Шан Ян, служивший министром, заложившим фундамент для прихода к власти династии Цинь, организовал строительство циньской столицы в Сяньяне в середине IV века до н. э. Проект этого города он составил по образцу столиц Сражающихся царств, но его новые кварталы появились за пределами городских стен при следующих правителях. Разрастание Саньяна вширь достигло пика при первом китайском императоре, который затеял кардинальную его перестройку ради создания нового типа столицы для управления всей страной, знаменующего образование первого в истории Китая государства. В 220 году до н. э. он построил дворец Синь к югу от реки Вэй (правильным считалось расположение столицы к северу от реки) и затем переименовал этот дворец в Храм Апекс как земное воплощение Небесной Звезды Апекс. Эта звезда считалась центром Небес и дворцом Высшего Божества, или, как сказано в некоторых текстах, его звездной сущностью. Сыма Цянь начинал изложение своих мыслей по поводу организации неба с этой звезды²². Первый китайский император спроектировал элементы своей столицы по звездному небу. Тем самым он постарался обратить внимание на свою роль представителя астральной власти на земле, а заодно сотворил новый проект столицы, послуживший увековечению его невиданных достижений.

В 212 году до н. э. ему построили величественный дворец в парке Шанлинь, лежащем к югу от реки Вэй. Две вершины Южных гор служили воротами этого дворца, в котором намечалось оборудовать верхний зал вместимостью 10 тысяч человек. От этого зала император запланировал построить крытую галерею до Южной горы, на вершине которой он поместил мемориальную доску с сообщением о том, что гора служит башней дворцовых ворот. Еще одну приподнятую над поверхностью земли галерею для скрытного движения соорудили для соединения этого нового дворца со старым дворцом к северу от реки «по образцу пути, по которому на Небесах коридор ведет от Небесной Звезды Алекс через Млечный Путь к Звезде царских палат». На волне строительной лихорадки, как сообщает автор Ши-цзи, первый китайский император соорудил «в проходах 300 дворцов» с приподнятыми над поверхностью земли галереями и обнесенными стеной дорогами, связывающими их и обеспечивающими ему перемещение от дворцов до вилл в башни как духу, невидимому для посторонних глаз²³.

Столица Китайской империи должна была не просто представлять Небеса; она должна к тому же служить Небесами в миниатюре на Земле в виде Китайской империи. С покорением династией Цинь очередного Сражающегося царства на северном берегу реки Вэй напротив нового дворца возводилась точная копия дворца правителя этого государства. Эти точные копии дворцов тоже связывали крытыми галереями с обнесенными стенами башнями, а селили в них музыкантов с инструментами и юных певиц из побежденных царств. Поскольку дворцы рассматривались в качестве воплощения государств, правители династии Цинь могли символически аннексировать царство, разрушив его настоящий дворец и восстановив его точную «плененную» копию в собственной столице²⁴.

Продолжая в том же стиле, первый китайский император переселил в Сяньян 120 тысяч самых влиятельных кланов покоренных царств. Позже он к тому же переселил семьи попроще, чтобы они ухаживали за его будущей усыпальницей, его летним дворцом в Сладких ключах и даже одну из каменных надписей, которую он распорядился поместить в горах на востоке²⁵. С помощью такой политики переселения народа империи в ее центр он сократил возможность сопротивления на местах там, где теперь образованы провинции, опасные элементы оказались в пределах непосредственной сферы применения правосудия императора и его двора. А через новых жителей столицы и ее здания продемонстрировал, что Сяньян служит центром и воплощением империи в миниатюре. В этом получило буквальное воплощение древнее китайское представление о том, что власть правителя обнаруживается в его способности привлечь людей на переезд издалека к его двору.

Первый китайский император также распорядился собрать со всех концов империи захваченное у бывших врагов оружие, расплавить его и отлить из полученного металла двенадцать статуй великанов. В этих изваяниях, вероятно, получили отображения мифические бессмертные создания, появление которых служило указанием на одобрение Небесами деяний первого китайского императора и обещание бессмертия ему самому²⁶.

