Глава 23. Древо желаний

Закат догорел. Последний солнечный луч скользнул по осиротевшим волнам, ткнулся в пену прибоя, а затем, рассыпавшись на ней багряными искрами, исчез без следа в духоте тропической ночи. Густой, влажной, наполненной терпкими ароматами трав и тихим шелестом накатывающего на прибрежный песок моря.

Накрыла скалы незаметно подступившая темнота. И хотя край небосвода еще пламенел, по всему выходило, что это совсем ненадолго. Минута-другая, и всё – последний блик уходящего дня растает в серебре лунного света. Впрочем, луна – это тоже красиво. Всем ведь известно, что есть у нее свои преимущества, о которых знает, наверное, каждый влюбленный.

Глядя на стоящую рядом Жанну, я просто тихо обалдевал. Настолько прекрасной казалась она мне в эти мгновения. Восхитительно беззащитная, искренняя до изумления, хрупкая, открытая всему миру, готовая вот, кажется, прямо сейчас взлететь и парить, парить над морем, впитывая в себя свет далеких звезд, качаясь на лунных волнах, нежась в остатках заката. Забыв обо всём. Обо всём, что было. А я… Отчего-то мне стало жутко. Так жутко, что захотелось тут же накрыть ее куполом, пологом незримой защиты, чтобы оградить, сберечь, сохранить то, что могло исчезнуть в любую секунду, истаять в холодном сиянии ночного светила. Чтобы удержать, чтобы…

Как бы подтверждая мои непонятно откуда взявшиеся страхи, Жанна неожиданно подалась вперед, будто и впрямь собиралась шагнуть с обрыва, но в ту же секунду, словно наткнувшись на какую-то невидимую преграду, испуганно замерла. Замерла, а затем, резко тряхнув головой, повернулась ко мне. Тяжело дыша, судорожно вцепившись в мою напрягшуюся руку.

– Андрей… Скажи, с тобой никогда не случалось такого, что… что тянет тебя куда-то? Куда-то в другой мир.

Я вздрогнул. А она, ничего не заметив, продолжила:

– Мне иногда снится. Снится, что я вот так же стою на скале, а передо мной дверь. А за ней… И, знаешь, мне становится страшно. Очень-очень страшно. И тогда я просыпаюсь. А если тебя рядом нет, не сплю уже до утра.

– Почему? – хрипло произнес я, не узнавая собственного голоса.

– Не знаю. Просто мне кажется, что если опять усну, то всё повторится и я… Я просто уйду туда. Навсегда.

– Там так плохо?

– Да. То есть нет. То есть я не знаю, плохо там или нет, но… мы там с тобой чужие. Совсем чужие друг другу.

– И… давно это? – тупо спросил я.

– Что давно?

– Давно это тебе… снится?

Жанна тихо вздохнула, опустив голову.

– С тех пор, как мы встретились.

Я промолчал. А она… Она неожиданно прильнула ко мне, ухватив за обе руки, дрожа всем телом:

– Андрюша. Любимый. Прошу тебя. Никогда, слышишь, никогда не отпускай меня. Иначе… иначе всё. А еще верь мне. Верь, несмотря ни на что. Что бы ни случилось. Что бы тебе ни почудилось… Пожалуйста.

Осторожно отцепив одну руку, я мягко провел ладонью по волосам любимой женщины. Осторожно коснулся лба, отбрасывая в сторону непослушные пряди, утёр катящуюся по щеке слезу.

Жанна смотрела мне прямо в глаза. Не отрываясь. Ожидая ответа. И, кажется, ничего не замечая вокруг.

Что я мог ей сказать? Только одно.

– Я тебя никогда не оставлю. Что бы ни случилось.

А потом мы целовались. Долго и самозабвенно. Но при всём при том, каким бы удивительным сей факт ни казался, исключительно целомудренно. То бишь без излишеств в виде… ну, в общем, вы поняли. И лишь в самом конце затяжного поцелуя до меня, наконец, дошло. Дошел смысл того, что случилось.

«Какой же я идиот! Ведь она же… Бли-ин! Она же мне сейчас в любви признавалась. А я… я просто болван!»

Да, надо было что-то делать. И срочно. Что именно, я понял, когда оглянулся и увидел то, что увидел.

Впрочем, на самом деле, увидел я это гораздо раньше, еще когда мы поднимались на смотровую площадку. И Жанна увидела. Но так же, как я, не придала особого значения тому, что встретилось нам на пути. Ну, то есть нет, придала, конечно, но совсем не в том смысле, в каком стоило. Да и я, признаюсь честно, сообразил об этом только сейчас, совершенно случайно вспомнив некоторые обычаи и традиции. Те самые, что хоть и считаются местными, но, тем не менее, для нас, пришлых, тоже подходят. Очень даже подходят. Как нельзя лучше.

