6
— Это тебе. — Тим со стуком поставил на стол небольшую банку, полную искрящегося золотым состава, и склянку с какой-то гадостью, похожей на сопли.
Я, весь вечер пролежавшая в потемках, недовольно сощурилась на свечу.
— Что там?
— Лекарство с хиэром. Подвинься.
Брат опустился на край кушетки, помял мне плечо. Больно…
— Откуда это все? — кивнула я на эликсиры. Хиэр — дорогая штука. Невзрачный вечнозеленый кустарник рос исключительно в Лесу, хирея и засыхая, когда его пытались пересадить. Цвел он раз в пять — семь лет, а его лакированные, похожие на шиповник ягоды были живыми концентратами силы. Некоторые даже считали хиэр родней Кристаллам, но это уж, по-моему, совсем ерунда. Я видела Живые Кристаллы на картинках — сходство между ними и кустарником примерно такое же, как между слоном и буристой. То есть никакого.
— Ты сама как думаешь? — ответил Тимар. — Не дергайся, суставы разминать нужно, — проворчал он, продолжая свое костоломное дело.
— Я не буду это пить, — тихо сказала я.
— Лежать пластом, тебе, конечно, нравится больше? — Не то вопрос, не то утверждение.
— Как ты не понимаешь! Я же… У меня же все пройдет через день-два! И тогда он снова начнет…
Тим надолго замолчал, растирая мне колени и голеностоп, потом снова заговорил.
— Йарра так тебе неприятен? Раньше он тебе нравился.
— Не нравился!
Тимар красноречиво поднял брови.
— Ну, разве что чуть-чуть, — призналась я. — Но как опекун, как ты, не больше! А он… — Я прикоснулась к еще горящим от поцелуя губам и расплакалась. Зло вытерла глаза рукавом, но слезы не унимались. — Не смотри! — рявкнула я на сочувствующего Тимара.
— Меня-то не гони…
Брат задул свечу и откинулся на спинку дивана, дожидаясь, пока я успокоюсь.
— Ты же понимаешь, что он тебя не отпустит. — Я снова захлюпала носом. — Ты можешь драться с Йаррой, можешь воевать, но ни к чему хорошему это не приведет. Смирись. Прими его. Граф не урод, не садист, щедр. Женщины его любят…
— А я — нет!
Тимар вздохнул.
— У тебя выбора нет, Лира.
— Я убегу!
— Ты уже один раз убежала. Порка понравилась?
— Откуда?.. — поразилась я.
— Про… место, где ты пряталась в Карайсе, мне сегодня Йарра рассказал, а как выглядят следы от ремня, я знаю. — Тим поджал губы, прищурился, и я поежилась — таким неприятным вдруг показалось его лицо, будто кто-то чужой и страшный выглянул из брата. — И поверь, дражайшая сестрица, с графом тебе повезло, я бы по твоему заду прошелся розгами, чтоб ни сидеть, ни лежать не могла. Ума палата — в услужение к куртизанке! Не о себе, так о репутации рода бы подумала!
— Прости…
Тим устало потер лоб, улыбнулся и снова стал любимым и родным.
— Да что с тебя взять… Дурочка ты.
— Сам дурак! — обрадовалась я, что он не сердится.
— Ехидна малолетняя.
— Индюк надутый!
— Курица ощипанная.
— А ты, ты… Тьфу! Угу-му-гу! — Воспользовавшись моментом, пока я подбирала прозвище пообиднее, Тимар влил мне в рот «сопливый» эликсир, а потом сжал подбородок ладонями, не позволяя его выплюнуть.
— Предатель!
— Ну говорю же, дура. Мазью сама воспользуешься, если захочешь.
Само собой, я не захотела. Но и без нее всю ночь проворочалась, не сомкнув глаз, — зуд, сопровождающий сращивание мышц и восстановление связок, буквально сводил с ума, а утром я встала разбитой, злой, невыспавшейся, голодной, как волкодлак в полнолуние, но практически здоровой, лишь колено еще болело.
