Сосэки Нацумэ
Развитие современной Японии

Нацумэ Сосэки

Развитие современной Японии

Лекция была прочитана в префектуре Вакаяма в 1911 г.

Так жарко сегодня... Боюсь, идея собрать на мою лекцию столько людей была не слишком удачной. Я знаю, что вам предстоит еще одна, и понимаю, что когда лекций становится слишком много, вы неминуемо устаете от них. Но и у лектора есть свои сложности. Только что господин Маки сделал мне своего рода комплимент, сказав, что лекция Сосэки наверняка окажется интересной. Оказавшись перед вами после такого вступления, я становлюсь исполнителем, и в этой роли уже не смогу сойти со сцены, не продемонстрировав вам своего мастерства в оправдание его слов. Поэтому я ощущаю некоторую неловкость в связи с необходимостью прочесть хорошую лекцию. По правде говоря, у меня недостаточно для нее материала, и я даже попросил господина Маки по возможности продлить свое вступление. Тут нет секрета, и я рискнул об этом сказать, хотя тем самым и предаю гласности содержимое частной беседы. Господин Маки успокоил меня, уверив, что сможет говорить столько, сколько потребуется. Я поддался убеждению и попросил его поговорить подольше. Поэтому он с самого начала и рассказал о моей лекции, представил ее вам. Он выбрал такой способ, чтобы продлить свое выступление, и я должен быть ему благодарен. Однако теперь мне еще сложнее прочесть вам хорошую лекцию. Раз уж я просил его о таком постыдном снисхождении, становится очевидным, что моя лекция совсем не так хороша, чтобы на ее примере продемонстрировать вам искусство и красоту речи. Напротив, мне стоит быть с вами откровенным и кратким: у меня нет ничего, что произвело бы на вас достаточно сильное впечатление.

Конечно, будучи таким многословным, я все-таки подготовился. Я не собирался в Вакаяму, но наша компания, Асахи, выбрала Вакаяму в соответствии с моим желанием побывать где-нибудь в Кинки. Я смог увидеть места, где никогда раньше не был, и ехал сюда вовсе не ради возможности прочесть эту лекцию. Я успел побывать на острове Тамадзусима и в храме Кимиидера. Вот почему я здесь не совсем с пустыми руками. Тему лекции я выбрал еще в Токио. Она будет такой: "Развитие современной Японии". Для меня не играет большой роли, стоит ли использовать слово "современный" именно так, или лучше было бы сказать "Развитие Японии на современном этапе". Главным является само наличие слов "современный", "Япония" и "развитие". Они объединены связкой "но". А это и означает: "развитие современной Японии". Если вы спросите меня о направлениях этого развития, или о том, что мы должны для него делать, ответить я не смогу, поэтому я лишь объясню, что такое "развитие", а решать, что с ним делать дальше, оставлю вам. Вы можете спросить меня, есть ли вообще смысл объяснять это. Я все же думаю, что мои уважаемые слушатели не очень хорошо представляют себе, что в действительности означает "развитие современной Японии". Вероятно, не слишком вежливо говорить так, но мне кажется, что японцы вообще плохо понимают, что такое развитие. Я и сам не очень хорошо понимаю этот термин. Но в силу обстоятельств у меня было время поразмыслить над ним. Цель моей лекции - поделиться с вами моими соображениями.

