Каким-то образом я встал, здоровой рукой все еще прижимая к себе Иити; вторая рука свисала бесполезно. Я готов двигаться — но куда, действовать против кого — или чего? Поняв, что по-прежнему беспомощен в темноте, я готов был снова погрузиться в отчаяние.

— Подожди... будь готов... — В этом послании слышалось напряжение, как будто пославший его делал для этого огромные усилия.

Что ж, я готов, жду, но сколько придется ждать? В темноте время тянется бесконечно, его невозможно измерить знакомыми мне единицами.

Потом послышался звук, легкий скрип, и сердце у меня дрогнуло: все-таки я не ослеп! Потому что справа от меня появилась светлая полоска. Я пополз в ту сторону, а полоска стала шире, превратилась в щель, в которую я смог протиснуться — и тут же закрыл глаза от света, причинившего боль.

Я стоял у стены колодца, который проходит через весь корабль. В первый момент я был слишком слаб, чтобы посмотреть, кто меня освободил. Но, прислонившись плечом к стене, наконец смог осмотреться.

Зилврич, которого я в последний раз видел лежащим на матраце, обеими руками опирался о пол: очевидно, чтобы доползти до моей камеры, он израсходовал все силы. Он с видимым усилием приподнял голову.

«Ты... свободен... отдыхай...»

Свободен, но безоружен и почти без сил, как и закатанин. Но со мной еще не кончено. Каким-то образом мне удалось положить Ииити на пол, здоровой рукой обхватить закатанина и отвести его к постели, с которой он встал. Потом я вернулся, подобрал мутанта и принес в комнату закатанина, прижимая к себе, хотя никаких признаков жизни в маленьком теле не было.

— Расскажи... — Я заговорил на основном, радуясь отсутствию столь тяжелого для меня контакта с сознанием чужака. — Что случилось?

— Ризк... — Зилврич говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом... — думает отправиться на Лайлстейн... хочет вернуть меня... сокровище...

— И сдать нас, — закончил я, — вероятно, обвинив в участии заговора Гильдии.

— Он... хочет... вернуть себе свой статус. Я не знал, что вы вернулись живыми... пока ты не послал поисковую мысль. Он сказал... вы мертвы... когда мы ушли в гипер...

Я посмотрел на маленькое тело.

— Один из нас мертв.

Я, возможно, свободен в корабле, но сомневаюсь, что мне удастся изменить ход событий. Ризк вернет нас на Лайлстейн, и мы... я обнаружу, что меня обвиняют во множестве преступлений. Не только обстоятельства говорят в пользу пилота: под сканером я выдам все, что знаю о предвечных камнях. Предвечный камень!

Иити спрятал его где-то в шлюпке. Насколько мне известно, Ризк не подозревает о его существовании. Если бы я снова мог взять его в руки... хотя я не был уверен, что смогу использовать его как оружие. Но нет сомнений, что у камня множество возможностей. Шлюпка... Ииити спрятал камень, и теперь Иити мертв.

Чаша... если бы я смог найти ее, то по огоньку на ней смог бы отыскать и предвечный камень.

— Сокровище... где оно?

— В сейфе. — Зилврич пристально смотрел на меня, но охотно предоставил информацию.

Сейф... если Ризк закрыл его на собственный отпечаток пальца, мне не добыть чашу. Сейф будет закрыт, пока сам Ризк не захочет его открыть.

— Нет. — Похоже, закатанин, как и Иити, легко читает мои мысли, но сейчас это неважно. — Нет... сейф закрыл я.

— Он тебе позволил?

— Ему пришлось. А что ты должен отыскать... к чему приведет тебя чаша? Это оружие?

— Не знаю, можно ли это использовать как оружие. Но это источник силы, превышающей наше понимание. Иити спрятал его в шлюпке, чаша поможет его найти.

— Помоги мне... идем к сейфу.

Хромой вел калеку. Но вскоре нам удалось совершить этот трудный путь. Я смог привести чужака к сейфу, он активировал замок, и я достал чашу. Зилврич прижимал ее к себе, когда я вел его назад к постели.

Прежде чем передать ее мне, он несколько раз повернул чашу в руках, внимательно разглядывая ее. Наконец одним из когтей коснулся крошечного предвечного камня.

