АРТОС, СЫН МАРИЯ
Наступила пора уборки урожая, и войска были разбросаны по полям, где высоко вздымались уже созревшие колосья ячменя, и сияли они такими же золотистыми бликами, как знойное солнце. Хороший будет урожай, надеялись все: перед этим случился неудачный год, холодный, и немного было собрано в прошлое, слишком дождливое лето. Люди умирали с пустыми желудками в последние морозные дни зимы, хотя с радостью набили бы рот зернышками и сжевали бы их сырыми, однако их нужно было бросить в распаханную почву.
Но не только в Британии свирепствовал голод — повсюду. Появились известия о набегах людей в крылатых шлемах, и на побережье пришлось выставить дозорных, хотя каждый человек был на счету и требовался для работы на полях.
Тыльная сторона ладони Артоса покрылась грязью, когда он провел ею поперек лба, и он, выпрямляясь, пытался не морщиться от боли в спине. Работать на полях труднее, чем проходить подготовку в военном лагере; хотя он еще не очень много тренировался, этого вполне достаточно, чтобы понять, что ему еще многому нужно обучиться. Он бросил быстрый взгляд туда, где его боевые товарищи растянулись в линию на поле. Не имеет значения, что его отца зовут Марием и он командует отрядом под началом самого Дракона. Человек славен своими делами, а не тем, кто его отец или дед.
Артоса назвали так в честь верховного короля, цезаря Британии, но он все равно отправился на поля, как и все остальные. Тело ныло не меньше, чем от болезненных ударов деревянного меча, когда он неуклюже или неудачно пытался отбивать атаки Друса. Теперь Друс стар, но он еще может припомнить уход с побережья легионов, забравших вместе с собой мощь Рима и оставивших Британию беззащитной перед набегами морских хищников.
Пять дней назад верховный король ускакал на север, чтобы проверить посты, выставленные против шотландцев и раскрашенных северян. А с ним и большая часть воинов. Здесь же, в Венте, правит Модред.
Артос нахмурил брови и пнул комок земли, рассыпавшийся под подошвой сапога. Именно верховный король (хотя отец всегда называет его цезарем) удерживает Британию единой. Сперва он был простым военачальником, но он был верен Аврелиану, которого настоящий цезарь с материка сделал графом Британии. Они называли короля Артоса «Пендрагоном» и «Dux Bellorum» — Командующим Битвами. Артос про себя повторил эти слова, хотя и не произнес их вслух — в них какое-то особое звучание. Люди больше не говорят на настоящем латинском языке империи, а постоянно добавляют в свою речь британские словечки. Марий, как и верховный король, верит, что им нельзя забывать прошлое, и единственный способ для этого — говорить на языке людей, которые жили в городах и помнили прежние утерянные дни мира.
Потому что теперь почти вся жизнь проходит в сражениях. Люди не выпускают мечей из рук и постоянно готовы услышать звуки рожков, зовущих на битву. Выбирать не приходится: или жить постоянно с оружием в руках, или же умереть под топором саксов… или еще хуже — стать их рабом. Большая часть городов, построенных римлянами, разрушена. Саксы ненавидят города и, если это в их силах, превращают их в руины.
Но Вента, где некогда жил римский управляющий, все еще стоит, а рядом, на холмах, еще, с древних времен располагаются крепости, которые строили люди короля, крепости, в которых когда-то, задолго до прихода римских легионов, скрывались от нападений окрестные люди.
Модред не верит, что следует держаться прежнего образа жизни. Он насмешливо улыбается за спинами — да, и даже в лицо Марию и другим людям цезаря, с коротко подстриженными волосами, бритыми щеками и подбородками, носящими древние римские щиты и доспехи. Теперь его люди не таясь говорят, что лучше забыть про Рим, заключить мир с крылатыми шлемами и, может, даже отдать им часть побережья и скрепить клятву о нерушимости договора братской кровью, а не сражаться вечно.
Модред говорит только на британском языке, делая вид, что не понимает латыни. Он чествует мелких королей и вождей кланов с севера. Он нравится Марию и другим, однако Марий настороженно следит за ним. Но многие молодые люди относятся к Модреду по-другому и прислушиваются к его словам.
Артос снова нагнулся, возобновив работу. С каждым часом он все больше и больше ненавидит это поле, на котором ему приказали работать. Разве не мог он поскакать на север вместе с охраной цезаря, со своим отцом? Он взмахнул ножом, словно это меч, небрежно срезав стебель. Борозды тянутся бесконечно, а солнце печет, и день долог.
Один из домашних рабов принес кожаную бутыль с уксусом и водой, и Артос выпил свою долю. И как раз в этот момент он увидел всадников, скакавших по дороге к морю. Их разноцветные плащи, наброшенные на плечи, ярко блестели; в такую жару их можно надевать только для вида. Конечно, это принц Модред, их вождь.
Артос, прищурясь, следил за приближением всадников. И вздрогнул, разглядев, что надето на руку принца ниже края коротко обрезанного рукава летней туники. Он мог бы поклясться, что это драконья нарукавная повязка верховного короля! Но ведь только цезарь, Артос Пендрагон, имеет право на это, и король лично надел ее на свою руку, когда уезжал из Венты.
А Модред не имеет даже прав наследника верховного короля, хотя люди шепчутся, что, возможно, он действительно сын самого короля. Впрочем, он совсем не похож на цезаря.
Потому что Артос Пендрагон выделяется среди людей, как столетний дуб в молодом лесу. И его волосы, хотя он сейчас старик, все еще блестят золотом, что свидетельствует об его происхождении с Западного Острова. У него короткие волосы, и он бреется, подобно римлянам, что делает его моложе.
