Буддизм в Китае

Буддизм (Фо – таково китайское имя Будды) проник в Китай через Индию преимущественно в своей северной форме Махаяны. Процесс его укрепления и развития в Китае был сложным и длительным. Понадобились многие века и серьезные усилия поколений проповедников и переводчиков текстов, чтобы выработать и ввести в обиход китайские эквиваленты индо-буддийских понятий и терминов. Кроме того, многое в буддизме, с его восприятием жизни как страдания и зла, противоречило распространенным в Китае конфуцианским нормам этики и принципам поведения. Только содействие параллельно формировавшегося религиозного даосизма, в свою очередь многое позаимствовавшего из сокровищницы индо-буддийской мудрости, помогло буддистам укрепиться на китайской земле. Неудивительно, что первые буддийские общины воспринимались в Китае лишь как одна из сект даосизма.

Китайский дракон

Условия, при которых буддизм был перенесен из Индии в Китай, во многом невыяснены, как противоречивы и различные данные о времени, когда произошло это событие. Прибытие в Китай буддийских учителей при императоре Мин-ди в 65 г. н. э. является неоспоримым фактом. Однако весьма вероятно, что слухи о буддизме проникли в Китай и в более раннее время. Китайские летописи упоминают о появлении буддийского миссионера в 217 г. до н. э., а около 120 г. до н. э. некий китайский полководец, разбив на севере пустыни Гоби какие-то варварские племена вернулся, как гласит предание, с трофеями, среди которых находилось и золотое изваяние Будды. Но только в 65 г. н. э. император Мин-ди признал учение Будды одной из государственных религий своей обширной монархии. Может показаться очень странным, что правитель огромной страны, в которой существовали уже две государственные религии, неожиданно пригласил проповедников третьей поселиться в своем государстве. Это тем более странно, если иметь в виду, что император оставался верным конфуцианству.

Постепенно буддизм усиливал свои позиции, чему немало способствовала и общая историческая ситуация эпохи Южных и Северных династий (III – VI вв. н. э.), с ее кризисами, междоусобицами и неустойчивостью. В такой обстановке призывы буддистов отрешиться от земной суеты и укрыться за высокими стенами монастыря казались привлекательными. В III – IV вв. вокруг столичных центров Лояна и Сяньяня действовало около 180 буддийских монастырей и храмов, а к концу V в. в государстве Восточный Цзинь их было уже 1800 из 24 тыс. монахов.

Свободные от налогов и притеснений покровительствовавших им властей, буддийские монастыри притягивали к себе и разорившихся крестьян, и изгнанников, лишившихся своей земли, и богатых аристократов, искавших покоя и уединения. Буддизм становился силой, и многие императоры как южных (китайских), так и северных (некитайских, «варварских») династий искали его поддержки, а некоторые признавали его официальной государственной идеологией.

Набор ритуальных сосудов

Статуя Будды в Уси

Распространение и укрепление буддизма в Китае

Распространяясь по территории Китая, буддизм подвергался значительной китаизации. Вообще, китайская конфуцианская цивилизация уникальна по степени своей устойчивости, приспособляемости, способности к регенерации и сопротивляемости любым внешним воздействиям. Всякая иноземная идеология, сколь бы мощной она ни была, проникая в Китай, неизбежно подвергалась такой сильной трансформации и китаизации, что в конце концов складывалась в достаточно оригинальную систему идей и институтов, адаптированных к привычным китайским принципам, понятиям и нормам, которая лишь отдаленно, в самых общих чертах, напоминала первоначальную. Это свойство китайской цивилизации ярко проявилось на примере буддизма.

Уже в IV в. китайские буддисты, например Сунь Чо, пытались доказать, что Будда – это воплощение дао. Подчеркивая, что главное в их учении – это высокие моральные стандарты (доброта, терпение, добродетель), они весьма уважительно относились к конфуцианскому принципу сяо. Соответственно изменялись, причем нередко неосознанно, автоматически, отдельные строки из сутр. Показательно, что китайские буддисты, воздвигавшие на свои деньги в пещерных храмах ступы или статуи в честь будд и бодхисаттв, как правило, сопровождали эти свои дары надписями в типично конфуцианском духе (например, «Молим о спасении душ наших драгоценных предков»).

Изменения коснулись и других сторон. Так, на передний план в китайском буддизме вышли те идеи, принципы и нормы, которые более всего соответствовали традиционным китайским нормам, идеалам и представлениям. Начало таким изменениям положил знаменитый Дао-анъ (312-385 гг.) – первый известный китайский патриарх буддизма, основатель монастыря в Сяньяне. Образованный конфуцианец, он увлекся буддизмом и вскоре стал его блестящим знатоком и активным проповедником.