Вы и я - японцы. Мы люди этого века, никто из нас не живет в прошлом или в будущем. Очевидно, что мы тесно связаны с современностью, с Японией и с развитием. Я думаю, что нам в такой ситуации было бы полезно изучить этот вопрос и получить по возможности предельно ясное представление о том, что же такое "развитие современной Японии". Такой подхож может показаться чересчур академичным, но я хочу подчеркнуть, что мы начинаем наш разговор с термина "развитие", без каких-либо уточняющих определений, таких, как "современное" или "Японии". Мы произносим слово "развитие" по многу раз за день. Но если всерьез задаться вопросом о его смысле, то окажется, что наши представления о нем либо неверны, либо очень расплывчаты. Поэтому я начну с определения значения слова "развитие". Мы должны отдать ученым должное за их умение давать простые определения сложным вещам. Но, тем не менее, некоторые их определения мы находим неверными. Так случается, когда взамен простого объяснения слово получает что-то вроде тесного гроба, обрекающего его на неподвижность. В геометрии определением окружности считается множество точек, равноудаленных от ее центра. Это определение удобно и безопасно, поскольку его нельзя считать описанием никакого реального круглого объекта, оно относится лишь к абстрактной окружности, свойства которой пребывают неизменными в сфере воображаемого. То же самое относится к треугольникам или трапециям: до тех пор, пока мы даем определения геометрическим фигурам, однажды зафиксированные, они уже не потеряют своей актуальности. К несчастью, реальный мир мало напоминает собой геометрию, очень немногое остается неизменным во времени. В особенности те предметы, которые обладают собственной энергией, обречены на постоянное изменение. Сегодняшний квадрат может стать треугольником завтра, а в дальнейшем и вовсе превратиться в круг. Короче говоря, определяя нечто, отличное от геометрических фигур, нечто, существующее в реальном мире, мы должны принимать во внимание, что в будущем оно может стать другим. В противном случае наше определение окажется похожим на тесный и ненужный корсет. Снимок приближающегося поезда запечатлевает лишь один из моментов его движения. "Вот! Это поезд!" - с гордостью говорим мы, подразумевая, что сумели сфотографировать колеса, дым из трубы, машиниста в кабине. Да, конечно же, это поезд. Но фотография ничего не скажет нам о главном свойстве движущегося поезда, о его движении. Фотография оказывается весьма далекой от того, что на ней изображено, настолько, что мы даже не можем сравнивать ее с оригиналом. Другой пример: янтарь. Бывает, что в нем попадаются насекомые, мы можем рассмотреть их, определить, что это, скажем, мухи. Но они неподвижны. Мы не можем отрицать, что это мухи, но они мертвы. Некоторые из определений, которые придумали ученые, напоминают фотографию поезда или застывших мух в янтаре. На первый взгляд, они кажутся ясными и понятными, но они безжизненны. Именно это я имел в виду, когда говорил об аккуратности. Необходимо дать конкретное и строгое определение движущемуся предмету или меняющемуся понятию. Если, например, сказать, что полицейский - это человек в белой форме с мечом на боку, то полиция попадет в затруднительное положение, поскольку в соответствии с этим определением полицейский не сможет отдыхать дома в юката (юката - легкое кимоно для повседневной носки, -- прим.пер.) Но постоянно носить форму и меч - неудобно, особенно, в жаркую погоду. Всадник - это человек на коне, что, безусловно, может оказаться верным, но ведь иногда он может ходить пешком. Подобные примеры бесконечны, и я предпочел бы остановиться. Я обещал определиться с термином "развитие", но никак не могу выбраться из сложностей методологии определения терминов. Я думаю, тем не менее, что это длинное объяснение поможет нам избежать ошибок, которые с такой легкостью совершают ученые. И знание этого окажется нам полезным.

Итак, я возвращаюсь к термину "развитие". Развитие похоже на поезд, на мух, на всадника и на полицейского - оно находится в движении. Нельзя запечатлеть отдельную фазу этого движения и назвать ее "развитием". Вчера я был в Вакано-ура. Одни говорят, что там большие волны, другие, напротив, утверждают, что место это на редкость спокойно. Мы не знаем, кто из них прав на самом деле. Мы можем выяснить, что разница в столь противоречивых оценках объясняется лишь тем, что люди были там в разное время. И те, и другие говорят о том, что видели, вовсе не пытаясь обмануть нас. Подобные определения могут пригодиться, но в то же время они далеко не безвредны. Я надеюсь избежать такого вреда в своем определении "развития". Определение при таком подходе может оказаться двусмысленным, но если оно хотя бы позволит отличить одно понятие от другого, это уже неплохо. Господин Маки предупредил меня, что чересчур долгие разглагольствования могут наскучить вам. Но путь от калитки до дверей дома иногда оказывается длиннее обычного. Я считаю, что развитие - это способ, которым проявляет себя стремление человека жить. Не только я, но и вы согласитесь с этим. То, о чем я говорю, не написано в книгах, я просто хочу вам об этом сказать. Ничего необычного в этом определении нет, но оно чрезвычайно расплывчато. Если бы мое столь долгое вступление оборвалось на таком простом определении, вы, возможно, сочли бы это насмешкой. Но именно такой вид определения развития оказывается неизбежным. Давайте разберемся. В этом протекающем во времени процессе, в развитии или в проявлении жизнеспособности человека, я хочу различить две его разновидности. Если быть более точным, лично мне известно только о двух этих разновидностях. Первый по своей природе активен, второй пассивен. Я прошу прощения за банальность такого толкования. Активный способ выражения жизнеспособности человека означает трату энергии, пассивный - ее сохранение. Два этих совершенно различных и несочетаемых рода человеческой деятельности формируют процесс развития. Может быть, все это пока еще кажется вам слишком абстрактным. Но я думаю, что из моих последующих объяснений станет яснее, что я имею в виду. В сущности, наша жизнь может быть проинтерпретирована сотней разных способов, и каждый, в свою очередь, может быть довольно сложным. Я думаю, что единственным простым способом сказать о том, что такое жизнь, будет утверждение, что жизнь - это проявление, движение или возобновление энергии. Когда мы находим в себе энергетический отклик на события внешнего мира, то способны осознать, что живы как человеческие существа. Множество актов этого осознания за всю историю человечества и образует его развитие, культуру и цивилизацию. Виды наших реакций на внешние стимулы исключительно разнообразны. Но я думаю, что их можно свести к двум основным, уже упомянутым: мы стремимся или избегать излишней траты сил, или, напротив, добровольно затратить их столько, сколько необходимо для удовлетворения наших потребностей. Первый я называю деятельностью по сохранению энергии для удобства, второй - стремлением ее растратить. Мы принимаем и считаем истинным, что должны выполнять наши обязательства по отношению друг к другу. Нам становится легче, когда мы выполняем наш долг. Но если мы прислушаемся к себе, то увидим, что нередко стремимся поскорее освободиться от обязательств, выполняя с наименьшими затратами все то, к чему принуждают нас другие люди или обстоятельства. Сама природа приводит нас к принципу сохранения энергии, и наше желание осмыслить его является ключевым моментом в развитии. Кроме этого пассивного усилия по сохранению энергии, развитие происходит и за счет другого состояния, в котором мы активно и осознанно ее тратим. Причины последнего могут меняться и усложняться с течением времени. Если быть кратким, то ситуации, в которых оно возникает, можно упрощенно определить как увлечение или хобби. Общеизвестно, что такое хобби. Их множество - рыбалка, охота, бильярд, игра в Го. Нет необходимости объяснять, что это такое. Люди занимаются хобби по собственному желанию, без принуждения, расходуя свою энергию для собственного удовольствия. Последовательное развитие этого вида мотивации приводит к занятиям литературой, наукой или философией. Несмотря на всю их сложность, они являются простым продолжением идеи хобби. Я думаю, что эти два типа ментальной деятельности: пассивное сохранение энергии в ответ на внешние раздражители и ее активная трата во время досуга, эволюционируют и реализуют в себе всю сложность развития общества. Результаты этого мы можем наблюдать в действительности мира, в котором живем. Ради сохранения энергии были изобретены способы работать меньше, а делать больше -- и в меньшее время. Воплощения этой идеи - пароходы, локомотивы, автомобили, телеграф, телефон. Результаты впечатляют, однако их первопричина - в простой лени. Если отправить человека из Вакаямы к Вакано-ура, то он, вероятнее всего, откажется, или же, если поездка неотложная, попытается совершить ее наиболее легким способом за кратчайшее время. Мы стремимся сохранить как можно больше энергии. В этом причина появления рикши. Если мы настаиваем на более экстравагантном способе передвижения, к нашим услугам велосипед. В результате этой нашей настойчивости были изобретены электропоезда, автомобили, самолеты.

