Дан проснулся от того, что кто-то нежно облизывал его ухо. Утро не подарило ничего нового: все та же головная боль и страх перед светом.

– Прекрати, Насть, плохо мне, – простонал он, осторожно отстраняя подругу.

Настя засопела, хрюкнула и гавкнула. Пришлось разлепить веки. От неожиданности Дан отшатнулся, увидев над собой брыластую морду с зелеными фонарями вместо глаз. Он уже успел позабыть о собаке Баскервилей с симпатичной кличкой Сэр Генри.

Настя спала рядом в пуританской ночной рубахе, перетянутой под горлом завязками. Впрочем, Дан и не претендовал сейчас ни на какую сексуальность: все мышцы и суставы ныли, как после большой тренировки. Девушка проснулась, озабоченно спросила:

– Как ты?

– Хреново, – мрачно ответил Дан.

– Ясно… – Настя вскочила с кровати. – Сейчас Генричку выведу.

Она скинула рубаху, дав полюбоваться белоснежным телом с пышными бедрами и высокой большой грудью. Повозилась с корсетом, недовольно бормоча:

– Господи, как же неудобно, столько сбруи. Зачем она только нужна? – И, ухватив собаку за ошейник, вышла из спальни.

Дан потянулся, пытаясь прийти в себя, погрузился в грустные размышления. Похоже, ему предстояла долгая борьба с наркозависимостью. Но как ловить Потрошителя, если сыщик ходит-то с трудом? Да еще и память Холмса опять отказала. Например, он совершенно не помнил, зачем поселил на Бейкер-стрит монструозную собаку и что случилось в Баскервиль-холле. Ладно это – оказалось, Холмс и сам страдает от амнезии. Но и его способностей у Дана тоже не было. Получалось, сыщик просыпался только под воздействием наркотика. Приходилось выбирать: или Шерлок Холмс и морфин – или трезвость и ломка. Для Дана выбор был очевиден: он не собирался поощрять порочные наклонности своего альтер-эго.

– Придется так обойтись, – вздохнул он, и принялся раздумывать, как поймать Потрошителя.

Скотленд-Ярд с него не слезет, это ясно. А учитывая привычки милейшего доктора Уотсона, который, кажется, любит поразвлечься с проститутками, Сенкевича вполне могут снова обвинить. Недаром он вечером пропал и, по словам Насти, явился домой только в середине ночи. Надо будет с ним разобраться, сердито подумал Дан. Пусть на время умерит пыл, мачо недоделанный.

План поимки Потрошителя был бы прост, помни он чуть лучше историю криминалистики, которую изучал в академии ФСБ. Например, место и дату следующего нападения. Тогда оставалось бы лишь устроить засаду и взять маньяка тепленьким. Но таких подробностей Дан, конечно, из себя не выудил. Все, что удалось выжать, – второе убийство было совершено примерно через неделю и тоже в Ист-Энд. А вот где…

Тот же вопрос он задал Насте за завтраком, который состоял из пригорелой овсянки и резиново крутых яиц, которые девушка упорно именовала яйцами всмятку.

– Не знаю, Данилка, – покачала головой Настя, скармливая сэру Генри свою кашу. – Я только помню из лекций, что женщину звали Энни и что Потрошитель на этот раз особенно постарался. Кажется, почку у нее вырезал, что ли.

– Доброе утро, леди и джентльмены, – доброжелательно поприветствовал присутствующих Сенкевич, входя в столовую.

На нем была бордовая шелковая куртка и домашние брюки. Румяная физиономия лоснилась довольством.

– Кого звали Энни? – жизнерадостно спросил он, придвигая овсянку.

– Следующую жертву, – пояснила Настя.

Сенкевич поперхнулся:

– Пригорело…

– Что, знаком? – нахмурился Дан. – Ты бы придержал коня в узде, пока следствие идет. В следующий раз вытаскивать не буду.

– Кто знает, может, он и есть Потрошитель… – поддержала Настя.

На лице Сенкевича отразилось отчаяние:

– Я не виноват. Этот му-у-у-жик просто зверь какой-то. Не могу с ним справиться. Кажется, он помешан на б…б… бабах легкого поведения.

– Потрошитель тоже помешан, – хмыкнул Дан. – Колись давай, что там у тебя за Энни.

– Да ничего особенного. Смугленькая такая, тощая.

– Смуглянка Энни! – воскликнула Настя. – Я вспомнила прозвище!

Оба нехорошо посмотрели на Сенкевича.

– Всю следующую неделю из дома по вечерам ни ногой, – злобно приказал Дан.

– А нам надо идти, Данилка, – поднялась Настя.

– Куда это?

