Девушка продолжала со всей силой направлять чувство облегчения и добра. В ответ пришло лишь пламя дикой ярости, разгоревшееся еще сильнее. Элосса уже не могла более удерживать свою иллюзию, та угасала, как лампа, задутая ветром, но эмоции, содержащиеся в ней, все еще выходили.

«Друг... помощь... мир... освобождение от ран и боли...» Все существо Элоссы было поглощено посылом этих слов.

В тускло освещенном пространстве над ней возникла голова, возникла сразу, а не по частям, как иллюзорный череп. Лицо было искажено гримасой, похожей на предсмертную. Это не было видением. Это был раски, который подобрался к ней и теперь стоял и смотрел на нее. Рот его двигался, глаза были тусклыми, тупыми.

«Мир... Мир...» К ней протянулась рука с согнутыми, как когти, пальцами.

«Мир... Мир между нами...»

Рука опустилась. Ногти слабо царапнули тунику Элоссы. В лице раски было мало человеческого. Элосса попыталась воспользоваться зондированием. Тот, кто держал этого человека, был наготове, и борьба на его уровне была бесполезной. Надо скорее придумать свой, пусть малоэффективный, способ контратаки.

— Мир... Мир между нами, человек раски. От меня нет вреда, я вылечила твои раны, возможно, спасла тебе жизнь. Теперь между тобой и мной мир... мир...

Его рука ослабла и безвольно упала на ее грудь. Вторая форма контакта! Такое может дать больше, чем одна лишь мысль. Его голова наклонилась. Страшная ухмылка, кривившая рот, стала сходить. В тусклом взгляде проглянул разум.

Элосса собрала все силы на последнюю атаку на того, кто сидел в сознании раски.

«Мир...» Слово было только мыслью, но имело силу крика.

Его голова дернулась, как бы от удара по лицу, глаза закрылись, лицо полностью расслабилось; раски упал на девушку, больно прижав ее тело к камню.

Элосса прозондировала. Ярость ушла из раски или, по крайней мере, спряталась так глубоко, что Элосса не могла добраться до нее, не вызвав снова на поверхность безумие. Раски лежал без сознания — открытый, так что она могла разыграть свою последнюю карту.

Она послала команду в открытое сознание. Тело раски стало подниматься, но с трудом, как будто он и в беспамятстве противился команде. Она дала единственный приказ, вложив в него оставшуюся силу.

Покачиваясь, он исчез из ее поля зрения, но по слабым звукам она поняла, что он стоит на коленях возле плиты, к которой она прикована. Раздался металлический щелчок, поворот неохотно отпирающегося механизма. Оковы, державшие Элоссу, спали, и она села.

Раски съежился у стола (может, это был жертвенник? — Элосса подозревала, что последнее было более вероятно). Он не шевелился и не препятствовал ей, когда она сошла с другой стороны камня. Тело ее одеревенело и болело, но она была невредима и свободна! Но надолго ли? Если она опять пустится в путь и оставит раски позади, можно ли надеяться, что дух не овладеет им и не потребует вернуть ее обратно? Такое вполне вероятно, подумала Элосса. Следовательно, уйти без него нельзя, но и брать его с собой... Это было против обычаев и Закона клана, но выбора у нее не было — разве что убить беззащитного человека. Это и в самом деле взвалило бы на нее такой груз, что она неминуемо и непоправимо стала бы изгнанницей, осужденной на вечные странствия.

Обойдя жертвенник, она взяла руками голову раски и повернула лицом к тусклому свету. Глаза его были открыты, но смотрели безо всякого выражения. Черты лица сморщились, как будто часть жизненных сил была из него вытянута.

Элосса собрала остаток воли. Это был действительно остаток, потому что мучительная борьба с безумным существом истощила ее. Держа его голову и глядя в невидящие глаза, она вложила все, что осталось от ее тренированной воли, во вторую команду.

