Книга: Холодная гавань
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Порой, пока Эван был на работе, дом словно погружался в оцепенение. В такие минуты любая деятельность, любая попытка всколыхнуть воздух заслуживала внимания.
— Я знаю, что нам делать, — сказала Глория, помогая Рейчел убирать со стола грязную посуду после обеда. — Давай сходим в кино.
По лицу сестры Фил сразу определил, что она с сомнением отнеслась к этой идее. Ей, зрелой молодой женщине, поднаторевшей в сексуальных отношениях и тому подобных тонкостях, предлагают провести два часа в кино с матерью и младшим братом? Однако искушение было велико, и она всерьез задумалась.
— Ну что ж, — изрекла она наконец, — ладно, если ты уверена, что мы будем дома до возвращения Эвана. Я не могу допустить, чтобы он пришел в пустой дом.
— Не говори глупостей, дорогая. У нас в запасе полно времени, дай мне только минутку, и я переоденусь. А ты?
Рейчел тоже захотела переодеться, и на это у них ушло больше минутки. Но вот в конце концов все трое были готовы к выходу. Идти им предстояло пешком, как в старые добрые времена.
Выбираясь в кино, Дрейки, где бы они ни жили, никогда не давали себя труда заранее выяснить начало сеанса: они получали удовольствие, не в последнюю очередь, оттого, что после долгой неразберихи на экране рано или поздно все прояснялось. Со временем разнообразные терзающие душу элементы сюжета обретали все большую внятность — или по ходу дела, или уже в развязке, — и тогда первый из них, кто догадался, шептал остальным: «Вот на этом месте мы пришли». Чаще всего они оставались до конца, чтобы усилить впечатление от сюжета, который они уже поняли.
Чем было хорошо кино — оно вытаскивало тебя из собственной оболочки и одновременно давало ощущение целостности. Мир напоминал тебе на каждом повороте, что твоя жизнь запутанна и угрожающе неполноценна, что в любой момент твоим сердцем может овладеть вселенский ужас, но все эти страхи уходили, пусть ненадолго, в темноте прохладного, приятно ароматизированного кинозала. А для Фила Дрейка были особенно милы две тени в слабых отсветах экрана: притихшая мать и сестра сидели рядом, как и полагается. Если на то пошло, это свидетельствовало лишь о его незрелости и закомплексованности после удручающего учебного года, но что поделаешь, если эти две женщины значили для него так много.
Наверное, им лучше было бы пойти на поздний сеанс, после которого оставалось бы только лечь спать; дневной сеанс означал необходимость выйти на улицу, где тебя сразу ослепит реальность, и к ней надо как-то приспосабливаться. Но Дрейки не спешили мысленно расстаться с фильмом, продлевая, насколько возможно, приятное пребывание в придуманном мире, вот почему они нередко в полном молчании проходили сотню метров, прежде чем кто-то первым заговаривал, тем самым окончательно развеивая магию.
— Да, — сказала Глория. — Это было мило, правда?
— Очень даже, — отозвалась Рейчел. — Было бы совсем хорошо, если бы с нами пошел Эван.
— Не знаю, не знаю, — встрял Фил. — Мне понравилось, что мы снова выбрались втроем.
Сестра смерила его недовольным взглядом.
— Как ты можешь такое говорить? Поскупился на фильм для своего родственника?
— Перестань. «Поскупился на фильм»! Ты можешь говорить нормальным языком?
Они могли бы переругиваться до самого дома, но тут долговязый парень на велосипеде остановился у обочины и, закрывшись одной рукой от солнца, замахал другой с преувеличенной радостью.
— Эй! Фил Дрейк!
Это был Джерард «Флэш» Феррис, один из самых больших гаденышей в Ирвинговской школе, а вид у него был такой, как будто ему нежданное счастье привалило.
— Как чудесно, — сказала Глория, после того как незнакомый мальчик был им представлен. — Удивительное совпадение, правда? Встретить товарища по школе здесь, не где-нибудь! Тут живет твоя семья, Флэш?
— Моя бабушка, мэм. Рядом с шоссе номер девять.
— Так ты приехал в гости или ты здесь на все лето?
— На все лето.
— Чудесно. Значит, вы с Филом можете вместе… — она чуть не сказала «поиграть», но вовремя спохватилась, — …повалять дурака, — закончила она неуверенно, втайне надеясь, что у молодежи это выражение в ходу.