На основе заповедей Виная-питаки, многие тексты которой Дао-ань сам перевел на китайский, он собственноручно составил образцовый монастырский устав. С его именем связаны многие переводы и комментарии к китайским буддийским текстам, составление первого каталога переведенных сутр. Он ввел для китайских буддийских монахов фамильный знак Ши – из китайской транскрипции рода Гаутамы (Шакья).

Однако наибольшее значение деятельности Дао-аня в другом. Он основал культ будды грядущего Майтрейи (Милэфо), с приходом которого многие поколения китайских буддистов связывали свои надежды на лучшее будущее и на всеобщее благоденствие, так же как христиане со вторым пришествием Христа, а мусульмане с Махди. Многие предводители китайских крестьянских движений объявляли себя или своих сыновей возродившимися Майтрейями, а культ Милэфо в Китае занимал центральное место в идеологии многих тайных обществ.

Бронзовая статуя китайского мудреца

Хуэй-юан (334-417 гг.), тоже конфуцианец, прошедший через увлечение даосизмом и примкнувший затем к буддизму, был вторым после Дао-аня авторитетом китайских буддистов. Основанный им монастырь Дунлинь-сы в провинции Цзянси пользовался большой известностью и влиянием, собирал в своих стенах лучшие умы страны. Однако, в отличие от Дао-аня, Хуэй-юань был скорее талантливым популяризатором буддизма, нежели ученым его знатоком.

Статуя Будды из храма Нефритового Будды

Китаизация буддизма в его деятельности проявилась в установлении культа будды Запада – Амитабхи, покровителя Западного рая, Чистой земли, чем было положено начало китайскому, а затем и японскому амидизму. Культ Амитабхи, как и культ Майтрейи, в Китае всегда тесно связывался с мечтами о светлой жизни и райском будущем. Во взаимодействии с последователями Майтрейи китайские амидисты, прежде всего сторонники секты Цзинту («Чистая земля»), участвовали в деятельности тайных обществ и в различных крестьянских восстаниях.

Трансформация буддизма на китайской почве заставила эту религию приспособиться к социальной структуре Китая, к нормам и запросам традиционного китайского общества. В частности, это проявилось в том, что это учение, как и другие религиозные доктрины Китая, выступало в различных своих ипостасях по отношению к образованным верхам и к крестьянским низам.

Буддизм для низов (народный) быстро стал своего рода разновидностью китайского даосизма. Буддийский монах бок о бок с даосским отправлял несложные обряды, принимал участие в ритуалах и праздниках, охранял буддийские храмы и кумирни, служил культу многочисленных будд и бодхисаттв, все больше превращавшихся в обычных богов и святых.

Кроме будд Майтрейи и Амитабхи, ставших центральными фигурами в китайском буддизме, особой популярностью в Китае пользовалась бодхисаттва Авалокитешвара, знаменитая китайская Гуань-инь, богиня милосердия и добродетели, покровительница страждущих и несчастных. Эту богиню по ее популярности и функциям можно сравнить с Девой Марией в христианских странах.

Примерно с VIII в., приобретя женское обличье (ранее в Китае, как и в Индии, бодхисаттва Авалокитешвара считался мужчиной), Гуань-инь превратилась в богиню-покровительницу женщин и детей, материнства, богиню-подательницу детей. Это сыграло существенную роль в ее известности. Храмы в ее честь стали создаваться по всей стране, причем они никогда не пустовали, а алтари в этих храмах всегда были полны даров и приношений.

Монастырь Лунхуасы. Шанхай

Привнеся в свой пантеон многочисленных будд, бодхисаттв и буддийских святых, простой народ в Китае принял главное в буддизме – то, что было связано с облегчением страданий в этой жизни и спасением, вечным блаженством в жизни будущей. Имевшие отношение к ним основные нормы и культы, буддийские праздники и чтения заупокойных сутр, а также многие элементы магии, даже эротики (тантризм) – все это вместе с армией монахов и послушников, знакомых лишь с самыми элементарными принципами учения, легко укрепилось в жизни Китая, стало ее естественной частью, вполне удовлетворяя запросы простых китайцев.

Верхи же китайского общества, и прежде всего его интеллектуальная элита, черпали из буддизма значительно больше. Делая упор на философию этого учения, на его метафизику, они нередко пренебрегали его обрядовой стороной и магической практикой. В уединенных кельях и больших библиотеках крупных буддийских монастырей они погружались в старинные полуистлевшие тексты, стремясь найти что-то новое, важное, сокровенное, тайное, применить это в новых условиях, приспособить к китайской действительности.

На основе синтеза идей и представлений, извлеченных из философских глубин буддизма, с традиционной китайской мыслью, с конфуцианским прагматизмом и возникло в Китае одно из самых интересных и глубоких, интеллектуально насыщенных и пользующихся до сих пор немалой привлекательностью течений мировой религиозной мысли – чань-буддизм (яп. дзэн).