Он зашевелился. Она отступила. Он впился в край алтаря руками и с трудом встал. Затем опустил руки, бессмысленно глядя на Элоссу. Через некоторое время он повернулся и заковылял в темный угол за лампой. Девушка последовала за ним.

Глубокая темнота, казалось, не мешала ему. Элосса схватила болтающийся лоскут его куртки и таким образом не теряла контакт. Она решила, что они пересекают проход в подземелье, потому что ее ноздри наполнил запах сырости. Потом соединяющий их лоскут дернулся вверх, в сторону, и ее ноги тут же споткнулись о ступеньку. Раски поднимался, она за ним. Темнота давила почти ощутимо. Что, если захват сознания раски ослабеет, пока они идут по этому пути, и безумие снова овладеет им? Нет, об этом даже думать нельзя, потому что такие мысли могут высвободить как раз то, чего она опасалась.

Она поднялись на следующий уровень подземелья. Впереди Элосса увидела сероватый проблеск и обрадовалась: наверное, это дверь во внешний мир!

Раски шел все медленнее. Она читала в нем нежелание, однако не решалась пока на мысленный контакт. Даже самое осторожное зондирование может разрушить ее власть над ним.

Неожиданно они вышли из вонючего сырого мрака в серый утренний свет. Вокруг них горбились темные угрожающие курганы, ожидающие, подобно ругу и саргону, возможности броситься на тех, кто вторгся на их ревниво охраняемую территорию. Они были так высоки, что Элосса не могла сообразить, в каком направлении лежит притягивающий ее купол. На минуту она растерялась. Раски, покачиваясь, шел вперед, освободившись от ее силы, которая держала его в темных переходах. Он не повернул головы и ничем не дал понять, что знает об Элоссе. Не имея лучшего гида, Элосса шла позади.

Могильных холмов больше не было. Вместо них был участок, где только полосы на земле указывали, что когда-то здесь был город. Затем и эти признаки исчезли. Они вышли в открытое пространство.

Перед ними поднимался купол. Поверхность его казалась тусклой в приглушенном свете пасмурного дня. Раски резко остановился и быстро закрыл руками глаза. Видимо, он не хотел видеть купол, который заключал в себе непонятную раски угрозу.

Элосса взяла его за локоть. Он не опустил руку, не взглянул на нее, но когда она потянула его вперед, он слабо сопротивлялся. Он так и не открывал глаз, и Элосса вела его. Они дошли до подножия купола, и девушка выпустила локоть своего спутника. Пора... Ей не сказали, что она найдет здесь, но один помощник в поисках у нее все-таки был. Ей назвали одноединственное слово и сказали, что, когда наступит время, она должна вспомнить это слово.

И время настало.

Подняв голову, девушка уставилась на купол и громко выкрикнула это слово. В Нем не было смысла — по крайней мере Элосса его не знала. Звук прокатился в воздухе, и пришел ответ. Сначала резкий скрежет, словно металл преодолевал наложенные временем оковы. В поверхности купола, прямо над

Элоссой, появилось отверстие. Оно расширялось до тех пор, пока не стало достаточным для прохода человека. Опять донесся жалобный скрежет металла, и из двери выдвинулась изогнутая полоса, как язык, готовый слизнуть их.

Элосса осторожно отступила, потянув за собой раски. Металлический язык, вышедший с таким трудом, спустился вниз и коснулся земли рядом с Элоссой. Она увидела на нем ступеньки. Ее приглашали войти.

Она вновь задумалась: как быть с раски? Взять с собой? То, что было в куполе, наверное, являлось великой тайной юртов. Но оставить его здесь, где он опять может стать жертвой безумия, было все равно что приставить себе нож к горлу.

Она положила руки на раски и встретила сильное сопротивление. Он чуть слышно произнес:

— Нет!

Она толкнула его к подножию лестницы, не зная, сможет ли заставить его подняться, если он будет сопротивляться. Он закричал:

— Небесный дьявол! Нет!