А Модред ниже ростом, темноволос, и курчавые пряди волнами ниспадают на плечи. Кроме того, он носит усы, вьющиеся с обеих сторон узкого рта, так что выглядит он как любой из мелких племенных вождей. Подобно им он одевается в красочные одежды: плащи, вышитые узорами в форме клеток зеленого, красного и желтого цветов, что-то вроде туники и брюк, широкие пояса из мягкой кожи, расшитые золотом, кинжал с драгоценными камнями и длинный меч.
Артос следил за продвижением отряда, пока всадники не скрылись в пыльном облаке. Ему очень хотелось вскочить на коня и поскакать к ним. Никто не отрицает, что Модред — хороший воин, а теперь сам цезарь выбрал его защитником Венты. Модред командует всеми военными силами, за исключением королевских стражников, часть которых остались здесь, и школы, где обучаются их сыновья, — ученики подчиняются Каю.
При мысли о Кае Артос снова принялся за работу, сгорбив плечи, словно уже ощутив жалящий удар ивового прута. Кай воин, один из тех, к кому Марий относится одобрительно. От Кая никогда не добьешься большего, чем полуудовлетворенного ворчания. Но услышать этот знак одобрения старого воина, исполосованного полученными в сражениях шрамами, для любого ученика, наверное, все равно что испытать восторг императора во время триумфального шествия. Артос ухмыльнулся. Однако он никак не мог забыть нарукавную повязку, сверкавшую на загорелой руке Модреда, и это бросало семя беспокойства в его разум.
В этот вечер была его очередь обслуживать стол военачальников — принести рога для питья, разложить ложки и столовые ножи. Стул Модреда оставался пустым как и два других, где должны сидеть его ближайшие офицеры. За столом сидели только Кай, Арчаис (который родился за морем и сведущ в лечении ран) и Паулюс, жрец.
Артос прислушался к их разговору, однако почти ничего нового не услышал. Паулюс стар и мало думает, но он священник церкви, и он не любит Арчаиса, что выказывает совершенно ясно, потому что врачеватель не верит тому, чему учит Паулюс. Однако жрец не может заявить об этом открыто, ибо верховный король задолго до этого дал ясно понять, что выбор человеком бога, которому он станет поклоняться, — личное дело каждого. И это привело жрецов в ярость, и они много ворчали по этому поводу, однако ничего не могли поделать. Впрочем, позднее они все же решили признать, что мир необходим, да и среди жрецов были сторонники Модреда, соглашавшиеся с ним. Даже слишком много, признавался Марий.
Когда слабое пиво прошлого года было выпито, а тарелки убраны со стола, Арчаис сказал:
— Наш господин Модред ускакал в такую даль, что не сможет возвратиться к ужину?
Кай пожал плечами.
— Это его дело, — коротко ответил он. Но тон его голоса заставил Артоса прислушаться более внимательно.
— Крылатые Шлемы замечены на побережье. Рыбак из Дипдина сообщил, что видел по меньшей мере десять кораблей. Такой флот может собрать только какой-нибудь известный завоеватель. Кое-кто думает о Торкиле…
— Нет, нет, — Паулюс отрицательно покачал головой. — Торкиль не осмелится. Разве не наказал его жестоко король-повелитель в прошлом году, когда обратил в поспешное бегство?
— Эти крылатые шлемы, — проворчал Кай хмуро, — словно муравьи, отец. Можно давить их тут и там, но они лезут и лезут, эти муравьи, и нет им конца! Покой возможен лишь тогда, когда они все станут мертвы, но для этого придется серьезно потрудиться. Они хорошие воины, со своими берсеркерами и стенами из щитов. Наш король-повелитель знает, как справиться с ними. Вначале люди порой смеялись прямо ему в лицо, однако несмотря ни на что он отправился на борьбу с благоволения Аврелиана, привел лошадей, огромных лошадей — потому что в основном тогда у нас были одни только невысокие пони и ничего настоящего для рослого воина. И он знал, как изготовить доспехи для них и их всадников. Он не собирал огромной армии: ее трудно было бы прокормить и она легко могла бы угодить в засаду — даже легионеры признали, что этот новый способ ведения войны — лучше прежних и так же хорош, как и применяемые в их времена.
Так что он отправился в свою кампанию на лошадях, и он вовремя появлялся и здесь, и там, всюду успевая. И мы столько времени проводили в те дни в седлах, что кожа у нас на задницах огрубела, как мозоли на руках. И стоило где-нибудь высадиться саксам, там оказывались и мы — еще до того, как они догадывались об этом. Да, лошади и стража очистили этот край и поддерживали в нем спокойствие.
Я помню тот день, когда ему передали знамя Дракона. Это была новая, подозрительно странная вещь. Только дай ветру поймать его полотнище — и оно вырывается из рук, словно огромный красный червь, который тянется к тебе когтями. И когда знамя зардело над головой, дракон полюбил нас. Да, у нас был Дракон — пока его не порезали на кусочки. Его вид, похоже, вызывал у язычников бешенство, и они всякий раз направляли к нему свои копья. Однако мы просто передавали его цепочкой между собой. Когда взывает рог войны, Дракон отвечает ему!
Артос знал это знамя. Похожее, но меньших размеров развевается над дозорной башней, когда здесь находится верховный король, и вместе с ним отправляется в поход. Впрочем, большой Дракон хранится в безопасном месте до начала большой битвы. Цезаря называют «Пендрагоном» — почти как «Дракон». И кое-кто из простолюдинов действительно верит, что у него есть всамделишный дракон, который помогает ему в сражениях.
— Но несмотря на все ваши доблестные усилия, крылатые шлемы по-прежнему приходят, — заметил Арчаис.
— Приходят и умирают, — Кай отодвинулся от стола. — Они всегда приходят — таков их образ жизни.
— Но есть ли в этом необходимость? — после баса Кая голос Паулюса прозвучал слабым шепотом. — Можно же найти возможность поддерживать мир, чтобы все люди жили в дружбе и согласии.
