, не очень-то и жалел. Через пару месяцев светил дембель, и в мыслях моих уже прикидывались различные варианты будущей жизни.
А вот Хафиз пропал. Ни среди мертвых, ни среди пленных его не нашли. Да и после о нем уже никто не слыхивал. Надо полагать, пристукнуло его где-нибудь осколком или булыжником, и он теперь мирно валялся под каким-то кустом. И это, пожалуй, было самым важным результатом нашего боя…