Слушая их, Фил без труда читал мысли своей матери. Флэша Ферриса по внешним признакам — хорошие манеры, спортивная одежда с иголочки, дорогой велосипед — безошибочно можно было причислить к обеспеченной семье; здесь, в Колд-Спринге, это входило в понятие «старые деньги», что высоко котировалось в ее глазах.
— Что ж, давай поддерживать связь, Флэш, — сказала Глория.
— Непременно, — заверил он ее, пряча бумажку с телефоном в нагрудный карман рубашки, потом вежливо откланялся и закрутил педалями.
— Какой милый мальчик! — заговорила Глория, когда они продолжили путь, и тогда Фил решил ее немного просветить.
— Послушай, — начал он. — Ты можешь послушать меня хотя бы полминуты? Этот тип… я не хочу иметь ничего общего с этим… придурком.
Глория остановилась и наградила сына увядшим взглядом, который она приберегала для тех моментов, когда он ее сильно разочаровывал.
— Ах, я должна была предвидеть, что ты скажешь какую-нибудь глупость, — произнесла она. — Ты очень странный и эгоистичный мальчик.
— Да послушай же ты меня! Феррис — это отстой, и ему плевать, что все это понимают. Эта его дурацкая кличка — Флэш — знаешь, откуда взялась? Все началось с шутки, потому что он такой медлительный и неуклюжий и вечно шлепается на землю, но она ему понравилась, и теперь он требует, чтобы все его так называли.
Глория выдержала паузу, продемонстрировав свое терпение и самообладание, и когда пришел ее черед, она воспользовалась ими на все сто.
— А теперь, Фил, послушай ты меня. Не так часто нам выпадает шанс познакомиться с действительно приятным человеком, и я не дам тебе испортить всем остальным удовольствие. Запомни это. Он остановился, а они ушли вперед.
— И еще, — закричал он им вслед и ускорил шаг. — И еще. Он такой высокий, и басит уже и все такое, но ты знаешь, сколько ему лет? Четырнадцать!
— И что же? — невозмутимо отозвалась Глория. — По-моему, это ничего не меняет.
Филу оставалось только, повесив голову, молча трусить рядом. Уж кто-кто, а он носом чуял, когда ситуация становилась безвыходной.
На ужин была подана редкой сочности кукуруза, в которую сразу вгрызлись все наличествующие рты, тем самым освободив себя от необходимости что-то говорить, и все же через какое-то время Глория предприняла попытку завязать разговор.
— Знаешь, Эван, сегодня в деревне мы повстречали соученика Фила.
— Мм? Ну, хорошо, — пробормотал тот, не поднимая головы.
— Он живет неподалеку отсюда, с бабушкой, и производит очень приятное впечатление, но Фил утверждает, что он нам не понравится. Видишь ли, наш Фил начинает очень строго судить других людей. Без всякого снисхождения. Мне кажется, единственный на свете человек, к которому он сейчас относится одобрительно, — это он сам.
— Мама, пожалуйста, — не выдержала Рейчел. — Дай ему спокойно доесть свою кукурузу.
Это был для Фила первый знак того, что Рейчел на него больше не злится, хотя ее фраза «Дай ему спокойно доесть свою кукурузу», если вдуматься, была ничуть не лучше, чем ее же шедевр «Поскупился на фильм».
Глория, почувствовав неловкость, царственно встала из-за стола, чтобы унести на кухню свою тарелку с недоеденным ужином, и, не дойдя до двери, с тихим презрением бросила:
— «Дай ему спокойно доесть свою кукурузу». Ха!

 

День или два спустя зазвонил телефон, Глория вскочила на ноги, чтобы взять трубку, и по ее репликам Фил сразу догадался, о чем идет речь.
— Кто? Боюсь, что я не знаю никакой… о, так вы бабушка Флэша Ферриса! Как это мило, что вы нам позвонили, миссис Тэлмедж… Ах, как замечательно. Конечно, мы с огромным удовольствием. Если вы дадите мне указания, как добраться до вашего… да, я готова.
Она вооружилась карандашом и начала записывать, и тут Фил понял, что путь к отступлению ему отрезан.