— Ты ищешь это.

— Мы с Иити давно его ищем. — Больше нет смысла скрывать правду. Возможно, мы не совершим задуманное путешествие, не окажемся среди не нанесенных на карты звезд в поисках древней планеты — родины камней, но сейчас имеет значение то, что происходит здесь — нужно найти камень, спрятанный Иити.

— Это карта, и вы ищете сокровища, которые могут быть на ней указаны?

— Такие, как вы нашли в могиле. — Как мог кратко, я рассказал ему историю предвечных камней: того, что был в кольце отца, о тех, что мы нашли на неведомой планете, про тот, что спрятал Иити, и как мы его использовали.

— Понятно. Тогда возьми это. — Зилврич протянул мне чашу. — Отыщи свой спрятанный камень. Похоже, мы были на пороге большого открытия, когда отыскали это... но такого, которое способно породить опасность. И человеку стоит дважды подумать, прежде чем оповещать о нем.

Я прижал чашу к себе, как прижимал Иити, опираясь плечом о стену, чтобы не упасть, и двинулся из каюты Зилврича к лестнице. По лестнице я не спустился, а скорее упал, потом поднялся и добрался до шлюпки. Последние шаги этого пути были такими трудными, что я едва набрал для них сил.

И вот я снова в шлюпке, которая так хорошо послужила нам. Я старался даваться, держа чашу чуть в стороне от себя и следя за крохотным предвечным камнем. Он сначала слегка светился, потом стал яркой точкой. Но трудно понять, как использовать это свечение: никаких колебаний его я не замечал. Однако надо попытаться.

Я двигался неуверенно — вначале к хвосту, но никаких перемен в свечении камня на чаше не заметил. Но когда прошел к правому борту маленького судна, чаша шевельнулась у меня в руках, попыталась выскользнуть. Как проснувшийся камень тащил меня к брошенному кораблю, где лежали другие такие камни, так и сейчас чаша повисла на обшивке стены. Я сорвал эту обшивку, надеясь, что Иити не упрятал камень слишком глубоко. Пальцы резало, ногти ломались, и я начал испытывать отчаяние. Я мало что могу сделать одной рукой.

Но я продолжал бороться и наконец, видимо, задел замок, потому что панель целиком скользнула в сторону, и я увидел яркий блеск предвечного камня. Чаша рванулась вперед, так что камни соприкоснулись, и я не пытался разделить их. Держа чашу, я попятился и проделал прежний путь в обратном направлении.

Когда сел возле Зилврича, поставив чашу на пол, он посмотрел на камни, которые, казалось, как и я, были довольны достигнутым. Я не только физически ослаб и не мог держаться прямо, затуманились мои мысли. Теперь, найдя второй камень, я не знал, как использовать его против Риз-ка. Мне казалось, что, добившись этого небольшого успеха, я истощил все свои силы.

 Иити лежал на матраце закатанина, и одна когтистая рука Зилврича касалась лба мутанта.

 — Он не мертв...

Я вырвался из своей летаргии.

—  Но...

— В нем еще есть искра жизни, очень слабая, но есть.

Я не врач, но даже если бы был врачом, все равно не мог бы судить о состоянии мутанта. К тому же на все это накладывалась моя собственная слабость. Иити умрет, и я ничего не моту сделать...

Или все же могу?

За головой Иити стояла чаша, камни соприкасались. Предвечный камень — это сила. Он обладает способностью превращать нас в других и сохранять эту видимость. И я смог превратить Иити в кошку, потому что вызвал перемену, когда он ее не ожидал. Могу ли я вызвать не перемену, а жизнь в теле мутанта?

Пока сохраняется искра жизни, я должен пытаться.

Я взял бессильно свисающую ладонь левой руки правой, передвинул ее и приложил к камням, не думая о том, что могу обжечься. По крайней мере сейчас я боль не почувствую. Правую положил Иити на голову. Я стал действовать, вызывая в сознании образ своего спутника, каким он был живым. Я вел незримую битву — сражался сознанием, ладонью, на которой навсегда сохранятся шрамы, решимостью победить саму смерть или то, что для Иити считается концом существования. Я пытался с помощью всей текущей через меня силы найти ту искру, о которой говорил Зилврич, найти ее и раздуть в пламя.