Мазь, принесенную графом, я выбросила. Тим только головой покачал, обнаружив разбитую банку под окнами.
— Лучше бы мне отдала.
— Извини… Я не подумала, — повинилась я.
Погода портилась, со стороны гор шла гроза, и больная нога Тима разнылась.
— Именно. Когда же ты думать начнешь…
Думать, честно говоря, не хотелось совершенно. Особенно над словами Тимара. Принять графа, смириться с его домогательствами! Да никогда! Ненавижу его…
На фоне всего случившегося возвращение Уголька стало ярким, пенящимся бокалом счастья. Я тогда тренировалась во дворе — метала кинжалы и жутко досадовала, что плечо все еще не позволяет как следует размахнуться. У ворот раздались крики, истеричное конское ржание, рев, я, забыв о колене, повернулась к опасности… чтобы бросить кинжалы и побежать навстречу пантере.
— Уголек! Хорошая моя, золотая… Девочка моя…
Невероятно, но кошка стала еще больше, полностью оправдывая свое Лесное происхождение. Теперь она вряд ли поместится в моей кровати, скорее раздавит ее! Но какая красавица! Когда она шла по двору, крупные мускулы перекатывались под шкурой, заставляя шерсть вспыхивать антрацитово-черным. Усы кустами, янтарные глаза и трехвершковые клыки.
Пантера зарычала и оскалилась, остановившись в трех локтях от меня. Я протянула руку, чтобы почесать ее за ухом, и полетела на землю, сбитая ударом мощной лапы. Кто-то выругался, раздался характерный щелчок взведенного арбалета.
— Только попробуйте, — не хуже пантеры оскалилась я. — Убью того, кто тронет кошку!
В свете недавних событий мне поверили.
Я поднялась, снова приближаясь к пантере. Ее предупреждающий рык, и моя улыбка. Удар лапы — и кувырок, я успела увернуться. Сощуренные от дневного света янтарные глаза не отпускают мой взгляд. Хвост мечется из стороны в сторону, хлещет по бокам. Задние лапы Уголька напряглись, она подобралась, как взведенная пружина, и прыгнула, повалив меня на спину.
Чуть желтоватые клыки сжали мое горло, и пантера утробно зарычала.
— Я тоже соскучилась, — прошептала я, обнимая ее за шею.
Кошка фыркнула и вырвалась. Ударила напоследок подушечкой лапы по уху и, гордо задрав хвост, независимо потрусила к лестнице, ведущей в замок. Растирая шею, украшенную розовыми вмятинами зубов, я покосилась на преувеличенно не обращающих на меня внимания солдат и подумала, что снова получу взбучку от графа.
Уголек обиделась. Пантера отказывалась брать у меня еду, выбивала из рук миски с молоком, которые я подсовывала ей под нос, не давалась гладиться и демонстративно ночевала в ногах у Тимара. Она даже в ванну ко мне больше не пыталась запрыгнуть, хотя я нарочно наполняла ее по три раза в день.
— А чего ты ожидала? — спросил Тим, почесывая кошачье ухо. — Она же решила, что ты ее бросила. Когда ты уехала, киса тебя по всему замку искала и орала дурным голосом, служанки выйти в коридор боялись. От еды отказалась, я уже всерьез начал переживать, что умрет. Потом выбила окно и сбежала. В марте появилась, нагадила на твою кровать и снова ушла.
Я расхохоталась, представив страшную кошачью месть. Из-за ширмы донесся оскорбленный рык — пантера отлично понимала, когда над ней смеются.
— Тихо, тихо, — погладил ее Тим.
— Ошейник — твоя идея? — спросила я.
Тимар зевнул.
— Идея — моя, исполнение — графа.
— Серьезно?! — Я заглянула на половину Тимара. Тот приглашающее кивнул, и я с удовольствием уселась на его кровать, разглядывая плетенный из стеблей светлого растения и серебряных нитей ошейник на Угольке. Потянулась, повернула к свету небольшую подвеску в виде оскалившегося волка.