Вторым воплощением заново покоренного мира должен был служить еще один проект строительства первого китайского императора – похоронный курган на горе Ли. В трактате Чунь-цю Люй-цзи находим упоминание о том, что правители времен заката Сражающихся царств построили величественные мемориальные комплексы, представляющие собой уменьшенные копии их дворцовых городов. Такого свойства традиция находит подтверждение в виде макета мемориального комплекса царя Чжуншаня IV века до н. э., обнаруженного в его же усыпальнице. Предельным воплощением данной традиции служила искусственная гора, насыпанная по распоряжению первого китайского императора, а теперь это захоронение получило известность в связи с обнаружением здесь императорской терракотовой армии. Речь приходится вести о сохранении традиций династии Цинь, при которых возводилась грунтовая погребальная насыпь (курган), а затем рядом с ней сооружались деревянные каркасные архитектурные комплексы. Представители этой династии к тому же переняли восточную традицию, последователи которой обносили погребальный комплекс двойной стеной и присваивали ему статус дворцового города.

Однако первый китайский император поставил эту традицию воспроизведения по образцу времен Сражающихся царств на службу своему притязанию на господство не только в отдельном государстве, а в целом мире. Его центральный склеп заставили макетами дворцов и пагод, скульптурами вельмож и многочисленными редкими предметами. Всех его наложниц, не сподобившихся родить детей, тоже предстояло умертвить и похоронить в этом точном макете его дворца. Склеп потом окружили макетом земли с морями и реками, изготовленными из жидкой ртути, а также с изображениями небесных тел на потолке²⁷. По результатам недавних раскопок, проведенных всего лишь на самом краю императорского захоронения, мы узнали, что в пространстве между внутренними и внешними стенами находились скульптуры еще большего количества сановников, скоморохов, а также терракотовая армия численностью больше 6 тысяч человек с лошадьми. Эту область, в свою очередь, окружали настоящие захоронения вельмож, членов императорской семьи и макет конюшни, оборудованный под землей. Таким образом, этот кладбищенский комплекс служил точной копией и империи Цинь, и всего мира.

Несмотря на весь масштаб строительных работ, по нескольким неотъемлемым чертам циньской столицы обнаруживаются пределы перехода династии Цинь от государства, организованного для ведения войны, к империи вселенского масштаба. Во-первых, в Сяньяне не проводилось никаких ритуальных обрядов. Все главные алтари государства находились за его пределами. Самым важным считался алтарь Фу и Четыре Алтаря на горе У, находившиеся на холмах вокруг старой столицы Юн. К ним относились алтари богов четырех направлений света (высочайшие божества империи Цинь), Сокровищ Чень, а также основных звездных и погодных явлений. В более древней столице Лунси оставалось несколько дюжин алтарей, а многочисленные алтари, посвященные божествам попроще и духам, встречались по всей территории империи Цинь²⁸.

В ходе своей поездки по покоренным территориям первый китайский император, когда он взбирался на горы и оставлял на их вершинах письмена в память о своих свершениях, он к тому же вносил пожертвования или делал подношения основным местным божествам, например Восьми Духам в Ци. Он выполнил жертвоприношения фетиань на горе Тай и на горе Лянфу, в очередной раз проявив самые высокие духовные способности, позволяющие ему приносить пожертвования в отдаленных от столицы династии Цинь районах. Кроме того, он ввел стандарт культов основных гор и рек и постановил, какие господствующие местные предметы должны получать пожертвования, то есть местные предметы, естественным образом появившиеся на территории его вотчины.

Единственным предметом священного пейзажа, находившимся ближе всего к столице, оказалась гора Хуа. Последняя возможность императора присвоить ритуальное для его города значение заключалась в том, чтобы придать семи мелким рекам, протекавшим рядом с Сяньяном, – Ба, Чань, Чаншуй, Фен, Лао, Цзин и Вэй, – тот же самый ритуальный статус, который полагался, по его правилам, крупнейшим рекам. Но им не досталось всех подношений, полагавшихся действительно великим рекам²⁹.

Таким образом, и в царстве Цинь, и на покоренных им территориях политика в духовной сфере сводилась к признанию и рациональному использованию существующих местных верований. В такой политике отразилась не просто централизация власти в новой империи, а еще и особенности естественной географии и разнообразных культовых традиций, устоявшихся за предыдущие столетия. Идет ли речь об общем отсутствии интереса к религиозному ритуалу со стороны первого китайского императора или его абсолютной преданности привитой ему традиции, правители империи Хань совсем по-иному понимали роль столицы как центра высших религиозных обрядов.