На следующий день Фил и его мать, разодетые для чайной церемонии, топали вот уже целую милю вдоль главного шоссе, а проносящиеся мимо машины, играя на солнце всеми поверхностями, обдавали их пылью, которая ложилась коричневым загаром на их лица, въедалась в глаза, проникала во все складки одежды.
— Ты уверена, что мы идем правильно? — спросил он с досадой в голосе.
— Конечно, уверена. Осталось уже совсем немного.
— Я могу взглянуть на указания, которые ты записала?
— Дорогой, я не хочу останавливаться посреди дороги и рыться в сумочке. Мы наверняка почти пришли. Когда увидишь вывеску «Аккумуляторы Делко», надо будет повернуть налево.
Только сейчас до него дошло, что миссис Тэлмедж, вероятно, не предполагала, что они пойдут пешком.
— О боже, — вырвалось у него. — Она дала тебе указания, как к ним добраться на машине?
— Ну да, наверно, хотя какая разница. Городок у нас маленький.
— О боже, — повторил он. — Ну и хрень.
— Филли, ты ведь знаешь мое отношение к этому слову.
— Разве? Я думал, тебе не нравится «ёб твою мать».
— Ради всего святого! — вскричала она, и ее рука потянулась к левой груди, но зависла в воздухе. — Вот этого не надо, умоляю. Ты испортишь нам все удовольствие.
— «Удовольствие». Ага.
Но уже через мгновение озабоченность слетела с ее лица.
— Смотри! — она тронула его за руку. — Видишь? «Аккумуляторы Делко»!
Собственность миссис Тэлмедж простиралась на сотни акров: роскошные лужайки, содержащиеся в безукоризненном состоянии, и вечнозеленые деревья в отдалении. В конце тщательно програбленной гравийной дорожки, которая приветствовала твои каблуки неожиданно оптимистичным, веселым хрустом, стоял красивый старый особняк, по всей видимости, родовое гнездо.
— Какая красота, да? — благоговейным шепотом сказала Глория, как будто они находились в церкви.

 

Сидя в своей затененной гостиной в ожидании гостей, Гарриет Тэлмедж только что в очередной раз убедилась, насколько бесполезно — чтобы не сказать, опасно для здоровья — вести с Джейн, ее дочерью, даже обычный светский разговор.
— Дорогая, ты совершенно не обязана оставаться, — говорила она, — особенно если ты хочешь пораньше уехать в город. Я подумала, что это будет приятная встреча. Все-таки школьный товарищ Джерарда. И мать у него, по словам Джерарда, тоже очень симпатичная.
— Я что-то не догоняю, — сказала Джейн. — Этот парнишка что же, повсюду ходит со своей мамашей? С какого перепоя?
Последняя реплика вызвала довольный смешок у Уоррена Кокса, «друга» Джейн, сидевшего подле нее на глубокой, обитой ситцем кушетке. Это был некрасивый лысый мужчина лет сорока пяти в деловом костюме цвета шоколадного мороженого.
— Если хочешь знать, это Джерард посоветовал мне пригласить его мать, — объяснила Гарриет. — Он посчитал, что это будет хорошим жестом, и я с ним согласилась. Она недавно сюда приехала и почти никого не знает. Должна сказать, что в вопросах этикета и внимания к окружающим нашего Джерарда отличают зрелость и глубокомыслие, как ты могла заметить.
— Разве? — сказала Джейн. — Что-то я ничего такого за ним не замечала. А ты, Уоррен?
— Я бы не сказал, — ответил Уоррен Кокс. — Пока я только заметил, как он вымахал. Уже выше меня, и ручищи больше моих.
Наступила пауза, но Гарриет оставалась в напряжении, пока ее дочь лениво болтала ногой туда-сюда. Для Гарриет эти расслабленные телодвижения на манер девицы легкого поведения были синонимом таких оборотов Джейн, как «Я что-то не догоняю» или «Этот парнишка» или «С какого перепоя?», вызывавших у ее матери зубную боль.
Гарриет давно свыклась с тем, что существуют вещи, недоступные ее разумению. Ее жизни не хватит, чтобы осмыслить всю бездну грубости и вульгарности, оскверняющих любое благородное начинание в сегодняшнем мире, и умрет она без всякой надежды отыскать хоть какое-то объяснение образу жизни ее дочери. Три чахленьких, быстро распавшихся брака и, как следствие, единственный ребенок, которого должна была воспитывать она, Гарриет, а теперь еще этот ошеломляющий парад «друзей» — что это за жизнь, господи, для молодой женщины, изначально имевшей столько преимуществ?
