Книга: Гнев единорога
Назад: Часть вторая. Храм Святого Волка
На главную: Предисловие

Часть третья. Белый Кролик

Мохнатые тяжеловозы, поскальзываясь на мокрой дороге и прижимая от страха уши, неслись во тьме сквозь косые линии холодного дождя. Они храпели и трусливо повизгивали, кося темные бархатные глаза на щелкающего кнутом возницу.
Огромная подвода увязала колесами в дорожной грязи, а могучие кони дружно вытягивали ее, налегая на скрипучие ремни промокшей поношенной упряжи. Летели мимо ночные косматые сосны, хмурила облачную бровь желтая пятнистая луна. В подводе, укрытый рогожей от лишних глаз, лежал чудовищный пленник. Он молчал, не подавал признаков жизни, и возможно, уже умер от яда, пропитавшего исполинское тело.
За дождевыми росчерками мелькнули огни костров, и ободренный кучер прикрикнул на лошадей, понукая их ускорить бег…
Так закованного, побежденного, еле живого дракона Тоги привезли из разрушенной гоблинской деревни в лагерь северных. Теперь он лежал в стороне от военных палаток, связанный заклинаниями и зачарованными путами. Некромант осторожно присел в паре метров от него. Таких красивых зверей он не видел давно. В отличие от здоровенных, грубо слепленных драконов Гильдии, похожих на каменных болванов, вытесанных на скорую руку, юный Тоги был аккуратен, изящен и мал. От его закованного в магические кандалы тела шло слабое сияние. Когтистые лапы подергивались, как и веки.
– Ты слышишь меня, дракон? – спросил Ану негромко.
Ответом ему послужило слабое движение чешуйчатой головы: то ли кивок, то ли вздрагивание. Ожидавшие в стороне мертвецы напряглись. Широ отступил на шаг, а Фиро глухо заворчал, окинув внимательным взглядом распростертое на земле драконье тело.
– «У меня к тебе предложение, маг, – телепатически откликнулся Тоги, – я перейду на твою сторону и буду служить тебе».
– Хорошо, дракон, – Ану заговорил громче и медленнее, – если ты перейдешь на нашу сторону и примешь командование севера, мы сохраним тебе жизнь.
– «Мне этого достаточно, – прогудел дракон и приоткрыл один глаз, – я клянусь служить тебе верой и правдой».
– К черту твои клятвы, – усмехнулся Ану, – мы заключим договор. Ну так что? По рукам?
Дракон ничего не говорил и не двигался. Некромант понимал, что зверь думает, взвешивая в затуманенной голове все «за» и «против» этого поспешного предложения. Заключение договора обязало бы Тоги на века. Магия слова – великая вещь, уловка древняя и надежная, не дающая сторонам нарушить соглашение.
– Ну так что? – не давая пленнику времени на раздумья, повторил Ану. Он собирался сказать еще что-то, но Фиро неожиданно и резко перебил его:
– Его надо убить. Он предатель.
– Это настоящий дракон, Фиро, – Ану смерил мертвеца взглядом, – ты знаешь, сколько он стоит? А знаешь, на что он способен, как союзник?
– Союзник-предатель не способен ни на что. Предательство неприемлемо, – хрипло говорил мертвец, – предатели заслуживают смерти больше, чем враги. А тот, кто заводит дела с предателями, валяется в грязи. Забудь наконец о деньгах, некромант. Подумай о чести.
– Какая еще честь! – Ану разгневанно обернулся к Фиро.
Покладистый и обычно такой послушный мертвец вдруг ни с того ни с сего взбунтовался. Это было очень странным проявлением эмоций. Глядя на его фанатично вспыхнувшие глаза, некромант почувствовал, как по позвоночнику прокатилась едва ощутимая струйка холодного пота.
В ту же секунду мертвец-альбинос, стоящий в стороне с обычным для него бессмысленным видом, раздул ноздри и злобно сверкнул рубиновыми глазами. Бунт на корабле? Зомби, словно собаки, чуют человеческий страх – Ану прекрасно знал это, поэтому тут же собрался, не давая чувству тревоги захватить себя полностью.
– Позволь мне убить его, – Фиро медленно потянул из-за спины мечи, – пусть как враг сдохнет с честью.
Чем тише звучал его голос, тем ужаснее он становился. Мертвые глаза горели углями. Глядя, как мертвец движется на него темной ледяной тенью, Ану потерял дар речи. Из оцепенения некроманта вывел свирепый рык Широ. Кому он был адресован, осталось неясным, но Ану, больше не медля, сделал едва заметное движение рукой. Губы его шевельнулись, произнося заученное назубок заклинание, от которого разбушевавшийся мертвец согнулся пополам, словно от сокрушительного удара под дых.
– Какая, к дьяволу, честь! – закричал некромант упавшему на одно колено Фиро. – Нет никакой чести! Ты просто помешался на предательстве! Что за гонор? Что за нелепые амбиции?
– Что ты знаешь о чести, – прошептал Фиро, – когда не располагаешь ни жизнью, ни смертью, остается лишь честь. Одна для всех и каждого. И живому, и мертвому равная, – бешено пылающие глаза потухли и помутнели.
Мертвец поднялся и отступил назад. Он ссутулился, низко опустил голову, его серое лицо выглядело усталым и болезненным.
Широ, внимательно наблюдавший за происходящим, склонил голову набок, словно собака, и снова зарычал. Было непонятно, что тревожило альбиноса: то ли он хотел заступиться за некроманта, то ли наоборот вздумал поддержать собрата. Ану помнил о том, что у мертвецов сильны узы стаи, и если взбунтовался один, то не исключено, что и другие выйдут из-под контроля. Поймав пустой, холодный взгляд Широ, некромант чуть двинул рукой. Мертвец тут же затих. Вроде бы все получилось, но позицию лидера надо было утвердить, а Фиро все не унимался.
– О чести говоришь? А головой ты подумал? Пораскинул своими гнилыми мозгами? – Ану стремительно приблизился к мертвецу и, ухватив его за меховой воротник, тряхнул что есть мочи. – Припомни-ка лес лаПлава! Уж не забыл ли ты о том, что дракон, как и единорог, – тварь непростая, и последствия его убийства будут непредсказуемые. Убьешь его, и земля изольет на нас всю ярость своей бесконтрольной древней силы. Убийство дракона – величайший грех. Я поднял тебя, и значит у нас с тобой одна душа на двоих, так что все твои грехи запишутся на мой счет!
Выпалив это, Ану тяжело вздохнул и выпустил воротник Фиро. Мертвец больше не перечил и покорно склонил голову, как и было положено перед некромантом.
После этого Ану всю ночь мучали кошмары. Ему снилось, что мертвецы взбунтовались и преследуют его, поджидают за каждым углом, чтобы отомстить человеку, нарушившему их покой. До последнего Ану считал, что поднять Фиро и Широ было делом успешным и прибыльным, но в один миг многолетняя иллюзия разрушилась, и мертвецы, такие верные и надежные, вдруг показали себя с другой стороны…
Высшие зомби не просто ходячие трупы: у них есть память и душа, которую дает им некромант. А ведь Учитель предупреждал его об этом. «Помни, Ану, – говорил он с тоской, – зомби и поднявший их колдун имеют общую душу. Каждая смерть, сотворенная твоими мертвыми солдатами, ляжет клеймом на твоей душе! Ты молод сейчас, и всю твою долгую жизнь тьма будет копиться в твоем сердце, так что, умирая, не рассчитывай на место в Раю…»
Некромант выдохнул, в груди защемило от тяжких воспоминаний. Он мысленно попросил Учителя о прощении и провалился в тревожный сон.
Во сне рыжая девушка, прекрасная, как весна, кричала ему что-то, а он тянул к ней руки, умоляя не уходить. Нани. Так звали его не родную сестру. В родительском доме она была подкидышем, но отец и мать Ану никогда не говорили ей об этом, не желая опечаливать хоть и приемную, но любимую дочь. А ему молчать ой как не хотелось. Совсем не братская любовь, которую он питал к сестре, угнетала юношу, заставляя изо дня в день перебарывать в себе желание рассказать девочке всю правду. Но, каким бы обреченным и запретным ни казалось это чувство, оно все же оставалось светлым и чистым. Поэтому Ану молчал и тихо вздрагивал от счастья, когда видел, как искренне Нани произносит слова «мама» и «мапа»…
Некромантия – это не просто дар, не просто навык, не просто тяжелый труд. Некромантия – это умение чувствовать, предвидеть и не поддаваться простым человеческим слабостям. Некромантия требует мыслить трезво и ясно, отрекаясь от привязанностей и страстей…
Когда погибшая Нани откликнулась на зов брата, Ану очень четко почувствовал грань между жизнью и смертью. И какой бы сильной не была его любовь к сестре, как ни шептала она его имя ледяными окровавленными губами, юный Ану точно знал, что явившийся к нему огнеглазый призрак, так похожий на дорогого человека, – это не его возлюбленная Нани. Граница, разделяющая живого и мертвого, была столь ясной и столь осязаемой, что он ни разу не потешил себя даже слабой надеждой, что перед ним живая сестра, чудом вернувшаяся из загробного мира.
«Хороший некромант должен быть слеп!» – говорил ему когда-то Учитель. Никакие узы, дружеские или родственные, ничто не должно сбивать с пути. Что бы ни видели глаза и ни слышали уши, сердце, наткнувшись на мертвенный холод, не должно ошибаться. То, что раньше было родным, после смерти становится чужим и опасным. Осторожность – еще один навык некроманта. Сила воли, сила мысли, самоконтроль.
В отличие от большинства некромантов, Учитель был набожным человеком. Поговаривали, что в молодости он даже служил священником в одной из церквей Северного Централа. Но Ану в это слабо верилось: Учитель обладал такими обширными знаниями о темной науке, для постижения которых нужно было всю жизнь заниматься только ей. Да и не тот он был человек, чтобы его приняли в святую обитель.
Конечно, Священный Централ не привечал темных магов, но и гонениям некроманты, будучи потенциальными наемными воинами, никогда не подвергались. На севере церковники относились к ним терпимо, понимая, что без них армия ослабнет. К тому же, мертвяки занимали места живых солдат, этим спасая множество людей от гибели в войнах. Видимо, поэтому церковь давно пересмотрела свои отношения с силами тьмы и их приверженцами. В оправдание этому среди северян даже ходила поговорка, что свет порой может ослепить и обжечь, а во тьме, бывает, можно спрятаться от врагов.
Однако несмотря на все это Учитель порой произносил такие богохульные вещи, о которых не рискнул бы заявить и отъявленный еретик. Но слова его всегда были настолько логичны и обоснованны, что Ану вздрагивал от страха и благоговения.
Учитель многое рассказывал Ану, но редко применял свои знания на практике. Чаще всего он упокоивал расшумевшихся зомби на поселковых погостах, изредка поднимал слабеньких мертвяков и павших животных, объясняя Ану, что и как нужно делать.
А потом Учитель оживил Хайди. Перед этим он долго думал и сомневался, но все же показал ученику этот страшный ритуал. Казалось, знание тяготило Учителя: он понимал, что не стоит его распространять, но не удержался и все же рассказал Ану о том, чего ему знать не следовало.
Темной ночью у дверей остановился катафалк. Мрачный кучер что-то шепнул Учителю и уехал, сунув тому в карман тугой кошелек с деньгами и оставив труп, с головы да ног укутанный мешковиной. Ану с Учителем поспешно унесли его в подвал. Юный некромант с удивлением рассматривал лежащего на сыром заплесневелом полу очень красивого, богато одетого человека…
Так был поднят самый первый из трех существующих ныне высших зомби. Свое имя – Хайди, мертвец назвал сам. Ану даже рот открыл от удивления, ведь этот зомби не только умел разговаривать, но и прекрасно помнил большую часть событий своей прошлой жизни.
О магии такого уровня Ану даже и не помышлял. Обычные зомби были просто телами, пустышками, накачанными энергией. О том, что падаль является прекрасным накопителем и проводником, знал каждый начинающий некромант. Для поднятия использовали природную силу, вернее, ее нижний слой, или поток: просто направляли его насквозь, через труп и этим возвращали ему способность двигаться, подчиняясь самым примитивным инстинктам.
В случае с Хайди, как объяснил Учитель, все оказалось гораздо сложнее, ведь для того, чтобы зомби мог пользоваться памятью и разумом – сложными функциями мозга, – ему была необходима душа. Воскресить умершего и вернуть ему отобранную душу мог лишь Всевышний Создатель, но Учитель сумел перехитрить даже Его. Он отдал мертвецу часть собственной души, понимая, какие у этого будут последствия.
«Мы поднимаем мертвых лишь ради греха, – сказал он тогда Ану, – ради убийств, ради войн, ради смерти. Выходит, нести кару за все эти страшные деяния должны мы сами. Запомни это, мальчик, и сто раз подумай, прежде чем повторить все, что ты увидел сегодня». Ану удивленно пожал плечами и наивно поинтересовался, зачем же тогда Учитель показал ему этот ритуал. «Ради жизни, мальчик, только лишь ради жизни. И ради спасения. Я хочу, чтобы нашелся когда-нибудь тот, кто сумеет довести мое знание до конца и научится воскрешать людей, а не поднимать мертвяков. Лишь поэтому я заговорил».
За всякое зло надо платить, но об этом многие забывают. Когда получаешь великую и запретную силу, начинает казаться, что беды и опасности обойдут тебя стороной. Но искушения порой оказываются слишком велики, и ты оправдываешь себя тем, что простой человек не может противостоять им. Но как же так получается, что великой силой человек пользоваться может, а нести за нее ответственность – нет?
Как там говорил Фиро – честь? Странный мертвец, но и его можно было понять. Чтобы хоть как-то удержаться в мире живых, нужно иметь цель. «Моя цель – прославить свое имя в битвах и вернуть честь рода», – так говорил Фиро. Сражаться во имя славы и чести он мог независимо от жизни и смерти. Пусть так. Пусть поступает, как хочет!
Ану сжал кулаки и нахмурился. Предательство. Он вздрогнул: от этого слова ему стало страшно. Табу. Запрет даже думать об этом. Но мысли о прошлом, как прорвавший плотину поток, хлынули в голову: о том, как Ану, ослушавшись запрета Учителя, сам оживил еще двух мертвецов. Он не хотел вспоминать обо всем, что было потом, и в панике обхватил голову руками.
Из мучительных воспоминаний его вырвал заунывный, тоскливый мертвячий вой. Это мертвяки почуяли тревогу своего повелителя. Услышав их, откуда-то из леса подал голос и Фиро. Он замер на большом валуне и закинул голову, наслаждаясь проходящим через горло ледяным потоком воздуха. Широ тоже не заставил себя ждать, даже бросил недоглоданную коровью кость, откопанную где-то у опушки леса.