Это естественная тенденция. С другой стороны, один-два раза в год мы можем захотеть совершить продолжительную прогулку пешком несмотря на то, что и поезд, и телефон уже изобретены. Мы хотим утомить наши тела, заставить их искать усталости. В этом - роскошь наших ежедневных прогулок, использующих силу наших тел. Как замечательно было бы, если бы командировки совпадали по времени и целям с нашими собственными желаниями! Но обычно все случается иначе. Не хочется совершать необходимый визит, и мы изобретаем все новые способы избежать его. Визит заменяется письмом, письмо - телеграммой, телеграмма - телефонным звонком. В сущности, наша тяга к бездействию, стремление к самосохранению, эгоистичная лень, возмущенные возгласы вроде "Не имеет смысла так надрываться! Не делай из меня дурака, это уж слишком!" приводят к возникновению механических чудовищ. С их помощью расстояния становятся меньше, часы - короче, затраты - меньше. Мы делаем все, лишь бы не делать ничего. При этом возможность тратить энергию на хобби непрерывно развивается, возрастая неограниченно. Разум, на всех путях своих стремящийся к удовольствиям, может не устроить приверженцев добродетели: "Стыдно!" возможно, скажут они. Но стыд - это вопрос морали, но не аргумент для дискуссии о фактах. Наше желание заниматься желаемым зреет в нас 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. У нас есть работа, которую тем не менее нужно делать, но при отсутствии внешнего давления мы в силу своей природы эгоистично стремимся тратить свои силы лишь на то, что хочется нам самим. Конечно, расходуя энергию на то, что любим, мы не обязательно занимаемся этим подолгу. Досуг не обязательно требует женщин. Чем бы мы не занимались, мы отдаем этому столько времени, сколько позволяет наш образ жизни. Если кто-то хочет рисовать, он постарается сделать все возможное, чтобы рисовать постоянно. Если кто-то заинтересован в чтении книг, он будет отдавать этому все свое время. Сыновья настаивают на том, что им нравится учиться, и запираются в своих кабинетах, не обращая внимание на встревоженных родителей. Постороннему наблюдателю это непонятно. Отец трудится, чтобы дать возможность сыну получить университетское образование, надеясь уйти в отставку после того, как тот закончит обучение и станет, скажем, бизнесменом, а его оптимистично настроенный сын, занятый поиском вечных истин в тиши кабинета, вовсе не озабочен необходимостью зарабатывать себе на жизнь. Родители считают учебу необходимым условием нормального заработка, в то время как дети относятся к ней, как к радости и удовольствию. Ни учителя, ни защитники добродетели не в состоянии нарушить поток энергии, которым мы питаем наши увлечения. Никто, даже самый строгий и трудолюбивый человек, не оставляющий в своей заполненной соперничеством жизни места для удовольствий, не сможет спорить с многочисленными следствиями и проявлениями увлеченности. Вчера я останавливался в Вакано-ура. Я видел висящую сосну, святилище Гонген, храм Кимиидера, а рядом - гигантский 60-метровый подъемник. Я стоял позади своей гостиницы и смотрел, как он поднимается и опускается, увешанный туристами. Признаюсь, что, как и эти туристы, был прикован к зрелищу, словно медведь к своей решетке в зоопарке. Однако эта клетка расположена в месте, которое находится вне нашего жизненного пространства. Подъемник не является жизненно необходимым сооружением. Этого всего лишь машина, построенная для и ради любопытства. Мы спускаемся и поднимаемся. Безусловно, это развлечение. Любопытство и развлечение, а не что-то такое, что может улучшить качество нашей жизни. Это только один из примеров, и мы должны признать, что количество устройств такого рода увеличивается с развитием цивилизации. Более того, подобная разновидность роскоши становится все более утонченной. Круг становится все больше и больше, углубляясь и образуя воронку. К тому же, с каждым годом он становится все шире в диаметре, занимая все больше места, что не предполагалось изначально.

