Стекло

Пятнадцатилетняя Ёко вернулась домой. Лицо её было белым.

— У меня болит голова. Я видела ужасную вещь.

Паренёк с завода, который делал бутыли для разлива сакэ, вдруг захаркал кровью, потерял сознание, упал. Ожоги были ужасны. И Ёко видела, как это было.

Жених Ёко тоже знал про стекольный завод. Работа там была горячая- год напролёт окна открыты. Пара-тройка прохожих почти всегда глазела в них. За дорогой — стоячая моча вонючей реки с масляными разводами.

В самом страшном цеху, которому совсем не доставалось солнечного света, рабочие размахивали огненными шарами на длинных палках. Их майки и лица лоснились от пота и грязи. Огненные шары на палках вытягивались в бутылки. Их опускали в воду. Потом поднимали. Потом с хрустом отламывали. Спины мальчишек скрючены — как у чертей. Они хватали шары щипцами и бегом бежали к последней печи… Через десять минут от этих летающих огненных шаров и хруста стекла голова у зеваки шла кругом, глаза стекленели.

Когда Ёко смотрела в окно, тащивший бутыль подросток вдруг страшно закашлялся, захаркал кровью, зажал ладонями рот, свалился на пол. В этот момент огненный шар упал к нему на плечо. Мальчик открыл окровавленный рот и страшно закричал. Хотел вскочить, но только закружился на месте и снова упал.

— Куда ж ты смотришь, кретин!

Его облили водой, которая показалась ему кипятком. Он потерял сознание.

— У этого мальчика вряд ли есть деньги на лечение. Но мне обязательно следует его навестить.

Жених Ёко сказал: «На заводе немало людей, кого стоило бы пожалеть. Но если тебе так хочется — иди».

— Спасибо, мне действительно так хочется.

Через двадцать дней паренёк пришёл к Ёко поблагодарить её — ведь она навестила его и дала денег. Прислуге он сказал, что хочет видеть «барышню», и она вышла к нему. Паренёк переминался с ноги на ногу. Увидев Ёко, он вжался в стену и опустил глаза.

— Ну как, вы уже изволили выздороветь?

— Чего-чего?

Его бледное лицо выразило предельное удивление вопросом, поставленным с такой вежливостью. Ёко чуть не заплакала.

— Я хочу спросить — ожог уже прошёл?

— Ну, — утвердительно хмыкнул он и с готовностью стал расстёгивать пуговицы.

— Нет же, нет, я совсем другое имела в виду…

Ёко вбежала в дом. Жених протянул горсть мелочи. «Дай ему».

— Не хочу, не хочу больше разговаривать с ним! Пускай служанка отнесёт.

Прошло десять лет.

Муж Ёко читал в литературном журнале рассказ «Стекло». Действие происходило в их городе. Стоячая вода с масляными разводами. Огненные шары в аду. Харканье кровью. Ожог. Сострадательная барышня.

— Ёко, послушай-ка!

— В чём дело?

— Помнишь, когда тебе было лет пятнадцать, ты увидела на фабрике паренька, который свалился в обморок? Ты ему ещё денег дала?

— Да, помню.

— Так вот, он писателем стал и написал про это.

— Неужели? Дай взглянуть.

Ёко вырвала у мужа журнал. Он украдкой наблюдал за ней и по мере того, как она перелистывала страницы, всё больше раскаивался в том, что дал ей рассказ.

Автор писал, что после несчастного случая паренёк поступил в мастерскую, где делали цветочные вазы. Поскольку он проявил замечательные художественные способности, ему больше не приходилось мучить своё больное тело в горячем цеху. А потом он послал лучшую из своих ваз той самой барышне. Дальше было сказано приблизительно следующее. «За последний год я сделал столько ваз. И всё — ради неё. Что же заставило меня ощутить свою классовую принадлежность? Тяжёлый труд? Любовь к этой буржуйке? Лучше бы я тогда изошёл кровью и подох. Милость заклятого врага! Какое унижение! Давным-давно враг пощадил дочь самурая после того, как захватил их замок. Но за это дочери пришлось стать наложницей человека, который убил её отца у неё на глазах. Милость первая: эта девушка спасла мне жизнь. Милость вторая: она дала мне возможность найти другую работу. Только для какого же класса делаю я теперь эти вазы? Я стал наложницей своего врага. Я знаю, почему она пожалела меня. Я знаю, почему она помиловала меня. Мне не стать львом, не избавиться от тех чувств, которые одолевали меня тогда. Может, я хотел бы поджечь её дом. Но тут я слышу, как с отвратительным треском лопается чудесная ваза в её комнате… Вижу, как сгорает её красота… И хоть я вроде бы стою на передовой линии классовой борьбы, а выходит, что я просто кусок стекла, стеклянный шарик… Есть ли среди моих товарищей хоть один, кто не тащит на себе этот стеклянный груз? Пусть враг разобьёт стекло! Если я погибну под его осколками — делать нечего. Но если нет, если почувствую, что сбросил бремя — вот тогда затанцую и снова брошусь в бой!»

Ёко отложила журнал в сторону. Вид у неё был отсутствующий. «Интересно, куда та ваза подевалась?»

Он никогда не видел, чтобы его жена выглядела такой покорной.

«Какой наивной я была тогда!»

Муж покраснел. «Это так. Но только нужно твёрдо отдавать себе отчёт в том, что, если ты борешься с другим классом или встаёшь на его сторону и борешься со своим, тебе как личности приходит конец!»

Происходило странное. Девушка в рассказе была так красива и обжигающе свежа. Муж никогда не думал, что его жена может быть такой.

А этот горбатый, бледный уродец — откуда вдруг в нём такая адская сила?