Лагерь не спал до утра. Смелые гоблины и благородные рыцари сидели в своих палатках, боясь выглянуть наружу. Разгневанный и сонный Кадара-Риго поклялся содрать шкуру с бестолкового некроманта, позволившего устроить среди ночи этот концерт, но это утром, а сейчас сам дьявол бы не заставил его выйти из палатки.
* * *
Перед долгой дорогой потомственный сыщик Франц Аро успел ненадолго заехать в родное имение. Увитый виноградником одноэтажный дом дышал сонным покоем. Садовники подстригали газон на дворцовый манер и подвязывали розы белыми лентами.
По колючей траве, поджимая на бегу то одну, то другую жилистую лапку, навстречу молодому человеку бежала серая левретка в алом плетеном ошейнике, за ней еще одна, белая.
– Карла, Молли, – присев на корточки, Франц потрепал собак по ушам. Тут же поднялся, тщетно пытаясь разогнуть сутулую с детства спину. – Здравствуй, мама. Я ненадолго, дела.
Женщина, удивительно похожая на Франца, но чуть менее сутулая, подняла белую левретку на руки.
– Весь в работе, мой мальчик, как и отец, – дама коснулась щеки Франца холодными пальцами.
Под ее ногтями виднелись темные полоски забившейся земли.
– Мама, ты опять работала в саду? – Франц поймал ее руку и сжал в теплых ладонях. – Я видел отца при дворе, он заедет на неделе, и я обещаю, возьму отпуск, как только разберусь с делами.
Почти все драгоценное время Франц потратил на беседу с матерью. Наскоро собрав необходимые вещи, он погрузил кладь в небольшие седельные сумки и приторочил к седлу. Мать не отходила от него ни на шаг, восхищаясь статью и породой лошади, полученной сыном из личной конюшни принцессы Лэйлы.
Франц безумно жалел женщину. Госпожа Аро бредила семьей, обустраивала дом и двор, сама готовила непревзойденные кушанья, сама сажала и растила невиданные заморские цветы. Но семья редко собиралась вместе. Отец Франца был в доме скорее гостем. Да и сам Франц, поступив на службу, нечасто наведывался домой.
Расцеловав мать, молодой человек бросил прощальный взгляд на дом. Темные окна среди роз и винограда навевали грусть. В больших залах давно не устраивали приемов и балов. Для кого? Мама одиноко замерла у ворот, по привычке поправила запутавшиеся ветки роз в квадратной мраморной вазе.
За воротами, ограниченная двумя рядами кипарисов, начиналась дорога от имения к тракту, ведущему в Ликию. Вдоль тракта тянулись деревни. Но не те деревни, что были у границы или в центре Королевства, с замызганными работягами-крестьянами, разводящими грязь свиньями и курами, и деревянными неказистыми домиками. Рядом с культурной столицей даже деревенские жители носили красивую одежду, дома строили из камня, а вокруг разбивали сады и цветники. При каждом таком поселении обустраивался парк, в который на общие средства жителей приобретались подешевле во дворцах Ликии сколотые или поцарапанные статуи. Богатые горожане не терпели изъянов и избавлялись от отслуживших свое садово-парковых украшений.
Привыкший работать в городе, Франц тревожился. Слухи о том, какая дикость царит за пределами культурной столицы, его совсем не радовали. Но долг есть долг. И дело государственной важности – есть высшей меры честь, оказанная лично принцессой Лэйлой ему и его семье.
* * *
И снова этот сон… Холод и темнота. Бум. Бум. Боль во всем теле, выходящая откуда-то из головы. Бум. Бум. С каждым ударом все больнее. Глаза открыты, но ничего не видят – то ли ослеплены заклинанием, то ли просто темно… А может, их уже и нет, глаз? Таша пришла в себя. Бум. Голова девушки ударилась обо что-то холодное и жесткое, тело не слушалось. Связано? Нет, вроде бы нет… Бум. Снова…
Страшный сон стал явью. Кто-то, кого она не могла увидеть, грубо волок ее за ноги, как мешок с хламом, вниз по бесконечной лестнице. Она считала ступени. Бум. Бум. Бум. Когда кончится все это? Таша не могла ни крикнуть, ни вздохнуть. Наконец перед глазами мелькнул грязный пол и уходящие в темноту решетки вдоль стены.
– Сюда ее, – прозвучал сверху грубый и прокуренный голос, громыхнули ключи, и скрипнула дверь камеры.
Ташу бросили на холодный каменный пол, дурно пахнущий плесенью и тухлой едой.
– Покормить не забудь, в этом крыле никого больше нет. Помрет – будешь отвечать, – голос того, кто принес принцессу, звонким эхом отразился от стен, – смотри!
– Хорошо, хорошо, – буркнул в ответ подземный стражник и щелкнул огнивом. Отлетевшая искра отскочила на камни камеры, осветив ржавую миску на полу и вилку, длинной цепочкой прикованную к пруту решетки.
– Эта пленница здесь по личному приказу… – конвоир перешел на шепот, а охранник только плюнул в ответ.
– Мне по барабану, – грубо огрызнулся он, – чья она там пленница.
Принцесса медленно приходила в себя. Разбитая голова гудела, любое движение отдавалось во всем теле нестерпимой болью. Перед глазами, посеченный штрихами перекладин решетки, виднелся коридор, где на стенах, потрескивая, чадили масляные факелы.
Собрав остатки сил, Таша отползла к дальней стене. Справа и слева тоже были решетки, а за ними непроглядная темнота. Правая камера, похоже, вообще не имела выхода в коридор. Левая пустовала. На полу валялась труха от рассыпавшегося, напрочь прогнившего тюфяка.
Возле стены, к которой Таша прислонилась спиной, обнаружился укрытый рогожей невысокий настил, заменяющий пленникам кровать. Забравшись на него, девушка укуталась ветхой тряпкой. От сырого промозглого холода ее била дрожь, голова раскалывалась от боли, в глазах двоилось и плыло.
Плен. Однажды принцесса уже была в плену. Но теперь захваченный врагами лаПлава казался раем. Неизвестное подземелье, словно вышедшее из самых диких кошмаров, наводило ужас. Девушку охватило отчаяние. Она закрыла глаза, вспоминая друзей: милую Таму, хмурую Айшу, отважного Ришту и веселого Нангу. Страшная битва, разразившаяся в маленькой гоблинской деревне, унесла множество жизней. Таша не знала, чем закончилось то сражение, и сердце ее сжималось от мучительных предположений. Живы ли друзья? Остался ли в живых хоть кто-то…
– Встать! – раздавшийся из коридора окрик вырвал девушку из водоворота спутанных мыслей.
– Эй, ты, встать! – рявкнул стражник, – подойди к решетке, живо.
Таша поднялась и испуганно приблизилась. Охранник был не один. Озарив сияющим золотом одежд угрюмое подземелье, на Ташу внимательно смотрела удивительная девушка. Длинные волосы, сплетенные в толстую косу, были увиты жемчужными нитями. Посетительница посмотрела на Ташу нервно и зло.
– Эта тварь не имеет ни капли магической силы, Тианар, – обратилась незнакомка к своему спутнику.
Таша сначала его не заметила, но увидев, вздрогнула. В голове мелькали путаные воспоминания. Лицо эльфа было откуда-то ей знакомо.
– Сюда подойди! – прошипела Нарбелия.
Понимая, что спрятаться в камере негде, а непослушание чревато последствиями, Таша вплотную подошла к решетке, покорно ожидая своей участи. Нарбелия сузила подведенные «под эльфийку» глаза, отчего ее зрачки расширились и посерели.
Таша почувствовала, как чужая неукротимая воля проникает в ее мысли. Словно ледяной ветер обдул лоб, и стало невыносимо больно между глаз. Она дернулась, но тело не слушалось, боль вспыхивала то тут то там. Из носа потекли горячие кровяные ручейки.
– Пустая! – раздраженно фыркнула Нарбелия. – Нет на ней ничего, Тианар! Зачем ты эту дрянь вообще подобрал? – от гнева ее идеальные губы искривились, потеряв первозданную симметрию.
– По-твоему, это она подняла монстра из-под земли? Смотри внимательно! – рыкнул на спутницу принц.
– Хорошо, хорошо, – тут же растаяла млеющая перед эльфом красавица. Мужской пол всегда был слабостью Нарбелии. Высокородными поклонниками она никогда не брезговала. Да так, что порой доходило до скандалов. Еще бы! Наследница Короля водит сомнительную дружбу с двумя мужчинами сразу! Однако Нарбелию это не смущало. Умная, талантливая и прекрасная, она ощущала себя почти небожительницей и плевала на моральные устои. К тому же оба ее фаворита были эльфийскими принцами. Сложно выбирать из двух брильянтов! Лучше брать оба…
Тианар. Его грозная сила, угрюмое спокойствие и показная холодность пленяли ее. Холодная и расчетливая в государственных делах, в делах любовных принцесса становилась весенней кошкой. А что же сам Тианар? Нарбелию он никогда не любил, но обстоятельства располагали к тому, чтобы нелепая связь с помешанной на эльфах принцессой существовала. Ум и магические способности девчонки были принцу хорошим подспорьем в делах, как и благосклонность Короля.
Жадная до мужчин Нарбелия была патологически ревнива и ненавидела всех женщин. От этого страдали не только несчастные дамы, не угодившие королевской наследнице излишне привлекательной внешностью или эксклюзивным нарядом, но и избранники принцессы, имевшие неосторожность бросить заинтересованный взгляд на кого-либо, кроме нее самой. Под горячую руку попадали дворянки и посудомойки, молодые принцессы и престарелые няньки.
Мстительность Нарбелии не знала границ. Положение в обществе не позволяло ей опуститься до убийства, однако наследница умеючи унижала своих соперниц. Позорные падения на балах, порча одежды, перекрашивание волос – магический дар, данный ей свыше явно для других целей, наследница использовала с фантазией. Все эти мерзости она считала невинными шутками, дико смешными и остроумными.
Боль отпустила Ташу, но девушка все еще продолжала судорожно сжимать решетку. «Неужели все? Пожалуйста, пожалуйста». Она бы взмолилась, упала на колени, прося пощады, но тело не слушалось, и язык онемел.
– Сейчас посмотрю внимательнее, – Нарбелия расправила подол сияющего платья и кокетливо дотронулась пальцами до волос.
Новая волна боли заставила Ташу закинуть голову. Через секунду сознание покинуло девушку.
– Ну вот, – Нарбелия раздраженно всплеснула руками, – перестаралась.
– Умерь свою злобу наконец, – грубо оборвал ее Тианар, – нашла к кому ревновать! Если информатор умрет, мы вообще ничего не узнаем. Это не шутки, принцесса! Убит дракон Гильдии, второй в плену! Все очень серьезно.
Наследница попыталась возразить, но захлебнулась глотком воздуха и промолчала. Порой принц вел себя с ней так грубо… Но он прав. Пыл стоило поумерить.
Выйдя из катакомб, принцесса с облегчением вздохнула и с любовью посмотрела на принца. Тот ответил ей быстрым хмурым взглядом. Несмотря на то что пленница не выдержала чтения мыслей, кое-что они все-таки узнали. Шаман. В деревне гоблинов жил шаман. Возможно, загадка убийства драконши связана с ним. Хотя степные колдуны никогда не равнялись силой даже с людьми, не говоря уже об эльфах. Тианар не верил в то, что столь сильная магия была сотворена каким-то гоблином…
* * *
Гиенья Грива медленно возрождалась из пепла. Сначала жители ютились в шалашах, собранных из костей драконши и укрытых шкурами и травой. Дома отстраивались постепенно. Никто не хотел возводить новое жилье на пепелище старого, поэтому новая деревня сдвинулась далеко в глубь степи. Она стала меньше в несколько раз: после битвы уцелела лишь четверть жителей.
Оставшись без Таши, Тама загрустила по дому. Несмотря на поддержку гоблинов, она чувствовала себя одинокой и опустошенной. Дни шли, а легче не становилось. Наконец пастушка решилась на обратный путь, домой, в лаПлава. Когда-то Тама отправилась в путешествие вместе с принцессой, а теперь, без Таши, это потеряло смысл.
– Я вернусь в замок и расскажу всем о том, что случилось с его наследницей! – девушка была полна решимости, и друзья не стали с ней спорить.
– Я провожу тебя. Одна ты не доберешься, – заявила Айша и тут же прикрикнула на попытавшегося возразить брата, – нет, Нанга, я поеду. В деревне и так почти не осталось воинов-мужчин.
Гоблин нахмурился, но согласился: сестра была права. Наутро, после недолгих сборов, Тама и Айша верхом на Таксе двинулись в путь. Нанга и Ришта доехали с ними до степи. Ришта молчал, прощаться было не в обычаях степного народа. А Нанга, веселый и бодрый, как раньше, подмигнул девушке заговорщицки:
– Помнишь, что я говорил тебе в деревне у лаПлава? Не забыла?
– Припоминаю, – хитро улыбнулась Тама и поправила локон, выбившийся из-под капюшона кожаной накидки, – предлагал стать твоей десятой женой!
Ришта удивленно поднял брови, а Айша громко фыркнула и насмешливо сморщила нос.
– И совсем не десятой, а первой и единственной! – не растерялся Нанга, – и нечего насмехаться, я свое слово держу! – он поднял на дыбы Черныша и взмахнул перетянутой льняным бинтом рукой, – обещаю, что отправлюсь на подвиги, а потом, окружив свое имя славой, приеду за тобой! Будешь ждать меня, моя пастушка?
– Буду, – потупив глаза, зарделась Тама. Айша уже собиралась съязвить по поводу подвигов брата, но пересилила себя и сдержалась.
Гигантский черный конь неспешно шагнул в подлесок. Тама оглянулась. В степи исчезали две точки – Ришта и Нанга. Пастушка старалась удержать навернувшиеся на глаза слезы. Степь, как и прежде, колыхалась золотыми волнами. Ее солнечное тепло осталось в сердце девушки, согревая и даря надежду.
* * *
В лаПлава все вернулось на круги своя. Как и раньше, дремал на посту у ворот старый Геоф, а подслеповатый огромный пес хрипло брехал на скотницу, разлившую посреди двора молоко. Казалось, ничто не может выбить из привычной колеи размеренное и однообразное существование обитателей этого места. Ни война, ни враги, ни плен. Война закончится, враги уйдут, а в лаПлава все снова будет по-прежнему.