Короче говоря, две эти причины - изобретения, патенты и машины, вызванные к жизни нашим стремлением к максимальному сохранению энергии, а также непреодолимая тяга к удовольствиям, сплетаются друг с другом, образуя загадочный узор развития, зашедшего в свой тупик. Если мы определим развитие так, то получим противоречивое, парадоксальное понятие, которое, тем не менее, в наших силах принять и понять. Если мы спросим себя, как получилось, что человечество следует именно такими путями в своем развитии, то можем лишь ответить, что рождены такими, что не знаем иных. Мы можем сказать, что мы там, где оказались, именно благодаря этой двойственности нашей природы. Более того, я скажу вам, что мы не можем пребывать в неподвижности, так как иначе не выживем. Развитие слагается из наших собственных усилий. Наше современное положение в мире является результатом сложения этих усилий за тысячи лет. Казалось бы, наша жизнь должна была стать гораздо легче, но как обстоят дела в действительности? Честно говоря, мне жизнь дается не легко. Боль и проблемы наших предков по-прежнему с нами. Более того, чем дальше мы продвигаемся в своем развитии, тем сложнее становится жить. Безусловно, достигнутое нами создано под воздействием потоков двух мощных энергий. С их помощью уровень жизни повышается, но тяготы и страдания, испытываемые человеком, чтобы выжить, не смягчаются сколь-либо заметно. Экзамены в начальной школе и в университете отличаются лишь уровнем, оставаясь в сущности своей соревнованием и испытанием одинаковой тяжести. Если сравнивать счастье и несчастье людей в прошлом и настоящем, можно заметить значительную разницу лишь в масштабах и способах, которыми сберегается и тратится человеческая энергия. Печали, тревоги, заботы и усилия по выживанию не становятся ни меньше, ни легче. Напротив, возможно, что сейчас стало тяжелее, чем прежде. В прошлом мы боролись не на жизнь, а на смерть. Иначе бы мы не выжили. Мы использовали все возможности, чтобы выжить, не заботясь о роскоши. Наши желания были скромны. Для того, чтобы чувствовать себя счастливыми, нам было достаточно отдыха для наших уставших рук и ног. Сейчас мы боремся уже не ради сохранения жизни. Условия состязания стали иными. Мы беспокоимся не о жизни и смерти, а о выживании и выживании. Это звучит странно, но я имею в виду, что мы обеспокоены своим жизненным статусом, различием в состоянии А, в котором находимся, и состоянии Б, в котором могли бы находиться. Рассмотрим такой пример, связанный с сохранением энергии. Мы можем выбирать, будем ли работать рикшей или станем сидеть за рулем автомобиля. Ни один из вариантов выбора не представляет опасности для нашей жизни. Но они отличаются энергозатратами - работая рикшей придется попотеть. А если мы станем водить машину (конечно, если будем в состоянии ее приобрести), то и пассажиров можно не брать, и перемещаться на большие расстояния за меньшее время. Машину не нужно тащить - не то что корзину рикши. Работать много проще благодаря меньшим затратам энергии. Раз уж мы живем в то время, когда автомобиль уже изобретен, рикша неизбежно проигрывает автомобилю, и после поражения ему приходится как-то нагонять. Так, при появлении на горизонте новых средств, позволяющих сэкономить энергию, возникает некоторая турбулентность, феномен, связанный с непредвиденным уменьшением давления со стороны среды. В силу своей природы, мы продолжаем совершать какие-то движения, пока равновесие вновь не установится.