— Она просто чудо, да, Гарриет? — когда-то давно любил повторять Джон Тэлмедж. — Какая красотка! Какая милашка!
Так что в каком-то смысле надо благодарить Бога за то, что Джон не дожил до этих дней и не увидел, в кого превратилась его дочь. Для него тоже она осталась бы загадкой, тем более что ее былая красота сошла на нет. Исхудавшая, с заострившимся лицом и саркастической ухмылочкой, она угнездилась рядом с Уорреном Коксом, тем еще подарочком — торгаш, специалист по продажам, человек, в чьем лексиконе были выражения вроде «некая сумма долларов». Сегодня за обедом, старательно пытаясь объяснить какую-то деловую процедуру, он три раза употребил это выражение.
Но вот пришел черед Гарриет Тэлмедж подняться из кресла со словами «Как я рада», поскольку служанка ввела в комнату гостей.
— Я так рада видеть вас обоих. Это моя дочь миссис Феррис и ее друг мистер Кокс… я не знаю, где Джерард, но, я уверена, он к нам вскоре присоединится. Пожалуйста, садитесь.
Когда к ним присоединился Флэш Феррис, такой долговязый и такой чистосердечный, одетый в школьную форму, Фил Дрейк решил для себя: пусть все идет как идет, надо через это пройти и забыть, как будто ничего и не было.
— Ну, как твои каникулы, Фил? — спросил Флэш, после того как они устроились за низким столиком с ярким чайным сервизом.
— Да ничего.
— У тебя велик есть?
— Нету.
— То есть как?
— Что значит «то есть как»? Нету, и все.
Флэш потянулся к тарелке за двумя или тремя миниатюрными сэндвичами, украшенными крессом.
— Не представляю, что бы я здесь делал все лето без велика, — сказал он. — Я на нем с утра до вечера гоняю. Изъездил все окрестные дороги и городки. Торчать все время на одном месте — это не по мне.
Тут Фил не мог с ним не согласиться; чтобы поддержать разговор, он добавил, что ищет какую-нибудь работу на лето.
— Нормально, — одобрил Флэш. — Удачи тебе.
— Может, вы их даже знаете, — осторожно держа в одной руке чашку, а в другой молочник, Глория Дрейк говорила миссис Тэлмедж. — Капитан Чарльз Шепард и его супруга. Милейшие люди, вам бы они, я знаю, понравились. Их сын женат на моей дочери; собственно, поэтому мы все и оказались здесь. Капитан Шепард из старого рода с северного побережья, а его жена, если не ошибаюсь, родом из Бостона. А я здесь человек посторонний. Родилась и выросла в Иллинойсе, потом стала полноправной жительницей Нью-Йорка, а вообще я везде чувствую себя дома, лишь бы находиться среди родственных душ…
Миссис Тэлмедж выслушивала все это с застывшей светской улыбкой. А вот ее дочь жевала с открытым ртом, таращась на Глорию Дрейк так, как невоспитанный ребенок глазеет на инвалида. Что касается мистера Кокса, уютно примостившегося с ней рядом, то он, кажется, готов был немного прикорнуть.
Словно твердо решив начать эту искусственную летнюю дружбу без промедления, Флэш Феррис, как только этикет позволил ему это сделать, выдернул Фила из-за чайного столика и быстро потащил его наверх со словами:
— Я тебе покажу мою комнату.
Что ж, Фил не мог не признать, что было приятно сидеть в хорошем месте, обмениваясь любезностями и всякими шуточками; Феррис, как и ожидалось, вне школы вел себя вполне пристойно. Проблема заключалась в том, что продолжение этих отношений привело бы к серьезным неприятностям осенью, когда возобновится учебный год. Феррис был из тех, кто мог умело использовать такой вот мимолетный летний эпизод в своих корыстных целях.
И вдруг он смущенно заявил:
— В Ирвинг я больше не вернусь.
— Не вернешься? Почему?
— Потому что меня приняли в Дирфилд, а эта школа будет получше. Вот почему.
— Здорово, — произнес Фил с огромным чувством облегчения. — Для тебя это будет новый старт.