– Вести расследование, конечно. Искать свидетелей. Или ты думаешь, все само рассосется? Если не хотим неприятностей, надо разобраться с этим любителем проституток. А доктор Уотсон, – девушка выделила последние слова сладкой интонацией, – сейчас отправится в свою лабораторию и поищет способ вернуть нас домой. Не так ли, доктор?..

Сенкевич буркнул что-то неразборчивое.

Понимая, что подруга права, Дан кое-как добрался до кабинета, застыл перед столом, размышляя, что делать. Наркотик – единственный способ вернуть Холмса, а без него, без его знания реалий этого времени, ничего не получится. Крошечных отрывков памяти сыщика, застрявших в сознании, хватало только на то, чтобы чисто говорить по-английски. Но это было слишком мало.

Решившись, Дан открыл ящик стола, схватил пузырек с надписью «Laudanum», распечатал его и сделал маленький глоток, надеясь, что этой дозы хватит. Постоял, подождал немного, ощущая знакомый уже прилив сил. Потом энергично кивнул, достал из ящика копии полицейских бумаг, внимательно прочел их, раскрыл шкаф и принялся выбирать костюм. Холмс вернулся.

Спустя полчаса они с Настей вышли из кеба в Ист-Энде, на улице Бакс-роу. Здесь, судя по протоколам, предоставленным сэром Чарльзом, произошло убийство. Дан уверенно подошел к высоким деревянным воротам старого, заброшенного конюшенного двора.

– Тут она лежала.

– Кровь, конечно, смыта, – вздохнула Настя. – И даже если какие-то следы были, их давно затоптали.

Дан молчал. Сейчас им управлял Шерлок Холмс, который по описаниям из протоколов мысленно восстанавливал картину убийства.

Ночь с тридцатого на тридцать первое августа 1888 года была холодной, сырой и ветреной. С самого вечера небо хмурилось черными тучами, а в два часа разразилось дьявольской грозой. Над Ист-Эндом раздавались тяжелые раскаты грома, сверкали молнии, ливень шел стеной. Добрые горожане мирно спали под крышами своих домов, гроза скрыла от них все посторонние звуки. Они ничего не слышали.

Потом гроза уплыла в сторону Темзы, озаряя небо оранжевыми всполохами, придавая городу апокалиптический вид, – отличные декорации для кровавого преступления. И оно произошло.

Женщина брела, пошатываясь, не давая себе труда обходить широкие лужи, то и дело спотыкаясь, – казалось, она вот-вот свалится в сточную канаву, да там и заночует. Промокшие полы коричневого пальто-ольстера тяжело обвисли. Насквозь пропитавшиеся дождем юбки липли к ногам, сдерживали без того неуверенный шаг. В мужских ботинках, слишком больших для женской ступни, хлюпала вода. Дождевые капли с противным звуком ударяли по черному соломенному капору. Мэри Энн некуда было пойти, чтобы переждать непогоду: ни дома, ни денег на ночлежку, а те жалкие пенни, которые могли обеспечить кров над головой, женщина пропила в трактире с подружкой.

Теперь она медленно тащилась по Уайтчепл-роуд в сторону Лондонской больницы в надежде заработать несколько монет – единственным доступным ей способом. Но в такую дождливую ночь шансов на встречу с желающим поразвлечься было мало. И Мэри Энн уже бесцельно брела по опустевшим мокрым улицам, убивая время до утра.

– В ту ночь, с двух до трех часов, шел сильный дождь, – отрывисто произнес Дан. – Однако тело было найдено окровавленным. Вокруг головы и под нижней частью тела скопились лужи, одежда тоже была пропитана кровью. Значит, ее убили уже после трех, когда дождь кончился, иначе он смыл бы кровь. Труп нашли около четырех утра два возчика, которые направлялись на работу. Они указали, что руки и лицо женщины были еще теплыми. В темноте им даже показалось, что женщина жива, просто пьяна или без сознания.

– Выходит, они разминулись с убийцей на каких-то десять – двадцать минут, – заключила Настя.

Дан снова погрузился в размышления. Шерлок Холмс всегда говорил, что таково научное использование силы воображения, которое всегда работает у специалистов на твердой материальной основе.

Дождь прекратился внезапно: только что небеса проливали широкие потоки, и вот гроза ушла. Мэри Энн с облегчением вздохнула: теперь, возможно, припозднившиеся гуляки выйдут из трактиров. Может быть, вернуться в «Сковороду»? Клиентов она там сегодня не нашла, но кто знает: вдруг после хорошей порции джина кто-нибудь из джентльменов захочет ласки?..

– Пойдем опрашивать свидетелей? – прервала его мысли Настя.

Дан молча покачал головой. Здесь полицейские сделали все что могли. И даже если кто-нибудь о чем-нибудь умолчал, теперь он в этом не признается.