Свечение камней заполнило все поле моего зрения, вытеснило каюту, Зилврича, даже Иити, но я упрямо продолжал держать в сознании образ живого мутанта. Глаза, оказавшиеся бесполезными в темноте камеры, снова ничего не видели. Но я держался, хотя все во мне кричало, отшатывалось, стремилось убежать.

Я даже не вполне сознавал, зачем веду эту битву — знал только, что ее нужно вести до конца. И вот все кончилось: обожженная ладонь лежит на коленях, чашу и камни накрыли тканью, больше я не вижу сияния. А Иити больше не лежит неподвижно, почти мертвый, а сидит на задних лапах, прижав передние лапы-руки к животу. Он жив, полностью восстановился.

Я уловил обрывки разговора между закатанином и моим спутником. Но мне так трудно было удержать любую мысль, что этот обмен казался мне неразборчивым шепотом.

Иити двинулся с прежним проворством, принес аптечку, смазал мне ладонь, сделал укол обезболивающего в руку.' Но для меня это все почти не имело смысла. Я видел, как закатанин согласился с каким-то сделанным Иити предложением, и мутант унес чашу из каюты — вероятно, снова спрятал. Но мне хотелось только спать.

Разбудил меня голод. Я все еще находился в каюте Зилврича. Если Ризк нанес нам визит за время моего сна, то решил не возвращать меня в камеру. Но меня встревожило то, что я спал. Ведь так много нужно сделать, а я бездействовал.

Появился Иити, словно, проснувшись, я подал ему какой-то сигнал. Он принес два тюбика с А-рационом. Увидев эти тюбики, я на несколько секунд забыл обо всем остальном. Но, выдавив в рот первую порцию и наслаждаясь едой (хотя в обычном состоянии я бы не назвал ее вкусной), я спросил:

— А что с Ризком?

— Мы ничего не можем сделать, пока корабль в гиперпространстве, — ответил Иити. — Но он нашел чем заняться. Похоже, корабль не очень тщательно обыскали, когда конфисковали за контрабанду. Ризк обнаружил запас воркса и теперь видит сладкие сны в своей каюте.

Воркс достаточно силен, чтобы вызвать сны, хотя будут ли они сладкими, другой вопрос. Это не только алкогольный напиток: у терранцев он вызывает галлюцинации. То, что Ризк провел тщательный осмотр корабля, меня не удивило. Скука во время длительных перелетов заставляет членов экипажей заниматься чем угодно, лишь бы иметь занятие. А Ризк знал, что корабль был конфискован за контрабанду.

 — Ему помогли... — добавил Иити.

 В нем чувствовалась такая жизненная энергия, такое обновление, что я даже позавидовал.

 — Ты помог?

— Наш достопочтенный коллега, — Иити кивнул в сторону закатанина.

— Кажется, Ризк склонен к выпивке, — согласился Зилврич. — Хотя нехорошо пользоваться слабостями других, бывают времена, когда такой отход от Всеобщего Милосердия необходим. Мне показалось, что таким образом я смогу предотвратить ошибки. Нам нужно помещение Риз-ка, а не его общество.

— Если мы выйдем из гиперпространства в системе Лайлстейна, то окажемся на территории Патруля, — мрачно ответил я.

— Можно выйти и сразу уйти — до того, как будет получен вызов, — ответил Зилврич. — Да, я обязан доложить о нападении на наш лагерь. Но у меня долг и перед теми, кто послал нашу экспедицию. Такая находка, как эта карта, случается, может, раз в тысячу лет. Если мы по ней установим расположение планеты, полет туда будет значить гораздо больше, чем обращение к закону и расследование нападения на нас.

— Но Ризк — наш пилот. Он не согласится лететь в места, не нанесенные на карты. А если он решит передать мае...

— Не нанесенные на карты, — задумчиво повторил закатанин. — Вот как раз в этом я не уверен. Посмотри...

Он включил трехмерный проектор — стандартное оборудование пилотской рубки. Нажал на кнопку, и на стене появилась звездная карта. Не будучи астронавигатором, я все равно не мог ее прочесть, мог только увидеть положение звезд и обозначенные под ними координаты для гиперпрыжков.