Второе ограничение при преобразовании Сяньяна в столицу империи заключается в самих особенностях, которые первый китайский император считал признаками нового стиля столицы: точные копии дворцов, отлитые из отобранного в бою оружия изваяния и перевезенное сюда из других районов население. Первостепенная цель этих предприятий состояла в том, чтобы соорудить монумент победе основателя династии Цинь над другими Сражающимися царствами. Точные копии дворцов и гигантские изваяния служили увековечению этой победы, и тем самым создавалась гарантия того, что та война действительно никогда не закончится в памяти побежденных или победителей. Тем же самым способом в письменах первого китайского императора провозглашалось создание им нового мира, но в них одновременно увековечивался в камне восторг по поводу триумфа династии Цинь над ее соперниками. Следовательно, в столице первого китайского императора во многом нашел воплощение тот факт, что представители династии Цинь не нашли рациональных методов управления покоренными народами и остановились на тех, что позволили им победить эти народы.

Честолюбивую программу построения столицы империи Цинь выполнить не удалось, и в 206 году до н. э. большую часть этой столицы разрушили воины армии Сян Юя. Когда основатель династии Хань Лю Баи принял решение о том, что спокойствия ради следует основать столицу в сердце царства Цинь, ему пришлось приступить к строительству нового города с нуля. Одно из сохранившихся летних пристанищ императора Цинь в виде дворца Синлэ, расположенного на южном берегу реки, переименовали в Чанлэ и приспособили под главный дворец основателя династии Хань. Так на южном берегу реки Вэй появилась столица империи Хань город Чанъань. Здесь ученый классического направления Сушунь Тун, служивший еще при династии Цинь, устроил первый в истории династии Хань величественный обряд, когда все придворные чины простерлись перед основателем этой династии и отдали почести его триумфу³⁰. С этого момента началось возведение столицы империи Хань, старт которому дали во время ритуального представления.

Основателем династии Хань послужил выходец из царства Чу, лежавшего на юге, и решение построить его столицу в долине реки Вэй означало лишение его династии изначальных родных корней. Этот преднамеренный разрыв географических и культурных пут послужил первым шагом на пути создания искусственной имперской культуры, отмеченной отсутствием территориальных привязанностей³¹. Автор трактата Шицзи-чжуан изображает основателя династии императора Гаоцзу (под этим именем Лю Бан вошел в историю) как человека, не испытывавшего привязанности к семье и дому, и этим фактом объясняется его триумф. Данная грань натуры Гаоцзу проявлялась самыми разнообразными путями.

Во-первых, он одобрил существование мифа о том, что настоящим отцом его был дракон. Такое чудесное происхождение отца не только служило обычным элементом в мифологии, посвященной происхождению мудрецов и династических основателей, но к тому же оправдывало отсутствие привязанности к его земному отцу и отчему дому. В молодости Гаоцзу отказался работать на предприятии его семьи, а вместо этого стал проводить свободное время в попойках и кутежах с приятелями, склонными к прожиганию жизни. Во время его восхождения к власти Гаоцзу даже попытался выбросить своих собственных детей из повозки, чтобы спасти собственную шкуру. Когда его отец попал в плен к Сян Юю, а тот пригрозил его сварить и съесть, Гаоцзу попросил поделиться с ним варевом. Провозгласив себя императором, он щедро наградил одного своего сторонника, убедившего отца Гаоцзу принять подданство его империи, так как на небе могло светить только одно солнце³².

Гаоцзу, не питавший привязанности к своей семье и месту происхождения, в повести Сыма Цяня выглядит антиподом своего главного соперника Сян Юя. На совет, состоявший в том, чтобы после взятия и разграбления столицы династии Цинь там же основать свою собственную столицу, Сян Юй принял решение вернуться в царство Чу, править в своем доме и наделять вотчинами своих союзников на севере Китая: «Стать богатым и знаменитым, а потом отказаться от возвращения в свой старый дом – это все равно что надеть вышитое пальто и выйти прогуляться в ночь. Кто всю эту роскошь увидит?»³³ Он не мог ради какой-то империи покинуть свой старый дом. А Гаоцзу смог, и поэтому победа досталась ему. Смысл этой притчи по поводу поведения Гаоцзу состоит в том, чтобы показать важность, придаваемую Сыма Цянем отказу от родственных связей как ключу к образованию империи.