— Ага. — Гримаса легкой досады на его лице свидетельствовала о понимании всего того, с чем связано понятие «нового старта». — В Ирвинге я малость начудил, это правда. Но, думаю, сейчас у меня лучше получится.
— Конечно, получится.
Флэш принялся прохаживаться по комнате, неестественно выпрямившись и расправив плечи, как бы наглядно демонстрируя, что вот так он будет держаться в Дирфилде. Он постоял немного перед окном, словно там открывались необозримые перспективы и имя им было Дирфилд, а затем, повернувшись, спросил:
— Как насчет анавасового сока?
— Какого?
— Ананасового, — объяснил он с ухмылочкой, впервые напомнив известного всем по школе дурачка Флэша. — Я называю его анавасовым.
— А, понятно.
Филу ничего не оставалось, как последовать за хозяином по коридору мимо множества комнат, а затем вниз по черной лестнице во двор с большой забетонированной площадкой, где хватало места и для парковки, и для маневров. За ней тянулся ряд гаражей, почти такой же длинный, как сам дом. Пройдя немного, они увидели краснощекого здоровяка в нарукавниках — он поливал лимузин из садового шланга.
— А, Флэш! — Здоровяк сдвинул назад козырек своей шоферской фуражки, а на его тяжелом лице появилась улыбочка, не предвещавшая ничего хорошего. — Как поживаешь?
— Привет, Ральф, — сдержанно ответил Флэш и, кажется, прибавил шагу.
— Все груши околачиваешь да репу чешешь?
— Не обращай внимания, — шепнул Флэш гостю.
— А это, Флэш, твой дружок? — не унимался здоровяк. — Он любит как, рачком? Или предпочитает отсосать?
Они покрыли все это расстояние по мокрой бетонке и оказались возле двери, за которой обнаружилась огромная кухня.
Там стройненькая девушка, на вид не старше девятнадцати, в рабочей одежде уже не первозданной белизны, мыла овощи в раковине.
— Привет, Эми, — сказал Флэш.
— Привет.
Хотя она не подняла головы, Фил узнал в ней служанку, открывшую им с матерью тяжелую входную дверь, а позже принесшую в гостиную все для чая. Флэш достал из гигантского холодильника лед и двухлитровую канистру доуловского сока; пока он наполнял два звонких высоких фужера и ставил их на стол, девушка оставила свои дела и изящной походкой направилась по бетонке к Ральфу, который наблюдал за ее приближением с видимым удовольствием.
— Не обращай внимания на этого типа, — заговорил Флэш. — Он никто. Безмозглый польский бугай и сукин сын. Его мозгов хватает только на одно: понять, что я не перескажу бабушке его грязную болтовню. А в остальном он глуп как пробка. Крутить баранку хренову — вот все, что он умеет.
Отпивая маленькими глотками ненужный ему сок, Фил продолжал наблюдать в окно за служанкой и шофером, пытаясь уяснить характер их отношений. Для бойфренда он явно староват — на вид ему было около пятидесяти, — но, может, он принимал в ней отеческое участие, а она привыкла полагаться на его незатейливые, прямодушные советы по части сомнений, одолевающих юную девичью душу.
Когда минутами позже мальчики направились через парковку, эти двое как раз заканчивали разговор. Девушка чему-то смеялась, прикрыв рот ладошкой, а затем развернулась и двинулась обратно в кухню.
— Увидимся, Эми, — закричал он ей вслед. Подождав, пока она отойдет на четыре-пять метров, он крутанул поливальный шланг и направил ей под ноги струю, брызнувшую во все стороны.
— Ральф! — заверещала она и бегом бросилась к спасительной двери.
Ее ягодицы ритмично покачивались под кремовой юбочкой, и смотреть на них было одно удовольствие. Вообще-то Фил Дрейк принял твердое и разумное решение все лето не думать о девчонках — стоило подождать, пока его железы внутренней секреции сравняются с мозгами или, наоборот, его мозги сравняются с железами внутренней секреции, — но в такие минуты он понимал, как мало стоят подобные решения. Если в ближайшее время его знания о девушках не получат своего естественного развития, он может просто-напросто свихнуться.
— Эми девочка хорошая, — доверительно сообщил им Ральф, смывая с лимузина мыльную пену. — Точнее, могла бы быть хорошей, но теперь уже поздно ее перевоспитывать. Знаете, в чем ее проблема? — Он улыбнулся мальчикам, тупо ждавшим ответа. — Она трахает себя пальцем до умопомрачения. Такие вот дела.