Похожие вещи происходят с активной тратой энергии. Человек, курящий обычно дешевую марку сигарет "Сикисима", однажды может попробовать отличный турецкий табак, который предпочитает его сосед. Должно быть, турецкий табак понравится ему больше. В конце концов вы можете устыдиться своих дешевых привычек и начнете курить сигареты превосходной турецкой марки. Возникает соревнование. Мы попросту стремимся к роскоши. Защитники добродетели и моралисты призовут нас избегать роскоши из этических соображений. Возможно, они будут правы, но человеческая природа возьмет свое, и их усилия ни к чему не приведут. Мы убедимся в этом, если обратим внимание, насколько много роскоши стало в нашей жизни по сравнению с днями минувшими. Раз основной тенденцией развития является усиление соревнования в областях действия активной и пассивной энергии, то мы долго к этому шли, многое сделали, много трудились, изобрели множество разнообразных вещей. Однако наш стандарт жизни, наше восприятие ее сложности может остаться сейчас таким же, как и 50, 100 лет назад. Следовательно, даже сейчас, когда армады машин трудятся над сохранением нашей энергии, когда варианты досуга, которому мы можем посвятить свое время и силы, стали бесчисленными, боль выживания человека в мире остается достаточно серьезной. Можно даже сказать, очень серьезной. Раз мы не можем оценить значение машин, оберегающих наши силы, достаточно высоко, раз все богатство доступных нам удовольствий не доставляет нам радости, мы можем использовать наречие "очень" рядом со словом "больно". Думаю, к этому парадоксу нас привело само развитие цивилизации.

Теперь я хочу перейти к другой теме. Развитие Японии. Может показаться, что раз понятие развития оказалось таким простым, то о развитии Японии можно было бы говорить как о частном случае этого общего развития. Что ж, в таком случае моя лекция была бы завершена, точка. Однако ситуация более сложна, о развитии Японии не получится говорить так же просто. Почему? Цель моей лекции - объяснить это. Кто-то из вас, услышав это, удивится, что мы до сих пор топчемся у дверей. Но глубина дома, так же как и лекция, невелика. Я сам, как лектор, устал бы от продолжительной лекции. В соответствии с законом сохранения энергии я завершу ее как только такая возможность представится. Поэтому я прошу у вас еще немного внимания.

Основной вопрос заключается в том, чем отличается современное развитие Японии от развития в общем случае. Отвечая на него вкратце, я сказал бы, что развитие на Западе (или просто развитие) происходит спонтанно и в соответствии с присущими развивающемуся объекту внутренними свойствами. В то же время развитие Японии обусловлено внешними факторами. Когда я говорю о спонтанности, о внутренней обусловленности, я имею в виду естественный процесс, происходящий изнутри, как распускание цветка. Бутон раскрывается, разворачиваются лепестки. Внешне обусловленный процесс, напротив, управляется внешней силой. Можно сказать, что развитие на Западе происходит естественно и непрерывно, как движение облаков по небу, или течение воды в реке. Со времен реставрации Мэйдзи развитие Японии происходит совершенно иначе. Безусловно, у любой страны есть соседи, которые оказывают на нее известное влияние. Япония не была совершенно изолирована и ее развитие порой испытывало сильные влияния со стороны государств Корейского полуострова и Китая. Тем не менее, на протяжении большей части своей истории Япония развивалась самостоятельно. Если можно так выразиться, Япония 200 лет была под наркозом, а контакт с западной культурой сбросил ее с койки. В нашей истории не было примеров влияния более сильного, чем это. Это резкий и болезненный удар по ее развитию.

Как я уже говорил, Япония, развивавшаяся до этого момента самостоятельно, была принуждена отказаться от самоконтроля и под влиянием внешней силы следовать за ней. Япония находится в этой ситуации уже 40 или 50 лет, и все это время мы испытываем постоянное неослабевающее давление внешней силы. Это совсем нелегкий внешний стимул. Мы постоянно находились под давлением и, видимо, останемся под ним на ближайшие десятилетия, а то и навечно. Если, конечно, сможем это пережить и вынести. Эту ситуацию нужно воспринимать как вынужденное развитие. Причина проста. Как я уже говорил, культурный прогресс или цивилизация на Западе, с которой мы вступили в контакт 40 или 50 лет назад, и которую мы не можем более избегать, в десятки раз эффективнее в смысле сохранения энергии. Запад может предложить нам в десятки раз больше способов расходовать энергию на удовольствия. Возможно, это неудачное объяснение. Наше внутреннее развитие привело нас к некоторому уровню технологии. Вдруг на нас совершенно неожиданно обрушивается цивилизация, в десятки раз более развитая технологически. В силу ее давления мы вынуждены развиваться неестественным для нас способом. Поэтому развитие Японии так непохоже на безмятежную прогулку по улице.