— Это край мертвого пространства, — сообщил мне Зилврич. — Слева от тебя и третья от угла — выжженная система Путеводной. Судя по датам на карте, она обследовалась триста лет назад — по твоему времени. Это одна из самых старых карт. Теперь взгляни на чашу, представь себе, что мертвое солнце этой системы — красный карлик, поверни чашу на две трети влево...

Я держал чашу в руках, медленно поворачивая ее и посматривая на карту на экране. И хотя читать такие карты, меня не учили, я видел, что он прав! Не только выжженная система, из которой мы бежали, отражена на карте чаши как умирающее солнце — красный карлик, мы можем наметить курс от этой системы к предвечному камню на чаше.

— Но тут нет координат для гиперпрыжка, — сказал я. — А действовать наугад очень опасно. Даже у разведчика, привыкшего к исследовательским прыжкам, шансы на успех две кометы к звезде.

— Посмотри на чашу через это. — Похоже, Иити собирал по всему кораблю все, что может помочь: закатанин протянул мне мою собственную ювелирную линзу.

Разглядывая созвездия, изображенные на карте, я заметил миниатюрные углубления. Что-то вроде надписей, хотя, конечно, прочесть ничего не смог.

— Вероятно, это их гиперкод, — продолжал закатанин.

— Но он для нас бесполезен.

— А вот в этом я не уверен. Мы нашли в мертвой системе еще вот это... и можем попытаться...

— Попробовать расшифровать? — Конечно, он археолог, и подобные загадки для него привычны. Постепенна моя депрессия рассеивалась. Голод я утолил, возможно, теперь уже смогу лучше пользоваться рукой. Ко мне возвращалась уверенность не только в себе самом, но и в знаниях моих спутников.

Я поставил чашу на пол открытой стороной со звездной картой наружу, и Иити присел рядом с ней. Он взял у меня линзу, сжал в своей руке-лапе и склонил голову, как будто не только смотрел на солнечные системы, но и вынюхивал их.

— Можно сделать. — Его мысль была не только ясна; в ней была уверенность, как будто между нами и успехом больше нет никаких препятствий. — Мы вернемся в мертвую систему, пустив ленту Ризка в обратном порядке...

— И попадем сразу в осиное гнездо, — ответил я. — Но продолжай. Возможно, у тебя есть ответ и на это. Тогда мы сделаем то, что сделаем, если только достопочтенный старейший, — я назвал Зилврича подобающим его титулом, — не прочтет координаты.

Иити не закрыл сознание, как обычно поступал в таких случаях, и я прочел вспышку того, что можно было бы назвать нерешительностью. Никогда не чувствовал я в мыслях Иити страха — сознание опасности да, но не страх. Однако сейчас было ощущение именно такого чувства.

И в то же мгновение почувствовал прилив вдохновения.

— Ты можешь их прочесть! — Я не хотел его обвинять, но прозвучало это как обвинение.

Его шея была настолько гибкой, что он смог, не меняя позы, повернуть голову и посмотреть на меня.

— Древние привычки и воспоминания умирают с трудом, — уклончиво ответил он, как иногда с ним бывает. И убрал линзу, создав у меня впечатление встревоженности, нежелания принять решение.

Я уловил поток чуждых мыслей и на мгновение испытал негодование из-за того, что не могу их прочесть. Мне показалось, что чужак и мутант спорят именно о тех знаниях, в наличии которых я обвинил Иити.

— Именно так, — подтвердил для меня Иити. — Нет, я не могу прочесть. Но эти надписи очень напоминают мне другую форму письма, и я скорее могу их понять, чем вы. — И в ответе его была такая окончательность, что я понял: бесполезно расспрашивать его, откуда ему может быть знакома система письма, напоминающая письменность предтеч, живших тысячелетия назад. И снова в моем сознании возник прежний вопрос: кто такой Иити? Или что он такое?

Хотя он не делал никаких замечаний, создавалось впечатление, что догадки он будет строить вопреки своим желаниям. У него как будто есть личная причина быть недовольным ситуацией, в которую его привела судьба.

Кажется, сейчас мне предстоит служить его руками. В контрольной рубке под руководством Иити я готовился к прохождению курса корабля, проложенного Ризком, в обратном порядке: как только мы окажемся вблизи Лайлстейна, сразу отправимся назад, к Путеводной.