Кай рассмеялся.
— Кричать о мире крылатому шлему, когда он ломится в твою дверь, отец, с поднятым топором, чтобы зарубить тебя? У таких людей существует только одно понятие о мире. — Он повернул голову к притихшему Артосу, о котором, казалось, все забыли. — Эй, юноша, отправляйся-ка ты в кроватку. Прежде чем пропоют петухи, ты снова понадобишься на поле. При удаче мы сможем собрать оставшуюся часть ячменя еще до наступления ночи.
— С божьей милостью, — поправил его Паулюс. Однако Кай не обратил внимания на жреца, широко разведя мускулистые руки.
Но Артосу так никогда и не довелось снова поработать на ячменном поле. И все потому, что он решил напиться воды.
Молодой воин настолько устал, что тут же крепко уснул, однако вскоре очнулся, стряхнув следы сна, которого не мог потом припомнить, — осталось лишь ощущение страха. Он привстал на соломенном тюфяке, служившем ему постелью, ощущая сильную жажду. Вокруг раздавалось тяжелое и ровное дыхание спящих. Коридор освещал тонкий луч лунного света.
Еще раз прошел он по лабиринту комнат, коридоров и дворов, где некогда жил римский наместник. Но теперь этот дворец в ужасном состоянии, потому что полностью его никто не использует.
Ближайший источник воды находился в главном зале, и Артос задумался, идти ли ему туда. Он провел пересохшим языком по треснувшим губам и решил, что придется. Спал он прямо в брюках и обуви — настолько устал, и теперь ему не хотелось возвращаться обратно за туникой с риском наткнуться на чей-либо тюфяк.
Лунный свет проникал в коридор через окно. Но был и еще один источник света — тусклое сияние из какой-то другой комнаты. Это вызвало любопытство Артоса. Кто бы это мог быть? Стража дежурит гораздо дальше. Именно из-за любопытства он и отправился туда, едва передвигая ногами, — к полураспахнутой в коридор двери.
Юноша тихо прошел мимо закрытой комнаты Кая. Дальше располагались две пустые комнаты, которые обычно занимали люди короля, сейчас ускакавшие вместе с ним на север. Так что остается только оружейная комната. Но почему?..
Артос, прижимаясь к стене, осторожно двинулся вперед. Он слышал едва уловимое бормотание спящих, шорох, когда они шевелятся. Добравшись до того места, где дверь поворачивается на петлях, юноша, никем не замеченный, заглянул в щель.
Модред… нельзя не узнать этого молодого человека сидящего за столом, где оружейник хранит свои списки снаряжения. Но дальше стояли еще трое, одетые в чешуйчатые доспехи стражи, — тоже молодые. Артос знает двух из них по имени — это члены кланов, призванные на военную службу два года назад. Третий — Аргвейн, который гордится своим кровным родством с Модредом, благодаря каким-то непонятным внутриклановым отношениям.
Артос не верил своим глазам. Они открыли сундук Дракона. Его замок сломан: ведь ключ хранится у Кая. И теперь вытаскивают аккуратно свернутого Красного Дракона, обращаясь с ним скорее нетерпеливо, чем почтительно; затем знамя сунули в суму Аргвейна, которую тот держал наготове. Свет факела блеснул на руке Модреда, когда тот чуть пошевелился. Артос понял, что его догадка верна: это королевское кольцо, копия того, что носит цезарь.
Дракон, нарукавная повязка, Модред… Как все это сложить одно к другому, юноша не знал. Но здесь совершалось зло, вроде черного дыма, клубами валившего от костра.
— …на запад. Покажи ему это и отправь туда, где четыре факела будут качаться справа налево перед полным восходом луны, — приказал Модред.
— А ты, — принц обернулся к Аргвейну, — дай сигнал Мегвину, в Калдор. Таким образом мы расколем эту землю на части, прежде чем они успеют покинуть свои поля и поднять мечи против нас. А вот с этим, — он кивнул в сторону находившегося в суме знамени Дракона, — и теми вестями, которые мы распространим, у них останется лишь несколько мечей. Люди не будут уверены, где истина, а где ложь, пока не станет слишком поздно!
— Нельзя не отметить, что ваш план просто превосходен, король-повелитель, — кивнул Аргвейн.
— План этот долго вынашивался, но теперь начинает претворяться в жизнь. Пошли.
Артос едва успел отпрянуть от двери и нырнуть в одну из пустых комнат. Он стоял там, в темноте, сердце гулко стучало в груди, он тер вспотевшие ладони о брюки, пытаясь осознать услышанное.
Модред надел нарукавную повязку и похитил знамя, а Аргвейн назвал его королем. Он говорил, что факелы послужат сигналами для высадки. И эти речи о заключении мира с крылатыми шлемами… о том, что их корабли видели на побережье… Все это выстраивается в уродливый узор, в который Артос не может поверить, настолько он был ужасен. Он должен скорее рассказать обо всем Каю!
Эти люди, конечно, уже вышли из оружейной. Юноша промчался по коридору к закрытой двери в комнату командира и чуть приоткрыл ее, так, чтобы можно было проскользнуть в образовавшуюся щель. Через окно проникали лунные лучи, освещая низкое ложе; слышался храп спящего. Артос положил руку на его обнаженное плечо.
Кай обладал привычкой воина мгновенно просыпаться, и спал настороженно, и когда он приподнялся на локтях, Артос наклонился к постели и шепотом рассказал о том, что видел и слышал. С ложа донеслось приглушенное восклицание, воин выпрямился, с глухим стуком ударив ступнями о пол.
— Что бы все это ни значило, — начал он, — не нужно делать поспешных выводов. Но бесспорно, верховный король должен узнать об этом. — Он потер кулаки друг о дружку, и при свете луны Артос увидел, что командир мрачно насупил брови.