— Она же шляется по феоду, пристрелить могли из-за шкуры. А серебро и тарлич отлично видно даже в темноте.
— Но как Йарра смог надеть на нее ошейник? — Я все не могла отойти от удивления, потирая кулон. Пантера фыркнула и сжала мою руку зубами. — Или грызи, или отпусти, — дернула я ее за усы.
— Как-как… Выследил и надел.
— Но подвеска… И плетение… Это же дорого…
— Ты еще не заметила, что Йарре для тебя ничего не жалко?
— Да ну тебя, — рассердилась я, спрыгивая с кровати. Колено отозвалось болью. — Достал ты меня! И граф твой достал! И вообще все достало!
— Ты куда? Ночь на дворе!
— Прогуляюсь!
— Лира!..
— Что смотришь, иди за ней, — скомандовал Тим пантере. — Иди-иди, а то опять хозяйка пропадет, — спихнул он с матраса пушистую тушу.
Кошка свалилась комком сырого теста, недовольно рыкнула и, мягко переступая лапами, большими, чем мужская ладонь, растворилась в темноте.
Злая, как ведьма, я с грохотом скатилась по лестнице, хлопнула входной дверью, пересекла двор и вышла через неприметную дверь во внешней стене. Запертую, конечно, но маленькая брошь в виде дракона, которую я носила на рукаве, великолепно трансформировалась в отмычку.
Выбравшись из замка, я спустилась к ручью, отводящему лишнюю воду изо рва, запрыгала по обнажившимся камням, пересекающим русло. Сейчас жарко, и они почти сухие, а сам ручей чуть выше колен. Осенью, во время дождей, он превращается в полноводную реку, в которой запросто можно утонуть.
Успокоилась я только на другом берегу, спрятавшись под раскидистой ивой. Ее ветви образовывали зеленый шатер, сквозь который проглядывало небо, усеянное крупными, низкими перед дождем звездами — россыпь бриллиантов на черном вельвете небесной шкатулки. Сорел любил звезды — осколки душ тех, кто гуляет в Садах Светлых. Как много он знал об этих льдистых холодных искрах… То есть знает. Конечно же, знает, ведь он жив. И Алан жив. Но почему же так хочется плакать?..
Когда ивовый шатер дрогнул, впуская внутрь темную фигуру, я сначала решила, что это Тим. Еще успела подумать, что из вредности не вернусь в спальню и останусь ночевать здесь, тем более что ночь теплая. Да и он, зная меня, наверняка принес плед… Потом я унюхала до колик знакомый шипровый запах одеколона и вскочила.
— От кого прячешься? — спросил граф.
— Я не прячусь… — попятилась я. — Мне… я… Я спать собиралась идти! Спокойной ночи! — и нырнула в заросли, надеясь скрыться в темноте.
Не получилось.
Йарра схватил меня за локоть, дернул назад, прижав спиной к своей груди.
— Маленькая врушка, — пробормотал он, касаясь губами моего затылка. — Ты же выбежала из замка десять минут назад. Поссорилась с братом?
Я извернулась, пытаясь освободиться, и хватка графа стала крепче.
— Я задал тебе вопрос, Лира!
— Да, мы повздорили, — выдавила я, вцепившись в мужскую ладонь, ползущую вверх.
— Из-за чего? — Голос низкий, бархатный, и от горячего дыхания, опаляющего шею, по спине побежали мурашки. — Из-за чего ты поссорилась с братом, а? — повторил Йарра, сжимая мою грудь сквозь тонкий шелк.
— Отпустите!
— Даже не знаю, что на это ответить. — Я почувствовала, что он улыбается. — Не могу или не хочу.
— Я закричу!
— Кричи, — развеселился Йарра. — А что ты скажешь тем, кто прибежит на твои вопли?