Миссис Феррис и мистера Кокса в гостиной Фил не обнаружил — то ли уже уехали к себе в Нью-Йорк, то ли поднялись наверх, чтобы поскорей унести ноги, — зато подтверждений, что его мать за пару часов выговорила, заодно с мозгами, и сердце, и, главное, легкие, имелось предостаточно: восточный ковер вокруг ее кресла красноречиво покрылся удручающим слоем пепла, и выглядела Глория вконец опустошенной.
— Вы должны снова к нам прийти, миссис Дрейк, — сказала хозяйка. — Мы так мило посидели.
— Я тебе завтра позвоню, Фил, — сказал Флэш Феррис. — О'кей?
— О'кей.
И всю дорогу до дома — или, по крайней мере, пока еще идти было легко — Фил соглашался с матерью, что они оба прекрасно провели время.
— Все-таки плохо, что у тебя нет велика, — заявил Флэш, не слезая со своего велосипеда, стоявшего у обочины. — Когда, думаешь, он у тебя появится?
— Я тебе уже говорил. — Фил привалился спиной к уличному фонарю, стараясь придать себе вид типичного местного парня, который никуда не торопится. — Если устроюсь на временную работу, то, может, и куплю, а пока не на что, такие дела.
Они болтались по деревне, этому жалкому пятачку, не зная, что им делать и о чем говорить. Пошел третий день, как они закорешились, в представлении Флэша, а толку-то?
В кинотеатре показывали новый фильм, и они решили таким образом убить пару часов, хотя, кажется, оба понимали, что, когда снова выйдут на свет божий, кроме скуки и неловкости, они ничего не испытают. Так оно и вышло.
— Ну ладно, увидимся, — бросил ему Флэш через плечо и налег на педали, держа курс на шоссе № 9, а Фил, глядя вслед, подумал не без иронии, что, если Флэш Феррис пошлет его подальше, такой поворот будет абсолютно в логике всего этого паршивого лета.
Но на их следующую встречу Флэш прикатил возбужденный, с отличной идеей. Ремонтная мастерская Эда в Хантингтоне предлагала хорошо отремонтированный велик всего за двадцать пять баксов. Ну как?
— Слишком дорого, — сказал Фил, а Флэш поглядел на него так, словно услышал неудачную шутку. Для частной школы ситуация выглядела невозможной.
— Ты не можешь раздобыть двадцать пять долларов?
— А я о чем тебе говорю.
— Что, твоя мать не может тебе одолжить, чтобы ты потом…
— Нет. Не может.
Изумление на лице Флэша пошло на убыль — видимо, он допустил мысль, что среди привилегированных учащихся Ирвинга могла затесаться парочка учеников из благотворительной школы, хотя предположить, что один из них живет в таком месте, как Колд-Спринг, было затруднительно.
— О'кей, — сказал он после паузы. — Я знаю, что мы сделаем. Я попрошу бабушку купить тебе этот велик.
— Исключено, — отрезал Фил. — Даже не думай.
— Почему?
— Потому что так не годится. Мне будет не по себе. — В том, как он это сказал, ему послышались отголоски упрямо-благородной гордости, которую он, кажется, почерпнул из фильмов о Великой депрессии.
— Да брось ты, Дрейк, не пори чушь. — Этими словами Флэш поставил точку в споре.
Днем или двумя позже Фил сел на местный автобус, который кое-как дотащился до Хантингтона, и в ремонтной мастерской Эда его дожидался Флэш, а главное — сверкающий классный, уже оплаченный красавец. Это был не первый велосипед, на котором ему довелось кататься, хотя по тому, как его болтало на хантингтонских улочках, можно было усомниться на сей счет, но уж точно — его первый собственный велик.
— Как оно? — крикнул ему Флэш, легко мчась впереди.
— Нормально. Отлично.
Но, налегая на руль в стремлении не отстать от четырнадцатилетнего подростка, Фил не мог не признать, что это лишний пример его незрелости: пока он осваивает велосипед и радуется новым ощущениям, его сверстники, шестнадцатилетние парни и девушки, уже разъезжают на автомобилях.