Притом что Гаоцзу большую часть своего времени провел далеко от Чаньаня, строительству нового города как столицы империи была посвящена большая работа. Правительство династии Хань построило там арсенал, зернохранилище и официальный базар, а вот упоминаний о родовом храме обнаружить пока что не удалось, вероятно, потому, что Гаоцзу был простолюдином и не мог проследить свой род дальше деда. Глава правительства по имени Сяо Хэ осуществлял надзор над строительством дворца большего размера, названного Вэйян, осуществлявшимся чуть юго-западнее дворца Чанлэ на холмах Головы дракона, названных так потому, что дракон служил символом императора. На склоне холма оборудовали серию уходящих вверх террас, и роскошный дворец главенствовал над всем городом.

На критику со стороны Гаоцзу по поводу того, что Сяо Хэ транжирит деньги на столицу, в то время как в самой империи еще не все спокойно, Сяо Хэ ответил таким вот образом: «Как раз потому, что судьба империи все еще вызывает сомнения, мы должны строить такие роскошные дворцы и залы. Настоящий Сын Небес собирает все народы в пределах четырех морей в свою семью. Если его существование не будет выглядеть величественным и прекрасным, он не сможет воплотить свою власть, да и оставить своим потомкам в качестве основания для дальнейшего строительства ему будет нечего». Строительство дворца, высившегося над его столицей, служило наглядной демонстрацией власти Гаоцзу и бессмертия династии. Этот дворец служил «фундаментом» империи с императором в качестве центра нового государства. Тогда как автор трактата IV века до н. э. Цзо-чжуань назвал столицу «город с родовым храмом», в словаре времен династии Хань Ши-мин сказано, что «столица – это место пребывания императора»³⁴.

Второй правитель династии Хань император Хуэй (Hui) еще ребенком под руководством своего наставника Шусунь Туна занялся приданием этому городу вида в соответствии с предписаниями для образцовой столицы, сформулированными автором трактата «Записки об исследовании ремесел» (Каогун-цзи): «Когда за строительство столицы берется бригадир плотников, получается квадратная площадь со стороной девять ли. На каждой стороне оборудуется по трое ворот. В такой столице девять бульваров прокладываются с севера на юг и девять – с востока на запад. Ширина бульваров, ведущих с севера на юг, равняется девяти колеям повозок. На левой стороне располагается родовой храм, на правой – алтарь земли, с лицевой стороны – двор, а с тыльной – базарная площадь»³⁵. Император Хуэй занимался последовательной реализацией этой программы.

Первым делом к востоку от дворца Вэйян он построил родовой храм для Гаоцзу. Потом к северу от своего дворца он построил новый базар – Западный. Во дворце Вэйян он приказал оборудовать ледник и в конце построил внешнюю стену, которой огородил дворцы, храмы и базары. При Гаоцзу роскошные дворцы обнесли стенами, но границы самого города никакие внешние стены не определяли. Поскольку во внешнюю стену, построенную императором Хуэем, вкраплялись стены уже существовавших тогда конструкций, она получилась не совсем прямоугольной, как предусматривалось канонами из Каогун-цзи. Однако внешняя стена отвечала этим требованиям по наличию двенадцати ворот, хотя проезд через них закрывался дворцами Вэйян и Чанлэ, а их существование оправдывалось соответствием традиции.

Приверженность традиции одержимостью для императора Хуэя не стала. Из-за масштаба и местоположения комплексов дворца магистральные улицы пролегали не строго с севера на юг и востока на запад. Тем не менее на них отводилась специальная колея для проезда императора в виде мостовой без буквального фундамента. Когда оказалось, что процессия, назначенная для перемещения короны Гаоцзу и его одеяний из его же мавзолея в его храм, должна была пройти под приподнятым над землей тротуаром, по которому ходил император Хуэй – что считалось попранием принципа сыновнего почтения, – родовой храм переместили из столицы к мавзолею к северу от реки. Эта важная реформа ритуала затронула бы более позднюю традицию родового культа династии Хань³⁶.

Последним великим строителем в Чаньане считается пятый правитель династии Хань император У. Два его непосредственных предшественника вошли в историю Китая как умеренные правители, существенно обогатившие императорскую казну, подавившие вассалов крупных землевладельцев и сосредоточившие власть в руках императорского двора. Император У подновил два существовавших дворца и заполнил пространство в пределах городских стен за счет строительства трех новых дворцов. Он также построил огромный алтарь для жертвоприношений на северо-западе столицы, где располагался летний дворец правителя Цинь. Однако самые грандиозные свои усилия он направил на восстановление охотничьих угодий Шанлинь на юго-западе от Чаньаня (карта 9).