Лорду Фаргусу опротивела провинция с ее застоявшимися порядками, с ее неспешностью и непробиваемой, глухой неизменностью. Его раздражала местная еда, слишком простая и непростительно свежая. Ему надоела сдобная и румяная красота местных девиц, бесстыдно выпирающая из вырезов на поношенных платьях. Лорду безумно хотелось вернуться в столицу, посетить какой-нибудь шикарный прием или бал и приударить там за элегантной стройной красоткой.
В свои почти сорок лет Фаргус слыл при дворе ловеласом и закоренелым холостяком. В семье он не нуждался, довольствуясь одноразовыми романчиками с королевскими фрейлинами, знатными вдовами и заскучавшими женами дворян. Уйма племянников и племянниц с лихвой заменяла ему собственных наследников. Род, из которого происходил лорд, был несказанно многочислен и плодовит. Родственники жили в наследных имениях, шикарных и дорогих, куда Фаргус периодически наведывался с подарками, отдохнуть и погостить. Сам же он обосновался в скромном столичном особняке с минимумом прислуги.
Будучи истинным горожанином, лорд не мог долго находиться в деревне. Мучаясь от скуки, он искал повод поскорее выбраться оттуда поближе к Королю и двору, где неизменно гремела музыка и шелестели по полу модные юбки, где говорили о войне те, кто никогда не сражался сам, где роскошью прикрывали застой и упадок.
Того, что Королевство обеднело, если не сказать обнищало, казалось, не замечали лишь в королевском дворце. Разваливающиеся дороги, заброшенные поля, вымершие деревни находились за стенами столицы, но ведь все это и было тем самым Королевством, которое столица представляла. Хотя в упадок пришло не только Королевство: весь запад, казалось, впал в депрессию и ослабел.
Союз с Высокими эльфами, великими и могущественными соседями, вместо ожидаемой помощи и поддержки принес войну. Высокий владыка с легкостью опытного кукловода дергал за ниточки, заставляя умирающее от истощения Королевство бросаться на неприрученный север.
О севере же было известно мало. Там скрывались беглые преступники, туда уезжали, спасаясь от долгов, разорившиеся купцы. Никто не ждал, что подстрекаемая Высоким владыкой королевская армия получит там мощный отпор. Северные не просто «огрызнулись» на этот опрометчивый выпад Короля, но восприняли агрессию как повод двинуться на юг, превратившись из защитников в захватчиков. Собрав разношерстную, но мощную армию наемников, они разбили королевские войска на границах, а после ринулись в центр Королевства, минуя свободные замки. Потом они словно замешкались, встали лагерем и принялись ждать чего-то. По-другому объяснить их задержку не получалось.
Обо всем этом думал Фаргус, хмуро разглядывая из окна оживленный двор замка. А ведь все началось с Короля. С его неуместного согласия поддержать эльфов в войне. Будь они неладны, эти эльфы. Фаргус в сердцах ударил кулаком по подоконнику. Что они пообещали Королю за поддержку? Торговый путь в обход Апара? А что там, за Апаром? Дикий и неизведанный Шиммак?
Отвлеченный от раздумий служанкой, что созывала всех в обеденный зал, лорд столкнулся в коридоре с Байрусом. Молодой человек выглядел нервным и озабоченным.
– О чем тревожитесь, генерал? – поинтересовался Фаргус вежливо, но безразлично, как того требовал этикет.
– А вас, лорд, как я вижу, мало что тревожит в этой жизни, – сквозь зубы процедил Локк.
– Ну, будет вам, мой друг, – Фаргус примирительно улыбнулся, – я понимаю, что война и сорванная свадьба изрядно потрепали ваши нервы…
– Война – отрада для воина, – грубо и раздраженно перебил его Байрус, – а свадьба лишь отложена на небольшой срок!
– Так ваша невеста нашлась? – Фаргус наигранно сцепил пальцы рук и, подавшись всем телом вперед, изобразил полное внимание, – поведайте, как? Где?
– Принц Тианар лично занят ее поиском и возвращением домой. Вы ведь знаете, чего стоит слово эльфа!
– Безусловно, – лорд склонил голову и ухмыльнулся.
Раздражительность и самоуверенность Локка забавляли его, давая повод поиздеваться над молодым генералом, прикрывшись маской понимания и сочувствия. Это было вполне в духе дворца, где придворные не упускали случая посоревноваться в острословии, ехидстве и взаимных подколках. Но если дразнить злого пса слишком долго, можно оказаться покусанным. Фаргус это прекрасно понимал и решил поскорее закончить диалог, закинув последний камушек в бурную реку байрусова терпения:
– Выходит, скоро вас можно будет поздравить – вы станете полноправным хозяином лаПлава!
Байрус, не ответив, смерил лорда гневным взглядом и зашагал прочь.
Однако хитрый и пронырливый Фаргус, привыкший к дворцовым интригам, чувствовал себя слепым кутенком, когда рядом появлялся Хайди. Фигура весьма отталкивающая, если не сказать – омерзительная. Фаргус не доверял мертвецу, но тонкое чутье и проницательность последнего не позволяли лорду отказаться от неприятного союза.
Хайди во всем находил множество скрытых смыслов. Казалось, он умел смотреть сквозь толстые лбы королевских вельмож и прожигать взглядом точеные черепа Высоких эльфов. Он чуял мысли, как чует гончая след лисицы, он видел незримое за ничего не значащими на первый взгляд словами, словно орел, способный с высот оглядеть поле боя и заранее оценить исход грядущей битвы.
Фаргус вздохнул тяжело и горько. Сам он был не в силах разгадать те политические загадки, что последнее время терзали его ум. Отсиживаться в лаПлава больше не имело смысла. Здесь все было ясно: королевские приспешники делят свободные замки, прикрывшись войной. Эльфы осмотрелись на границах и поспешно убрались восвояси, оставив Короля самого разбираться с северными. Настала пора возвращаться домой, в столицу. «Придется взять с собой Хайди, но, может, оно и к лучшему» – подумал лорд, твердо решив собраться к следующему утру, а в обед отправиться в долгожданный путь…
Нередко размышлял о своих союзниках и принц Тианар. Еще несколько лет назад эльфу бы даже в голову не пришло взять в союзники мертвеца. Немыслимо, непристойно, возмутительно заключать союз с нежитью, да еще и позволять мерзкой твари насмехаться и глумиться над величайшими представителями властвующих родов.
Сейчас Тианар мог лишь сжимать кулаки и закусывать губы до крови. Нынешнее положение дел заставляло гордого, но далеко не глупого эльфа терпеть и сдерживать свой праведный гнев. Хайди был необходим союзникам. Ведь это был тот самый мертвец, что, ослушавшись некроманта северных, перешел на сторону Короля. То был слишком умный, сильный и самостоятельный мертвец… Союзник так союзник. Теперь даже господин зомби казался Тианару лучшим союзником, чем западные негодяи из Волдэя, что подмяли под себя всю власть во Владычестве Высоких эльфов.
Что-то недоброе творилось с тех пор в Эльфаноре. Чудовищный жертвенник, где погибли юные эльфийки, дракон и единорог. Конечно, превозносящая эльфийский народ Нарбелия могла поверить в то, что в столице бесчинствует некромант, но прозорливый Тианар прекрасно понимал, что это лишь нелепая выдумка. Глупая и странная выдумка, прикрывающая чью-то спину. Страшный алтарь определенно не был делом рук некроманта. Это было невозможно: стражники, воины и маги надежно патрулировали город Высокого Владыки. Принц нервно скрипнул зубами, перед мысленным взором черным росчерком промелькнула ласточка Волдэя…
* * *
У ворот Ликии было безлюдно. Ветер гонял пыль по каменным плитам, до блеска истертым тысячами башмаков, колес и копыт. Где-то в проулке играла музыка. Скрипучая однообразная мелодия перемешивалась с дымком, тянущимся от таверн.
Франц вел коня в поводу, внимательно осматривая случайных прохожих и местных завсегдатаев. Именно сюда подошел обоз с лесными девами. Здесь эльфиек ждали сопровождающие – лесной эльф и Высокий из Западного Волдэя. Отсюда девы под конвоем выдвинулись в Нарн, но до города так и не добрались.
Франц в раздумьях побродил по площади, зашел в несколько купеческих лавок, расспрашивая местных торговцев об эльфах. Те в основном были заняты своими делами и не обращали особого внимания ни на кого, кроме потенциальных покупателей или воров. Создавалось впечатление, что интересующие сыщика эльфы никогда не посещали Приглашенную площадь или же воспользовались своими легендарными плащами-невидимками.
– Господин! Эй, господин! – звонкий голос оторвал Франца от созерцания пустой дороги, ведущей из Ликии на запад.
Сыщик обернулся. Позади него стоял бездомный мальчишка-шарманщик, тощий и высокий. Его одежда запылилась и потеряла цвет, однако цепкий взгляд Франца определил, что раньше эти грязные тряпки были одеянием королевского пажа. У ног мальчика сидела ручная обезьяна. Судя по проплешинам и седине, она была очень стара. Из кармана зеленого бархатного сюртука обезьяны, гораздо более опрятного и чистого, чем одежда ее хозяина, торчал ржавый лорнет с треснутым стеклом.
– Что вам угодно? – Франц приветственно кивнул бродяге: воспитание требовало вести себя учтиво с любым собеседником независимо от его статуса и знатности.
– Я слышал, что вы ищите кое-кого, господин, – тихо произнес мальчик, а его седовласая спутница достала из кармана лорнет и строго посмотрела на сыщика, – так вот, Томми был бы рад вам помочь, господин, и мог бы рассказать кое-что.
– И что же уважаемый Томми хочет взамен? – поинтересовался Франц.
– Золотой, – уверенно заявил Томми, а его обезьяна свирепо оскалилась и яростно закивала, поддакивая.
– Я дам тебе золотой, если речь действительно пойдет о том, что меня интересует, – согласился сыщик, – я слушаю.
Томми скинул с плеча ремень шарманки и аккуратно положил инструмент на брусчатку, а сам плюхнулся рядом в пыль. Францу тоже пришлось присесть, чтобы лучше слышать неожиданного свидетеля. Устроившись, шарманщик наконец начал свой рассказ.
– Пару недель назад на площадь пришли два эльфа, Томми видел их своими глазами, как вас сейчас. Если вы не верите мне, спросите у госпожи Линды, она подтвердит, – рассказчик многозначительно переглянулся с обезьяной, и та снова жутко оскалилась, а потом закивала, – один из тех эльфов был обычный себе эльф, такой холодный и важный, как то ему, эльфу, и положено. А вот второй был такой странный, с огромными ушами и белыми волосами, и глаза его были как у дикого зверя, такие огромные и темные, – Томми сделал паузу. – Еще у тех эльфов была страшная собака, господин, такая страшная, что Томми, раз посмотрев на нее, не мог потом заснуть, а госпожа Линда стала еще седее, чем была, – тут мальчик всплеснул руками, а обезьяна скорчила очередную гримасу и тут же закрыла морду сморщенными ладошками, изображая ужас. – Сначала странный белый эльф играл с ужасным псом, словно то был котенок, а не мерзкая уродливая тварь без губ и ушей, а потом другой эльф накричал на него, и они принялись говорить о том, что им надо сделать.
– И о чем же говорили те эльфы? – Франц медленно отстегнул от ремня кошелек и вынул оттуда золотой, подбодрив рассказчика.
– О, господин, о чем только ни говорили эти злодеи! – испуганным шепотом продолжил Томми и оглянулся по сторонам.
Франц тоже тревожно осмотрел площадь.
– Злодеи? – уточнил сыщик настороженно.
– Да, господин, именно! Мы с госпожой Линдой до сих пор покрываемся холодным потом, как только вспоминаем тот разговор…
И тогда Франц весь обратился в слух, а Томми пересказал ему весь разговор. Обоз с эльфийками, как выходило, волновал их менее всего. Поэтому встречать его был отправлен лесной эльф, который, похоже, был в подчинении у Высокого. Высокий же должен был заняться отловом беглых преступников.
– И все же, уважаемый Томми, в чем заключалось то страшное злодейство, о котором ты так и не рассказал мне? – уточнил Франц.
– О, господин, Томми больно говорить об этом, так больно, что сердце разрывается, – тут мальчик абсолютно искренне всхлипнул и замолчал.
Франц хладнокровно достал из кошелька еще один золотой и показал Томми.
Недолго думая, шарманщик рассказал сыщику свою историю.
Раньше Томми служил королевским пажом, его обвинили в воровстве, и мальчику пришлось бежать из столицы в Ликию. Томми не воровал, но оправдать его было некому. По дороге в город прекрасной Лэйлы он встретил старую цирковую обезьяну – госпожу Линду (так было вышито на внутренней стороне ее сюртука). Она отстала от бродячих циркачей – потерялась в лесу во время привала. Циркачи искать старуху не стали. Томми подобрал бедолагу, и оставшийся путь они проделали вместе, вскоре добравшись до города.
Чтобы заработать на пропитание, бывший паж пел, а госпожа Линда танцевала. Вскоре денег хватило на то, чтобы купить шарманку, и дела пошли лучше. Томми и его спутница поселились в подвале дома вдовы Магдалы. Она жила одна-одинешенька и ее совершенно не заботило такое соседство. Там же, во вдовьем подвале, мальчик познакомился с юной бродяжкой Тьярой и горячо полюбил девушку.
Какое-то время Томми, Тьяра и госпожа Линда выступали на площади вместе. Но однажды богатые господа, скрывающие свои лица под капюшонами, набирали молодежь для работы на далекой ферме. Острожный Томми не купился на их обещания. Эти люди вызвали у него острую неприязнь. А бедная наивная Тьяра поверила страшным господам и отправилась с ними.
По словам Томми, с тех пор прошло года два. Тьяра работала скотницей на ферме, а раз в сезон с купеческими обозами приезжала в Ликию, навестить Томми. Его опасения по поводу странных нанимателей вроде бы не подтвердились. Девушка жила и трудилась в неком поместье Милмур, что стоит у дороги на Нарн.
Знатная дама Омелия Лон, хозяйка поместья, разводила коней редкой породы. По восторженным рассказам Тьяры, то были и не кони вовсе, а сказочные единороги, белоснежные и прекрасные, как сон. Мальчик не очень-то верил подруге, но все же радовался за нее. Самой Тьяре там нравилось: госпожа Лон не придиралась к прислуге, щедро кормила и не перегружала работой.
Поразмыслив, Томми решил тоже попытать счастья в Милмуре. Работа конюхом его не пугала, да и Тьяра была бы рядом…
Тут Томми вдруг замолчал. Франц подождал с полминуты и деликатно поинтересовался, что же произошло дальше. И тогда мальчик зарыдал, закрыв лицо руками и подрагивая. Госпожа Линда тревожно щелкнула языком и укоризненно посмотрела на сыщика. Успокоившись немного, шарманщик продолжил.