«Ну что ж, дело за малым. Всего-то пара десятков шагов и…»

В двадцати шагах от нас в окружении цветущих смоковниц приютилось небольшое подсвеченное фонарями строение. Действительно небольшое, метров примерно пять на десять и высотой от трех до пяти. Состоящее из четырех ровных стен и плоской кровли с квадратным возвышением посередине, плавно переходящим в купол. Усеченную полусферу, увенчанную крестом. Прямым четырехконечным крестом симметричной формы.

Короче говоря, это была типичная православная часовенка, весьма характерная для этих мест. И хотя она отличалась от аналогичной, скажем, москонской (у нас и кресты все о восьми концах, и материал стен другой, и еще кое-что по мелочи), но, тем не менее, это была именно часовня. Однако сама по себе она меня не интересовала, да и внутрь заходить я не собирался. Мое внимание привлекло иное. То, что располагалось за невысокой оградкой, слева от культового сооружения.

– Пойдем? – кивнул я жене, указывая взглядом на строение с крестом.

– Зачем? – удивилась она.

– Увидишь.

Я взял Жанну за локоток и повел к зданию. Заинтригованная супруга сопротивляться не стала, и потому уже секунд через пятнадцать-двадцать мы очутились в аккуратном, вымощенном известняковыми плитами дворике. Том самом дворике, что и был основным элементом моего «хитрого» плана. Впрочем, вру. Основным элементом был всё же не он, а растущее посреди двора дерево. Обыкновенное миртовое дерево. Правда, довольно высокое, в несколько раз выше, чем у нас, на Москонии, где, как известно, мирт больше похож на кустарник. И хотя для синеговских граждан непривычные размеры привычного растения могли показаться в диковинку, цель моя заключалась не в том, чтобы поразить жену необычным зрелищем. Задумка моя состояла в другом. Совершенно в другом.

Насколько мне помнилось, именно мирт многие, в том числе, местные обитатели, почитали древом семейным, символом вечной любви и супружеской верности. А еще ему вменяли в обязанность (по крайней мере, здесь, на Купоросе) служить своеобразным «почтальоном», передающим на самый, так сказать, «верх» пожелания страждущих. Тех, кто жаждал или обрести наконец свою половинку, или же просто воплотить в жизнь какую-нибудь мечту. Какую именно? О-о, здесь всё зависело лишь от фантазии просителя. Ну и, конечно же, от собственной веры в возможность ее, хм, реализации.

Сама «технология подачи прошений» была примитивна донельзя. Надо было просто перенести свои самые сокровенные мысли на бумажный носитель, потом свернуть листок в трубочку и прицепить на дерево в надежде, что рано или поздно «высшие силы» прочтут письмо и обязательно (ну как же без этого) на него откликнутся. Каким образом? Да самым обыкновенным: муж-алкоголик неожиданно перестанет пить, жена-гулена внезапно вернется в лоно семьи и станет образцовой матерью и подругой, теща перестанет сверлить зятя, а свекровь – невестку. Кто-то обретет домашний очаг, кто-то превратит его в крепость, а кто-то… кто-то вдруг просто поймет, что без детей в доме и семья не семья. Такие, понимаешь, пироги…

Всё это я без затей выложил своей благоверной, сопроводив рассказ неким туманным намеком. И, судя по ее загоревшимся глазам, намек она поняла. Поняла и тут же принялась искать, чем и на чём написать послание.

Всё, что нужно, нашлось на небольшом каменном столике, расположенном возле часовни. И стилус, и сложенные стопкой квадратики плотной бумаги с маленькими крючочками, необходимыми, по всей видимости, для того, чтобы цепляться за ветки.

– Только ты не подглядывай, – попросила Жанна, прикрыв рукой бумажный листочек.

– Не буду, – улыбнулся я, отворачиваясь. Подглядывать и впрямь было ни к чему, поскольку я точно знал, что именно она напишет. То есть был абсолютно уверен в том, что знаю. Ведь последние несколько лет она, кажется, только об этом и думала, полагая, что ее туповатый муж ни о чем не догадывается. О чем конкретно? Да о том, что, на самом деле, мы пока еще не семья. Точнее, не совсем семья. Нас ведь всего лишь двое. Только двое. Пока.

– Как бы мне ее наверх прицепить? – задумчиво произнесла жена спустя полминуты, сворачивая записку с поручением для «высших сил».

– Элементарно, – отозвался я, подтаскивая к дереву специально предназначенную для этих целей стремянку. Жанна благодарно кивнула и, забравшись по лесенке на самый верх, аккуратно прикрепила «письмо» к одной из веток. Спустившись затем вниз, она вопросительно посмотрела на меня:

– А ты ничего не будешь писать?

– Конечно, буду. Только и ты тогда… не подсматривай.

Склонившись над столиком, я принялся выводить на листке «Хочу, чтобы…». Однако встать при этом постарался так, чтобы жена при желании могла разглядеть, что я пишу. Уверен, подобной возможности она никогда не упустит – женушка у меня ведь страсть какая любопытная. Впрочем, как, наверное, и все женщины этого мира.

