В здоровой, нормально развивающейся семье супруги хотят иметь детей. И если раньше, до появления контрацептивов, семьи относились к рождению новых детей радостно (новые рабочие руки, наследники) или фаталистично («Бог дал»), то теперь мы живем в эпоху иллюзии контроля. И многим кажется, что беременность – это процесс, который находится в нашей власти. Однако это не так. Случайные, незапланированные беременности бывают даже у гинекологов. Как с этим обходиться, что делать – каждая семья решает по-своему. В романе Л. Улицкой «Казус Кукоцкого» описаны чудовищные средства для абортов в домашних условиях в советские времена. Так было всегда: беременная женщина, женщина с детьми уязвима, и многие принимали и принимают решение, связанное с риском для здоровья, потому что боятся потерять еще больше – саму себя, свободу, независимость. Понятно, что тема беременностей является непростой.

Отношение государства и социума к аборту было разным в зависимости от общественного строя, экономических и политических условий, численности населения в стране, религиозных убеждений и др. В нашей стране до начала перестройки и появления контрацептивов искусственное прерывание беременности было одним из основных способов регуляции рождаемости. СССР вообще стал первой страной в мире, узаконившей аборты. Во многих семьях женщины прерывали беременность, не имея возможности растить нескольких детей.

В контексте темы семейных тайн возникает закономерный вопрос: должны ли дети знать о тех абортах, которые делали матери, бабушки, прабабушки?

Ответ на него найти непросто. Начнем с того, что интимная жизнь родителей не касается детей – и слава богу, если взрослые держат дверь своей спальни плотно закрытой. В окружении каждого из нас есть люди, которых матери и отцы посвящали в сложнейшие истории их сексуальных отношений, что привело к травмированию еще неокрепшей психики.

Лариса, 36 лет, вспоминает, что всегда жила в страхе. Вся ее жизнь – рискованные виды спорта, сложная профессия (хирург), разводы и сексуальные эксперименты – это стремление почувствовать себя живой и ощутить уверенность и спокойствие.

Анализ семейной истории не дал никакой значимой информации: приличные интеллигентные родители с высшим образованием, крепкие отношения. Однако на вопрос: «Вы одна в семье родителей?» – Лариса ответила «да» как-то неуверенно.

Более подробные расспросы позволили выявить, что в семье есть тайна, которая, к сожалению, не была тайной для самой Ларисы. Ее мама сделала шесть абортов: два до ее рождения и четыре – после. В семье за ужином родители могли запросто сказать девочке: «Ты кушаешь, и еды достаточно. Тебе повезло – мы решили тебя оставить. А еще шестерых детей мы бы точно не прокормили». Родители-врачи довольно рано объяснили девочке, что такое аборт, и говорили, что она должна быть им благодарна, что не оказалась на помойке, как остальные шестеро…

Лариса рассказывала об этом спокойно, словно не осознавая всю дикость и ненормальность сложившейся ситуации. Личный выбор родителей был «переложен» на плечи ребенка. Лариса все детство получала послание: «Мы всемогущи, могли тебя убить, но пощадили – будь нам благодарна за это».

В расширенной семье ничего об этом не знают, дедушки и бабушки часто говорили родителям Ларисы: «Жаль, что у вас только одна дочь». Родители гордятся своим ребенком: она красива, успешна, умна… Они и не подозревают, что все ее экстремальные увлечения являются попыткой доказать себе и другим, что она имеет право на жизнь, что она – человек, что она есть…

Поэтому во многих ситуациях говорить на тему абортов с детьми, особенно если они об этом не спрашивают, просто недопустимо. Это относится к интимным отношениям родителей, и посвящать в них детей нельзя. Нельзя – и точка. Не дело детей судить и осуждать родителей, не дело детей подсматривать в замочную скважину за их жизнью.

Но эта тема очень возбуждает, и спекулятивно-манипулятивные попытки некоторых специалистов объяснить во время расстановок происходящее в жизни человека тем, что кто-то когда-то сделал аборт, уже стали тривиальными.

Я наблюдала случай, когда участники расстановочной группы уже не в первый раз и очень спокойно занимали свои места «Мишеньки», «Дашеньки», «Лизочки» как абортированных детей одной из участниц… Это был фарс, потому что сама клиентка ни разу не прожила по-настоящему свою боль: ненадежных, бросающих мужчин, страх одиночества, неуверенность в себе. Она все время бодро прощалась с «абортированными детьми» и… ничего в ее жизни не менялось.

