20
Кто-то позвал из-за сёдзи: «Нонака-сан, Нонака-сан» Соскэ очнулся было и хотел откликнуться, но тут же снова уснул, будто провалился.
Спустя немного он окончательно проснулся и испуганно вскочил. На галерее, куда он вышел, Гидо, с подхваченными тесёмкой рукавами, производил уборку. Выжимая покрасневшими от холода руками тряпку, Гидо приветливо улыбнулся!
— Доброе утро.
Он, как и накануне, уже успел совершить весь утренний ритуал. Соскэ вспомнил, что его будили, и почувствовал неловкость.
— Сегодня я, к стыду своему, снова заспался.
С тем же чувством неловкости Соскэ пошёл к колодцу и быстро умылся. Начавшая отрастать борода колола руки, но Соскэ не обращал внимания, все его мысли были сосредоточены на Гидо, которого он не переставал сравнивать с собой.
Ещё в Токио, получая рекомендательное письмо, Соскэ слыхал, что Гидо человек чрезвычайно достойный, преуспевающий в постижении учения Дзэн. К тому же он был старателен, как хороший слуга, и скромен. Глядя, как он трудится, его можно было принять за храмового эконома, за служку, только не за монаха, который заслужил право поселиться в отдельной келье.
До пострижения Гидо был скульптором и приходил сюда постигать учение Дзэн. По семь дней мог сидеть неподвижно в положенной позе. Потом наконец вставал, но еле двигался, держась за стенку, — так ныли от усталости тело и ноги. В тот день, когда на него снизошло просветление, он, не помня себя от радости, взбежал на гору за храмом, воскликнув: «Весь мир — это Будда!» После этого он принял постриг.
Вот уже второй год жил он один в келье, но ещё ни разу не спал на хорошей постели, по-настоящему наслаждаясь покоем. Он рассказал, что зимой спит сидя, прислонившись к стене, не снимая одежды. В своё время выполнял он и обязанности служки, даже стирал набедренную повязку старшего монаха-наставника. Но стоило ему, улучив минутку, присесть, как на него градом сыпались насмешки, и он не раз раскаивался в том, что по воле судьбы стал монахом.
— Лишь с недавних пор стало легче, — рассказывал Гидо. — Но впереди ещё предстоят испытания. Учение Дзэн и в самом деле постигается в муках. Будь всё это просто и легко, какой глупец согласился бы десятки лет страдать?
Соскэ был потрясён и с горечью думал о том, до чего сам он малодушен и слаб. Стоило ли приезжать сюда, в этот храм, если на достижение цели надо потратить годы? И Соскэ понял, что с самого начала заблуждался.
— Не бойтесь напрасно потратить время. Каждая проведённая в размышлениях минута даст вам благо. Главное — преодолеть искус, а потом уже не обязательно находиться здесь.
Соскэ решил выполнить свой долг перед Гидо, пошёл к себе в комнату и предался размышлениям. Немного спустя Гидо пришёл сообщить:
— Скоро начнётся проповедь, Нонака-сан.
Соскэ обрадовался. По крайней мере, можно будет на время забыть о трудной задаче, в которой не за что ухватиться, как на лысой голове. Он готов был заняться какой угодно, самой тяжёлой, работой, только бы избавиться от этой пытки сидеть неподвижно.
Место, где должны были читать проповедь, находилось от жилища Гидо примерно на таком же расстоянии, что и дом наставника. Если миновать пруд и прийти прямо к сосновой роще, то среди деревьев можно увидеть устремлённый ввысь конус черепичной крыши. Туда они и шли. Гидо захватил с собой книжечку в чёрной обложке, а Соскэ, разумеется, шёл с пустыми руками. Только сейчас он узнал, что проповедь, в сущности, то же, что лекция.
Комната была просторная, с высоким потолком и довольно холодная. Выцветшие татами, старые опорные столбы — всё обветшало от времени. Находившиеся в комнате, все в грубых монашеских одеяниях тёмно-синего цвета, вели себя сдержанно, не смеялись, не говорили громко. Сидели без соблюдения старшинства, кто где хотел, расположившись в ряд по обеим сторонам стула, предназначенного для главного монаха. Стул был складной, выкрашенный ярко-красной краской.
Вскоре явился и сам наставник. Соскэ не заметил, когда он вошёл, потому что сидел, уставившись в пол, и увидел его уже величественно восседающим на стуле. Потом он увидел, как поднялся со своего места молодой монах, вынул из лилового шёлкового платка книгу и почтительно положил на столик, церемонно поклонился и вернулся на своё место.
В этот момент все монахи разом молитвенно сложили руки и стали читать нараспев заветы великого Мусо-Кокуси, миряне пытались вторить им. Вместе со словами из священных сутр до слуха Соскэ долетали и слова обыденные, но все они произносились нараспев.
«Всех моих учеников я делю на три категории. Тех, кто отрешился от всего земного и полностью отдаётся самосозерцанию, я называю высшим разрядом. Тех, кто склонен ещё и к другим занятиям, отношу ко второму разряду…» Чтение сутры длилось не очень долго. Соскэ не знал, кто такой Мусо-Кокуси. Гидо объяснил ему, что Мусо-Кокуси вместе с Дайто-Кокуси возродили секту Дзэн. Ещё Гидо рассказал, что Дайто-Кокуси был хромым и потому не мог скрестить ноги, как того требовали установления Дзэн. И вот уже перед самой смертью он, охваченный гневом, сказал: «Сегодня я заставлю её слушаться», — сломал хромую ногу и принял положенную позу. Хлынувшая кровь насквозь пропитала его монашеское одеяние.
Началась проповедь. Гидо достал книгу и, раскрыв её на середине, положил перед Соскэ.
— Превосходное, дарующее благо, сочинение, — сказал Гидо в ответ на вопрос Соскэ. Эту книгу, как Соскэ понял из его слов, составил Торэй-осё, ученик Хакуин-осё. Она содержит систематическое изложение главных принципов пути, следуя по которому углубляют свои познания те, кто стремится постичь учение Дзэн, а также рассказывает, какие претерпевает изменения их душа.
Эта проповедь была продолжением предыдущих, и Соскэ не всё понимал, но слушал не без интереса, поскольку наставник отличался завидным красноречием. К тому же он приводил много примеров из жизни людей, некогда претерпевших страдания на этом пути, желая приободрить тех, кто собирался последовать их примеру. И вдруг, уже совсем другим тоном, наставник сказал:
— Но бывает и так: приходят ко мне побеседовать о результатах своих размышлений, а вместо этого ропщут, что извелись от призрачных, вздорных фантазий. Нехорошо это.
Приняв этот упрёк на свой счёт, Соскэ невольно вздрогнул, потому что сам недавно роптал и жаловался.
Спустя час Гидо и Соскэ вернулись в «Одинокую обитель». По дороге Гидо сказал:
— Наставник часто высмеивает во время проповеди нерадивость и легкомыслие постигающих учение Дзэн.
Соскэ промолчал.