– Показания свидетелей противоречивы. Констебль, дежуривший ночью в будке, которая находилась метрах в пятидесяти от ворот конюшенного двора, не слышал ничего подозрительного. То же утверждают ночные сторожа из ближайших складов, жильцы Нового Коттеджа и Эссекского Причала. – Дан кивнул на два дома, окна которых выходили прямо на место трагедии. Но вот некая миссис Колуэлл с Брейди-стрит указывает, что среди ночи слышала крик женщины: «Помогите! Убивают! Полиция!» Судя по звуку голоса, женщина убегала в сторону Бакс-роу. Но самое интересное, миссис Колуэлл не слышала при этом шагов.

Дан направился к Брейди-стрит, которая пролегала перпендикулярно Бакс-роу, остановился возле газового фонаря на столбе:

– Последний источник освещения, дальше, на Бакс-роу, темнота. Предположим, Мэри Энн стояла здесь, ожидая, не появится ли клиент. И он появился.

– Так пойдем повторно допросим миссис Колуэлл.

– Нет, мы сделаем по-другому. – Дан огляделся, выбрал из прохожих шустрого разносчика газет, свистом подозвал его.

Курносый мальчишка лет десяти в длинном не по росту пиджаке и лихо заломленной кепке шустро подбежал:

– Газету, мистер?

– Оставь себе. – Дан показал ему монету. – Хочешь заработать шиллинг?

– Что нужно делать, мистер?

– Скажи, ты знаешь, кто живет в этом доме?

– А как же, я всех здесь знаю. Мистер Кортни с семьей, он работает на причале. Мистер Смит, он холостяк, столяр. И миссис Колуэлл, старенькая вдова. Она хозяйка дома.

– Расскажи про вдову.

Мальчишка рассмеялся:

– Да она сумасшедшая. Однажды я принес ей «Стар», а она рассказала, что ночью за окнами ходили фейри и пели рождественские гимны. Ей все время что-то такое слышится. То волки на улице воют, то дьявол крыльями хлопает.

Дан вручил парню шиллинг и отпустил.

– Элементарно, Хадсон. Единственная свидетельница, которая утверждает, что слышала крик, страдает старческим маразмом и слуховыми галлюцинациями. Узнав, что неподалеку произошло убийство, тут же придумала вопли о помощи.

– Но, может, на этот раз она действительно что-то слышала?

– Возможно. Только поймем мы это гораздо позже. Теперь пойдем в морг уайтчепелского работного дома. Мне нужно осмотреть тело.

Ночлежное заведение располагалось неподалеку, на углу Бейкерс-роу и Томас-стрит. Покойницкая при лечебнице – темный, вонючий кирпичный сарай – была заперта на ключ. Послали за сторожем. Спустя полчаса явился трясущийся, приволакивающий правую ногу старичок. Взглянув на бумагу от сэра Чарльза, которая предписывала оказывать предъявителю сего всяческое содействие в полицейском расследовании, сторож трясущимися руками отпер дверь.

Внутри было темно, пахло нечистотами и смертью. Под ногами что-то тихо похрустывало.

– Вши, – коротко пояснил сторож. Настя сдержанно взвизгнула.

Убитая лежала в гробу, обмытая и причесанная, одетая в простенькое темное платье. Она была маленькой, хрупкой, с каштановыми, начинающими седеть волосами. Дан внимательно оглядел покрытое морщинками лицо с мелкими чертами. На обеих скулах отчетливо виднелись кровоподтеки. Шею прикрывала полоса ткани. Дан приподнял ее, осмотрел длинную, от уха до уха, рану на горле.

– Придется раздевать.

Сторож вышел и вернулся с еще одним пожилым мужчиной. Вдвоем, ничуть не смущаясь, они принялись деловито освобождать покойницу от одежды.

– Что ты хочешь тут увидеть? – шепотом поинтересовалась Настя. – Я тебе и так все расскажу, да и в полицейском протоколе есть результаты осмотра.

Дан пожал плечами – он не знал, что ожидает найти, но чувствовал: должен увидеть труп без одежды. Сторожа сняли платье и отступили. Настя, видавшая всякие виды, болезненно передернулась и отвернулась от окоченевшего худенького тела. Дан подошел ближе. Брюшную полость безжалостно вспороли – начиная от середины нижних ребер, вдоль правого бока, в нижней части таза, к левой стороне живота. Рана была неровной. Живот также был прорезан в нескольких местах. На лобке виднелись три колотые раны.

Мэри Энн дошла до последнего фонаря на Брейди-стрит и остановилась. Она прогулялась уже по всем улицам Ист-Энда – безрезультатно. Подумалось, что все же надо идти в «Сковороду». Ее знобило, мокрая одежда неприятно холодила тело. Как бы не заболеть… Если в трактире не найдется желающих быстрой любви, может, кто-нибудь хоть угостит джином и она согреется.