— Послушай-ка, — обратился Кай к юноше. — Это нужно сделать в тайне: отправить известного всем посыльного — все равно, что сообщить этим людям, что об их планах проведали, и тогда за ним отправят погоню и убьют.
— Я неплохо скачу на коне, этому меня научил Марий, — отважился заметить Артос.
— Да, а верховный король разбил лагерь на холмах возле Фентерс Холд. Римская дорога тянется на север к стене, и ее пересекает торговая тропа, ведущая к морю. С этой дороги трудно сбиться.
— Я уже скакал однажды по небольшой ее части, — с гордостью сообщил Артос. — Я ездил к стене два лета назад, когда мой отец отправился на встречу с торговым народом для заключения перемирия.
— Значит, ты уже скакал по ней. Что можно счесть еще одним подарком судьбы, — Кай вытянул большой палец и повернул кольцо, чтобы снять его. Огромное кольцо, широкое и тяжелое, со вставленным в него камнем странной формы, похожим на голову человека е рогами. Паулюс говорил, что это зло, но Кай ответил, что кольцо принадлежало еще его отцу, а его отец, как и кольцо, пришел сюда из заморских стран, в давние-предавние времена, еще до того, как на землю Британии ступила нога римского легионера.
Кай с трудом снял кольцо.
— Это известная вещь, мальчик. Не бери коня из нашей конюшни, это будет замечено, и тебе станут задавать вопросы. Лучше проберись через весь город к посту на холмах, где несут вахту дозорные. Они держат коней для посыльных. Покажи им это кольцо и выезжай на дорогу, что ведет на север. Меняй лошадей в каждой крепости, когда заметишь признаки усталости скакуна: время не союзник нам в этом деле. А теперь… отправляйся!
Артос скользил от одной тени к другой, пробираясь по улицам Венты. На нем теперь туника и плащ, и меч отягощал его пояс. Марий выменял этот меч на одной из встреч с торговым народом. Это меч римского легионера. Марий говорил, это добыча с какой-то давней битвы, возможно даже возле стены. Однако клинок хорош, и отец Артоса долгое время безуспешно пытался выторговать его для сына. Меч этот короче клинков стражи, но по длине как раз подходит для Артоса. Еще у него сумка с припасами. А на шее — для безопасности — ремешок с кольцом Кая.
Если бы у него не было этого кольца, то его непременно бы допросили, когда он достиг дозора на холмах. Ради скорости ему дали коня с легким седлом — намного меньше тех, которыми пользуется стража, и конь был тщательно выбран, юноша понимал это, чтобы миля за милей преодолевать путь с неизменной скоростью. Он направил коня по дороге, радуясь ровному покрытию, выложенному еще легионерами.
Дорога тянулась на север, и хотя со времени ее последнего ремонта прошло больше лет, чем самому Артосу, она все еще находится в хорошем состоянии. Встало солнце, прошла середина утра. В крепостях по пути он менял лошадей одну на другую, люди здесь все из одного племени, о чем ясно свидетельствуют их туники. Они обрушивали на Артоса град вопросов, когда он прислонялся к деревянной стене крепости, торопливо набивая рот хлебом и прихлебывая ровно столько ячменного пива, сколько требовалось, чтобы проглотить еду. Но он лишь качал головой и отвечал, что выполняет поручение верховного короля, и то послание, которое он несет, выше его разумения.
Зато сразу после полудня, когда солнце все еще палило горячими лучами и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержаться в седле, он поменял коней на посту весьма необычных дозорных, расположившихся в разрушившейся башне римлян. На них не было ни доспехов, ни даже сверкающих одеяний племен; лишь загорелая кожа на маленьких, смуглых телах, испещренная синими татуировками. У них были луки и стрелы, и друг с другом они переговаривались мягкой звонкой речью. Однако их вождь — который, несмотря на жару, носил плащ из волчьей кожи, на голове — волчью голову с разинутой пастью, а на шее — ожерелье из нескольких дюжин белых клыков — говорил на латыни, хотя и с необычным акцентом.
Хотя юноша никогда прежде не видел так близко таких людей, он знал, что это пикты, живущие за стеной, и служат они не Британии, а одному лишь человеку, — верховному королю; Артос Пендрагон каким-то образом заслужил их любовь, и они пришли на его зов.
Эти язычники, пикты, и небольшой отряд людей, которые, подобно Марию, до сих пор с нескрываемой гордостью называют себя «римлянами», вот они-то и составляют армию Верховного Короля. Будь они предоставлены самим себе, меч поднялся бы против меча, нож против стрелы. Однако под началом Артоса Пендрагона они составляют единое целое. Величайшим даром короля было умение создавать победоносную армию из таких вот разношерстных сил.
Вскоре после того, как он покинул эту дозорную башню, Артос свернул на дорогу, ведущую на запад. Здесь ему пришлось замедлить ход коня: новая дорога уже не мощеная, всего лишь тропа для путников, она часто поворачивает и изгибается, и поверхность ее неровная и трудная для ходьбы. Нигде не видно полей с зерном, а стычки здесь происходят гораздо чаще.
Когда наконец юноша увидел ярко-красные огоньки лагеря, на небе уже появилась луна. Он соскочил с коня, все тело его одеревенело, так что он мог идти, только прислонившись для поддержки к плечу спотыкающегося коня. Горло его пересохло, переполнившись пылью, когда он со стоном прохрипел ответ часовому. И он не помнил, как именно добрался до комнаты верховного короля.
— Да это юный Артос! Но что ты делаешь здесь? Позовите Мария.
— Король-повелитель, — в этот раз Артос выдавил из себя звук получше, чем стон, потом с удивлением обнаружил в руке рог, после чего отпил немного горького нива и лишь затем продолжил: — Король-повелитель, — юноша принялся рыться в одежде в поисках кольца Кая, — легат Кай послал меня.