Год назад произошло нечто. Ночью в подвал к мирно спящему Томми прибежала Тьяра. Девушка истекала кровью, ее лицо и руки были покрыты ожогами. Оказалось, что ночью на ферме случилась беда – кто-то поджег конюшню с лошадьми госпожи Лон. Как назло, все конюхи, скотницы и слуги спали непробудным сном, одна лишь Тьяра бродила по двору, пытаясь отыскать золотую сережку, которую госпожа хозяйка обронила там накануне.
Увидев полыхающую в огне конюшню, девушка распахнула ворота. Спасти удалось лишь нескольких лошадей – они выскочили из клубов черного дыма, хрипя и фыркая. Остальные животные сгорели заживо. Тьяра поспешила за помощью в бараки конюхов. Она с криками неслась по коридорам, но никто не просыпался. Девушка забежала в одну из комнат – там лежали мертвые люди. Бледные лица отдавали синевой, открытые рты кривились в кошмарных гримасах, из-под полуприкрытых век виднелись белки глаз…
Тьяра бросилась прочь со всех ног. Она бежала по обочине дороги, не помня себя от страха. Встречные экипажи проносились мимо, возницы нахлестывали коней, принимая девушку за сумасшедшую. Чудом попав в купеческий обоз, она добралась до Ликии и отыскала подвал Томми. Испугавшись за жизнь подруги, Томми перевязал ее и попытался уложить спать, но Тьяра не могла успокоиться.
Казалась, она боится, что тайна имения Милмур не будет открыта. Дрожащим голосом девушка описала другу того, кто, как она думала, устроил пожар – высокий незнакомец в капюшоне и с огромной собакой. Она хорошо разглядела его, спрятавшись в кустах у дороги, перед тем как отправиться в Ликию. «Берегись его, ты узнаешь этого человека по нашивке на рукаве – там изображена ласточка, летящая над горами» – предостерегла друга Тьяра.
Утром девушка умерла. Томми был раздавлен горем, и госпожа Линда плакала вместе с ним…
– Вот так-то, господин! – горестно подытожил шарманщик, – стоило мне увидеть того эльфа с ужасной собакой и ласточкой на руке, как я сразу понял, кто передо мной.
– Ты знаешь, как проехать в Милмур? – строго спросил Франц, отсчитывая в два раза больше золотых, чем было обещано.
– Я не был там, господин. Тьяра описала мне путь, но я бы ни за что не поехал в это жуткое место.
Расплатившись с Томми, Франц двинулся в Милмур. Рассказ мальчика озадачил его. Похоже, две линии расследования переплелись. Странных рогатых лошадей и похищенных эльфиек теперь связывало одно: нашивка с ласточкой на рукаве Высокого эльфа. О том, что рогатые кони – плод чьей-то магической работы, говорили придворные колдуны Лэйлы. Однако причины создания этих странных животных пока были покрыты мраком.
Кому и зачем понадобилось создавать лошадей, способных размножаться быстрее кроликов? И тем более зачем понадобилось уничтожать их, едва сотворив? Пока было ясно одно: рогатые кони, разгуливающие в окрестностях Ликии, – потомки животных, которых несчастная Тьяра спасла из огня в ту злополучную ночь.
Покачиваясь на коне, Франц задремал, погрузившись в свои мысли. Дорога тянулась бесконечной лентой, богатые пригороды Ликии сменились бедными селениями Королевства. Привыкший к достатку и красоте родного города, сыщик не верил своим глазам.
Найти остатки поместья Милмур оказалось непросто. Чтобы обнаружить узкую, заросшую кустами тропу, почти не заметную с главной дороги, Францу пришлось расспросить не одного селянина. О поместье никто ничего толком не знал, зато кругом ходили слухи о призраках – жертвах смертоубийства на одиноко стоящей ферме, что близ озера Рыбачьего.
К разочарованию Франца, на огромном выжженном пустыре не осталось никаких следов преступления. Только черная мертвая земля, прогоревшая вглубь на несколько метров. Убийца прислуги и животных на загадочной ферме мастерски уничтожил все следы.
Похоже, бедная Тьяра стала единственным выжившим свидетелем. Правда, пробыла им не долго. Перед смертью девушка рассказала Томми о том, что погибли все конюхи и скотницы, но про смерть хозяйки фермы она не упоминала. Так таинственная госпожа Лон стала последней надеждой молодого сыщика.
* * *
В камере было холодно и сыро. Кутаясь в кусок жесткой рогожи, Таша кое-как доползла до своего настила. От всего этого копания в мозгах голова жутко болела. Девушка улеглась на облезлую шкуру и закрыла глаза. В памяти тут же возник пронзительный взгляд «эльфийки». Однако усталость дала о себе знать, и принцесса сама не заметила, как провалилась в глубокий и на удивление спокойный сон.
Проспав пару часов, она проснулась от того, что замерзла. В угол камеры с потолка капала вода. Таша села и задумчиво посмотрела в ту сторону. Подставленная ржавая миска была наполнена почти до краев. Хватит, чтобы попить и умыться.
Поднявшись на ноги, девушка добрела до перегородки с правой соседней камерой. Прильнула лбом к решетке, всматриваясь в темное пространство. Там, в углу на куче соломы что-то лежало. Принюхавшись, Таша уловила слабый сладковатый запах. Прищурила глаза, силясь понять, не показалось ли ей. Привыкнув к темноте, она сумела разглядеть только какое-то не имеющее очертаний тряпье и уходящий в стену обрывок цепи.
– Эй, – позвала Таша шепотом, – есть тут кто-нибудь?
Ответом была тишина. Приглядевшись получше, девушка вздрогнула. Из-под грязной тряпки виднелась разложившаяся, ссохшаяся рука с торчащими в стороны обломками костей. Взгляд утопал во тьме, словно та не хотела открывать девушке тайну соседней камеры. Однако тот мизерный опыт общения с мертвыми, что имелся у принцессы, помог ей понять…
Словно выжженные красным по черному, замельтешили в голове незабвенные слова, и все исчезло: холод, сумрак, смрад грязной камеры. Сердце забилось часто, надрывно. Зашептали, запричитали заклинание губы, и то был плач отчаянья, мольба о помощи, едва звучащий голос надежды. Той надежды, которой и вовсе не было. Ведь ни Ану, ни шамана нет рядом, а поток силы высоко над головой, над катакомбами. В полубреду Таша шептала заклинание. Шептала назло всем, кто находился за соседними стенами, кто остался там, наверху, кто пленил, кто запер, кто мучил. Впустую. Тщетно!
Устав плакать и причитать, принцесса отошла от решетки. Она словно выговорилась, освободилась от внутренней злобы и обиды. Внутри остались лишь усталость и страх. Страх. Она снова покосилась в сторону перечеркнутой решеткой темноты. Сколько времени пройдет, прежде чем она так же высохнет под грудой ветхого тряпья на этих пахнущих гнилью камнях? Присев на край настила, Таша посмотрела на свои трясущиеся руки. На истончившихся пальцах узловатыми шариками очертились суставы, на запястьях синими дорожками проступили вены. «Когда некромант трогает смерть руками, на них остаются следы» – вспомнилось ей из трактата по изначальной некромагии. Только так. Все правильно. Все верно.
Счет дням Таша давно потеряла. Их смену она могла отследить лишь по тому, как приносили пищу. Когда мятая грязная миска скребла по полу, проезжая под решетку по протертому в камне желобу, девушка считала. Кормили два раза в день. Конечно, заключенную не баловали, но и не жадничали. За последнее время Таша уже привыкла питаться чем придется, поэтому скудная еда не стала для нее ударом. Кормили баландой, в которой иногда попадались куриные и рыбьи кости. В лаПлава подобную похлебку зимой варили для волков и выставляли в лесу, чтобы звери не резали деревенский скот. Несколько раз за все время в камеру приносили корыто с водой, обмылок и солому вместо мочалки и полотенца.
Мертвый в соседней камере так и не поднялся. Таша и сама понимала, что ее попытки бессмысленны, но упрямо перечитывала заклинание снова и снова. Упираясь лбом в шершавые холодные прутья, девушка до боли сжимала веки и, когда от напряжения в глазах начинали плыть огненные кольца, шептала слова. Это была ее вечерняя молитва, ритуал, дающий уверенность в том, что в условном «завтра» она проснется и опять придет к решетке.
Все последние события, все воспоминания о доме и друзьях Таша упрятала в глубины памяти, запрещая себе об этом думать. Страшная «эльфийка» могла в любой момент вернуться и снова приступить к мозгокопанию. От одной мысли об этом девушка покрывалась холодным потом. Нельзя, нельзя допустить, чтобы мучительница что-то узнала. И едва лишь перед глазами начинали появляться образы прошлого, Таша безжалостно вцеплялась зубами в ладонь, пытаясь заглушить их болью.
Надежда на собственные магические способности окончательно угасла. Но однажды слабый звук, скрип, тоненький, едва слышный, нарушил ставшую привычной тишину. Услышав его, принцесса повернулась к источнику – клетке с бесполезным доселе мертвецом.
Сосед сидел в углу, выбравшись из-под трухлявой кучи. Он с трудом опирался на две пары сухих, как ветки, по-обезьяньи длинных рук. Таша наконец смогла разглядеть его и ужаснулась. Похоже, при жизни этот человек стал жертвой чудовищного недуга или проклятия, которое настолько изуродовало его тело. На свесившейся под тяжестью головы шее как гребень дракона вдоль хребта торчали неестественно острые позвонки. Шею и грудь охватывала странная конструкция, похожая на лошадиную упряжь. На застежках кожаных ремней висели резные замки, на сочленениях виднелись печати с какими-то неизвестными Таше символами. Мертвого лица было не видно из-за темной гривы волос. От загривка, начинаясь тяжелым резным карабином, прямо в стену уходила цепь.
Принцесса восхищенно смотрела на мертвеца, не веря тому, что смогла поднять человека. Но проснувшийся зомби был слаб и, похоже, мог только сидеть, не находя сил даже на то, чтобы удержать вертикально собственную голову. Таша еще раз прочитала заклинание, однако оно ровным счетом ничего не изменило: зомби никак не реагировал, продолжая все так же неподвижно сидеть в углу.
Решив его не трогать, девушка в раздумьях присела на настил. Феерическая радость от неожиданного успеха исчезла, мыльным пузырем лопнув в сыром воздухе подземелья.
– И зачем ты мне нужен? – мрачно прошептала принцесса. – Ты даже подняться не можешь. Да и что ты сделаешь один против целого эльфийского гарнизона? Доходяга.
Мертвец не ответил. Таше даже показалось, что он и не поднялся вовсе, а просто изменил свое положение под действием какой-то странной силы…
В коридоре послышались шаги, и принцесса вздрогнула, испуганно взглянув в соседнюю камеру. Однако мертвец уже не сидел, а полулежал, опираясь боком о стену и почти скрывшись за кучей хлама.
А время шло. Таша тонула в нем, как в болоте. Чем больше раз миска проезжала под решеткой, отсчитывая временные промежутки, тем сильнее становился разрыв с миром. Вынужденное, болезненное, но такое необходимое беспамятство заставляло забывать все и всех. Память стала врагом, скрытым предателем, способным выдать секреты и поставить под угрозу жизни тех, кто стал Таше дорог в этом мире.
Как дикая птица погибает в клетке от тоски, так юная девушка вянет и чахнет в неволе. Тюрьма меньше всего на свете подходит для местопребывания принцесс, пусть и не слишком избалованных, но все-таки нежных и хрупких. Таша похудела и осунулась. Слава богу, зеркал в камере не было и быть не могло. Собственный облик принцессу вряд ли обрадовал бы. Серая кожа, глубокие тени под глазами, волосы…
Волосы Таше обрезал охранник. Она сама попросила об этом. Белые крашеные лохмы давно свалялись в паклю, на макушке отрасли собственные русые волосы. В тюрьме запутанная грива приносила лишь неудобства, да и какой толк в длинных локонах, которыми можно хвастаться лишь перед плесенью на камнях.
Несмотря на весь ужас своего положения, через какое-то время девушка успокоилась. Наверное, в этом заключалось ее умение приспосабливаться к дурным обстоятельствам. Истинное, неподдельное смирение и ожидание мига, когда ослабнет внимание мучителей и приоткроется дверца клетки.
Так и сидела принцесса в глубоком неизвестном подземелье, в компании молчаливого эльфа-охранника и зомби-соседа. Однажды тишину каменного мешка нарушил голос. Таша прислушалась. Похожий на шелест листвы, он доносился из камеры с мертвецом. Принцесса замерла, пытаясь разобрать слова.
– Белый кролик, белый кролик… – шептал во мраке Ташин сосед.
Девушка вплотную подошла к решетке, разделяющей ее и зомби, чувствуя, как пульс отстукивает дробь в висках. Поднявшись в полный рост и натянув цепь, мертвец стоял посреди клетки, повторяя слова и качаясь из стороны в сторону.
– Эй, – окликнула его Таша, – ты слышишь меня, доходяга?
– Я слышу, – бездонные дыры глазниц безошибочно поймали ее взгляд и поглотили его, – я слышу тебя, ребенок, пахнущий молоком и кровью, но еще отчетливее я слышу зов Белого Кролика, что пленил нас.
– О чем ты говоришь, что за кролик? – Таша вцепилась пальцами в прутья перегородки между камерами, не в силах оторваться от пустых глаз и гипнотического свистящего голоса.
– О том, что мы пленники. Навсегда, навеки. Мы сгинем здесь, как сгинули все те, кто томился в этих катакомбах.
Принцесса почувствовала, как все внутри похолодело, а кончики пальцев превратились в льдинки. Она невольно обернулась назад, вглядываясь в соседнюю пустую камеру. Сколько таких клеток еще есть в бесконечном темном коридоре, сколько неупокоенных трупов в них томится…
Словно отвечая Ташиным страхам, тишина подземелья прорвалась утробным болезненным стоном. Он пронесся по воздуховодам и растворился, утонув в каменной холодной тишине. Таша присела и закусила губу, все еще сжимая пальцами прутья решетки и с мольбой глядя на соседа-мертвеца. Тот тревожно водил головой из стороны в сторону, пытаясь определить, откуда исходит звук.
– Что это? – заикаясь, спросила девушка. Стон все еще продолжал звучать в ее голове.
– Это Белый Кролик мучает своих жертв, – мертвец, звякнув цепью, уселся по-собачьи, опираясь на обе пары рук и свесив голову на грудь, – смерть, дитя, здесь всюду смерть.
– Тебе ли бояться смерти? – Таша пришла в себя и решительно поднялась, почувствовав, как страх сменяется гневом, – ты мертвый, доходяга! Неужели забыл?