Если женщина нуждается в действиях по легализации такого болезненного для нее решения из прошлого, как аборт, она имеет на это полное право. Ей требуется хороший специалист, который поможет пройти заново тяжелый путь без ретравматизации. Однако для многих такая работа связана с новыми интроектами: на каждом углу рассказывают ужасные истории о «женщинах, убивающих своих детей». Как только меняется семантика и «аборт» называют «убийством ребенка», женщина становится убийцей. Кликушеские семинары-покаяния не помогают, потому что работа с травмой – это очень личное дело. При этом и в индивидуальном, и в групповом формате должны оказываться существенная поддержка и задействоваться множество ресурсов. Работа под копирку – расскажи, поставь себя и мужчин, поставь абортированных детей, скажи им… и т. д., выполненная непрофессионально, – часто вредит, а не помогает.

Мы говорим о женщинах и мужчинах, принявших решение об аборте, – да-да, мужчины включены в этот процесс, они тоже страдают, а иногда у них просто не спрашивают. Однако бывают другие ситуации, когда выросший ребенок «чувствует», что у него были брат или сестра. Вырастая, такие дети начинают свои расследования, пытаясь узнать семейную историю. Каждый родитель сам решает, сообщать информацию, связанную с абортом, или нет. У меня нет подходящего для всех случаев ответа. Я только хочу предупредить, что эта информация очень интимная. Часто, услышав о том, что мама прерывала беременность, ребенок возлагает на себя иррациональную вину («Если бы я лучше себя вел… не болел… не ругался с мамой… слушался…») и отравляет себе жизнь фантазиями о братьях-сестрах, которые у него могли бы быть. К сожалению, реальность не имеет сослагательного наклонения – случилось только то, что случилось, а остальное – интерпретации, истории, мифы. Правда об абортах нужна тогда, когда она позволяет восстановить баланс в отношениях.

Гражина, коренная жительница приграничного города, истовая католичка, уже три года замужем. У них с мужем никак не получается зачать ребенка. Супруги обращались ко всем возможным врачам, прошли лечение от существующих и несуществующих микроорганизмов и бактерий, но дело не сдвинулось с мертвой точки. Она приехала ко мне на встречу обучающей группы по расстановкам в надежде понять, что происходит. Гражина даже испросила благо Словения ксендза для работы с психологом и участия в занятиях.

Я собрала минимум информации о родительской семье Гражины и семье ее мужа. И задала вопрос о том, были ли у нее серьезные отношения до того, как она вышла замуж.

– Да, – ответила Гражина. – У меня лежало заявление в ЗАГСе.

– А почему вы расстались? – поинтересовалась я.

– Я узнала, что он – бандит. Приграничный нелегальный бизнес, друзья мафиозного типа… Я ничего не замечала, но когда одноклассник, работающий в прокуратуре, по старой памяти и дружбе рассказал, что и за мной наблюдают, я разорвала отношения.

– А он?

– Он некоторое время преследовал меня. Говорил, что все бросит, что старался ради нас, что станет другим человеком. Но я не могла доверять мужчине, который вел двойную жизнь.

Я подумала, что, возможно, чувство вины перед первым женихом так тормозит ее репродуктивную функцию. И на всякий случай спросила:

– А у мужа были раньше серьезные отношения?

– Да, – с удивлением ответила Гражина. – Он тоже собирался жениться. Правда, не по любви. Элла, девушка, с которой он встречался несколько раз, забеременела. Он предложил ей свою руку, но не свое сердце – он ее не любил. За три недели до свадьбы мы встретились в кафе. И я и он зашли пообедать. Свободных мест не было, мы сели за один столик, вечером пошли погулять – и все стремительно закрутилось. Я поняла, что это тот самый избранник.

– A y вас в этот период были сексуальные отношения? – поинтересовалась я, подумав что близость с мужчиной, у которого в ЗАГСе лежит заявление, а невеста ждет ребенка, могла вызвать чувство вины и те последствия, о которых говорит Гражина.

Она обиженно на меня посмотрела и ответила:

– Нет. Я из верующей семьи, и для меня было недопустимо такое поведение. Я отдала себя мужу в первую брачную ночь.

Я задала еще один вопрос:

– У мужа есть ребенок?

– Нет, – с неподдельной печалью в голосе ответила Гражина. – У первой невесты моего мужа случился выкидыш.

– А когда он случился? – спросила я.

– Через три дня после того, как муж сказал ей, что забирает заявление из ЗАГСа. Он объяснил, что встретил и полюбил меня. Он также сказал Элле, что будет заботиться о ребенке и даст ему свою фамилию, но жениться на ней он не хочет и не будет.