— Чтобы привезти нам какое-то неприятное известие. Что же случилось? Крылатые шлемы… Но тогда бы факелы тревоги вспыхнули по всей стране, чтобы предупредить нас. Так в чем же дело?
И когда эти большие, сильные руки мягко легли на его плечи, подтащили к себе поближе, поддерживая его, Артос слово за слово поведал о том, что видел и слышал. Вокруг него раздались удивленные голоса, но в них для него было мало смысла. А потом он оказался лежащим на соломенном тюфяке в лагере, и рядом появилось гладко выбритое смуглое лицо отца, увенчанное шлемом с перьями. Юноша понял, что сделал то, ради чего прибыл сюда.
Вот так и началось темное время, и впоследствии Артос не раз задавался вопросом, что случилось бы, если бы они выбрали другой путь.
Он не просто передал послание от Кая — его сведения дали верховному королю несколько драгоценных часов, которыми тот отлично воспользовался. С предупреждениями были отправлены другие всадники. Пора урожая… Модред выбрал подходящее время для предательства.
И когда здесь появились созванные люди, немного отсюда, немного — более дисциплинированных — оттуда, то они узнали, что Модред действительно поднял знамя Красного Дракона и заключил с крылатыми шлемами договор, скрепленный кровью. На побережье, как сообщали, сначала видели десять кораблей, но теперь приходили сообщения о двадцати, приближающихся с моря. Эта тщательно подготовленная кровавая резня вполне сможет уничтожить все, ради чего сражался верховный король, если только ему не удастся удержать завоевателей на побережье.
— Но Модред просто безумец!.. — Артос услышал громкий возглас отца и увидел, как бронзового отлива кулак опустился на стол, отчего подпрыгнули рога для питья.
— Нет, далеко не безумец, — ответил верховный король. — Ты не забыл Вортигена? Модред его крови, и потому считает, что он истинный король Британии, а не я. И так же считает половина племен, утверждая, что у меня нет на это права, — его рука дернулась в сторону складки фиолетового плаща, наброшенного на спинку его сиденья. — Пока Аврелиан не дал мне власть, я был просто человек, который что-то планирует и о чем-то мечтает. Однако сейчас все это кажется давно ушедшим в прошлое. Тем не менее, — теперь он заговорил более оживленно, — независимо от того, каким бы королем себя Модред ни считал и как бы ни приветствовали его обманутые им люди, веря, что в этот раз они смогут сыграть с саксами в игру Вортигена и победить, я не собираюсь позволить топорам крылатых шлемов разрушить то, что осталось еще на этой земле. Поэтому…
И король начал быстро говорить о передвижениях людей и армии, и собравшиеся вокруг внимательно слушали. Артос видел, как отец раз-другой кивнул, потом услышал одобрительное ворчание Гавэйна, который командует левым крылом, когда стражи начинают атаку.
В самом конце верховный король сделал короткий жест рукой, и прислуживающие рабы поторопились наполнить рога для питья, но не привычным слабым пивом, а медом с сильным запахом северных земель. Артос Пендрагон высоко поднял свой рог, встал, и остальные повторили его движение.
— Товарищи, возможно, нам пришла пора пуститься темными тропами. Но если это и так, то я говорю: мы не могли бы идти в лучшем обществе! И если Модред все-таки захватит королевство, а крылатые шлемы — нашу землю, то пусть цена за это будет высока!
Ответом послужил грохот: выпив, все побросали рога, и те, пустые, покатились по столу.
Когда Артос с отцом вернулись в свою комнату, Марий постоял несколько секунд, внимательно глядя на сына.
— Мне бы хотелось, чтобы теперь ты уехал в Глендоуэр.
— Нет! — впервые в своей жизни Артос набрался смелости, чтобы сказать это слово отцу, и несмотря на то, что брови отца еще более насупились, он поспешил продолжить: — Разве будет в этой армии лишним еще один меч?
— Меч мальчика? Ты не мужчина, чтобы скакать…
— А что если… что если люди Модреда придут в Глендоуэр? И как насчет нашего соседа Искара? Он уже давно зарится на наши земли. Ты можешь выслать меня отсюда только связанным, с кляпом во рту и под стражей!
Марий, должно быть, прочел на лице сына непреклонную решимость: он как-то внезапно показался очень усталым и слегка пожал плечами.
— Пусть так и будет. Но если ты останешься, то будешь выполнять все мои приказы.
Артос сделал глубокий вдох.
— Это я знаю.
Так он стал солдатом армии, направившейся на юг и запад. Армии? Вначале это была всего лишь кучка людей, которую и отрядом-то назвать трудно. Но на марше люди продолжали прибывать, увеличивая численность армии. Вскоре прискакали еще несколько посыльных с плохими известиями: саксы высадились, и Модред разбил лагерь, в котором собирались люди племен, поклявшихся кровью верно служить украденному Красному Дракону.
Верховный Король резко рассмеялся, когда ему сообщили об этом.
— Клятва кровью, так? А разве не помнят они, что в прошлом такой же клятвой они присягали и мне?
— Но жрецы говорят, что они теперь свободны от клятв: они давали их тому, кто не почитает истинную церковь, — заметил Гавэйн, скривив губы. Все знали, что он верит в старых богов, и что жрецы поэтому неоднократно принуждали верховного короля отвернуться.
— Предательство так просто оправдать, — только и ответил Пендрагон.
Был ли Модред предателем или нет, но войско у него собралось большое. И лишь половина воинов шла под саксскими штандартами с лошадиными хвостами.
Артос действовал как трубач и посыльный Мария, но всегда, стоило ему оказаться в одиночестве впереди отряда, пускал лошадь легким галопом, чтобы вернуться к отцу. Большая часть воинов — потомки римлян. Они вооружены короткими мечами легионеров, и их лица, затемненные старыми шлемами, увенчанными гребнями, отличались от облика местных племен. Их символ — орел с распростертыми крыльями, водруженный на шест.