Когда-то на территории охотничьих угодий Шанлинь находились дворцы и павильоны правителей династии Цинь, но со сменой власти ими практически никто не пользовался. Император У распорядился понастроить здесь десятки новых сооружений, выкопать большое искусственное озеро и установить статуи созвездия Ткачихи и Пастуха в составе точной копии Млечного Пути. Он приказал поместить посередине озера изваяние кита как обитателя настоящего океана, который служил земным воплощением Млечного Пути. Все эти три статуи обнаружили археологи во время недавних раскопок. В парке охотничьих угодий для него построили роскошный дворцовый комплекс Цзяньчжан, главные ворота которого назвали Чанхэ в честь ворот Небес. А центральным зданием этого дворца был Нефритовый зал. Так тогда назывался дворец Небесного Императора. Это здание окружал лабиринт коридоров, а крышу венчал позолоченный флюгер в виде птицы феникс. Он поднялся даже выше дворца Вэйян, которому должен был служить небесным эквивалентом. Парк охотничьих угодий во многих отношениях заменил саму столицу и как основное место проживания императора, и как основное место исполнения обрядов.

По всей территории этого парка император У распорядился высадить редкие растения, развести животных и установить замысловатые камни, которые получил в качестве подношений от дальних народов, приобрел во время экспедиций в Среднюю Азию или отобрал у частных коллекционеров. Среди экзотических животных императора можно было наблюдать черного носорога, белого слона, говорящих птиц, обитавших в тропических лесах. Плоды его трудов характеризовали императора У не только как правителя, обладавшего богоданной властью для сбора дани из отдаленных мест, но организаторскими способностями, позволившими ему преобразовать парк в аналог Островов бессмертных созданий, изображенных в произведениях искусства династии Хань и населенных их авторами невиданными животными и птицами.

I – столица династии Цинь город Сяньян; II – столица династии Западная Хань город Чанъань

1 – Западный базар; 2 – Восточный базар; 3 – дворец Мингуан; 4 – дворец Гуй; 5 – дворец Бей; 6 – дворец Вэйян; 7 – Арсенал; 8 – дворец Чанлэ; 9 – дворец Цзяньчжан;

A – ворота Хэн; B – ворота Чучэн; C – ворота Лочэн; D – ворота Сюаньпин; E – ворота Циньмин; F – ворота Бачэн; G – ворота Фуан; Н – ворота Ань; I – ворота Сиань; J – ворота Чжан; K – ворота Цзичэн; L – ворота Юн

Цивилизация династии Хань / Сост. Ван Чжуншу. В переводе К.Ч. Чана.

New Haven: Yale University, 1982

В сотворении этого великолепного парка рядом со столицей император У воплотил свое собственное видение власти небесной и свою мечту о личном бессмертии. Мечта его осталась только лишь мечтой; точно так же, как его предшественников, императора У похоронили к северу от реки Вэй, а сверху насыпали рукотворную гору. Эти императорские погребальные курганы, насыпанные сначала для Гаоцзу в Чанлине, а потом для всех остальных императоров династии Западная Хань, постепенно формировались в линию искусственных «гор», поднимающихся на севере от столицы (карта 10).

На каждом кургане возводились деревянные сооружения для исполнения обрядов, и в исправном состоянии их сохраняло население поселков, построенных специально для содержания императорских усыпальниц. Первым такую систему предложил Гаоцзу, основав поселок, примыкавший к захоронению его отца и заселенный ведущими семьями империи, переселенными в столичную область в соответствии с традицией, существовавшей при династии Цинь. Его преемники следовали примеру своего предшественника. Численность населения таких поселков могла достигать 300 тысяч человек каждый. Судя по результатам переписи населения, проведенной во 2 году, в поселках при мавзолеях императоров династий У и Сюань числилось больше народа, чем за стенами Чаньаня. Многие знатные вельможи и ученые мужи династии Хань вышли из этих городов или жили там, находясь на службе при дворе. Укрепление культа предков и постоянное ему поклонение тем самым служили привлечению населения и богатства в столичную область империи.

