— Я буду честен перед моим господином и верен ему… — произнес Йарра начало клятвы.

Глаза Тимара подернулись дымкой, запахло озоном.

— Исполню любой его приказ, буду любить то, что любит мой господин, и избегать того, что он избегает.

— Расскажи мне о встрече Лиры и Алана.

— Нет.

— ЧТО-О-О?!

Ярость графа швырнула Тима на колени, пригнула к полу, скрутила судорогой боли.

— Я… не стану… доносить… На нее… — прохрипел Тимар, корчась на каменных плитах. Все его тело будто облили огнем, горящим драконовым огнем — и на мгновение ему показалось, что он видит это пламя — ревущее, жестокое, пожирающее плоть и оголяющее почерневшие кости.

Тим очнулся от выплеснутого на лицо стакана воды, отплевываясь, сел, глядя на Йарру снизу вверх.

— Еще раз, Орейо?

Тимар поежился, вытер кровь из прокушенной губы. Не хватало, чтобы Лира услышала его крики.

— Можете еще раз, — парень попытался встать, но ноги не держали, и он снова опустился на пол. — Но если я стану овощем, Лира вас не простит.

— Ты считаешь, меня волнует ее ко мне отношение? — сверкнул потерявшими радужку глазами Йарра.

— Если бы не волновало, вы бы сейчас не меня допрашивали, а ее. — Кровь из прокушенной губы стекала в рот, мешала говорить. Тим оттянул рукав, сплюнул на него, вытер тыльной стороной ладони лицо. — Но вы же полгода провозились, прежде чем Лира снова начала вам доверять. Обидно будет опять все испортить…

На скулах графа заиграли желваки.

— Наглеешь, Орейо.

— О сестре забочусь.

— Она тебе не сестра!

— Ваше Сиятельство, вы понимаете, что это говорит флер, а не вы? — осторожно спросил Тимар. — Я никогда не претендовал на Лиру. И не стану. Для меня она — сестра, и только. Мышонок, которого я вывез под плащом из княжеского замка.

— Убирайс-ся, — прошипел сквозь зубы Йарра.

— Да я бы с удовольствием, но встать не могу. Вы простите, господин, я еще немного помозолю вам глаза… Между Лирой и Аланом ничего не было. Совсем ничего, никогда — мы с Рохом за этим следили, — да и быть не могло: Алан для Лиры — что трехлапый щенок — и играть можно, и шпынять, и прогонять, когда надоест. И точно знать, что он прибежит, виляя хвостом, стоит только поманить. Понимаете?.. И если она сначала пожалела его из-за раны на лице, то после того, как он назвал ее вашей дев… Оскорбил ее, — поправился Тимар, перехватив взгляд Йарры. — Не смотрите на меня так, Ваше Сиятельство. Вы же прекрасно понимаете, что, несмотря на положение вашей леди, для чистоплюев Лира просто еще одна шлюха Высокого Лорда. В лицо этого, конечно, никто не скажет, но за глаза… Но тут вы сами разберетесь. А Алан… Я уже отправил его на Острова, приписал к гарнизону Зеленого Мыса без права на отпуск в ближайшие десять лет. Вы больше о нем не услышите. — Сплюнув кровь, Тим закончил: — Я на вашей стороне, господин.

— Браво, — поаплодировал Йарра. — Отличный монолог. Но я хочу знать, что произошло. Кто тебе помогал?

— Что?

— Ты не мог провернуть все один, ты бы просто не угнался за Лирой. Кто за ней следил?.. Ну же, Орейо. Ты все равно мне скажешь… так или иначе.

— Сэли, — сдался Тимар.

В библиотеке было темно и тихо. Тим прополоскал рот вином, промокнул лицо подолом рубашки, облегченно вздохнул: подмостки не проломились, единственный зритель поверил. Твой выход, варвар.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство.

— Здравствуй, Сэли. Расскажи мне о том, чем занималась госпожа в последние дни.

— Последние дни — это сколько? Два? Три? Пять?

