Эпилог

В квартире было все иначе.

Выходит, Стас сделал ремонт… Белые обои. Обилие хрома. Яркий свет. И ощущение чужого жилья, в которое Алина проникла не иначе, как по ошибке. Она испытывала огромное желание убраться, вернуться в коммуналку, к которой привыкла. Но заставила себя переступить через порог.

Пройтись.

Вещи его… Что с ними делать? Дорогие… Продать? Мародерством отдает. Отдать? В приют? В Красный Крест? Или просто отнести на помойку?

Картины…

Их немного и сейчас ценятся. И наверное, Алина имеет право и на них тоже. Макс говорит, что имеет. По завещанию. Смешно. Когда-то это казалось романтичным, не умереть в один день, а отписать тому, кого любишь, все имущество… на всякий случай.

Макс вошел без стука.

– Осваиваешься? – Он снова выглядел прежним, немного ленивым, немного рассеянным. Родным.

– Пытаюсь. А я точно имею право?

– Точно.

– У Стаса нет родственников. Не было, во всяком случае. Но я…

– Все равно сомневаешься?

Алина кивнула:

– И боюсь. А если…

– Всю отраву конфисковали. Передали лаборатории. Пускай разбираются, чего там намешали гении-целители… – Макс пнул столик, сделанный из хромированных трубок. – Алин, прекрати строить из себя несчастную родственницу. Это твой дом. Был твоим. И снова стал. А прочее… судьба такая.

– Что с ними будет?

– Ну, Евгения сядет. Лет этак на двадцать минимум. Семейка поспешила от нее откреститься, а у самой денег на адвоката нет. Да и тяжбы из-за решетки вести ей затруднительно. А остальные, думаю, погрязнут в судах, пытаясь разобраться, кому же что принадлежит.

Странно.

Опять деньги. Из-за них все началось… И еще из-за любви, но потом про любовь все позабыли.

– Только она?

– Ну… – Макс поскреб затылок. – Галине предъявят обвинение, но она пошла в отказ… Делает вид, что понятия не имеет, чего там за добавки были. Вроде как натуральное средство, а доказать что-то сложно. Одно дело, Линка, когда человека на пленке вешают, и совсем другое, когда он вроде как сам помер, а предполагаемый убийца в это время чаи в веселой компании распивал. Старые дела вообще глухари… Попытаются, но максимум, что ей грозит, – пару лет условно.

Несправедливо.

Наверное.

– Татьяну вот уволили. И стоит вопрос о том, что запретят лечить, но это тоже… Страна большая. Уедет. Сменит фамилию. Хотя думаю, она теперь свой кусок не упустит. Раз уж делить пирог между детьми, то и ее считать. В старом-то завещании значится, что имущество в равных долях подлежит разделу между «моими детьми». Такой вот словесный оборот.

Всего два слова…

– Егор… Его отстранили от дел. Вроде бы проверками грозятся. Санкциями и прочей ерундой, только он за границу подался. Думаю, свою долю он уже добыл и не вернется, вот такие дела.

– А картина?

– Что картина? А… ну, ее с остальным имуществом поделят. – Макс осторожно присел на край диванчика, казавшегося игрушечным. – Или она тебе нужна? Смотри, пошел слушок, будто картина проклята…

Алина покачала головой.

Нет, ей не нужно чужого. Картина проклята? Скорее уж не она, а люди… Жадностью прокляты. И иными страстями, и, наверное, в этом есть какой-то смысл, который ей непонятен.