С пронзительными воплями мы вприпрыжку бежим за Западом. У нас нет времени, чтобы предпринимать все необходимые шаги для движения вперед. Мы наспех шьем одежду самой большой иголкой. То, что мы прыгаем, а не идем, ограничивает время нашего контакта с землей. Из 3 метров наши ступни ощутили не боле трети метра. На оставшиеся 2.7 метра у нас просто не хватило времени. Надеюсь, теперь вы поняли, что означает вынужденное развитие. Его влияние на наше сознание довольно странно. Я не хочу вдаваться в подробности, тем более, что эта лекция не по психологии. Я упомяну некоторые факты и вновь вернусь к главной теме. Прошу у вас еще немного внимания. Состояние нашего сознания весьма неустойчиво, оно непрерывно меняется. Вы слушаете лекцию, я говорю что-то перед вами. Происходит обмен понятиями, оба сознания работают. Что-то происходит. Мы называем этот процесс восприятием смысла. Отрезок этого процесса, скажем, минута, тоже несет в себе какой-то смысл. Я не буду останавливаться на том, как это происходит. Я всего лишь рассказываю о том, что ученые пишут в своих книгах, и с чем я согласен. Вне зависимости от продолжительности этого процесса, это не что-то статичное и постоянное, зафиксированное раз и навсегда в определенный момент времени. Он идет, и смысл передается как раз в процессе, в движении. В этом движении возникают светлые и темные участки, его траекторию не передать прямой линией, это лучше сделать с помощью дуг или изогнутых линий, позволяющих показать скачки и неровности. Боюсь, мое объяснение только все запутывает. Ученые всегда объясняют простые вещи слишком сложно. Судья притворяется, что понимает вещи, в которых, на самом деле, ничего не смыслит.

И те, и другие заслуживают критики. Я попытаюсь сказать проще.. Чтобы понять, что из себя представляет объект, даже для поверхностного знакомства с ним, требуется некоторое время. Наше понимание начинается с нуля, с непонимания, и увеличивается до какого-то уровня за определенное время. После этого мы видим объект четко и думаем, что знаем, что он из себя представляет. Если продолжать наблюдать за ним, через какое-то время его образ становится неживым и тусклым. Понятие, однажды приобретшее в сознании четкость и определенность, расплывается, смысл затемняется. Попробуйте сами, для этого эксперимента не нужно никаких машин, наш мозг устроен таким образом, что самый простой мыслительный эксперимент может продемонстрировать, что я хочу сказать. Когда мы читаем книгу, то воспринимаем слова последовательно. Прочитав слово A, я держу в своей голове четкое представление о том, что оно означает. Следующее слово еще не прочитано, и я не имею о нем ни малейшего представления. Когда я читаю слово B, четкий образ A уже начинает исчезать из моей памяти, наконец, после слова C от него остается лишь воспоминание, и моя память удерживает все три слова. То, о чем я рассказал, это результат анализа психологами процесса восприятия человеком смысла, одного мгновения этого процесса.

Те же соображения могут быть применены к процессу коллективного восприятия информации обществом в течение дня, месяца, десятков лет. То есть, я думаю, что суть не изменится, если мы будем говорить о коллективном восприятии в течение продолжительного времени. Например, все вы слушаете мою лекцию. Возможно, кто-то не слушает, но предположим, что это так. Содержимое моей лекции оказывается воспринимаемым вашим коллективным сознанием, уважаемые слушатели. В то же время, кое-что из того, что происходило с вами до этой лекции, скажем, то, что вам было жарко по пути, или что вы промокли под дождем, становится далеким, расплывчатым, менее определенным. Если после лекции вы выйдете на улицу и обрадуетесь свежему ветерку, ваше сознание окажется занято этим ощущением, и, в конце концов, вы совсем забудете про мою лекцию. Я совсем не рад этому, но так все равно будет, это реальность, которую невозможно изменить. Даже если бы я попросил вас запомнить все, о чем говорил, на всю жизнь, никто не подчинился бы такому неестественному и насильственному предложению. Точно так же коллективное сознание удерживает в себе информацию, актуальную в течение месяца или года, одновременно забывая то, что было несколько раньше.

Глядя на наше прошлое, мы можем увидеть, как изменялись наши представления о понятии с течением времени. Мы имеем привычку давать названия периодам своей жизни - школа, университет, и так далее. Мы помним время, как нечто целое, длящееся, взятое в своей продолжительности. Последние 4 или 5 лет коллективная мысль японцев была сосредоточена на японо-русской войне. Теперь это место занято японо-британским соглашением. Таким образом, я расширяю понятие мгновенной аутопсии, предложенной психологами на коллективный разум и на промежутки большей длительности. Я должен сказать, что линия развития, путь, по которому движется человеческое существо, складывается из подобных дуг и кривых.

Конечно же, число, размеры, форма дуг могут меняться. Но эти волны, становясь цепочкой причин и следствий, последовательно сменяют друг друга. Одним словом, эволюция развития должна происходить за счет внутренних причин. Сейчас я на сцене, читаю лекцию. Те из вас, кто слушает эту лекцию в первый раз, не знают, о чем я буду говорить в ближайшие десять минут. Через двадцать минут вы поймете мои основные положения, через полчаса вам может показаться, что лекция становится все более интересной, через сорок минут она снова будет казаться вам непонятной, через пятьдесят вы попросту устанете, ну а через час уже будете зевать. Я не уверен, что все именно так и будет, но если все-таки будет, а я, тем не менее, буду стоять здесь два, три часа, то это определенно окажется насилием над вашей волей, и лекция провалится. Почему? Да потому, что лекция сама по себе является для вас событием, обусловленным внешними для вас факторами, она направлена против вашей воли. Даже если бы я стал кричать, это было бы бесполезно, так как ваше терпение уже иссякло. Вы можете хотеть кофе с печеньем, или чего-нибудь покрепче, но это естественно и присуще вам. Поэтому я не буду вас осуждать.