– Моя смерть не была чистой, но то, что творят в этих подземельях, заповеднее заповедного и темнее темного. Здесь Белый Кролик изливает грязь, мешая ее с кровью своей добычи. Здесь никому нет покоя. Здесь сама тьма дрожит от страха.
Доходяга, как окрестила своего загадочного соседа принцесса, горестно обхватил голову руками. Этот жест был необычен для зомби. Все мертвяки, которых Таша встречала раньше, не проявляли эмоций. Они были холодны и кровожадны, даже Фиро, на мысли о котором девушка наложила табу. Доходяга, казалось, действительно напуган. Хотя его картинная жестикуляция сильно походила на кривляние или грубую пародию на эмоции живого человека.
Через несколько минут ужасный звук раздался снова. Он прозвучал еще громче и надрывнее. Таша бросилась к отхожей яме в углу, и ее вырвало остатками скудной еды. Доходяга же резко вскочил, заметался по камере, гремя цепью и путаясь в ней, а потом зарылся в свою кучу хлама и больше оттуда не показывался.
Ташу трясло, гадкий ком застрял в горле, слезы страха и бессильной ярости душили принцессу. Смрад и грязь, о которых постоянно твердил Доходяга, представились ей очень четко. Таша все бы отдала сейчас, чтобы только больше ничего не слышать. Ни стонов жертв Белого Кролика, ни страшных слов Доходяги. Ей захотелось оглохнуть.
* * *
Небо окрасилось розовым заревом. Красная бахрома побежала по черным краям тяжелых облаков. Мелькнуло белым, четко очертив верхушки сосен за окном и узор на резных перилах балкона. Через несколько минут вдалеке ударил гром.
Нарбелия, путаясь в рассыпавшихся по подушке локонах, металась в своей постели, обливаясь холодным потом.
– Тианар! – прокричала она, срываясь на визг. – Тианар!
Принц разбирал бумаги, сидя в кресле за массивным дубовым столом. Услышав крик, он нехотя обернулся:
– Что?
– Тианар, милый, мне так плохо, – взяв себя в руки, Нарбелия через силу приняла соблазнительную позу и поправила намокшие от пота волосы, – подойди!
Принц встал, раздраженно хлопнул по столу кипой бумаг и резко отодвинул кресло. Скрип царапающих пол железных ножек неприятно полоснул по ушам.
– Ну иди же, твои бумаги подождут, – принцесса плаксиво надула губы и захлопала ресницами.
Закатив глаза, Тианар сел на кровать:
– Что случилось?
– Мне приснилось, что в подземелье кто-то кричал, – Нарбелия нежно коснулась руки возлюбленного, – или показалось…
– Тебе показалось, – отмахнулся принц, – это волки.
Словно в доказательство его слов за окном протяжно и хрипло завыл волк.
– Ненавижу их! – Нарбелия сжала кулаки и скрипнула зубами. – Если бы Эльгина была с нами, эти мерзкие твари не сновали бы по округе. О, Эльгина! Как могла она погибнуть так глупо! Что за негодяй оживил то разложившееся чудище, которое убило великую предводительницу?
– Просмотри еще разок девку, что сидит в подвале. Только прошу, милая, будь сдержанней. Если она издохнет, убийца Эльгины так и не будет найден, – смягчил тон Тианар.
– Хорошо, – принцесса поежилась, подумав о том, что снова придется спуститься в подземелье.
Нарбелия чувствовала себя неуютно. А ведь в апартаментах, предоставленных ей и Тианару, царило великолепие. Просторная комната открытым балконом выходила в изумрудное море покачивающихся еловых верхушек. Широкая мягкая кровать, устеленная пушистыми волчьими шкурами, стояла прямо под круглым потолочным зеркалом, по которому, словно по озерной глади, плавали вниз головой фарфоровые лебеди. Если смотреть на отражения, то казалось, что они и есть настоящие, а те, что перевернуты, отразились в кристальной воде. Полы в комнате имитировали озерное дно. Не морское, а именно озерное, с темно-зеленым орнаментом в виде пресноводных ракушек и витиеватых коряг.
Ночами Нарбелия не спала. И не ласки Тианара были тому причиной. Сильная волшебница, способная с помощью магии читать мысли и видеть сквозь стены, ощущала себя беспомощной. Странный дом, в который ее привез Тианар, наполняла чужая магия. Эта магия пленила королевскую наследницу, пропитала ее, опьянила. Словно сомнамбула, принцесса ходила за Тианаром и выполняла все его указания. Ей постоянно хотелось спать, потому что бодрствование отягощало постоянными тревогами и страхами.
После поражения у Гиеньей Гривы эльфийский принц в спешке забрал Нарбелию из Бирюзовой Поляны, и они отправились в путь. Уже тогда принцесса почувствовала странное недомогание. Обычно она с легкостью определяла свое местоположение, но в этот раз, раскидывая вокруг магические нити, почувствовала себя усталой и разбитой. Любая магия стала для нее непосильным напряжением. В такой ситуации следовало бы насторожиться и задуматься, но наследница полностью доверяла Тианару, всеми силами отгоняя страхи.
Неизведанная болезнь поразила Нарбелию в тот момент, когда знакомая дорога сменилась чужим лесом, диким и мрачным. Ощущение, похожее на тяжелое похмелье, охватило принцессу. Ее зоркий магический взгляд потух, глаза стали близорукими и слабыми. Чужая магия затуманила разум, не позволяя думать трезво. Но Тианар был спокоен, а Нарбелия доверяла принцу. Его уверенность придавала ей сил идти дальше, не обращая внимания на собственный недуг.
Оказавшись в странном доме без названия, принцесса и вовсе свыклась с состоянием постоянной хмельной полудремы. Порой в ее душу закрадывались сомнения в отношении Тианара, но она гнала их прочь. Он не мог! Не мог предать или обмануть ее. А в том, что эльфийский принц восхищен и поражен ее красотой, Нарбелия не сомневалась.
Принц же в тот момент думал совершенно о другом. До крови закусив губу, он вглядывался в колышущееся море деревьев. Белыми от напряжения пальцами он сжал резные перила балкона и прошептал: «Волки». Обманывать Нарбелию было гораздо проще, чем врать самому себе. Крики и стоны, что доносились из подвалов лесного дома, издавали вовсе не хищники.
Принц Тианар проклял тот день, когда Великое Высокое Владычество попало в кабалу. Западный Волдэй – название малоизвестной когда-то местности – теперь звучало проклятием для гордых представителей Высокого двора.
Символом Западного Волдэя была ласточка над золотыми горами. На нашивках не разглядишь, а вот на гербе видно, что ласточка эта несет в клюве золотую монету. Золото. Когда-то Высокие эльфы не знали нищеты. Их дворцы сияли небывалой роскошью, а столы ломились от диковинных яств. Дивный народ торговал с соседним Королевством драгоценностями и оружием. Люди восхищались эльфами и тянулись к ним. Но постепенно Королевство пришло в упадок. Неясно, что послужило этому причиной – постоянные войны, отсутствие налаженных торговых связей или чрезмерная праздность вельмож. Постепенно разруха добралась и до Владычества: эльфов больше никто не баловал щедрыми дарами, не покупал по заоблачным ценам их оружие и произведения искусства.
Тианар крепче сжал кулаки, кроша могучими пальцами деревянное кружево перил. Перед глазами эльфийского принца плыли картины его родной земли, на которых стояли в запустении прекрасные когда-то дворцы и зарастали густым непроходимым подлеском широкие дороги. Высокие эльфы не знали бедности и, столкнувшись с ней, впали в отчаяние.
Западный Волдэй – закрытый остров эльфийского государства – всегда держался особняком. Разруха обошла его стороной. Казалось, дальние родственники Владыки не только ни обеднели, а даже наоборот, зажили еще богаче прежнего. Жители Волдэя, мизерного клочка земли, ввели свои порядки и не подчинялись никому. Их уклад и привычки были чужды и Тианару, и всем остальным Высоким эльфам.
В Волдэе ценили деньги. Деньгам поклонялись как божеству, за деньги «ласточки Волдэя» были готовы на многое. Эти хитрые родственники эльфийского государя умели не только продавать, но и покупать. Так, Эльфийское Владычество стало очередной «покупкой» Волдэя. Тианар и многие другие эльфы, молодые, горячие и знатные, жестоко осудили Владыку, но дисциплина не позволяла им открыто выражать недовольство действиями старших, поэтому Тианару оставалось лишь проклинать зажиточный и процветающий Волдэй.
Дом, где они с Нарбелией теперь находились, принадлежал ненавистным «ласточкам». Именно здесь Тианар спрятал пойманную в Гиеньей Гриве пленницу. По злому стечению обстоятельств беглая принцесска, которую эльфийский принц обещал вернуть в лаПлава семейству Локков, оказалась единственной свидетельницей небывалого колдовства, произошедшего во время битвы с непокорными гоблинами. Выбить из девки правду пока что не удалось даже Нарбелии, превосходно умеющей копаться в чужих мозгах.
Тианар последний раз окинул взглядом монотонно колышущийся лес и, хмыкнув, возвратился в комнату. Ему хотелось поскорее убраться из этого места.
* * *
На поиски таинственной Омелии Лон, хозяйки фермы с рогатыми конями, сыщик Франц Аро отправился в столицу Королевства не один. Его сопровождали верные слуги Лэйлы, рыцари из знатных дворянских родов. Охранные грамоты, подписанные хозяйкой Ликии, должны были обеспечить сыщику и его спутникам беспрепятственное передвижение по земле Короля.
Они долго искали, но все поиски оказались тщетными. Знатных родов с фамилией Лон при дворе Короля не значилось. Похоже, хозяйка Милмура была фигурой подставной или даже вымышленной. Да и самого испепеленного ныне поместья не оказалось ни на одной карте. Скорее всего, у таинственной фермы было другое название и другие хозяева. Поиски зашли в тупик, и Франц решил потянуть за другую нить расследования. Его заботили лесные эльфийки, что пропали без следа.
Для начала отряд направился в Нарн – знаменитый город чародеев, возносящий свои острые башни к чистым безоблачным небесам. Франц торопился, ему не терпелось проверить свои догадки. Пропавшие девы направлялись на учебу, в городе их ждали маги-учителя. Францу сразу показался странным тот факт, что никто не отреагировал на столь долгую задержку долгожданных учениц. Следовало выяснить причину такого безразличия. Как и ожидал сыщик, причина оказалась простой: никто в Нарне эльфиек не ждал и ни о каком договоре с лесными слыхом не слыхивал.
Теперь путь отряда Франца лежал в Диорн к лесным эльфам. Предстояло узнать, кто именно позвал девушек в Нарн и почему недоверчивые и скрытные лесные так легко согласились на это сомнительное предложение.
Сыщик нервничал, желая оправдать надежды принцессы и закрыть доверенные ему дела в минимальный срок. Франц почти ничего не ел, не спал и не давал времени на отдых своим спутникам-рыцарям, изматывая их и себя постоянными, но тщетными поисками.
По дороге в Диорн темная ночь прорвалась холодным дождем. Уставшие кони спотыкались в грязи, намокшие капюшоны плащей прилипали к лицам всадников. У дороги, едва заметный между сереньких сухих осинок, торчал столб с табличкой-указателем. «На Лон» – полустертыми буквами значилось на ней.
Кивнув спутникам, скачущий впереди Франц решительно повернул туда. Пробившись сквозь невысокий осинник, отряд вышел на тропу, ведущую через укрытое туманом болото. А за ним обнаружилось поселение, которое действительно называлось Лон.
Надеясь найти связь между названием деревни и фамилией таинственной Омелии, Франц подробно расспросил каждого из местных жителей. Его поиски увенчались успехом: деревенский староста рассказал историю о том, как дочь одной бедной вдовы, живущей на окраине, отправилась на заработки в город и сказочно разбогатела. Злые языки твердили, что девица нанялась к эльфам на какую-то очень сомнительную работу. Самым печальным было то, что в конце концов дочь вдовы исчезла…
Покосившийся и замшелый дом вдовы одиноко стоял на краю деревни. Вокруг него не оказалось даже забора, чтобы привязать лошадей. На требовательный стук Франца дверь отворила тощая пучеглазая старуха. Оглядев сыщика и его богато одетых спутников, она испуганно задергала нижней челюстью и еще больше выкатила глаза.
– Что вам нужно? – сдавленным тихим голосом прошипела она.
– Мне необходимо знать, где находится сейчас ваша дочь, – Франц вежливо склонил голову в коротком приветствии.
– Моя дочь ушла на заработки и пропала, – горестно отмахнулась старуха, – да и на что таким богатым господам сдалась дочь бедной селянки?
– Ваша дочь была свидетелем страшного преступления.
Услыхав это, старуха перепугалась еще больше и отступила в темноту комнаты, попытавшись закрыть за собой дверь. Франц ловко проскользнул следом. Старая селянка пятилась от него, а поняв, что отступать некуда, зарыдала.
Женщине пришлось поверить сыщику. Преодолев страх, она рассказала историю своей дочери, как две капли воды похожую на ту, что поведал сыщику Томми. Таинственные вербовщики, ферма, мгновенное богатство. А потом… Потом дочь старухи пропала. Без следа. Но ничего в этом мире не исчезает бесследно – в этом сыщик был уверен.
Он нахмурился, оглядывая жилище. В комнате царила темнота, окна были завешаны тяжелыми пыльными покрывалами: здесь что-то прятали и прятались сами. Франца не покидало ощущение чьего-то присутствия. Как будто кто-то незримо буравил взглядом его сгорбленную спину. Спрятаться в тесном жилище было негде: печка, чердак, огромный потертый сундук в углу. Сыщик без предупреждения шагнул туда и распахнул крышку. Внутри, завернувшись в черную дырявую шаль, лежала девушка – несчастная дочь старой селянки.
Долгих расспросов не получилось – девушка почти ничего не говорила. Однако даже тех нескольких фраз, что она произнесла, Францу хватило сполна: первая красавица деревеньки Лон, дева амбициозная, отправилась на заработки в столицу Королевства. Там, всеми правдами и неправдами пытаясь разбогатеть, связалась с компанией авантюристов и выдавала себя за знатную даму, назвавшись фамилией Лон. Попавшись на воровстве во время богатого приема у одного из королевских вельмож, девица угодила в тюрьму, но ей повезло. Через неделю ее выкупил незнакомец, оказавшийся Высоким эльфом, и предложил работу – стать хозяйкой фермы, что лежит на пути из Ликии в Нарн. Лон с восторгом приняла столь щедрый подарок судьбы, не догадываясь, какие печальные последствия принесет ей этот договор.