Закончив писать, я обернулся. Обернулся и понял. Понял – она знает. Точно знает. Ведь за тот взгляд, которым меня наградила Жанна, можно было полжизни отдать. И еще полцарства в придачу, если бы, конечно, оно у меня имелось. «Что ж, совпали, выходит, желания. Как пить дать, совпали».

Прицепив записочку к дереву, я слез со стремянки и с удовлетворением посмотрел на дело рук своих. Наши с женой послания висели рядом, вместе, на одной ветке, выше всех прочих, ближе всех к небу, к луне, к звездам. И это означало, что желания наши теперь просто не могут не сбыться. Тем более когда они суть одно. Единое для двоих. И, кажется, мы оба это поняли.

От ощущения внезапно накатившего счастья мне стало так хорошо, что я непроизвольно обнял жену, а она… она, ничуть не противясь, лишь вздрогнула и тихо прошептала мне на ухо:

– Спасибо, Андрюша. Спасибо.

А еще через пару секунд я неожиданно почувствовал, как что-то во мне изменилось. Почудилось, будто я вновь стою на скале и вижу перед собой дверь. Дверь в иной мир, окно в иное измерение. Но на этот раз никакого страха я не испытывал. Так же, как и сомнений в своей правоте. Только уверенность в собственных силах. И вера в то, что смогу, что сумею туда пройти, а потом вернуться обратно. Таким же, как был.

Словно бы по наитию, я резко сжал пальцы в кулак. Метрах в трех над головой появилась темная точка. Точка, которая спустя мгновение превратилась в вихрь. Оранжево-серый вихрь. Засвистел ветер, «древо желаний» зашелестело листвой, а его поднятые ветви поднялись еще выше. И буквально в ту же секунду две наши записочки сорвались с кроны, почти моментально втянувшись в призрачное «окно».

Пальцы разжались. Раздался негромкий хлопок. Вихрь исчез. Будто его и не было.

– Что? Что случилось? – испуганно произнесла жена.

– Да в общем, ничего особенного, – ответил я. – Просто наши послания ушли к «адресату».

Жанна оторвалась от меня. Оглянулась. Посмотрела наверх. Изумилась. Вновь повернулась ко мне.

– Это что, фокус такой? – протянула она недоверчиво.

Я помотал головой.

– Да ладно, брось. Ну, скажи, их ветром унесло? Так?

Я улыбнулся.

– Скажи. Я ведь всё равно не отстану.

Я опять обнял жену и прошептал ей на ухо:

– Не скажу. И не надейся.

– Да ну тебя. И вообще, это дурацкая шутка. И фокус дурацкий «Н-да, кажется, она и вправду обиделась. И губки надула. Как маленькая».

Впрочем, долго «обижаться» на меня Жанна бы, конечно, не стала. И, наверняка, довольно быстро сменила бы гнев на милость и опробовала иные, более «гуманные» способы получения информации. Поскольку уж в чем-чем, а в искусстве обольщения женушка моя была виртуозом. Лично я, как правило, «ломался» уже минуте на пятой-седьмой. Хотя, не скрою, бывали и исключения, и однажды я умудрился продержаться почти полчаса. Правда, тот случай был в некотором роде особый – Жанна тогда просматривала «дцатую» серию очередной «мыльной оперы» и потому «допрос мужа с пристрастием» проводила во время рекламных пауз.

Так что, скорее всего, я бы и сейчас «раскололся» как миленький, без вариантов. В итоге пришлось бы мне ей всё рассказать. Всё, что знаю о своих непонятно как обретенных «умениях». И всё, что не знаю – тоже. А потом, наверное, еще час, как минимум, объяснял бы причины, по которым столь долго скрывал от любимой жены важные подробности собственной биографии.

Однако на сей раз мне «повезло», и «чистосердечное признание» не состоялось. Жизненные обстоятельства помогли: секунд через пять Жанна неожиданно всплеснула руками и взволнованно произнесла:

– Черт! Андрей, мы, кажется, на ужин опоздали!

– Да нет, всё нормально. Не опоздали мы, – успокоил я супругу. – Он здесь с семи до десяти. Так что времени еще вагон.

– Точно?

– Сто пудов.

Жена покачала головой, словно бы сомневаясь в мной сказанном, а затем строго заметила:

– Всё равно, лучше бы нам не опаздывать.

Спорить я с ней не стал. Лишь чинно поклонился, выставив вперед локоть:

– Силь ву пле, мадам.

Предложенную игру Жанна приняла. Взяв меня под руку и столь же чинно ответив:

– Благодарю, сударь.

Но через пару шагов всё же не выдержала и, давясь от смеха, ткнула меня локотком в бок:

– Кх-кхх-ккавалер… блин.

Последующие десять секунд мы смеялись уже вместе.