Итак, я возвращаюсь к теме развития современной Японии, и думаю, что после стольких объяснений она окажется вам понятной. Если бы Япония развивалась естественно, в соответствии со своими собственными, присущими ей свойствами, то мы наблюдали бы, как сначала возникает волна A, как она вызывает волну B, а та C. К сожалению, все происходит совсем не так. Когда я говорю "не так", вот что я имею в виду. Как я уже объяснял, культура, в которой потребление и сохранение энергии происходят на уровне 20, под воздействием внешней силы вынуждена быстро поднять их до уровня 30. Мы похожи в этом на человека, схваченного Тэнгу, длинноносым гоблином из японских сказок. Все, что мы можем сделать в этой ситуации, это держаться за него в надежде сохранить жизнь. Мы с трудом осознаем, в каком направлении движемся, какие шаги совершаем. Волна A сменяет волну B, когда мы уже использовали возможности A целиком. В естественной ситуации мы совершаем переход к новой волне в соответствии с запросами, возникающими в глубине нашей души. Да, все плохое и все хорошее в старой волне исследовано и исчерпано, нужно переходить к новой. Мы не ощущаем ни сожаления, ни тягостных чувств к волне A, поскольку ее возможности исчерпаны, она пуста, как сброшенная змеиная кожа.

Когда мы переходим к новой волне и начинаем качаться на ее гребнях и впадинах, мы, тем не менее, не чувствуем, что взяли напрокат костюм для званого вечера. А волна, которая определяет на текущий момент развитие Японии, это волна с Запада. Все бы ничего, да тот матрос, которого она то и дело подбрасывает - японец, которому весьма неуютно чувствовать себя чужим на своем корабле. Мы еще не до конца выяснили, что из себя представляет старая волна, а нам уже говорят, что пора пересаживаться на новую.

Похожая ситуация возникает во время обеда, когда мы так спешим, что даже не замечаем, какие блюда появляются и исчезают на столе, что мы успели попробовать, а что было убрано еще до того, как мы обратили на это внимание. Нация, двигающаяся по такому пути развития, не может не чувствовать некоторой внутренней опустошенности. Она должна испытывать неудовлетворенность и напряжение. К сожалению, есть люди, которые считают, что беспокоиться не о чем, что Япония, принимая западные традиции, следует своим путем. Это плохо, это неправда, и, к тому же, поверхностно. Так, ребенок, которому не нравится вкус табака, делает вид, что ему доставляет удовольствие курить. Предполагается, что в этом случае его будут считать взрослым и невероятно крутым. Мы, японцы, стали таким ребенком. Как же мы жалки.. Рассмотрим, к примеру, союз между Японией и Западом. Мы не можем называть это развитием. Пока мы союзничаем с Западом, мы не можем настаивать на японских правилах поведения. Кое-кто из вас может заметить, что незачем водить с компанию с иностранцами. Но, к сожалению, реальность такова, что мы вынуждены вступить в этот контакт. Но будучи в компании личности более сильной, мы вынуждены подавлять себя, следуя привычкам и манерам другого.

Мы критикуем друг друга в неумении держать вилку с ложкой и гордимся, когда способны с ними управиться. И только потому, что иностранцы сильнее нас. В противном случае наши места бы поменялись, и мы, а не они, заставляли бы других изучать наши манеры. Поскольку ситуация такова, какова она есть, западные манеры изучаем мы. Свои манеры изменить мы не можем, к этому нет никаких внутренних поводов, поэтому мы механически заучиваем западные. Этикет не вырастает изнутри нас, как нечто само собой разумеющееся. Поэтому он неестественен для нас и кажется нескладным. Конечно, это не развитие, а простейший вопрос поведения, который даже не может быть назван частью развития.

Приведя этот пример я хотел подчеркнуть вынужденный, а не естественный характер всего происходящего сейчас в Японии, вплоть до базовых проявлений повседневной жизни. Если попытаться вкратце определить этот феномен, то можно сказать, что развитие Японии в настоящий момент является поверхностным. Конечно, я отнюдь не хочу сказать, что оно поверхностно во всех своих аспектах. В таких сложных вопросах, как этот, стоит избегать крайностей. Тем не менее, мы должны признать, что в чем-то, а может быть, во многом, наше развитие является поверхностным, даже если мы будем себе льстить. Я не хочу сказать, что это плохо, и что мы должны избавиться от этого. Альтернативы нет, и мы должны продолжать жить несмотря на душащие нас слезы.