Несет орла Кайус, и место его тоже позади командира. Артос завидовал оказанной тому чести. Рог, который юноша прикладывает к губам, увы, отнюдь не такой замечательный символ, как этот орел.
Наступило время, когда они увидели костры вражеского лагеря. Но между ними болотистая, разбитая земля, непригодная для конницы.
— Модред выбрал отличное место, — услышал Артос замечание отца, высказанное первому центуриону Ремусу, когда они смотрели вниз с вершины холма.
— Он хоть и предатель, но неплохой воин. Хотя все же еще не сражался с цезарем в битве, — таким был ободрительный ответ Ремуса.
К их войску присоединились последние дополнительные силы. Из Венты пришел Кай с отрядом, что оставался там для защиты города. Артос видел среди воинов и молодую поросль, своих бывших товарищей по военной подготовке, так что и старые, и юные сомкнули ряды. Вот только Красного Дракона не было сейчас в первых рядах.
Верховный король не позволил им использовать птичьи перья, символизирующие его власть, нет, наоборот, он отдал приказ, чтобы каждый воин сорвал на ходу пригоршню ячменных колосьев со стеблями (сколько же полей остались теперь без сборщиков урожая!) и прикрепил их к своему шлему в знак того, что сражается не ради чести какого-либо короля, а за свою родную землю. Так же поступили и с огромным гребнем на древке копья, которое несли позади верховного короля, и с петлей вокруг орла, которого нес Кайус.
Ночь наступила со звуками рогов, возвестивших о начале переговоров посреди этой опустошенной земли, теперь хорошо освещенной светом факелов. А потом появилась группа не воинов, но жрецов; они начали переговоры с королем. Их возглавлял Имфри, один из тех, кто в прошлом часто осуждал Пендрагона, потому что тот не дал церкви большей власти.
Однако верховный король даже к нему отнесся с подобающей учтивостью. Об этой встрече Артос слышал только то, что рассказал позже отец: церковники настаивали на перемирии, во время которого Модред и верховный король могли бы встретиться лицом к лицу; возможно, тогда эта земля избежала бы пролития моря крови.
— А как же саксы? — спросил Артос.
Марий резко рассмеялся.
— Ах, да, саксы. Впрочем, жрецы никогда не теряют надежду, что обратят к себе их души. Их вождь — Обнаженный Клинок — похоже, прислушивается к Имфри. Ладно, цезарь позволит им участвовать в этой встрече. Зато переговоры дадут нам запас времени, в чем мы сейчас больше всего нуждаемся. Нельзя доверять обещаниям ни Модреда, ни саксов. С каждой стороны выйдет по десять вооруженных человек, но отдан приказ, который необходимо неукоснительно выполнять, — не вытаскивать клинков, что бы ни случилось. Показать оружие означает нарушить перемирие.
— Ты пойдешь? — тут, к облегчению Артоса, Марий отрицательно покачал головой.
— Цезарь берет с собой только двух своих капитанов, Кая и Гавэйна. Если будет устроена ловушка, тогда он не потеряет всех. Да и в любом случае, есть перемирие или нет, когда они отправятся на встречу, мы будем ждать на конях, готовые к сражению.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда верховный король и отобранные им люди отъехали от рядов своего войска. А от армии, находившейся напротив них, где на штандартах были небрежно нарисованы лошадиные хвосты крылатых шлемов и в центре возвышалось древко Дракона, отошли другие воины.
— Их Дракон мрачен, — пробормотал Кайус Артосу.
И это верно. Красное знамя не развевалось горделиво по ветру, но вяло свисало, словно разорванный лоскут на штандарте. Возможно, это зловещее предзнаменование — оно оживает только в руках верховного короля.
Когда два небольших отряда встретились на равнине, жрецы с одной стороны пропели речитативом гимн, который донесся до зрителей лишь как едва слышное бормотание. Пока ждали, стало еще жарче. Время от времени кто-то тихо шептал о чем-то соседу. Лошади, которым досаждали мухи, переступали с ноги на ногу; слышалось лязганье доспехов, когда кто-то менял положение.
Земля перед ними была болотистая, поросшая вереском, в отдельных, местах трясина, вовсе не годящаяся для того, чтобы по ней скакали всадники. Там и тут несколько разбросанных групп карликовых пихт, но в основном на равнине росла грубая трава, выгоревшая на солнце и принявшая цвет созревшего зерна.
Вдруг Артос увидел вспышку света. Один из людей Модреда, вытащив меч, нанес рубящий удар в землю. Его сталь в нарушение договора теперь была обнажена.
— Перемирие нарушено! Перемирие нарушено! — сначала этот крик был тихим, но затем он превратился в рев, когда его подхватили другие.
А там, внизу, уже переплелись между собой люди, выхватывая мечи, лязгая ими…
— Сигнал!
Артосу не нужен этот приказ, рог уже у его губ. Резкий призыв затерялся среди других шумов. И сразу началась атака, которую запланировал верховный король; люди из его отряда кричали на скаку: «Аве, цезарь!»
Артос не мог впоследствии припомнить все это безумие, вспоминались лишь отдельные сцены: сражение поглотило его целиком, и он, как и все, размахивал римским мечом. Он видел искаженные лица, которые затем исчезали, раз-другой появлялась полоса свободного пространства, когда люди из отрядов собирались вместе и перегруппировывались, чтобы снова пойти в атаку.
В какой-то момент Артос увидел, как Кайус рухнул под ударом саксского топора, и еле успел схватить орла прежде, чем тот затерялся; он воспользовался шестом, чтобы ударить по голове человека, который убил его прежнего хозяина, и сбить врага с ног так, чтобы лошадь наскочила прямо на него. С каждым разом перестраивавшиеся ряды становились все реже и реже, все больше среди сражающихся появилось раненых, некоторые держались в седле только благодаря силе воли.