— Ненавижу вас! Ненавижу! Отпустите! — забилась я.
Йарра толкнул меня к ивовому стволу, впился в губы, в шею. Рванул рубашку. Его руки шарили по мне, тискали, не отпускали, и от стыда и страха я хотела провалиться сквозь землю.
— Не надо! Не надо, ну пожалуйста…
— Лира! — донеслось от ручья. — Лира, твою мать! Второй час ночи, где тебя лярвы носят?!
Йарра замер и зажал мне рот ладонью.
Я замычала, упираясь в его плечи, а потом изо всех сил вцепилась зубами в мужскую руку.
— Дрянь! — охнул граф.
— Я здесь, Тим! — Боги, какой у меня хриплый голос…
— Лира, если ты сейчас не выйдешь, я тебя за ухо выведу! Не посмотрю, что взрослая!
Глаза Йарры чернели флером. На секунду мне показалось, что он сейчас пошлет Тима Лесом, а брат будет вынужден подчиниться и уйти.
— Отпустите меня, пожалуйста, господин… — шепотом взмолилась я. — Пожалуйста… Пожалуйста, Ваше Сиятельство…
Граф выругался и разжал руки. Отвернулся. Глотая слезы, я одернула перекрученную, измятую одежду и побежала к Тимару.
— Ты чего ревешь? — опешил брат.
— Упа-ла, — всхлипнула я. — Блузку порвала… Любимую…
— Наказание мое, — покачал головой брат. Снял с себя рубашку, надел ее на меня, затянув шнуровку у самого горла. — Быстро домой! Чтобы, пока дойду, ты под одеялом была и спала!
— Хо… Хорошо…
Пантера выбралась из кустов и уселась рядом с Тимом. Парень потрепал ее по загривку, даже чмокнул в макушку.
— Молодец, киса.
Отправленная за Лирой, Уголек вернулась почти сразу — зарычала, зафыркала, вцепилась в его ногу, стаскивая с кровати. Сердце сжалось, и Тим, где мог, бегом, а где просто съезжая по перилам, бросился вниз. И, как оказалось, не зря. В ответ на его крики из-под раскидистой ивы донеслась возня, тихое «Дрянь!» и глухой голос Лиры, а потом девчонка выскочила оттуда как ошпаренная. Растрепанная, заплаканная, в криво застегнутой рубашке с оторванными верхними пуговицами.
Тим дождался, пока Лира скроется за внешней стеной, и севшим от злости голосом заговорил, обращаясь к ивняку.
— Что же вы делаете, Ваше Сиятельство? Таскаете девочку по кустам, как последнюю шлюху… Вы в своем уме? Она же после каждого вашего, — Тим запнулся, — после каждой встречи с вами как в воду опущенная! Вы ее сломать хотите?.. Вам мало, что она готова в притоне жить, лишь бы не с вами? Ждете, пока с башни спрыгнет? Или на косе повесится?.. Ей дури и решимости хватит, не думайте… Вы для чего ее растили, господин? Зачем Роха наняли, зачем кормили буристой, семь лет учили?.. Только для того, чтобы сделать своей девкой?!. Ваше Сиятельство, я вам клянусь, если вы сломаете Лиру, я вас уничтожу. И плевать, что со мной потом будет.
Пантера вдруг оскалилась и зашипела, отпрянула в сторону.
— Зубы отрастил, Орейо? — спросил появившийся из темноты граф. — Выбью.
Отшвырнул Тима с дороги и зашагал к замку.
Ночью Тимар проснулся от горьких всхлипов, но сам не пошел — знал, что девушке будет неприятно, если он застанет ее плачущей. Отправил Уголька и спустя пару минут услышал:
— Ну куда ты лезешь? Фу, вонючка, уйди! Какую дрянь ты ела?.. Не надо, щекотно! Ну перестань, Тимара разбудим!.. Куда ты лезешь, кровать сломаешь! У-у, буйволица клыкастая…