— Десять.

— После взятия Альери?

— Именно. Подготовку к побегу можешь опустить, я о нем знаю.

Варвар замялся.

— Я тебя внимательно слушаю, Сэли.

— Если о побеге вам известно, то сразу после вашего визита она пошла в госпиталь, помогала господину Майуру.

— Дальше?

— Потом ушла спать.

— Ваше Сиятельство, он опустил часть событий, — вмешался Сибилл. Маг появился в кабинете за несколько минут до начала допроса и теперь, повинуясь приказу графа, продирался сквозь эмоции и верхний слой мыслей степняка.

— Сэли?

Варвар искоса взглянул на Сибилла, скривившись, потер лоб над переносицей и продолжил:

— Госпожа очень расстроилась при виде одного из раненых — у парня было рассечено лицо и поврежден глаз. Ночью она, я и лорд Орейо вынесли его в отдельную комнату, и госпожа лечила его своими эликсирами.

— Дальше?

— Я отнес его обратно. Утром были похороны, поминки…

— Плевать на поминки! Лира… Госпожа ходила к этому раненому?

— Нет, Ваше Сиятельство, он пришел сам.

— И?

— Они разговаривали.

— Наедине?

— Госпожа меня не видела, думаю, сочла, что они одни. Этот парень, Алан, предлагал ей сбежать с ним, но госпожа отказалась — мол, вы его убьете, а она не желает быть виновной в его смерти.

— Дальше?

— Тогда он оскорбил ее.

— Недоговаривает, Ваше Сиятельство.

— Сэли?

— Я говорю, как было.

— Они целовались, — хмыкнул Сибилл. — Лира и Алан.

Карандаш, который вертел в руках Раду, с громким треском сломался пополам.

— Сэли, если потребуется, я выбью из тебя правду, — тихо сказал граф.

— Правда в том, что ваш маг лжет, — жестко ответил варвар. — Алан начал распускать руки, но госпожа вырвалась, ударила его, и тогда он ее оскорбил. Я не успел вмешаться, потому что госпожа убежала и плакала на чердаке.

— Продолжай.

— Госпожа уснула там, среди коробок, и я отнес ее в ваши покои.

Граф исподлобья взглянул на варвара, рассматривающего пол кабинета.

— Они еще встречались?

— Нет.

— Не договаривает, Ваше Сиятельство.

— Они не встречались, но госпожа следила за его выздоровлением и подменяла лекарства господина Майура на эликсиры.

— Не договаривает.

Варвар скрипнул зубами.

— Алан искал с ней встречи, пытался подловить в коридорах, но госпожа сбегала.

— Дальше?

— Я все сказал.

Степняк стоял, сцепив руки за спиной, и раскачивался с пятки на носок. Молчал — лишь постукивали костяные амулеты, привязанные к его косам.

Молчал и Йарра — выбивал дробь обломком карандаша. Грифель крошился, пачкал столешницу.

— Упоминать о том, что госпоже не стоит знать о нашем разговоре, я думаю, излишне? — спросил наконец граф.

Варвар кивнул.

— Свободен.

— Крутился, как уж на сковородке, — прокомментировал допрос степняка Сибилл. — И сохнет по девчонке.

— По ней половина гарнизона сохнет. Предлагаешь всех перевешать?..

…а хотелось бы. Любого, кто только взглянет!

Маг неопределенно пожал плечами.

— Я могу идти?

— Иди Сибилл! — окликнул он борга.

— Да, Ваше Сиятельство?

— Не пытайся больше оболгать ее. — Татуировка на груди графа пульсировала в ритм сердцебиению, выжигая контур волка на полотне рубашки.

В кабинете пахло вербеной и лаймом. Тонкий аромат назойливо щекотал ноздри, сочился откуда-то сверху… справа… слева… Отовсюду. Раздражал, отвлекал, дурманил, выводил из себя, как теми летними ночами, когда он едва не свихнулся. И мед, терпкий привкус меда на языке, сладкая горечь — от нее першит горло и перехватывает дыхание.