Франц продолжал расспрос. Он искренне надеялся, что услышит от запуганной девицы имя хотя бы одного из вербовщиков, но Лон не знала имен. Ее маленькая роль ограничивалась тем, чтобы играть хозяйку фермы и следить за прислугой. Дочь селянки назвала лишь одно имя – Хапа-Тавак.
– Кто это был? – тут же переспросил Франц. – Так не могут звать жителя Королевства, а тем более Высокого эльфа.
– Я не знаю, господин, может быть, это было прозвище. Однажды я подслушала беседу эльфов, приехавших проведать, как идут дела в поместье, и забрать несколько лошадей. Один сказал другому: «Господину Хапа-Таваку больше не нужны лошади». Я насторожилась, господин, ведь если это так, то и ферма с прислугой, видимо, тоже не нужна. Доверять тем эльфам не стоило, я испугалась и сбежала. А потом ферму сожгли.
– Ясно, – Франц задумчиво потер переносицу большим и указательным пальцами. – Скажи, а для чего были нужны те лошади, что содержались на ферме?
– Не знаю, господин, – девушка зябко повела плечами и сильнее закуталась в шаль, – эльфы периодически забирали их куда-то насовсем, а иногда привозили нам новых жеребцов для разведения. Эти звери множились как кролики. Вы не поверите, господин, они давали приплод через пару недель и вырастали за пару месяцев…
…Покидая селение Лон, Франц мысленно раскладывал по полкам все, что смог узнать. Две нити расследования – та, что касалась пропажи эльфиек, и та, что была связана с рогатыми конями, уже сплелись в тугой жгут. Осталась еще одна, нетронутая, скрывающая тайну алтаря в эльфийской столице.
Слухи о том, что таинственный маг устроил жертвоприношение в Великом Эльфаноре, сразу показались Францу сомнительными. Неправдоподобно быстро известия о трагедии долетели до Королевства. Еще более неправдоподобным было то, что некий черный колдун творил беспредел под самым носом Владыки. Но, к сожалению, попасть в главный город эльфов инкогнито и лично выяснить, что же там произошло, не представлялось возможным даже для опытного сыщика из Ликии. Однако, что-то подсказывало Францу, что и эта нить вскоре будет вплетена в общую канву.
* * *
– Дай мне еды, дитя, дай же! Дай! – свистящий голос отвлек Ташу от скудной трапезы. – Принеси мне хоть кусочек плоти, хоть обломок старой кости.
Зомби сидел, почти неразличимый в темноте, качая головой из стороны в сторону и позвякивая цепью. Девушка выловила из миски рыбьи головы и хвосты – в тот вечер на ужин была уха.
– Держи, больше мне нечем тебя накормить, – оправдалась она, кидая их мертвецу.
Лишь только скудное угощение коснулось камней, зомби со скоростью кошки, увидавшей падающий со стола кусок мяса, схватил лакомство всеми четырьмя руками, поразив Ташу молниеносной реакцией. Об пол цокнули ногти, длинные, желтые и изогнутые как серпы.
– Отдаешь мне свою еду просто так? – голос Доходяги звучал жутко и таинственно.
– Мне не жалко такой еды, – честно призналась Таша, – к тому же я не хочу снова остаться одна.
– Откуда тебе известно заклинание, пробуждающее мертвых? – спросил вдруг зомби.
– У меня был свиток – «Трактат об изначальной некромагии». Стражники отняли его.
– Тот, кто дал тебе этот свиток, дитя, был либо жесток, либо глуп. Некромантия не лучшее занятие для дев и совершенно им не подходящее. Тот, кто ступил на одну тропу с мертвыми – сам обречен на погибель. Зачем ты избрала сей путь, дитя?
– От безысходности, – честно ответила Таша, – я защищала себя и друзей, другого способа не было.
– Защищала, – со свистом выдохнул мертвец, – не оправдывай себя тем, что не было других способов защиты. Путь мертвых не панацея, а лишь ее иллюзия. И если у мужчины еще есть время на раздумья, чтобы отказаться от такого вредоносного занятия, то женщина обречена!
– Почему? – испуганно спросила принцесса, чувствуя, как тревога переполняет ее все сильнее.
– Потому что некромант должен быть силен и волей, и телом. Каждая полученная рана может стать роковой. Мертвые не должны чуять кровь своего господина. У женщин слишком много лишней крови, понимаешь меня, дитя?
Таша молча кивнула, потупив глаза и чувствуя, как щеки вспыхнули огнем.
– Подумай, дитя, триста раз подумай, прежде чем еще раз прочитать то заклинание, что пробудило меня от долгого сна. Не тронь лиха. Не бери греха… – Доходяга вдруг резко выдвинулся вперед, загремев цепью, и Таша в страхе отпрянула от разделяющей их решетки. – Разве ты не боишься мертвых? Разве не зомби порвал гнилыми зубами твою кожу, оставив шрамы?
– Того зомби звали Фиро, а шрамы – это плата за помощь, которую он мне оказал.
– Фиро? – в голосе мертвеца слышалось изумление, – Черный мертвец некроманта Ану? Хорош помощник! – покрутившись на месте, насколько позволяла привязь, Доходяга уселся на пол, сложив две пары рук на груди.
– Ты знаешь Ану и его воинов? – насторожилась девушка. – Знаешь Фиро?
– Ах, Фиро… Фиро. Знакомо мне это имя – негодный слуга негодного господина.
Мертвец снова принялся качаться из стороны в сторону, то отклоняясь во мрак, то попадая в полоску света. Эти монотонные и однообразные движения действовали на Ташу завораживающе.
– Может и негодный, но я обязана ему жизнью, – девушка вступилась за Фиро, чувствуя, как в груди поднимается горячая волна. – Он защитил мою жизнь и мою честь. Пожалуйста, не говори о нем плохо. Я понимаю, что он монстр и убийца, но это не его вина, ведь он всего лишь марионетка в руках некроманта. Возможно, при жизни он был неплохим человеком…
Не дав соседке по камере договорить, жуткий собеседник рассмеялся тихим свистящим смехом.
– Не питай иллюзий по поводу Фиро, он всегда был монстром, – произнес наконец Доходяга неожиданно печально и тихо, – он не изменился.
– Что значит всегда был? – в недоумении переспросила Таша, чувствуя, как горят уши, и стук сердца болезненно отдается в барабанных перепонках.
– Ах, дитя, ведь он всегда был убийцей. То, чем стал он после смерти, мало отличается от того, чем он являлся при жизни. Хороших людей Всевышний забирает к себе, и лишь особые негодяи заслуживают страшной доли – бессмертия в мучениях вечного голода и необъятной черной зависти ко всему живому. Память, что дает таким, как Фиро, особую силу и возможности, для мертвых не дар, а орудие страшных мук, – зомби качнулся в темноте и замер, пропадая из поля зрения. – Если хочешь, я расскажу тебе о человеке по имени Фиро.
Чувствуя в словах мертвяка подвох, какую-то особую, утонченную провокацию, Таша колебалась, но любопытство пересилило, и она кивнула.
– Тогда слушай, дитя! Когда я жил у границ Королевства, в провинции, страшная беда обрушилась на наш тихий городок. В окрестностях стали пропадать люди. Их обглоданные кости находили в городских подвалах и канавах. Ужас и паника охватили всех без исключения жителей спокойного доселе края. И пока бравые охотники и перепуганные крестьяне, вооружившись вилами и факелами, искали в окрестных лесах оборотней и троллей, дружная компания молодых, богатых и знатных горожан продолжала как ни в чем не бывало убивать и есть людей.
– Компания молодых и знатных? – в ужасе повторила Таша.
– О да, дитя, порой люди бывают гораздо страшнее огров, ведьм и прочей нечисти. То были избалованные сынки местной знати, зажравшиеся скоты, возомнившие себя королями и хозяевами всего вокруг. Однажды в это вмешался Фиро. Глупый поступок с его стороны: ему пришлось заплатить за собственную гордыню. В итоге Фиро один ответил за все злодеяния этого ужасного союза. Трусливые знакомцы сдали его с потрохами, а сами забились в свои дорогие дома, как крысы в норы. Пусть Фиро и был заносчивым гордецом, но предавать он не умел, поэтому не выдал остальных.
Я хорошо запомнил день его казни. Горожане ликовали, а крестьяне съехались со всей округи, словно на торжество. Люди пели и плясали, радуясь окончанию великого террора.
Фиро надеялся умереть достойно, как дворянин, сложив голову на плахе. Узнав о том, что его даже не повесят, он проклинал и поносил грязными ругательствами всех, кто был на площади в тот день.
– Как он умер? – спросила Таша, до онемения сцепив пальцы. – Говори!
– Бесславно, – выдержав паузу, продолжил мертвец, – ему перебили хребет железными прутами, как бешеному псу. Но в этом человеке было столько ярости и ненависти, что он не умер сразу, а нашел в себе силы спуститься с эшафота и, осыпая проклятьями весь белый свет, доползти до ступеней храма Святого Централа. Ни один храбрец не рискнул добить его, и толпа расступилась в страхе, уступая дорогу… Когда убийца Фиро испустил дух, в городе не завыла ни одна собака, чтобы почтить его темную память. Потом его бедные родственники, окруженные позором, бежали прочь из города. Вот так, дитя, все и было.
Таша не ответила. Находясь в смятении, она лишь сжимала и разжимала кулаки, закусив губы до крови.
* * *
Лагерь северных спал спокойно, и лишь Ану каждую ночь мучили кошмары. События давнего прошлого являлись во снах и терзали его, терзали… Словно где-то в глубинах памяти прорвало плотину, и то сокровенное, тайное, о чем нельзя было вспоминать ни в коем случае, изливалось наружу безудержным потоком.
В своих снах теперешний Ану встречался с Ану прежним. Он видел себя то ребенком, то уже юношей, почти неузнаваемым, коротко остриженным и в знак глубокого траура по погибшей сестре сменившим цвет волос на черный, как того требовал обычай.
Детство Ану провел с матерью в Шаммуре, столице западного Апарского княжества. Ребенком он привык к гигантским белокаменным дворцам и широким проспектам, вдоль которых росли неохватные косматые деревья. По вымощенным камнем дорогам гулко стучали копытами апарские лошади, длинные и огромные, как слоны. Позднее мать Ану, забрав сына, отправилась на север к мужу. Однако там они тоже не прожили долго, и вместе с отцом и приемной сестрой Нани переселились на границу с Апаром. Королевский город, в который они переехали, задыхался в пыли торговых путей. Купцы на верблюдах и ослах прятали головы под широкими соломенными шляпами со свисающей на грудь бахромой. Родовитые рыцари-странники в шлемах с кошачьими ушами из вороненой стали позвякивали кольчугами. Груженные вином и коврами арбы с колесами не меньше мельничных скрипели, поднимая пыль. Казалось, гигантомания была свойственна апарцам во всем.
Именно в этом пограничном городке спустя время Ану повстречал Учителя, принял от него тайное знание и поднял своих собственных мертвецов. Учитель предупреждал его, что, отдавая мертвым часть души, некромант подписывает страшный договор с самим Создателем и принимает на себя все грехи того, кто разделит с ним душу. Но Ану не прислушался к нему. Порой горе превращает человека в саморазрушителя, самоубийцу, самоненавистника. Душа Ану была разорвана и искромсана на куски. С гибелью Нани его жизнь потеряла смысл, он ничего уже не боялся…
Кандидаты на роль сверхзомби нашлись быстро. Труп разбойника Широ, умственно отсталого альбиноса, снятый Ану с городской виселицы, стоил бутылки рома, отданной взамен пьянчуге-стражнику. А вот чтобы выкупить после казни убийцу Фиро, маньяка и людоеда дворянской крови, юному некроманту потребовались все сбережения.
Но мечта поднять себе в свиту отчаянных головорезов и сильных бойцов, казалось, обернулась крахом. Мертвецы были слабы, как ватные куклы. Они еле держались на ногах и с трудом передвигались, как слепые, натыкаясь на все, что попадалось на пути. Им было далеко до Хайди, от которого, несмотря на спокойный и по-живому мирный нрав, исходила смертоносная холодная сила. Даже запах его был особым, каменным что ли. Собственных мертвецов Ану считал убогими поделками. От них тащило тухлятиной, грязью и плесенью. Но глаза их вселяли надежду: в них читались внимание, сосредоточенность и любопытство. Глаза эти останавливались на каждом встреченном предмете и закрывались на минуту. Казалось, зомби ищут что-то в архивах полустертой памяти и сравнивают с увиденным.
Куда бы ни направился Ану, мертвецы всюду следовали за ним. Работы для некроманта в провинции хватало всегда. А здесь, у границ с Апаром, где королевские запреты на черную магию давно забылись, а местные крестьяне были столь же запуганы и суеверны, сколь богаты, был и вовсе рай для черных магов всех мастей и направлений. Бывало и так, что некроманты втихомолку поднимали погосты, которые потом добросовестно упокаивали. Хотя многие маги трудились честно.
Ану работал скорее из интереса, стараясь набраться опыта. Новоиспеченных мертвецов нужно было проверить в деле и натренировать. Сила Фиро и Широ увеличивалась медленно и напрямую зависела от навыков, которые они получали. Надо отдать должное зомби: все, что происходило вокруг них, они впитывали как губки. Но на тот момент Ану сам толком не знал, как использовать своих новых слуг.
Первый раз мертвецы показали себя в небольшой деревеньке, где старый погост раз в сезон «цвел» мертвяками. Заезжие некроманты постоянно проводили там обряд упокоения, всякий раз гарантируя, что мертвые больше не поднимутся. Но живущая в земле магия, гораздо более древняя и мощная, нежели все нехитрые заклятия посредственных мастеров, с завидным упорством выталкивала из недр разложившиеся человечьи останки.
Попытавшись пару раз «умилостивить» землю, Ану быстро понял тщетность подобных попыток. Мертвяки все так же упорно бродили по деревне, скреблись в жилища и нападали на зазевавшихся жителей. Объявив на закате «комендантский час», Ану со своими холодными помощниками отправился патрулировать улицы. Наткнувшись на толпу мертвяков, некромант дал команду Фиро и Широ.
Обычно зомби одного некроманта составляли сплоченную стаю, агрессивную по отношению к мертвякам других мастеров. Зомби более сильного мага всегда имели преимущество над теми, кого поднял более слабый. Воля, которой наделял своих мертвых слуг некромант, напрямую отражалась на их силе и агрессивности. Самоходы – то есть мертвяки, случайно поднявшиеся сами из-за каких-либо силовых катаклизмов, – волей вообще не обладали, поэтому считались самой слабой нежитью, но это совершенно не мешало им нападать на крестьян и резать скот.