Из темного переулка между домами выступил силуэт. Мэри Энн присмотрелась: мужчина.

– Развлечься хотите, мистер? – привычно выкрикнула она.

Человек бесшумно приближался, ступая мягко, по-кошачьи. Вскоре он оказался рядом, остановился подле женщины, ласково улыбнулся. Взял за руку, повернул туда-сюда, осматривая предлагаемый товар. Мэри Энн не сопротивлялась: она привыкла к подобному обращению. Сейчас он ухватит за грудь, хлопнет по заду, потом решится на покупку.

Но клиент не торопился ощупывать проститутку. Он продолжал смотреть на нее.

– Пожалуй, я хочу развлечься, – едва слышно шепнул он.

Пальцы на ее запястье сжимались все сильнее, превратились в тиски, причиняя сильную боль. Женщина попыталась вырваться, но человек держал крепко. Тогда она скосила глаза, взглянула на него и застонала от ужаса. Когда казалось, спасения уже не будет, эти железные пальцы переломят ей кость, человек наконец отпустил ее, прошептал:

– Беги…

И она побежала в сторону Бакс-роу, звериным инстинктом выбрав самую темную улицу, надеясь затеряться, спрятаться во мраке. Задыхалась от невыразимого страха. Сил кричать не было. В непроглядной черноте Бакс-роу раздавалось только ее хриплое дыхание и топот ботинок по мокрым камням мостовой.

Из-за паники она не слышала ничего. Не услышала и шагов преследователя. Он налетел из темноты, сбил с ног, повалил на мостовую. Смеясь, задрал на ней юбку. Она лежала не шевелясь. Знала: если закричит, человек пустит в ход то, что сжимает в левой руке. Пусть он сделает свое дело и уходит, пусть. От нее не убудет.

Мэри Энн почувствовала, как с нее стягивают панталоны. Ничего, не впервой. Иногда приходилось уступать самым буйным клиентам бесплатно – жизнь дороже.

Она попыталась расслабиться, принять его в себя, может, даже изобразить удовольствие, лишь бы он не злился. Но он медлил – она физически ощущала голым телом его острый как нож взгляд. Человек застонал, в этом звуке были похоть, дикое желание, звериное возбуждение и… ненависть.

Острая боль пронзила лобок, потом еще раз, еще – теплое потекло по бедрам и ногам, капало с тихим звуком на мостовую. Он захрипел, учуяв запах крови, – дикий зверь, городской хищник.

Тогда она издала наконец слабый крик о помощи, но на лицо опустилась тяжелая рука. Твердые пальцы с силой сжали щеки, давя звук в зародыше. Мэри Энн молча заплакала. Острое, беспощадное вошло между ног, кромсая нежную плоть внутри, разрывая и вырезая то, что делало ее женщиной. Лезвие ходило взад-вперед. Убийца навалился на нее, в такт движениям руки подергиваясь всем телом, издали их можно было принять за любовников. Мэри Энн потеряла сознание от боли, мужчина коротко вскрикнул и упал на нее, извиваясь в конвульсиях наслаждения.

Потом он еще долго трудился над неподвижным телом. С удовольствием истинного художника, сумевшего воплотить прекрасный замысел, резал грудь и лобок. Вогнал инструмент в брюшину. Слой жира на животе с трудом подавался под лезвием. Пришлось резать по мясницки, в несколько приемов.

Наконец все было кончено. Живая игрушка, сколь ненавистная, столь и восхитительная, превратилась в неподвижную груду искромсанной плоти. В окровавленный кусок мяса. Он почувствовал легкое сожаление – не из-за ее смерти, конечно. Из-за того, что любимая работа была окончена. Такое разочарование и опустошение ощущает писатель, поставивший последнюю точку в романе, которому посвятил много времени. Вздохнув, он почти любовно погладил шею проститутки и одним движением перерезал ей горло от уха до уха.

Дан долго смотрел на вспоротую брюшину трупа. Аккуратные края раны, настолько ровные, будто резали тонким скальпелем или лазером, – несмотря на то что это сделано в несколько приемов. Но это не скальпель, слишком глубоко вспорота плоть. Нож с тонким лезвием? Дан приподнял край отрезанной фартуком брюшины, достал из кармана лупу, всмотрелся, толком не понимая, что ищет. На грязно-желтоватом слое жира он заметил крошечные черные точки. Из другого кармана вынул пинцет, осторожно взял одну из них. Это был короткий толстый волосок. А вернее, щетина с чьего-то подбородка.

– Она убита опасной бритвой, – уверенно сказал Дан. – До этого полиция искала хирурга или мясника. А возможно, надо было искать парикмахера.