…и хочется выдернуть ее из постели, впиться в нежные губы, притиснуть к стене — прямо в коридоре, плевать на слуг — это его замок, его женщина, он волен делать что и где хочет! — и любить ее, любить, пока она не забьется в руках, не застонет:

— Я больше не могу, господин… Пожалуйста… Хватит…

…и продолжать — пусть царапается, пусть кричит сколько влезет! — и брать ее до тех пор, пока не пресытится, пока не затошнит, пока не наступит похмелье, пока не утихнет огонь, сжирающий его изнутри, это чертово желание, из-за которого он сам не свой, эта похоть, мешающая здраво мыслить и рассуждать.

И чем дальше — тем хуже, тем острее, и только в бою он мог выплеснуть накопившуюся ярость и боль.

…маленькая лицемерка! Из-за чего она рыдала той ночью? Из-за похорон? Колокола? Или из-за Алана?

…а ведь он все это время берег ее. Не хотел пугать войной, не хотел видеть ужас в ее глазах, успокаивал, был добр, смешил ее, ухаживал за ней, как мальчишка! Сделал своей леди, хотя мог превратить в подстилку! Стоило ли? Если не ценит?!

Флакон с ядом — на его постели, а не в вине, тонкие холодные пальцы, обрисовывающие шрам на плече, всхлип и попытка спрятаться к нему под мышку от колокольного звона…

Два этажа вниз. Четыреста пятьдесят шагов — до заспанных глаз, до растрепанных волос, до тихого смеха и тонких запястий, которые можно удержать одной ладонью.

— Шильда, — прохрипел Раду, вцепившись в подлокотники и вжимаясь в спинку кресла.

Запрокинул голову, стиснул зубы, задержал дыхание — будто снова искал черепаховые шпильки Роха на дне лагуны. И — как тогда — звон в ушах, и колотящееся сердце, и резь в легких — до слез, а над головой — толща воды и бездонное небо. И ступни Наставника — он сидит на деревянном настиле пристани, опустив ноги в волны прилива.

Раду сморгнул видение и выдохнул.

Медленно и осторожно вдохнул, пробуя на вкус запахи кабинета: мастика, воск, кожа, яблоневые дрова. Кофе и табачное вино. И среди них — невесомым шлейфом, рассветной дымкой — исчезающий аромат вербены.

Наваждение схлынуло, оставив дрожь в руках и капли пота на лбу. И глухую злость — на Лиру, на себя. На этого… щенка. На Сибилла — «они целовались!».

Второго шанса он ему не даст.

И ее свободу стоит… поурезать.

…хватит прятать девчонку в замке, пусть привыкает.

Йарра положил ладони на стол, дожидаясь, пока уймется тремор. Вытер вымазанные в графите пальцы о листок бумаги, вынул из сейфа документы, образцы поглощающих амулетов и шагнул в телепорт.

Утром его ждал Совет пока еще Четырех.

— Здесь три сотни серебром, Сэли. Благодарю тебя за помощь.

— Не нужно, лорд. Госпожа платит мне достаточно.

— Бери.

— Нет, — тряхнул косичками варвар.

Пожав плечами, Тимар бросил кошель в ящик стола.

— Где ты научился противостоять ментальному считыванию, варвар? Ты маг?

— Нет, лорд. Просто заклят. Моя двоюродная тетка — ведьма.

Он подошел к нему снова, спустя несколько часов — высокий худой мужчина с единственной косой, плетение которой означает «верность», с нервным лицом, так не похожим на милое лицо госпожи. В детстве Сэли часто путали с его кузеном, и теперь степняк поражался тому, как могут различаться родные брат и сестра — совсем ничего общего, кроме, пожалуй, роста и сложения. И слепого обожания в глазах при виде друг друга.

О том, что лорд смотрит на маленькую госпожу как мужчина, он старался не думать, несмотря на паскудные слухи.

— Пройдемся?

Пожав плечами, Сэли зачехлил арбалет, забросил его за спину. Укоротил шаг, приноравливаясь к походке хромого.