Увидав мертвецов Ану, а скорее почуяв их, самоходы завизжали и завыли. В их утробных злых голосах слышался неподдельный ужас. В панике мертвяки разбежались в разные стороны, однако, Широ и Фиро в два прыжка догнали их, разорвали на куски и съели. Довольно кивнув, Ану отправил облизывающихся и азартно ворчащих мертвецов «чистить» поселение до конца.
К утру самоходов в деревне не осталось. А проблема с «больным» погостом решилась неожиданным способом. Фиро и Широ разрыли оставшиеся могилы и сожрали все их содержимое. Ану только руками развел: по-другому никак, а хоронить можно и в других местах.
Юный некромант продолжил свою работу, благо самых разных темных тварей в тех местах было достаточно. Чудовища, в существование которых в столице не верили даже дети, преспокойно промышляли человечиной у дальних королевских границ. Ану не терпелось проверить силу и возможности своих подопечных. Разного рода мертвяков, самоходов, а порой и хозяйских (из тех, что нечестные некроманты поднимали специально, чтобы снова упокоить и нажиться на этом) Фиро и Широ воспринимали теперь без прежнего азарта. Поэтому Ану старался подыскать им как можно более мощных и необычных противников. Мертвые бойцы молчаливо поддерживали своего господина.
Узнав, что в небольшом поместье Ниманар, которое стоит южнее по линии границы, странным образом пропадают и умирают люди, некромант сразу же двинулся в путь. Прибыв на место, он отправил на разведку мертвяков, а сам принялся выяснять подробности у жителей.
Местные гибли от неизвестного недуга: за пару дней жертва неимоверно ослабевала и умирала. Болезнь поражала целые семьи, а больные в бреду рассказывали, что ранее умершие родственники посещали их и звали с собой. Ану хмурился, перебирая неприятные догадки.
Вскоре его мертвецы объявились, и не с пустыми руками. Догадки Ану подтвердились – добыча оказалась гулем. Гулей, мертвяков-кровопийц, поднимали не люди: ими становились жертвы вампиров, существ чрезвычайно редких в этих местах. Гули не обладали силой вампиров, но унаследовали многие их привычки. В отличие от мертвяков, они убивали жертв гораздо более изощренно: сперва выманивали из дома, прикрываясь мороком, а потом кусали, порабощая ум несчастного.
Несмотря на несомненное превосходство над большей частью нежити, у гулей, как и у вампиров, были свои слабости: они боялись серебра, чеснока и солнечного света и не могли зайти в дом человека без приглашения. Поэтому, подчинив волю жертвы, добивались, чтобы их пригласили домой, и там за несколько дней допивали кровь своей добычи.
Перед юным некромантом стояла сложная задача. Обезвредить Ниманар можно было, только убив вампира. Но, обладая способностью наводить морок и туманить человеческий мозг, тот мог спрятаться очень хорошо.
Ану снова сделал ставку на своих мертвецов. Широ и Фиро начали поиски. Хитрый враг решил затаиться. Даже гули перестали нападать. Сложилось ложное впечатление, что монстры оставили поместье и ушли. Однако вскоре чуткие мертвецы разворошили чердак одного из домов. Там, накинув морок и забравшись под натасканные откуда-то доски, дневали несколько гулей.
Мертвецы взялись за работу, но солнце, бьющее в окна, испепелило врагов быстрее, чем борьба успела начаться. Запомнив запах гулей, прячущихся под мороком, мертвецы с азартом обшарили все поместье. Еще несколько дневок нашлось в бараках слуг. Рассадник, похоже, находился в хозяйском доме – центральном здании, которое всем своим видом просило ремонта.
Ану отправил мертвецов на штурм. Фиро с горящим взглядом рванулся в подвал, а Широ замер. Некромант приказал ему следовать за собратом, но Широ неуверенно попятился, а потом неожиданно прыгнул на стену и, цепляясь за кованые оконные решетки и выступы лепнины, полез на крышу.
Дом огласился рычанием и воем. Люди в ужасе смотрели на темные окна, не смея даже думать, что творится внутри. Время тянулось как кисель. Но вскоре из подвала показался Фиро. Как такса, что тащит из норы барсука, он выволок наружу мятый скулящий ком, который с диким визгом оплавился на солнце и развалился посреди двора пепельной кучей.
Это была вампирша-двухсотлетка. На вид – милая девочка лет двенадцати. Ее видели несколько раз в сумерках. Скорее всего, она выходила прогуляться и присмотреть новую жертву. Старинное необычное платье выдавало ее, однако хитрый морок сбивал с толку редких очевидцев. С гибелью вампирши морок спал, и жители поместья стали с ужасом вспоминать подробности: и то, как лично встречали странную девочку, и то, как под окнами их зазывали гули.
Расправиться с оставшимися гулями не составило труда: Фиро и Широ разорвали их или выгнали на солнце. Пока Фиро искал в подземелье логово хозяйки, Широ разломал крышу и половицы второго этажа, наполнив дом светом.
Ану не подал вида, что удивлен. Вампир – нежить высшая, что стоит на порядок выше любого зомби. Вампир сам себе хозяин, он не подвластен человеку, скорее человек, становясь жертвой, легко покоряется воле вампира. Эти размышления привели некроманта в замешательство. Знания, почерпнутые из книг, никак не вязались с реальностью: в соответствии с иерархией мертвец не должен был атаковать высшего. Почему Фиро проигнорировал это и напал? Напал бесстрашно и решительно, как на жертву, а не как на противника. Похоже, разумные мертвецы действительно обладали особыми качествами, отличающими их от обычной нежити.
Казалось, что в пограничной зоне не действовали ни законы Апара, ни законы Королевства. Здесь жили по своим правилам, суровым, но справедливым. Здесь торговали запрещенными алхимическими снадобьями, наводили порчу за деньги и проводили подпольные схватки – упырьи бои. Похоже, что руки святых отцов Централа не дотягивались до подобных мест.
В поисках легкого заработка Ану отправился в местность под названием Сиур Парма, что по-апарски значило «дорога в маках». Он шел вдоль тракта, того самого, что разрезал пополам город, ставший пристанищем его семьи. Проезжие караваны пылили колесами, погонщики хлестали кнутами по обкусанным слепнями спинам быков. Никто не обращал внимания на бредущего по обочине человека и двух его спутников, укрывающих лица черными капюшонами.
Так они дошли до места, где старый знакомый Ану, его ровесник – апарец Тхашир держал ринг для упырьих боев. Под этим расхожим названием скрывалось кровожадное действо, что регулярно проводилось на потеху почтенной и не очень публике.
Ринг представлял собой глубокую каменную яму, в которой сражались между собой разные мертвяки: редкие упыри, оборотни, гули и самые успешные представители местных гладиаторов – злобные лумбуки. Устроители развеселого зрелища не гнушались ничем и порой швыряли на ринг медведей, волков, рысей, а, бывало, и людей – воров и разбойников, которым местные жители устраивали самосуд.
Ану и Тхашир вместе росли в Апаре. Сюда, на границу, их семьи приехали одновременно. Тхашир еще мальчишкой интересовался темной магией. Примерно в одно время оба молодых человека решили заняться некромантией, но пути их разошлись.
Амбициозный Ану решил обучаться у одного из самых сильных некромантов в округе. Тхашир же пошел другим путем. Усвоив лишь азы темной науки, он нанялся в подмастерья к врачу-анатомисту и создал лумбуков. Лумбуки – зомби, чьи тела перекраивались и перешивались умелыми руками не магов, а врачей. Анатомистов в Королевстве не признавали за то, что они вскрывали трупы. Централ считал их вредителями, опасными для тела и души любого праведного человека.
Для Тхашира знания анатомистов стали бесценными. Ведь именно с их помощью слабенького мертвяка удалось превратить в лумбука, укрепив мышцы на руках и ногах, после чего тот одерживал в боях одну победу за другой. С тех пор лумбуки приносили Тхаширу деньги и славу. Он сам изучил анатомию и научился пришивать мертвякам бычьи мышцы и приживлять медвежьи челюсти, прикрепляя их стальными скобами к костям человеческого черепа.
Как ни странно, лумбуки годились лишь для драк в ринге. Эти монстры ненавидели друг друга и любую другую нежить. Людей они игнорировали, словно не замечали. Сначала это раздосадовало Тхашира, ведь он планировал использовать чудовищ в качестве наемных солдат. Но потом, оценив их бойцовские качества на ринге, некромант-анатомист успокоился.
И вот, спустя много лет, старые знакомые встретились в месте неприглядном и жутком. Апарец заметно изменился, превратившись из щуплого подростка, каким его помнил Ану, в статного мужа с орлиными глазами и не по годам окладистой черной бородой.
– Мой огненноволосый брат! – воскликнул Тхашир со свойственным истинному апарцу красноречием. – Я счастлив, что ты не забыл своего верного Тхашира!
– Здравствуй, брат, как мог я забыть такого человека, как ты, – Ану обнял товарища. – Я рад встрече, но пришел по делу. Хочу испытать здесь своих бойцов.
– Тогда мой ринг к твоим услугам, – одобрительно кивнул Тхашир, поправляя полы длинного полосатого халата.
Они прошли по коридору, впитавшему запах гнилья и крови, до большого закрытого помещения, посреди которого исходила тухлым смрадом огромная каменная яма. Настало время проверки сил.
К разочарованию Ану, Широ уперся и сражаться отказался. Под насмешливое улюлюканье толпы обозленный некромант силой столкнул мертвеца вниз, однако, тот сразу выпрыгнул с ринга и замер на краю с бессмысленным видом. Его противник гуль злобно зашипел и прижался к истоптанному ногами сотен бойцов дну ямы.
Все попытки Ану заставить Широ драться потерпели фиаско. Зрители хохотали и потешались от души. Тхашир же задумчиво теребил густую бороду.
– Хороший зомби, ловкий и прыткий, – выдал он наконец без тени насмешки, – но на ринге драться не будет.
– Издеваешься, – раздраженно огрызнулся Ану, – он сбежал от какого-то гуля! Испугался! Что с ним случилось? Раньше он не задумываясь сражался с десятком подобных!
– Ты не внимателен, огненноволосый брат, – покачал головой Тхашир, пряча руки в рукава халата, – все дело в том, что твой зомби боится ямы.
– Ямы? – переспросил Ану, начиная догадываться, что имеет в виду апарец.
Широ уже ослушался его однажды, не пожелав лезть в подвал во время штурма вампирской дневки. Выходило, что мертвец панически боялся закрытых подземных пространств. Ану все это казалось злой шуткой.
– Не печалься, из него выйдет хороший солдат на открытом поле боя, – успокоил друга Тхашир. – Мои лумбуки вообще не годятся для войны, но даже им я нашел достойное применение.
В отличие от собрата-альбиноса, Фиро вполне успешно дрался на ринге, принося немалые деньги своему хозяину. Мертвецы Ану набрали силу, но на этом их развитие остановилось. Молодому некроманту не хватало знаний, и он принял решение вернуться к Учителю.
Посмотреть в глаза Учителя Ану-прежний не успел. Нить сна оборвалась, и Ану-нынешний открыл глаза. Холодный пот тек по его лбу, превращая огненные пряди в рыжие сосульки. Трясущимися руками некромант обхватил голову, тщетно пытаясь прервать поток воспоминаний. Но Учитель с укором смотрел на него из памяти, сложив на груди руки и монотонно качая головой.
* * *
Ташу разбудил раздавшийся из соседней камеры грохот решетки. Двое конвоиров молча швырнули туда человека, перекинулись парой слов с охранником и ушли.
Пленник вел себя тихо. Подождав, пока скроются стражники, девушка прокралась к решетке проверить, жив ли он. Разглядев нового соседа, принцесса поразилась. На заплесневелом полу, склонив беловолосую голову к согнутым коленям, сидел эльф. Он разительно отличался от всех эльфов, которых Таша видела до этого, и гораздо больше них походил на дивного героя сказок и легенд. Он был изящен, как лесная лань, с такими же огромными бархатными глазами, придающими лицу нереальную кукольную красоту. Похожие на побеги остролиста уши выглядывали из волос больше чем на длину ладони. Все предыдущие встречи Таши с представителями этого народа ничем хорошим не заканчивались. Но, уставшая от одиночества, принцесса все равно обрадовалась соседу.
– Эй, – тихонько окликнула его Таша, не зная толком, как обратиться к пленнику. – Ты как? Хочешь воды? – не дожидаясь ответа, она пододвинула к решетке свою ржавую миску. – Не родниковая, но пить можно.
От воды эльф отказался. Встал, опираясь на решетку, и сделал несколько шагов к закрытой двери.
– Меня давно сюда принесли? – тихо зазвучал чистый переливчатый голос, пожираемый глухой тьмой подземелья.
– Только что, – поразившись первозданной красоте неожиданного звука, пожала плечами Таша.
– Какой сейчас день?
– Несколько месяцев прошло после битвы в Гиеньей Гриве, – нахмурилась принцесса. – Откуда ты? Как тебя зовут? – пользуясь правом старожила этого места, она решила расспросить нового соседа.
– Я Артис из Эголора, – сухо представился эльф, бросив презрительный взгляд на Ташу.
– А я Таша, принцесса лаПлава.
– Принцесса? – Артис внимательно и недоверчиво посмотрел на девушку. – Похоже, тебе здорово досталось. Скверное место.
– Да, здесь скверно, в особенности, когда приходят эльфы и пытаются вскрыть череп изнутри, – Таша грустно улыбнулась.
– Высокие? – тут же уточнил Артис. – Эти подлые предатели из Вэлди даже не скрывают своих лиц и отличительных нашивок. Словно насмехаются.
– В этом подземелье им не от кого прятаться, – предположила Таша, – я ведь даже не знаю, как оказалась здесь и где находится это место.
Новый сосед мрачно кивнул.
Артис, как и любой эльф, привыкший безошибочно ориентироваться на местности, не мог смириться с собственной беспомощностью. Его память обрывалась на том моменте, когда он встретил девушек и отправился из Ликии в Нарн.
Артис вспомнил первые часы дороги: шуршание колес крытых повозок, в которых ехали девы, неторопливые шаги лошадей, зеленые листья придорожных бересклетов, окрашивающие воздух в расслабляющий изумрудный цвет. Артис жмурился, покачиваясь на облучке рядом с сонным усталым кучером. В знакомый лесной запах вмешался тонкий пряный аромат неизвестного растения. Эльф, словно зверь, повел носом, стараясь отыскать его источник…
Дальнейших воспоминаний не было. В памяти осталось лишь мельтешение ног черной лошади в серо-зеленом мху. Эльфа куда-то везли, перекинув животом через седло. Сознание тогда вернулось к нему всего на несколько секунд, но и этого хватило, чтобы разглядеть незнакомый пугающий лес. Здесь не пахло листвой и древесиной, но витал иной запах, сырой и плесневелый. Не в силах больше ничего вспомнить, Артис устало помотал головой. Пленница из соседней камеры смотрела на него с пониманием.