За два столетия, когда шло такое переселение народа, население Гуаньчжуна кардинально увеличилось, из-за чего возникла большая потребность в привозном зерне. Из этих переселенцев сформировался единственный крупнейший слой подданных, служивший источником имперских чиновников; и точно так же, как сама императорская семья, они изначально нашли местные традиции Гуаньчжуна чуждыми для себя. Однако, когда через политику переселения удалось ослабить возможности представителей периферийных областей влиять на центральную власть, одновременно сложилась особая столичная культура, основанная на императорской службе этих людей с незначительным участием местной аристократии. Чань-ань превратился в модель того, как столица превращается в единственное в своем роде физическое воплощение империи, а ее население – в настоящих носителей имперской культуры.

Тем не менее из-за некоторых особенностей город Чань-ань не в полной мере отвечал требованиям, предъявляемым к настоящей столице. На протяжении первых ста лет правления династии Хань власть приходилось в известной мере делегировать государствам-вассалам. Дворы Хуайнаня, Хэцзяна и Ляна оставались крупнейшими центрами покровительства интеллектуальной и религиозной деятельности Китайской империи, так как многие виднейшие ученые и писатели предпочитали службу при дворах вассалов службе при дворе императорском. Только с закатом влияния вассалов, случившимся во втором столетии правления династии Хань, ушли в историю все соперники императорской столицы.

Правитель и название склепа: 1 – Цинь Ши-хуан (правил в 221– 210 гг. до н. э.); 2 – император Гао (правил в 202—195 гг.), Чанлин; 3 – вдовствующая императрица Люй (регент в 188—180 гг.); 4 – император Хуэй (правил в 195—l88 гг.), Аньлин; 5 – император Вэнь (правил в 180—157 гг.), Балин; 6 – императрица Бо, Наньлин; 7 – император Цзин (правил в 157—141 гг.), Янлин; 8 – император У (правил в 141—87 гг.), Маолин; 9 – император Чжао (правил в 87—74 гг.), Пинлин; 10 – император Сюань (правил в 74—49 гг.), Дулин; 11 – император Юань (правил в 49—33 гг.), Вейлин; 12 – император Чен (правил в 33—7 гг.), Яньлин; 13 – император Ай (правил в 7—l гг.), Илин; 14 – император Пин (1 г. до н. э. – 6 г. н. э.), Манлин

Более значительный изъян заключался в том, что первая столица династии Хань ничего собой не представляла с точки зрения китайского ритуала. Родовой храм, стоявший в пределах столичных стен, играл меньшую роль, чем храмы рядом со склепами императорских мавзолеев. Более того, храмы в честь Гаоцзу и более поздних императоров возводились даже в уездах империи. Тем самым ослаблялась роль столицы как центра почитания культа предков и отправления связанных с ним обрядов.

Главные культы, посвященные небесным и естественным божествам, исполнялись по традиции, сложившейся при династии Цинь, и их алтари стояли по всей вотчине императора. Жертвоприношения горам и рекам по-прежнему исполнялись в их традиционных местах. Посвященные божествам категории ди алтари, числившиеся среди главных объектов поклонения при династии Хань, находились в храмах, возведенных в районе Юн. Когда Гаоцзу добавил пятого ди, авторитет старого места поклонения Юн только укрепился. Он назначил принесение пожертвований Хоу-цзи в каждом округе, вассальном царстве и уезде вместо того, чтобы объявить единое место отправления этого ритуала. В сам Чанъань Гаоцзу со всей империи понавез колдунов, чтобы они в его дворце исполняли обряды, а также возвел алтарь богу войны Чи-ю, простоявший не очень долго³⁷.

Третий правитель династии Хань император Вэнь соорудил алтарь для поклонения все тем же пяти святым к северу от столицы, но в Юне продолжались жертвоприношения цзяо, а культ ди там тоже успешно прижился. Император У расщедрился на многочисленные культы, поклонение которым полагалось в окрестностях Чаньаня и в несколько более отдаленных районах. Культу Великого Единства изначально поклонялись на юго-востоке столицы. Алтарь Императрице Земли возвели в местечке Фэньинь, находившемся на значительном удалении. Император У к тому же обратил старый летний дворец династии Цинь у Сладких ключей в основную ритуальную площадку, куда он переместил главный алтарь, посвященный Великому Единству. Самые крупные жертвоприношения правителей династии Западная Хань по обряду фэн и шань исполняли на горе Тай в Шаньдуне, и Зал Света, который многие ученые предлагали построить в столице, вместо этого возвели у подножия горы Тай.