Я, конечно, ощутила некое сомнение – уж очень кстати случился выкидыш, но решила узнать, как видит картину сама Гражина. Она расставила себя, мужа, своего бывшего жениха, Эллу и ребенка. Как только я разрешила всем перемешаться, бывший жених ушел за пределы круга. Муж стоял рядом с Гражиной и смотрел вперед, а ее заместитель направил взгляд на ребенка. Бывшая невеста, Элла, встала рядом с Гражиной – их поза и мимика совпадали до мельчайших подробностей. Было видно, как переплетены судьбы этих девушек. Случайное появление Гражины в жизни ее мужа круто изменило судьбу троих – мужчины, Эллы и их неродившегося ребенка…

В ходе расстановки муж Гражины и Элла попрощались с ребенком. Гражина, уже стоявшая на своем месте, горько плакала и несколько раз повторила: «Мне так жаль! Мне так жаль, что ты не родился!» Она смогла поговорить с Эллой и сказать ей о сожалении и боли – так вышло, что именно она стала женой мужчины, которого любили обе. Заместитель Эллы оставалась довольно враждебной – ее лицо смягчалось только в те моменты, когда она смотрела на ребенка. Но затем его искажала гримаса боли и отчаяния. Она несколько раз хваталась за живот и говорила: «Мне очень больно, режет тут, внизу».

После завершения сеанса меня не покидало ощущение чего-то оставшегося за гранью – смутное, витавшее в воздухе чувство, исходившее от Эллы и ее ребенка, исключенных мужем Гражины. Мы все сделали, нашли для них место в системе, но…

Гражина уехала. Она позвонила мне поздно вечером и, почти задыхаясь, сказала:

– Я поняла, что было не так. Я позвонила сестре мужа, которая со мной ведет себя довольно сухо, потому что Элла – ее подруга, и спросила, что тогда случилось на самом деле. Она была холодна со мной и задала вопрос, действительно ли я хочу знать правду. Я ответила «да», и она сказала: «Когда ты появилась и мой брат вышвырнул Эллу из своей жизни, она поняла, что одной ей ребенок не нужен. Элла позвонила брату и сказала, что если свадьбы не будет, она сделает аборт. Он ответил, что он уже принял решение и не отказывается от ребенка, но не хочет связывать свою жизнь с женщиной, которую не любит. Элла очень быстро решилась на аборт – а срок был больше трех месяцев. Операцию делали по знакомству, и все прошло неудачно – кровотечение, инфекция, повторное выскабливание… Ей удалили матку. У нее никогда больше не будет детей. Ты это хотела узнать?»

Рассказав об этом, Гражина, плача, спросила:

– Что мне теперь делать?

По телефону мы еще долго говорили о вине, выборе и ответственности каждого из участников событий. Я предложила Гражине еще раз представить бывшую невесту мужа и сказать ей: «Мы с тобой любили одного мужчину. Когда я встретила его, я знала, что ты беременна и собираешься за него замуж. Моя вина в том, что я не смогла уйти с его дороги. Вина моего мужа в том, что он изменил свои планы, но он не отказался от ребенка. Твоя вина в том, что ты решила сделать аборт. Я благодарю тебя еще раз за то, что ты уступила мне мужчину. Мне очень жаль, что у тебя нет и не будет детей. Я тоже три года не беременела и носила траур по вашему умершему ребенку. Я прошу тебя: прости меня и смотри на меня доброжелательно, когда я забеременею и рожу ребенка. Он будет братом или сестрой того малыша, которого ты носила под сердцем».

Мы договорили и попрощались. Гражина забеременела спустя несколько месяцев после нашей работы. Я не знаю, что сыграло свою роль: возможно, ушли страх и вина, возможно, она по-другому посмотрела на Эллу. Но самое важное – была открыта тайна, о которой знали все – ее муж (!), его сестра, мать. И только Гражину «оградили» от информации, которую она все равно получила и которая определяла ее жизнь целых три года.

Многие женщины сталкиваются с такими потерями и по-разному их переживают. Для большинства подобные ситуации очень болезненны, и, когда врачи разводят руками, а женщина вновь и вновь теряет ребенка, нужно погружаться в семейную историю.

Такие события, как травмы, потери, кризисы, конфликты, могут отрицательно сказаться на психоэмоциональном состоянии женщины. Теряя близких, надежду, веру, работу и др., особенно если эти события концентрированно происходят в какой-то период времени, женщина часто анестезируется и перестает чувствовать, потому что ей очень больно. Но, не испытывая печали, обиды, злости, она лишается и остальных ощущений – радости, нежности, любви.

Эмоционально опустошенная, носящая траур в своей душе, женщина с трудом может заботиться о детях. Не зря, по меткому выражению Андре Грина, таких матерей называют «мертвыми». «Мертвая мать» – это женщина, способная функционально заботиться о своем ребенке, но она не может дать ему нежность и заботу. Она омертвела от горя, от хронического пренебрежения, от невозможности выразить свои чувства.

Такие женщины с трудом дают жизнь – ведь их собственная витальность стремится к нулю. Поэтому у них часто случаются различные нарушения репродуктивной функции. У всех психологических явлений есть биологическая основа, и то, что кажется мистикой, на самом деле имеет вполне понятные научные объяснения.