Ризк не показывался. Очевидно, напиток контрабандистов оказался очень крепким. Я не знал, что произойдет, когда мы выйдем из гиперпространства, а его не будет у руля. Может, будем беспомощно болтаться в системе Лайлстейна, пока какой-нибудь патрульный корабль не притянет нас своим лучом и не потащит за собой.

Едва мы вышли из гиперпространства, я ввел данные, указанные Иити, и мы легли на обратный курс от Лайлстейна. Теперь у нас снова много времени, чтобы подумать о многочисленных опасностях, которые могут поджидать нас у Путеводной. Наше успешное бегство должно привести в действие все защитные системы станции. Теперь, когда координаты крепости известны, джеки будут, с одной стороны, ожидать корабли Патруля, а с другой — неприятностей, может быть, со стороны Гильдии, которая попытается захватить добычу из считавшегося неприступным убежища.

Единственный наш ответ — не задерживаться в мертвой системе настолько, чтобы нас обнаружили. Наш невооруженный корабль не сможет сопротивляться джекам. Поэтому нам придется действовать точно так же, как вблизи Лайлстейна. Курс должен быть готов, его нужно набрать, как только мы окажемся в нормальном пространстве, и сразу снова уйти в гипер.

Успех этого маневра зависит исключительно от того, насколько удачно Зилврич и Иити наметят новый курс. И поскольку я ничем не мог им помочь, моей заботой оставались корабль и Ризк.

Наиболее практичным ответом на проблему Ризка стал силовой замок на двери его каюты. Он протрезвел, когда мы были в гиперпространстве, и попытался открыть дверь. Тогда я через интерком сообщил ему, что корабль в наших руках. Больше я ничего объяснять не стал и выключил интерком, так что все его требования оставались неуслышанными. Через обычную систему снабжения мы доставляли ему еду и питье. А в остальном я предоставил ему размышлять — в трезвом состоянии, как я надеялся, — над наделанными в системе Путеводной глупостями.

А все остальное время я проводил в ремонтной мастерской. Усовершенствовал самострелы Ризка, снабдив стрелы наконечниками из зорана. Я не собирался невооруженным исследовать неведомые планеты, как приходилось делать в прошлом.

Если по какому-то чуду мы доберемся до планеты, обозначенной на чаше предвечным камнем, кто знает, что ожидает нас на ней. Возможно, на этой планете мы сможем передвигаться только в скафандрах; планета может быть населена существами, бесконечно превосходящими нас во всех отношениях, и эти существа могут быть настроены враждебно, как боссы Путеводной. Хотя цивилизация, которую представляет чаша, должна была исчезнуть много эпох назад, из ее останков могли возникнуть и другие, и мы можем столкнуться с таким противодействием, какое даже вообразить невозможно. Дойдя до этого места в своих размышлениях, я стал еще тщательнее заниматься самострелами, хотя это не рассеивало мрачного ожидания.

Первое испытание — выход из гиперпространства в мертвой системе. Этот момент приближался, и я все больше нервничал. Иити и Зилврича я практически не видел — только приносил им еду и питье. Мне даже хотелось выпустить Ризка из каюты, чтобы было с кем разделить опасность.

Но когда в тишине корабля прозвучал сигнал тревоги, Иити находился у приборов в контрольной рубке. Он свернулся у меня на коленях, когда я занял кресло пилота, — хотя сознание его было закрыто, словно оно полно драгоценных знаний и он боится слишком поспешно расплескать их.

Мы вышли из гиперпространства, и я нажал соответствующие клавиши, чтобы выяснить наше положение. Нам продолжало везти: вынырнули мы очень близко от того места, где вошли в гипер в прошлый раз, на внешней окраине мертвой системы.

Но у нас было очень мало времени, чтобы поздравлять себя с этим небольшим успехом. В рубке громко прозвучал сигнал тревоги. Нас поймал луч радара, и теперь в любое мгновение можно ожидать луча притяжения. Руки я держал над панелью управления. Готов был в любое мгновение набрать указанный Ииити курс. Но сможет ли он дать его мне, смогу ли я набрать его достаточно быстро, чтобы разорвать контакт, способный отдать нас во власть врага?