Небо потемнело, но было еще достаточно светло, чтобы видеть все вокруг. Вот верховный король в своем фиолетовом плаще цезаря с порванной бахромой; щит, от которого уже почти оторвалась голова дракона с ярко-красными глазами, по-прежнему у него в руке; а великий меч, о котором сложено столько ужасных историй, покраснел в другой руке — руке верховного короля, Артоса Британского!
Прямо перед ним появился принц Модред, все его королевское убранство было изрядно испачкано грязной работой этого дня.
— Нет! — голос принца перешел в громкий страстный крик, словно он не мог вынести вида живого короля перед собой. Модред стремительно бросился вперед, подняв меч. Король приготовился отразить атаку.
Модред нанес первый удар по коню, и тот с пронзительным ржаньем встал на дыбы, а принц тем временем уклонялся от бьющих воздух копыт. Артос Пендрагон выпрыгнул из седла, однако приземлился он неудачно, споткнувшись, так что Модред, низкорослый, похожий на змею, обрушил свой меч на его щит. Но клинок угодил в трещину в щите, и нападающий не сумел быстро вытащить его для повторного удара. Верховный король в свою очередь нанес ему мощный удар в то место, где шея соединяется с плечом. Модред пошатнулся; он умер еще до того, как тело его рухнуло на землю.
Однако и верховный король сделал, пошатываясь, только два шага; умирающий конь ногой ударил его, и король тоже упал.
— Ах-х-х… — раздался стон окровавленных сражающихся неподалеку от короля людей.
Артос соскочил с седла и побежал, спотыкаясь, к верховному королю, стремясь оттащить его от коня, но другие воины оттолкнули юношу локтями в сторону, не обращая внимания на врагов, стараясь освободить своего предводителя.
Потом чей-то крик предупредил их, они подняли головы и увидели, что к ним бегут саксы. Вокруг Пендрагона закипела безумная, отчаянная схватка. И столь сильна была печаль и ярость сражающихся, что никто не обращал внимания на раны. Они набросились на воинов в крылатых шлемах, словно выкованные из железа.
Когда водоворот битвы стал утихать, на ногах держалось только пять стражников. Артос пригнулся к земле рядом с королем в попытке защитить его разрубленным и расщепленным шестом орла и собственным телом. Со значка срубили крыло, а из руки юноши капала теплая кровь. Пальцы онемели, не способные больше удерживать рукоять меча.
Король шевельнулся и застонал. Каким-то образом оставшимся в живых воинам удалось вынести его из груды мертвых туда, где его смогли положить прямо на землю. Артос огляделся, чувствуя сильное головокружение. Кай лежал, глубоко вонзив свой меч в плоть сакса, но на его обветренном лице уже не было следов жизни. Марий? Где же отец? Один из склонившихся над павшим королем посмотрел на него.
— Артос?
Юноша не смог ответить вслух. Опираясь на древко орла как посох, он поковылял туда, где лежал король. Кажется, именно Марий сказал: «Рана ужасная, но мы должны доставить его в укромное место. Еще нельзя сказать, как закончится этот день. А их силы заметно возрастут, если они водрузят его голову на одно из своих копий».
И они унесли раненого. Сделать это было непросто: король был огромен и очень тяжел, а все воины чрезвычайно устали, и среди них не было никого без раны.
Артос еле шел, спотыкаясь, вслед за ними, все еще наклонив вперед свой шест. Однако когда он однажды повернул влево, чтобы обойти лежащих грудой мертвых людей и лошадей, то внезапно оказался у королевского штандарта. Шест был твердо воткнут в землю, а на нем — красный дракон, безвольно и безжизненно свисающий, словно он не будет никому служить, кроме своего настоящего хозяина. Артос едва смог разглядеть его в сумерках. Он воткнул сломанный конец древка орла в землю, чтобы тот стоял вертикально, и попытался вытащить шест дракона. Но тот слишком хорошо был вбит в землю, чтобы поддаться его слабым усилиям. Наконец юноша опустился на колени и принялся подкапывать землю ножом, пока не смог вытащить знамя.
Дракон оказался на удивление тяжелым, и Артосу пришлось положить его на здоровое плечо. Складки знамени, пахнущие деревом, мягко спускались вокруг его головы. Он нес знамя за теми, кто уносил короля.
В окрестных холмах они обнаружили грубо сложенную небольшую лачугу, наверное, служившую когда-то укрытием для какого-нибудь святого, который решил провести остаток жизни в одиночестве среди дикой природы, как поступают, некоторые люди в эти дни. Кто-то разжег костер, и в его ярком свете с Короля стащили доспехи и осмотрели рану.
Среди них не нашлось никого, кто по-настоящему бы разбирался во врачевании. Но все они достаточно долго сражались на войнах, чтобы знать, как выглядят раны, которые могут получить в сражении воины. Марий присел на корточки, его лицо превратилось в темную маску. Артос отвел взгляд в сторону.
— Марий?
— Цезарь! — офицер снова наклонился над своим господином.
— Моя рана смертельна…
— Я видел людей с куда более опасными ранами, эти люди выжили.
— Рассказывай это ребенку, Марий. В конце концов дорога привела в темноту. Но сделайте все, что только можете. Я буду цепляться за жизнь, пока не узнаю… не узнаю, что станет с Британией. Дай мне знать, как закончится битва…
— Не сомневайся, ты узнаешь! — Марий повернулся к остальным; все ранены. — Секст, Калин, Гондор… посмотрите, как обстоят сейчас дела.
В их группе у этих воинов было меньше всего ран. Они быстро ушли.
— По крайней мере этот предатель Модред мертв! — Марий сплюнул на землю.