Вы спросите, а можно ли идти медленно, продвигаясь вперед шаг за шагом, вместо того, чтобы уподобляться ребенку на плече у взрослого, который несет его в неизвестном направлении. Я бы ответил, что это возможно. Если мы попытаемся за 10 лет выполнить то, на что на Западе ушло 100 лет, и будем делать это, внутренне переживая все этапы процесса, результаты будут трагическими. Для того, чтобы вместить 100 лет чужого опыта в 10, избегая поверхностного копирования, мы будем вынуждены работать с десятикратным напряжением, компенсируя недостаток времени. Это обычная арифметика. Станет яснее, когда я разберу пример академического исследования. Конечно, мы не будем говорить о тех ученых, которые копируют новую теорию, а потом настаивают на своем авторстве. Предположим, что ученый занимался серьезными исследованиями, и его результаты были сформулированы как теория A, естественно развившаяся в теорию B, а затем в C, без всякого тщеславия или гонки за модными идеями. Пусть за 40 или 50 лет своего труда он достигает результатов, которые на Западе были получены за 100 лет. На Западе, превосходящем нас в интеллектуальной и физической мощи, понадобилось 100 лет, чтобы проделать тот же путь. Хотя мы и не стали пионерами в этой области, мы можем гордиться подобными достижениями. Но я уверен, что в то же время мы будем ощущать значительное нервное истощение, связанное с выполнением такого объема работы за вдвое меньшее время. Поэтому если мы сядем и задумаемся, то, вероятно, придем к выводу, что большинство людей подойдет к пределу своих сил уже через десять лет, работай они с усердием настоящего ученого.

Сказать, что человек, не вынесший такого ритма в течение десяти лет, не является настоящим ученым, было бы слишком. Я считаю, что нервное истощение в результате такого труда вполне естественно для любого человека. Пример с ученым я выбрал из-за его понятности. Я уверен, что эта теория работает для любых аспектов развития. Я уже говорил, что выгоды, степень удовлетворения и внутреннее спокойствие, которые дает нам развитие, являются поверхностными. Я объяснял, что из-за того, что мы становимся все более раздраженными в условиях, когда развитие общества ужесточает механизмы соревнования, мы стали ненамного счастливее, чем наши предки.

Развитие будет происходить поверхностно в силу обстоятельств, в которых оказалась сейчас Япония. Мы можем приложить все усилия для того, чтобы избежать этой поверхностности, но это возможно лишь ценой нервного истощения. Невозможно выразить, в насколько неудачной и плачевной ситуации оказались мы, японцы.

Мое заключение будет простым. Я не буду просить вас сделать то-то и то-то. Мои выводы неутешительны. Я лишь вздыхаю, совершенно не представляя, что можно сделать. Возможно, было бы лучше, если бы я не пришел к таким выводам. Мы стремимся к истине, не зная ее, но узнав, иногда сожалеем об этом. Я процитирую один роман Мопассана. Мужчина устал от своей законной жены, оставил ей письмо и сбежал к приятелю. Женщина была очень расстроена, она сумела найти его дом и придя к нему, подняла крик. Мужчина предложил ей деньги и развод. Однако женщина бросила деньги на стол и закричала, что пришла не ради денег, и что если он собрался бросить ее, то она лучше умрет, выпрыгнув из окна (это был третий или четвертый этаж). Мужчина, внешне спокойный, махнул в сторону окна, как бы приглашая ее совершить этот поступок. И женщина выпрыгнула. Она осталась жива, но стала калекой. Мужчина, убедившись, что она искренне любила его, раскаялся в своих мыслях. Они снова стали жить вместе, и мужчине пришлось заботиться о своей жене-калеке. Если бы он сумел удержать свою подозрительность на приемлемом уровне, такого не случилось бы. С другой стороны, он так и прожил бы со своей подозрительностью остаток жизни. И может быть, проверяя ее чувства к нему и не зная о том, каковы они, он вовсе не хотел, чтобы его жена разбилась.

Правда о развитии современной Японии та же, что и в этой истории. До тех пор, пока истина неизвестна, мы находим ее поиски интересными. Но впоследствии оказывается, что мы, возможно, были бы гораздо счастливее, не зная ее. В том случае, если результаты моей аутопсии окажутся верными, мы окажемся избавленными от всех иллюзий, связанных с будущим Японии. В эти дни мы уже не говорим с гордостью: "Смотрите-ка, в Японии есть гора Фудзи". Но я часто слышу, как люди с той же самой гордостью говорят о том, что Япония стала передовой державой после японо-русской войны. Как наивно считать так! Как я уже говорил, мне нечего ответить на вопрос, как выбраться из сложившейся ситуации. Я могу лишь сказать, что в тех границах, которые еще позволяют нам избежать нервного срыва, нам следует развиваться по возможности естественно, спонтанно, за счет внутренних, присущих нам свойств. Я прошу у вас прощения за разоблачение этого горестного факта, стоившее вам часа неудобств. Я высоко ценю ваше внимание и симпатию, поскольку то, о чем я говорил сегодня, является результатом моих долгих размышлений и исследований. Я надеюсь, что вы будете снисходительны к недостаткам в моих рассуждениях.