Время ползло, увязая в подземной тьме. Артис и Таша томились в заточении. Казалось, катакомбы высасывали жизненные силы из соседа принцессы. Эльф, привыкший жить в зеленых лесных чащах, не мог стерпеть подземного плена. Его прекрасные ланьи глаза потускнели, волосы спутались, а светлая кожа приобрела болезненный серый оттенок. Принцесса искренне жалела его. Ей хотелось ободрить Артиса, но разговор не клеился: сосед молчал или отвечал короткими фразами.
Большую часть времени девушка проводила в раздумьях. Воспоминания украдкой просачивались сквозь удерживающие поток памяти мысленные замки. Перед глазами стоял замок лаПлава с его замшелыми древними стенами и шумным двором: вот старый Геоф рубит дрова своей неизменной секирой, вот набирает в колодце воду рыжая Брунгильда, а толстая нянька Миранда поторапливает ее, высунувшись из окна. За замком луг, на котором пасет своих овец Тама, и молчаливый Филипп выстругивает фигурку дриады из причудливого корешка.
Казалось, что пленники смирились с судьбой окончательно. Эльф совсем замкнулся в себе, последние дни Таше не удавалось вытянуть из него и пары слов. Правда, иногда Артис пел. Когда его переливчатый голос заполнял тишину, принцесса закрывала глаза и погружалась в чудесный мир, где шумят далекие дубравы, где вода ручьев чиста и холодна, где спокойно и свободно живут благородные лесные эльфы… Но песня заканчивалась, и холодный сумрак катакомб окутывал пленников с новой силой.
* * *
Гонцов из Ликии в северном лагере не ждали. Отряд состоял из семи человек. Пять военных при полном параде и пара герольдов восседали на холеных лоснящихся лошадях, укрытых праздничными попонами с гербами культурной столицы. Пока гости торжественным шагом двигались вдоль разбитых палаток к походному шатру командования, их с интересом разглядывали гоблины.
Кадара-Риго был несказанно удивлен такому визиту и уж тем более не ожидал получить личное приглашение ликийской принцессы посетить ее город. Трудно сказать, что склонило принца к этому решению – собственное любопытство или поразительная настойчивость гонцов – но приглашение он принял и, взяв с собой рыцарей и Ану, немедленно отправился в культурную столицу.
Прибыв в Ликию, северяне искренне поразились тому, насколько прекрасен и развит город. Казалось, только Ану, проведший детство в процветающем Апаре, не удивлялся роскоши улиц и домов.
Гостей приняли в летнем саду, раскинувшемся по берегам оправленных гранитом каналов, по которым сновали крытые прогулочные лодки. Под тенистыми ясенями были накрыты столы. Хозяйка города в платье цвета зеленой змеиной кожи и золотой тиаре, изображающей двух переплетающихся гадюк, восседала на высоком троне, прикрытом, как балдахином, раскидистыми ветвями. Рядом, словно восхитительные статуи, недвижно сидели огромные сфинксы, наводя на гостей трепет. Даже невозмутимый некромант невольно поежился, едва взглянув на этих величественных существ.
– Добро пожаловать в Ликию, – зажурчал весенним ручьем чарующий голос, – наш город рад принять храбрых воителей севера.
Северяне отвесили Лэйле церемонные поклоны и начали размеренную беседу – дипломатия не терпит спешки. Стоило Кадара-Риго сделать шаг вперед, как один из сфинксов нервно дернул хвостом, разрушая хрупкую иллюзию собственной монолитности. Нужно отдать должное Алану: оказавшись в опасной близости к чудовищу, он не повел и бровью, как будто вовсе не заметил грозных охранников прекрасной Лэйлы. После взаимных комплиментов – восхищения достижениями ликийцев со стороны принца Алана и восхваления силы северной армии со стороны принцессы Лэйлы, речь пошла о Королевстве и войне.
– Раскрою карты, мой друг, Ликия всеми силами пытается сохранить нейтралитет, стараясь не ввязываться в те скверные склоки, которые устраивают мои отец и сестра, – Лэйла картинно прикрыла лицо рукой, перевитой золотыми браслетами, – мой город прекрасен, здесь процветают искусство, музыка и архитектура. Почти четверть крестьян из окрестных деревень обучены грамоте. Вы не встретите такого в Королевстве.
– Ваша прогрессивность распространяется на все сферы, – Кадара-Риго высокомерно улыбнулся, – кроме военной. Ликия слаба. Негласный договор о неприкасаемости города, что сдерживал врагов во времена вашей бабки, теряет силу, не так ли?
– Вы совершенно правы, уважаемый принц, мы уязвимы. И прежде всего мы уязвимы перед Королем. Не буду скрывать, амбициозность и безрассудство моей сестры, а также ее влияние на отца накалили ситуацию. И еще эта война. Изможденное ею Королевство вскоре породит толпы беженцев, желающих укрыться на сытом и богатом востоке, за ними потянутся дезертиры и разбойники. Ликии это не нужно.
– Понимаю, – Алан кивнул, обдумывая услышанное.
Выходило, что культурная столица оказалась между молотом и наковальней. С одной стороны – северные захватчики, а с другой – свое же Королевство. И, похоже, собственных родственников прекрасная Лэйла считала гораздо более опасными, чем северян.
– Чего же вы хотите от севера? Милости? Защиты? Покровительства? – продолжил Кадара-Риго.
– Сотрудничества, – Лэйла улыбнулась столь ослепительно, что принц невольно восхитился ее необыкновенной красотой, – Ликии нужен не могущественный покровитель, а добросовестный и надежный помощник. Мое условие – совместная работа и посильная взаимопомощь.
– Вы ставите условия? – эта женщина удивляла его все сильнее. – Ваша бравада и уверенность похвальны, но не в сложившейся ситуации.
– По-вашему, мы должны пасть ниц в страхе перед врагами Королевства или Королем? Ликия неприкосновенна. Так было всегда.
– Зачем же тогда вы начали строить стену? Боитесь, что древний статус города вскоре будет забыт? – съязвил Кадара-Риго, уверенный в собственном превосходстве.
– Боюсь, – отрезала Лэйла с непривычной жесткостью, – поэтому и предлагаю вам сотрудничество. Выгодное нам обоим.
– Чем же оно так заманчиво?
Алан пристально вглядывался в спокойное лицо Лэйлы, пытаясь понять, какой козырь она может прятать в рукаве. В настойчивости хозяйки Ликии не было сомнений: она сумеет потребовать у северных то, что ей нужно. Именно потребовать. Это определяло значимость аргументов Лэйлы. В ином, сомнительном случае северная делегация не была бы приглашена на переговоры с такими почестями.
– Вы в курсе, милый принц, что в Королевстве и на окрестных территориях старательно распускаются слухи о жадных и безжалостных северных захватчиках? – Лэйла сложила ладони и сцепила точеные пальцы, – однако, я полагаю, с вашей стороны все выглядит совершенно иначе…
– Мы захватчики? – принц усмехнулся, но тут же кивнул: – Теперь – может быть. Более того, не буду отрицать, что неоправданная агрессия Короля по отношению к северу была нам на руку и дала возможность с чистой совестью двинуться на юг. Право, слабость королевской армии вдохновила нас. Однако безрассудство Короля удивляет, как можно так бросаться на сильных соседей, не рассчитывая собственные силы?
– Король зависим, если вы еще не осознали этот очевидный факт. Моя сестра Нарбелия ловко им манипулирует. Однако при всех своих талантах бедняжка безнадежна, когда дело касается родовитых мужчин. Думаю, именно поэтому Королевство идет на поводу у эльфов.
– Теперь ясно, в чем кроется причина такой искренней эльфийской заботы. Высокие господа редко поддерживают слабых соседей. Неужели ваша сестра сумела так очаровать Высокого Владыку, что он решился на союз с немощным и истощенным войной Королевством? – Алан нахмурился, пытаясь мысленно выстроить достоверную картину происходящего.
– Не совсем так, – продолжила Лэйла, с торжеством заметив замешательство северянина, – я думаю, война интересна самим эльфам, и именно они развязали ее руками моей любвеобильной сестры и подвластного ей отца.
– Вы думаете? – Алан поймал взгляд Лэйлы. – Это лишь домыслы, или у вас есть доказательства?
– У меня нет сильной армии, которой располагаете вы, но мои разведка и сыск работают безупречно. Поэтому я думаю, что вклад каждого союзника будет равноценен. Моя разведка и ваша армия взаимно усилят друг друга. Ваша сила и моя осведомленность. Новый альянс в противовес Королю и эльфам.
– Вот теперь вы меня заинтересовали, – глаза Алана горели восхищенно, – ваше предложение поистине королевское.
– Значит, вы согласны? – принцесса улыбнулась обезоруживающе, словно скрепляя нерушимой печатью еще не заключенный договор.
– Вам трудно отказать, да и незачем.
– Я не ярморочная цыганка, чтобы предлагать вам всякие побрякушки. Размышляя о сотрудничестве, я прежде всего задумалась о том, что равноценное я смогу дать вам со своей стороны.
– Я польщен и восхищен вами, принцесса, – подытожил беседу Кадара-Риго. – Думаю, что заключение нашего союза лучше сохранить в тайне.
– Безусловно, – кивнула Лэйла уже без улыбки, – эльфы не одобрят вражеского сподвижника за спиной и напоют отцу о том, что его старшая дочь – предательница. Я понимаю, на какой риск иду, но при эльфийском союзе с Королевством опасность потерять город тревожит меня непреодолимо. Скажу честно, от войны я жду одного – свободы Ликии. Суверенитета.
– Я вас понял. Развитое и богатое государство более выгодный сосед для севера, чем униженная и разоренная колония, – согласился Алан.
– Ну что ж, – прекрасная хозяйка города поднялась со своего трона, подошла к Алану Кадара-Риго и протянула ему руку, как делают правители-мужчины, – провозгласим союз?
– Несомненно, – северянин с трепетом взял хрупкую ладонь и нежно пожал ее.
Союз был заключен. Все это время в саду раздавалась лишь пара голосов. Все остальные молчали, слушали, благоговели и делали выводы, запоминая каждое слово, а после рукопожатия вступили в беседу.
Союзники долго обсуждали государственные дела: маршруты поставок продовольствия северным, расстановку военных отрядов по границам города и многое другое. Потом снова вернулись к разговору о Высоких эльфах. Главный вопрос, что заинтересовало их на севере до такой степени, что они не погнушались союзом с Королем, пока оставался без ответа.
Если бы все военные союзы заключались так – на дивных балах, в прекрасных тенистых садах. Прием, устроенный хозяйкой города, был великолепен, и Ликия предстала перед северянами во всей своей красе, уязвимой и несокрушимой одновременно.
Принц Кадара-Риго тихо беседовал с принцессой Лэйлой, восседая во главе бесконечно длинного стола. Остальные соратники пировали, расслабившись и наслаждаясь роскошью, от которой успели отвыкнуть за время похода.
Ану чувствовал себя неуютно без мертвецов, но взять их с собой не представлялось возможным из дипломатических соображений. Сейчас некромант с интересом изучал лежащего на газоне огромного сфинкса. Чудовище не двигалось и казалось каменным изваянием, но Ану видел, как через узкую щелку почти полностью опущенного века за ним внимательно наблюдает глаз.
– Любуетесь сфинксами госпожи? – Моруэл, придворный ликийский чернокнижник, присел рядом с молодым некромантом, поморщившись и придерживая рукой поясницу.
– Пытаюсь понять, живые они или мертвые, – Ану из вежливости развернулся к старику. – Как гласят легенды, царь Шиммака обезглавил своих непокорных дочерей за то, что те хотели свергнуть его с престола и захватить власть. Сердобольная царица с помощью магии вернула дев к жизни, превратив в чудовищ.
– Ваши знания заслуживают похвалы, – Моруэл одобрительно кивнул, прикрыв глаза и по-стариковски пошамкав челюстью. – К чему же вас привели размышления, уважаемый юноша? Жизнь или смерть, по-вашему, движет этими существами?
Старик явно знал ответ, а спрашивал скорее для проверки, чем из любопытства. Ану внимательно посмотрел чернокнижнику в глаза.
– Я не знаю, уважаемый, – наконец сказал он со всей вежливостью, на которую был способен, – согласно легенде царственные девы были мертвы, а эти существа живы. Значит, либо легенда лжива, либо некий некромант сумел найти секрет оживления мертвецов… Только это невозможно.
– Так что же, сдаетесь? – старик довольно прищурился. – Не по зубам вам загадка?
– Похоже на то, – без особого азарта кивнул Ану. Самодовольное превосходство старика забавляло его.
– Ах, юноша, – Моруэл чуть заметно улыбнулся, – вы ведь тот самый Ану, ученик самого мощного и знающего некроманта, что всю жизнь потратил на поиски секрета возрождения.
– Потратил, – разговаривать об Учителе Ану не хотел и тут же переменился в лице: его взгляд потемнел, а брови сошлись у переносицы. – Но рецепта воскрешения не нашел даже он, – коротко ответил он старику.
– Вы слишком узко мыслите, юноша, – старик посмотрел в глаза своему собеседнику, словно проверяя, готов ли тот услышать ошеломляющую отгадку, – вы думаете как маг, будьте проще.
– Проще? – Ану окинул старика своим пылающим взглядом, и тот снова зажмурился, как кот, взглянувший на огонь. – Кто же, по-вашему, смог оживить мертвые головы, если не маг?
– То был не некромант, но врач! – ответил Моруэл торжествующе. – Не думали о таком, мой друг?
– Анатомист? – глаза Ану блеснули восхищенно. – Я видел, как анатомисты перешивали лумбуков для упырьих боев, как штопали раны и сращивали переломанные кости людям, но чтобы оживлять!
– Ну, это, юноша, и вовсе просто. Вы ведь воин, и наверняка знаете, как на поле боя порой часами умирают искромсанные на куски солдаты или как после казни отрубленные головы вращают глазами и корчат жуткие рожи. Тот врач просто успел вовремя. Мастерски соединил головы с львиными телами, пока жизнь не успела покинуть дочерей царя. Хотя без доли магии тут конечно не обошлось: неуязвимость и размер сфинксов, несомненно, имеют чудесное происхождение…
Пока Ану беседовал с чернокнижником, прием закончился, и северным предложили остаться в столице до утра. Гостевой одноэтажный дом находился посреди городского сада, с трех сторон очерченного каналами. Важных визитеров расселили в отдельные комнаты, предоставив им все удобства и слуг. Двинуться в обратный путь планировалось утром, так что времени для отдыха было достаточно.
Назад: Часть вторая. Храм Святого Волка
На главную: Предисловие