— Всем… их дела… воздаются… по заслугам, — пробормотал верховный король. — Здесь… можно… что-нибудь… выпить?
— Только там, дальше, — Марий поднялся на ноги. — Хотя она вся покрылась пеной, но все же это вода.
Офицер снял шлем, с которого во время битвы кто-то ударом меча срезал гребень с пером, и вышел. Артос прислонил тяжелый шест знамени к стене, скользнул по ней вниз и сел, привалившись спиной к неровной поверхности. Его рана перестала кровоточить, однако онемевшая рука по-прежнему ничего не чувствовала.
Это была долгая ночь, но время от времени король говорил. Иногда Артос ясно различал слова, порою доносилось только бормотание, едва слышное и далекое. Марий занялся раной сына и перевязал ее полоской ткани, оторванной от плаща, а затем приказал Артосу поспать, если тот сможет.
Время от времени приходили люди, чтобы бросить короткий взгляд внутрь лачуги и на короля. Некоторых тот приветствовал по имени, а один или два, подойдя к раненому, опустились на колени и простояли так некоторое время. Но никто из них не остался охранять лачугу. Известия тоже приходили медленно. Войска Модреда разбежались, когда рассказ о гибели принца распространился по их рядам. Свежие, только что подошедшие отряды оттеснили саксов обратно к берегу, но они пришли слишком поздно для настоящего сражения. Впрочем, войско, которое вступило в бой вместе с цезарем Британии и стражами красного дракона, тоже настолько пострадало, что никогда больше не собраться ему в целую армию.
Когда наступил рассвет, вместе с ним пришло и известие, что остатки войск саксов грузятся на корабли, и пример в этом показывают новобранцы. Король выслушал это сообщение с жадностью. Потом повернулся к Марию и сказал голосом более громким, чем до сих пор, словно он приберегал силы к этому моменту:
— Я создал войско, но теперь его нет. Однако имя мое еще может некоторое время удерживать людей вместе, тем самым дав вам время. Это была мечта, хорошая мечта: объединить Британию против темной орды язычников. Мы почти осуществили ее, но только на некоторое время, и теперь эта мечта погибает. Делайте все от себя зависящее: Гавэйн, Марий и остальные; не забывайте об этой мечте, когда наступит ночь. А теперь дайте мне послужить мертвым так же, как я это делал живым — никто, кроме находящихся в этой лачуге, не должен знать о моей смерти. Скажите лишь, что меня отправили на излечение раны, которая, хоть и глубока, но не смертельна.
Мы находимся недалеко от реки. Перенесите меня на лодку, если удастся, и оставьте лежать на каком-нибудь из островков, убедившись, что никто не увидит моей могилы. Поклянитесь, прошу я вас, что сделаете это со мной, последней клятвой верности.
И они все вместе поклялись. Король больше не говорил, но чуть позже Марий, склонившись к нему, коснулся рукой лба короля и, встав, кивнул. А затем быстро подошел к знаменитому знамени дракона и рассек шнур, который привязывал стяг к шесту, потом, положив знамя плашмя на землю аккуратно обрезал рваные края полотнища. На него и положили верховного короля. Унося его, ожидающим неподалеку стражникам сказали, что его относят к отшельникам, которые живут ниже по реке и которым известно знахарство.
Марий и Гавэйн нашли какую-то лодку и уложили в нее Короля. Артос уселся за спиной отца. Секст начал грести, и лодка хорошо подчинялась ему. Тут их подхватило течение и понесло вниз. И наконец они наткнулись на островок, поросший кустарником и невысокими деревьями, на некоторых росли маленькие, еще не созревшие яблоки. Кто выращивает их в этом диком краю, Артос не мог и предположить.
Продравшись сквозь заросли камыша и кустарника, Марий, Гавэйн и Секст, несшие Короля, вышли на открытое пространство, где обнаружили небольшое строение из грубого камня. У входа стояла высеченная из камня статуя женщины, а рядом — еще две, поменьше. Это храм, оставшийся с давних времен, догадался Артос, но вот в честь какой богини его соорудили, британской или римской, он не знал.
И перед этим храмом, который как бы охраняли три статуи, они начали копать землю мечами. Клинок Мария сломался о камень, когда он попытался расшатать его. Тогда воин протянул руку к свернутому знамени дракона и вытащил более старое и тяжелое оружие короля, чтобы разбивать им твердую глину. А тем временем Артос относил подальше в сторону землю, выкопанную остальными.
Копание заняло много времени: мечи — не лопаты, а Марию и его товарищам нужна была глубокая яма. Потом они нарвали на берегу камыша и листьев и долго мяли их в своих испачканных землей руках, чтобы избавиться от дурного запаха. Артос нашел возле храма грядку мелких цветов и нарвал их, чтобы выложить ими ложе для того, кто был последним цезарем Британии. А потом, аккуратно завернутый в боевое знамя, Артос Пендрагон, верховный король, лег в свою тайную могилу.
Долго еще они забрасывали могилу землей и усердно маскировали. Когда же со всем было покончено и они уже готовы были отправляться в путь, Артос вдруг заметил королевский меч, лежащий совсем рядом, куда его отбросил отец. Его тоже следовало бы захоронить, вместе с его владельцем.
Юноша молча вопросительно указал рукой на меч. Марий со вздохом поднял клинок и провел рукой по покрытому трещинами и зазубринами лезвию.
— Он слишком известен. Поэтому тоже должен исчезнуть: никто не поверит, что цезарь добровольно согласился расстаться с ним.
И Марий, подойдя к берегу реки, широко отвел руку назад, изо всех сил, какие у него еще оставались, метнул меч вперед над водой, и тот с плеском упал в темную воду. Так исчезла последняя связь с Артосом Пендрагоном, Dux Bellorum, цезарем, верховным королем Британии. И солнце зашло за горизонт.