 

Флэш Феррис, похоже, действительно знал все местные дороги и населенные пункты как свои пять пальцев. В течение следующих двух недель они махнули на запад до Ойстер-Бэй и на восток, через Хантингтон, до Гринлона и Кинге-Парка, а еще они углубились в материковую часть и побывали в нескольких городках. Фил наслаждался — хотя бы уже потому, что почти не бывал дома, и вообще ему нравилось открывать для себя другие части Лонг-Айленда, казавшиеся такими яркими и завлекательными.
— Я все решил насчет следующего года, — заявил однажды Флэш, когда они остановились отдохнуть на прибрежном зеленом пятачке неподалеку от шоссе, тянувшегося вдоль океана. Он сидел на песке, некрасиво расставив свои длинные ноги, и казался даже угловатее обычного. — В январе мне исполнится пятнадцать, но я себе прибавлю пару лет, и меня возьмут в морпехи.
В последнее время Флэшу Феррису не часто приходилось выслушивать обидные слова, к которым его приучили в Ирвинге, зато от Фила ему досталось по полной программе. Тот лежал, опершись на локти, и, прищурившись, глядел на океанскую гладь; после короткого молчания он повернулся к Флэшу, чье лицо выражало явную неуверенность.
— Фигня, — сказал он. — Большей глупости я в жизни своей не слышал.
— Это почему? — сразу ощетинился Флэш. — Я рослый и довольно сильный, а до января еще раздамся, так что вполне сойду за семнадцатилетнего. Чтоб ты знал, в морской пехоте полно ребят, навравших про свой возраст. Ты что, газеты не читаешь?
— Шляпа. Ты узнал про это не из газет, а из дурацких фильмов. Какие семнадцать? Тебе и пятнадцати не дадут.
— Может, спорней? Давай спорней, что я выгляжу старше тебя!
Дискуссия повернула в нежелательное русло, и у Фила не нашлось достойного ответа.
— Ты, Феррис, размечтался, — сказал он. — Это все твои мечты.
— А хоть бы и так? — резонно возразил ему Флэш. — Почему бы мне не попытаться? Не вижу в этом ничего смешного.
— Ладно, ладно, проехали.
Сгладить это маленькое недоразумение оказалось делом несложным: порой достаточно было улыбнуться Флэшу Феррису, чтобы он зарделся и с благодарностью улыбнулся тебе в ответ. А через пару дней пришел черед Филу делать важное объявление.
— Сегодня утром я получил работу, — сказал он, когда они уселись с прохладительными напитками за стойку хантингтонской забегаловки. — Вечером приступаю.
— Да? А какая работа?
— Служитель на автостоянке в ресторане «Костелло», что на съезде с шоссе номер девять.
— А ты разве водишь?
— Нет, но там не надо перегонять машины — так мне сказал менеджер. Мои обязанности — посветить фонариком и показать гостям место для парковки, а когда они выходят из ресторана, проводить их до машины. Тут нужно уметь правильно спланировать и держать в голове всю стоянку, чтобы один автомобиль не заблокировал выезд для другого, но, думаю, я с этим справлюсь. Деньги мне предложили символические, пять баксов в неделю, но этот тип сказал, что на чаевых я смогу заработать тридцатник, если не больше.
Флэш, помешивавший соломинкой лед в стакане, выглядел озадаченным.
— А как же наши поездки на великах?
— Ну, может, иногда, вечерком. Дело в том, что я буду заканчивать в четыре утра, а потом отсыпаться. И так семь ночей в неделю.
— Ясно. И зачем тебе это нужно? В смысле — такая работа?
— Для денег, для чего ж еще? А деньги мне нужны для самых разных целей.
— Вроде чего?
— Господи. Вот только не надо «вродечегокать». Это все потому, что ты богатенький.
— Я не богатенький.
— Ой, не смеши меня. — Фил, напустив на лицо выражение терпеливого презрения, поднялся с табуретки. — Пошли, короче. Если ты все допил.
Отличный повод порвать с Флэшем Феррисом, нарочно не придумаешь; ну а самое приятное произошло на обратном пути, где-то в начале шестого, когда впереди показался перекресток, откуда Фил, немного срезав, сразу попадал домой.
— Слушай, Флэш, я, пожалуй, здесь сверну, мне ж отсюда рукой подать. — Он повысил голос, перекрикивая ветер. — Мне надо успеть поесть перед работой. Короче, не бери в голову, о'кей?
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9