Тем не менее он все еще находился под ее мысленным контролем, так что не мог убежать и волей-неволей начал подниматься по ступенькам. Все линии его напряженного тела показывали, что он борется за освобождение, но он медленно поднимался. Элосса ничего не видела в глубине отверстия, но мысль-поиск сказала ей, что их ждут.

Теперь она заметила еще кое-что: вокруг них собиралась и росла та безумная ненависть, с которой она уже дважды встречалась. Теперь это был третий приступ. Раски вдруг откинул голову, поднял лицо к небу и зарычал. В этом вопле не было ничего человеческого.

Она испугалась, что он разрушит мысленные оковы, повернется и кинется на нее с бессмысленной злобой саргона. Но, хотя он зарычал еще раз и его страх и ярость окутали ее, ее воля довлела над ним, и он продолжал подниматься.

Они подошли к двери. Раски схватился руками за обе стороны входа, удерживая себя как бы в последнем приступе безмерного страха и отчаяния.

— Нет! — закричал он.

Боясь, чтобы он не повернулся и не столкнул ее с лестницы, Элосса ударила его по спине обеими руками. Может быть, быстрота этой физической атаки принесла успех: раски споткнулся, голова его упала на грудь, он покачнулся еще раз и упал. Элосса протиснулась мимо его неподвижного тела, повернулась, схватила его за пояс и из последних сил потащила в холл.

Затем... Она инстинктивно выпрямилась, готовая защищаться. Откуда-то послышался голос — не в сознании, а громкий, она поняла слова, хотя они по акценту несколько отличались от речи юртов:

— Добро пожаловать, кровь юртов. Возьми бремя своего греха и стыда, научись носить его. Иди вперед, к месту познания.

— Кто ты? — спросила она тонким дрожащим голосом. Ответа не было. Что-то сказало ей, что его и не должно быть.

Раски покатился по полу, пристально глядя на Элоссу. Глаза его не были больше затуманены, в них светился разум. Он сел и огляделся вокруг, как пойманное животное ищет выход из клетки. Со стороны двери снова послышался скрежет металла. Раски повернулся, но не успел вскочить, как дверь закрылась. Они были заперты.

— Где мы? — спросил он на общем языке, принятом между раски и юртами.

— Не знаю, — искренне созналась она. — Снаружи город... развалины... ты это знаешь... — Она осторожно следила за раски. Иногда какая-то внутренняя защита может вычеркнуть из памяти все следы недавнего прошлого, если эти воспоминания угрожают благополучию мозга. Растерянность раски вроде бы показывала, что именно это и случилось с ним.

Он не сразу ответил, а внимательно посмотрел вокруг на гладкие стены, образующие узкий зал, а потом его хмурый взгляд обратился к Элоссе.

— Город? — повторил он. — Не уверяй меня, что мы в Королевском Калдате.

— Другой город, старше, гораздо старше. — Она не думала, что столица верховного правителя, которую он назвал, могла погибнуть в этом месте, когда оно служило домом для людей.

Он поднес руку к голове.

— Я — Стэнс из Дома Филбура, — сказал он скорее себе, чем ей. — Я охотился и... — Он поднял голову. — Я видел, как ты прошла мимо. Меня предупреждали, что если какой-нибудь юрт идет в горы, я должен идти за ним...

— Зачем? — спросила она, удивленная и потрясенная, поскольку это было нарушением всех традиций и звучало зловеще.

— Открыть, откуда идет ваша дьявольская сила, — без колебаний ответил он. — И там... ну да, там был саргон... — Он ощупал бок, где все еще оставался наложенный ею пластырь. — Значит, это был не сон!

— Да, там был саргон, — сказала Элосса.

— И ты залечила, — он продолжал ощупывать бок. — Почему? Наши народы никогда не дружили!

— Мы не такие уж недруги, чтобы смотреть, как человек умирает, и не помочь ему. — Она не стала объяснять, что сама в какой-то мере виновата в его ранении.

— Нет, вы убийцы! — Его слова были как плевок в лицо.