— Тебе лучше уехать, Сэли, — без предисловий сказал лорд Орейо.

— Почему?

— Для твоего же блага… Она тебе нравится, верно? — усмехнулся лорд. И добавил: — Можешь не отвечать.

— Мои чувства не касаются никого, кроме меня, — остановился варвар. Амулеты на косичках согласно щелкнули.

— Касаются, если начнут приносить проблемы Лире! — резко развернувшись, прошипел Орейо. Красивое лицо лорда перекосила злость. — У Алана тоже были… чувства!

— Господин, я не понимаю, к чему этот разговор. Я не мальчик, который не может держать себя в руках, а взрослый мужчина.

— Видишь ли, Сэли, — тщательно подбирая слова, заговорил Тимар. — Моя сестра красива и умеет нравиться. Зачастую не желая этого. Внимание с твоей стороны ее оскорбит. И навредит ей — граф ревнив. Уезжай.

— Я уеду, если так прикажет госпожа.

— Видимо, я опоздал, — поджал губы лорд. Смерил его раздосадованным взглядом и, припадая на ногу, зашагал к замку, напомнив Сэли паука-сенокосца: та же кособокая походка, те же сети. Тонкие, почти незаметные, они кажутся куда менее страшными, чем лассо ловчего паука — крупного хищника размером с мужскую ладонь, но оттого не менее опасны.

— Он ее на шаг от себя не отпускает, с самого детства! В библиотеку — вместе, кататься — вместе, ели вместе, жили в одних покоях! Граф, когда узнал, в монастыре ее запер на полгода!.. Думаете, подействовало, господин? — захлебывалась Синтия.

Эта прачка напоминала Сэли гадюку — так и брызгала ядом, в обмен на медяшку вываливая самые грязные сплетни об обитателях замка.

— А как война началась, так и спать вместе стали! Снова! Да, снова!.. Таких, как лорд Орейо, в Араасе…

Юрта Кэи-ас-Кори-Вин, Рыжей Пустельги, стояла в пяти перестрелах от стойбища, в котловане, оставшемся от упавшей с неба звезды. Сюда не доносились ни детские крики, ни лошадиное ржание, ни собачий лай, ни, слава Матери, пение шоора и хууров, отмечающих его поражение.

Еще вчера он звался Сэли-ас-Вэй-Тэр, Черный Бык, а сегодня… Сегодня он был никем. Безымянным изгнанником, не имеющим права на имя.

Бросившим вызов и проигравшим.

— Ты щенок шакала, — презрительно бросил Хан-ас-Ли-Рой, глядя на лежащего у его ног мальчишку. — Только шакалы кусают руку, что их кормит, а потому — пошел прочь! Еще раз появишься в моей степи — и я убью тебя… Валу! — окликнул Хан старшего сына. — Проводи это ничтожество.

Сэли все-таки нашел в себе силы встать.

— Я вернусь, дядя.

— Ты вернешься за смертью.

Сэли лежал на лошадиной шкуре, смотрел вверх, и маленькая звезда подмигивала ему, заглядывая в отверстие дымохода. В юрте было душно, хотелось наружу, но подняться не получалось — руки и ноги тряслись, голова кружилась, тошнило, будто он перепил кумыса. И юноша лежал. Лежал, глядя на далекую звезду и прислушиваясь к пению тетки, перебиравшей травы у входа.

Кэи-ас-Кори-Вин была еще не стара, время не успело ни выбелить ее волос, ни украсить лицо почтенными морщинами. Вчера она остановила Валу и перехватила руку Хана, взвалила Сэли на коня и увезла в свою юрту. Умыла, зашила порезы, вправила хрящи сломанного носа.

— Ты поторопился, Сэли.

— Но ты, ты сама сказала мне, что я получу Солнечную Плеть, когда встречу серебряного волка, что волк поможет мне!.. Я видел его, тетя!

— Духи-покровители Хана обманули тебя, Сэли. Это был не тот волк.