Когда в последние десятилетия существования династии Западная Хань при ее дворе начало укрепляться влияние классики, вельможи стали жаловаться на ничем не оправданные громадные расходы на содержание родовых храмов, рассеянных по всей империи, и на то, что эти пожертвования требовали не относящихся к сыновним подношений со стороны посторонних людей. Их к тому же совсем не радовал тот факт, что императору приходилось посещать Юн, Сладкие ключи, Фэньинь и гору Тай ради всех главных государственных жертвоприношений. Они заявляли, что даже после сосредоточения храмов и дворцов в парке Шанлинь все равно подрывался ритуальный статус самой столицы³⁸.

После кончины императора У масштабное строительство в Чаньане практически прекратилось. Дворец Цзяньчжан и многие строения в парке Шанлинь в конце династии Западная Хань по распоряжению Ван Мана снесли, а строительный материал, полученный после их разборки, использовали на возведении Зала Света и связанных с ним ритуальных построек, предписанных в классических трактатах. Их, в свою очередь, по большому счету разрушили во время гражданской войны, в ходе которой свергли Ван Мана. А столицу перенесли в город Лоян на территорию царства Западная Хань.

Эта столица по площади была меньше Чаньаня, зато плотнее заселена. Ее стена представляла собой практически правильный прямоугольник с надлежащей ориентацией по сторонам света, и в ней существовали необходимые двенадцать ворот, хотя располагались они через разные интервалы. В Лояне находилось два дворцовых комплекса, как и в Чаньане, должным образом расположенные на оси с севера на юг. Эти дворцы и административные здания занимали намного меньшую часть города, поэтому появлялась возможность для прокладки правильной прямоугольной сети магистральных бульваров. Архитектура Ло-яна к тому же отличалась намного большей строгостью, чем Чанъань. Лояну предназначалось послужить наглядной демонстрацией аскетизма и правильного пространственного построения классического канона, определяющего государственную приверженность традиции (карта II)³⁹.

Этот момент со всей ясностью отразил знаменитейший историк и поэт своего времени Бань Гу (32—92) в своем труде «Песнь о двух столицах». В представленном двору династии Хань в 65 году этом труде автор следует эталону, установленному авторитетнейшим поэтом династии Западная Хань Сыма Сянжу. Он состоит из серии риторических заранее составленных заготовок, когда вымышленные ораторы восхваляют дворы, которым они соответственно служат. К завершению беседы ораторы постарше вынуждены признать свою неправоту, принося извинения за свое невежество и недальновидность. Сыма Сянжу использовал такой литературный прием для восхваления императорского парка в охотничьих угодьях и тем самым прославления триумфа императорской власти над вассалами. Его сосредоточение внимания на парке охотничьих угодий, а не на самом городе подтверждает, однако, тот факт, что столица династии Западная Хань не доросла еще до статуса настоящего центра империи.

1 – алтарь Императрице Земли; 2 – Императорский сад; 3 – Северный дворец; 4 – Главное зернохранилище; 5 – Арсенал; 6 – дворец Юнъань; 7 – алтари богов зерна и земли; 8 – Каменный мост; 9 – Золотой базар; 10 – Южный дворец; 11 – Лошадиный базар; 12 – главные административные учреждения; 13 – Южный базар; 14 – Мистическая терраса; 15 – Зал Света; 16 – Биюн; 17 – Высшая академия; 18 – Понтонный мост; 19 – Алтарь Небес

А – ворота Ся; В – ворота Гу; С – ворота Шаньдун; D – ворота Чжундун; Е – ворота Мао; F – ворота Кайян; G – ворота Пинчен; H – ворота Яоюань; I – ворота Цзинь; J – ворота Гуаньян; K – ворота Юн; L – ворота Шанси

Бань Гу адаптировал данный жанр оды для прославления двора династии Восточная Хань через поэтический триумф над Западной Хань, а также личного превосходства над Сыма Сянжу. Он попытался продемонстрировать превосходство нравственной серьезной литературы над вычурными фантазиями Сыма Сянжу, а также верховенство ритуально безупречного Лояна над порочными украшениями Чаньаня. Его поэма закончилась воспеванием буквально санкционированного столичного ритуального комплекса, состоящего из Зала Света, Опоясывающего рва и Мистической пагоды.

Автор поэмы сгущает краски вокруг преобразования столицы в великий ритуальный центр, случившейся в последние десятилетия существования Западной Хань, когда при ее дворе усилилось влияние классицизма. Уничтожение родовых храмов в округах приблизительно в 30 году до н. э., то есть в то же самое время, когда культ Небес впервые получил финансовую поддержку императора династии Хань, диктовалось не просто соображениями экономии, как часто об этом говорят, а возрастающим влиянием веры классиков в то, что только потомки пользуются правом жертвоприношения предкам и что поэтому эти жертвоприношения местными чиновниками предкам династии Хань представлялись делом противоправным. В результате в окрестностях столицы удалось сосредоточить императорские родовые культовые сооружения. Но одновременно наблюдалось общее снижение почтения к предкам как отправлению официального культа и усиление акцента на общественных или небесных культах.

Самым значительным небесным культом, возникшим при Ван Мане, стал алтарь жертвоприношений Небесам. Притом что это часто представляют как возвращение к традиции Чжоу, на самом же деле речь идет о ритуальном осознании природы имперского государства. Будучи помещенным в южном пригороде Лояна (или любой последующей столицы), такой алтарь служил утверждением ритуального центрального положения столицы. Поскольку алтарь можно было переносить в любое место, куда переносили столицу, удалось оторвать высший государственный культ от какой-либо конкретной местности и установить неразрывную связь этого культа с династией Хань и всеми будущими императорскими династиями. Место поклонения получило подвижность в силу того, что его посвящали вездесущему Небу, а не какому-то неподвижному предмету местности, будь то гора или русло реки. Далекий от возрождения архаики ханьский культ Небес стал ритуальным нововведением, придавшим культовую форму отчуждению от места и обычая, по которому определяли имперское государство и его столицу.

У такой столицы нового стиля появилось несколько отличительных особенностей. Во-первых, как это описано в поэзии времен династии Хань, она представляла собой творение династии или ее основателя. Тем самым столица отличалась от других городов, появившихся естественным образом в результате развития узлов торговой деятельности или ограничения полномочий местных держав⁴⁰. Образование столичного города становится еще одним фактором правового становления династии – наряду со сводом законов, стандартизацией мер и весов, формами письма, одеяниями придворных вельмож, но, прежде всего, ритуальной программой, к которой она была привязана. А в эпоху господства имперского канона все эти аспекты связывались с авторитетом санкционированного литературного наследия.

Второе, прямое следствие такого выраженного выделения столицы как политического творения воплотилось в выпячивании ее искусственной сущности. Стены, ворота и сеть улиц все вместе служили свидетельством навязывания человеческого замысла миру природы. Они представляли верховенство и власть династии над населением, способным и готовым к неповиновению. Эту уловку к тому же отобразили в сферах моды и вкуса, для которых правитель и его двор должны были служить безоговорочными источниками вдохновения и примерами для подражания.

Последняя особенность новой столицы состояла в непостижимой сути мимолетности бытия. Притом что говорить о смерти императора или о крушении династии запрещалось, все понимали неизбежность таких событий. Столица как творение правящей династии прекращала быть таковой с крахом династии, ее создавшей. Искусственное и недолговечное творение, появившееся из-за указа ниоткуда, такая столица возвращалась к прежнему своему безликому состоянию, как только прекращалось действие тех самых декретов. О такой временности бытия столиц наглядно говорило то, что их строили из дерева. Тогда как каменные развалины Древнего Рима и Греции на Западе сохранились в качестве объектов для изучения и предметов для осмысления, древние столицы Китая палили дотла каждый раз, когда к власти приходила новая династия. Таким образом, Сяньян разрушил Сян Юй; Чанъань уничтожили во время гражданской войны на закате Западной Хань; а Лоян стер с лица земли Дун Чжо в конце периода правления династии Восточная Хань⁴¹.

Столица царства Восточная Хань город Лоян сохранился только лишь в литературных произведениях. Например, в знаменитой поэме Цао Чжи III века. Цао Чжи никогда не бывал в этом городе, но он воспроизвел в стихотворной форме голос бывшего жителя, оплакивающего его исчезновение: