УИЛЛАДЕН крохотной ложечкой пересыпала в бутылку порошок, и слезы наворачивались ей на глаза. Вне всякого сомнения, он оказался острее, чем любой сорт перца из тех, что использовались на кухне у Джакобы. Тщательно отсчитав нужное количество порций, она заткнула бутылочку пробкой.

На улице царила непривычная тишина: половина лавок была все еще закрыта, их хозяева отправились смотреть торжественную процессию. Но девушке нисколько не хотелось присоединиться к ликующей толпе, размахивавшей флагами и лентами. Говоря по правде, ей трудно было даже заставить себя покинуть дом или маленький сад позади него. Прошло уже много дней с тех пор, как она, дрожа всем телом и всячески стараясь скрыть свой страх, предстала перед магистратом, а затем с огромным облегчением услышала, что более не является служанкой Джакобы — та стояла рядом с ней во всем блеске дешевых побрякушек, мрачно косясь на девушку, — и передается Халвайс. Госпожа Травница — как всегда аккуратно и скромно одетая — отсчитала поверенному монеты — сумму, вполне достаточную для того, чтобы покрыть потери хозяйки постоялого двора. Однако тетка прямо-таки источала недовольство таким исходом дела — по крайней мере, Уилладен в этом не сомневалась.

Иногда девушка с ужасом представляла себе: вот она, ничего не подозревая, отправляется куда-нибудь по поручению Халвайс, как вдруг чья-то рука хватает ее за плечо и снова тащит на постоялый двор. Здравый смысл говорил ей, что такого никогда не произойдет, но избавиться от страха оказалось труднее, чем она думала. Поэтому только здесь, в доме или в маленьком садике, Уилладен чувствовала себя в безопасности, хотя девушке очень хотелось увидеть, как госпожу Травницу, в ее чудесном, хотя и простом платье будут представлять дочери герцога.

Уилладен много слышала о высокородной госпоже Махарт: будто бы она столь хороша, что в ее присутствии блекнет красота цветов, и столь добра, что собственными руками накормила голодных. Говорили также, что она — ученая девушка, прочитавшая множество книг. А в последнее время поползли слухи о ее скором замужестве и блестящем выборе, который ей предстоит сделать. Закон никогда не позволит Махарт наследовать герцогский трон — но она может выйти замуж за принца из какой-нибудь другой земли, возможно, впоследствии станет королевой… Говорить-то легко, но сколько во всем этом правды и какова же герцогская дочь на самом деле?

Единственной ниточкой, связывавшей Уилладен с той девушкой, чей день рождения стал сегодня праздником для всего Кроненгреда, было то, что время от времени в лавке появлялся паж или слуга, приходивший за свертком, аккуратно упакованным флаконом или мешочком, который, казалось, благоухал всеми ароматами маленького садика госпожи Травницы. Все это предназначалось для ее милости.

Хотя Уилладен наблюдала за тем, как приготовляются составы для других покупателей, и ей разрешалось самой составлять некоторые из них, то, что предназначалось для замка, Халвайс готовила сама, и почти всегда — в одиночестве, сидя за столом, на котором в самый солнечный день горели две яркие лампы, отправляя свою ученицу с каким-нибудь поручением.

Закончив работу, Уилладен тщательно вымыла маленькую ложечку и отложила другие инструменты, которыми ей пришлось воспользоваться. Издалека до нее доносился шум толпы; но девушка не стала подходить к двери. Вместо этого она взяла с небольшой полочки старинную книгу в истертом переплете и осторожно раскрыла ее.

Еще до того, как судьба ввергла ее в ад кухни постоялого двора, она уже успела кое-чему научиться. Обнаружив, что ее служанка умеет не только читать, писать, но еще и считать, Джакоба поняла, какую пользу это может ей принести, и пользовалась знаниями служанки вовсю, хотя вслух неизменно презрительно прохаживалась по поводу ее «учености».

Обнаружив, что ее новая подопечная вовсе не неграмотна, Халвайс начала регулярно заниматься с ней; Уилладен запоминала и заучивала все с жадностью голодного человека, дорвавшегося до праздничного угощения. Закрыв глаза, она могла цитировать наизусть целые страницы травников; и эти старинные записи иногда подбрасывали девушке загадки, разгадывая которые ей пришлось проводить долгие часы над книгой.

Сейчас Уилладен разыскивала легенду (хотя госпожа Травница считала ее подлинной историей) — повесть о Сердцецвете, чудесном цветке, аромату которого не мог противостоять ни один влюбленный. Разумеется, этот старинный рецепт она искала не для себя. Если бы удалось вновь получить этот аромат, то такие духи можно было бы поднести высокородной госпоже Махарт. Тогда Халвайс обретет особое расположение герцогского дома, а Уилладен сможет хотя бы частично отблагодарить госпожу Травницу.

Наконец она нашла легенду, записанную неразборчивым почерком, со множеством старинных оборотов (о смысле некоторых девушка могла только догадываться) — совсем не похожую на ясно изложенные рецепты и описания в травниках. Единственный цветок, случайно найденный там, где никогда ничего не цвело, бережно сорванный и сохраненный в масле того сорта, который, как уже знала Уилладен, был самым дорогим изо всех в лавке. Оно продавалось по каплям и только тем, у кого имелся достаточно тугой кошелек, чтобы позволить себе такую роскошь.

Но как же найти этот цветок? Уилладен ни разу не бывала за стенами Кроненгреда. Что касается Халвайс, то она вела дела с купцами из других стран, но всегда они приезжали к ней, а госпожа Травница никогда не отправлялась в путешествия сама. Девушка была уверена лишь в одном: такой чудо, как Сердцецвет, должен расти вдалеке от обработанных земель. Но сейчас в тех краях властвуют разбойники…

Уилладен уже в третий раз перечитывала легенду, когда ее внимание привлек шум на улице. Те, кто уходил поглазеть на процессию, возвращались домой. Сквозь открытую дверь она увидела чиновника магистрата, отвечавшего за порядок в их квартале, он проезжал мимо лавки в сопровождении эскорта. Люди разбегались, стараясь не попасть под копыта коней. Уилладен поспешно отложила книгу.

Чтобы занять приличествующее ей место в Обители, Халвайс пришлось уйти еще до Первого Колокола, она успела только съесть немного хлеба и выпить маленький стаканчик эля. Еду, которую приготовила к ее возвращению Уилладен, следовало разогреть, причем поскорее.

Когда госпожа остановилась на пороге, девушка как раз пробовала суп, зачерпнув его длинной ложкой. Халвайс была окружена соседями, в основном женами торговцев, чьи лавочки располагались на той же улице. Даже находясь у очага, Уилладен слышала их восторженные расспросы. Наконец Халвайс подняла руку, призывая к молчанию.

— Дорогие мои, моя язык сух, как ломоть соленой говядины. Я рассказала вам все, что могла. Да, те, кто говорят о ее красоте, не льстят ей. Воистину, Звезда благословила герцога такой дочерью. Она достойна быть королевой; надеюсь, это принесет ей не только могущество, но и счастье.

Войдя в лавку, госпожа Травница не стала запирать дверь, но сразу же прошла в жилую комнату. Она не заговорила с ожидавшей ее девушкой, не стала снимать своего парадного платья, а вместо этого направилась к большому ларю, служившему ей постелью, и принялась рыться в нем, обронив только:

— Освободи стол!

Уилладен поспешно убрала со стола расставленные там миски и тарелки; она едва успела покончить с этим, когда Халвайс положила на выскобленную столешницу два предмета, которые прижимала к груди, словно боялась, что кто-нибудь увидит их. Это оказалась белая чаша величиной примерно с две сложенные горстью ладони Уилладен и уже знакомый девушке мешочек с обломками кристалла. Затем госпожа взяла две свечи — ароматические, судя по всему, — поставила их по обе стороны от чаши, куда налила немного мятной воды, и быстро зажгла их. Оглядев стол и, видимо, удовлетворившись результатом, Халвайс позвала свою ученицу.

— Возьми то, что лежит внутри, — она подтолкнула к девушке мешочек. — Крепко сожми их вместе на три долгих вздоха.

Уилладен высыпала острые камешки в ладонь, накрыла их другой рукой, сжала так, чтобы ни один не выпал, и трижды глубоко вздохнула, всякий раз задерживая дыхание.

— Бросай…

Девушка высыпала то, что держала в ладонях, на столешницу. Она боялась — вдруг какой-нибудь камешек может случайно скатиться на пол, но этого не произошло. Халвайс подалась вперед, и некоторое время — Уилладен успела несколько раз глубоко вздохнуть, — казалось, просто рассматривала цветные осколки, а потом начала передвигать камешки указательным пальцем, пока они не составили удлиненный зеленый кристалл, чем-то похожий на лист водяного растения.

— Брось это в чашу, — приказала она, — а потом смотри на то, что увидишь в ней, девочка, смотри внимательно!

И комната исчезла. Уилладен казалось, что она стоит на берегу очень тихого озера, глядя на легкие тени, стремительно скользившие по зеркальной поверхности. Какая-то сила в ней заставляла удержать это видение, и девушке казалось, что на ее плечи взвалили тяжелую вязанку дров, — но она упорно пыталась рассмотреть то, что предстало перед ее глазами.

Неясная тень превратилась в летучую мышь-нетопыря, каких она не раз видела в летних сумерках. Однако этот нетопырь был ранен, девушка нисколько не сомневалась в этом.

— У него… рана.

Уилладен не была уверена, действительно ли услышала чей-то судорожный вздох или это почудилось ей, но она явственно ощутила боль, которая исходила от увиденного ею крылатого существа.

— Смотри… смотри!

Приказ прозвучал таким требовательным тоном, что девушка принялась вглядываться в пляску теней еще внимательнее, чем прежде.

На этот раз картина встала перед ее глазами так внезапно, словно бы перед девушкой вдруг распахнулась дверь. Камни, поросшие лишайником; кое-где из трещин пробивались зеленые стебельки — но Уилладен была совершенно уверена, что это не камни здания. Два самых больших образовали некое подобие арки, словно для того, чтобы защитить бутон в форме звезды на хрупком стебле — именно таким она и представляла себе Сердцецвет, когда читала рассказ об этом цветке.

Должно быть, она произнесла его название вслух, потому что внезапно ощущение пребывания в таинственном месте исчезло. На ее плечи легли чьи-то руки, но прежде она все-таки успела ощутить аромат чудесного цветка, который теперь не забудет никогда.

— Значит… вот что произойдет, — голос Халвайс донесся до девушки словно бы издалека. — Но путь может оказаться длинным.

Перед Уилладен снова был только стол, чаша, наполненная водой, а на дне ее — зеленый кристалл, который она сама бросила туда. Однако ей по-прежнему казалось, что она ощущает удивительный аромат, головокружительно-сильный, словно крепчайший осенний эль.

Много выше этого дома и этой комнаты, в замке на холме Уттобрик, ссутулившись, сидел в кресле, сжимая обеими руками немилосердно болевшую голову.

Он никогда не был общительным человеком и, чем старше становился, тем больше ненавидел все. эти помпезные церемонии, на которых требовалось обязательное присутствие герцога. Но власть пьянила его, как крепкое вино, и он не собирался уступать ее. Многие годы он был никем — а теперь достаточно приложить свою печать к листку бумаги, чтобы любой из тех, кто совсем недавно смотрел на него с надменной усмешкой, превратился в ничто.

— Что ж, — заговорил он наконец, — какое впечатление было произведено на Кроненгред?

— Это был самый сильный ход, какой вы только могли сделать, — услужливо ответил канцлер. — Судьба подарила вам, ваша светлость, дочь, которая может стать могучим оружием — если с ней обращаться должным образом.

Уттобрик откинулся на спинку кресла.

— И вы об этом позаботитесь, — заявил он, глядя на Вазула из-под полуопущенных век. — Но помните, канцлер: со мной вы возвыситесь — и падете со мной…

Он собирался прибавить что-то еще, но его прервал маленький черный зверек, сидевший на плече у Вазула. С невероятной скоростью Сссааа прыгнула почти через всю комнату; канцлер развернулся, следя за ней, а герцог вскочил, рванув застежку парадного плаща, желая избавиться от неудобной одежды.

Зверек подбежал к стене, украшенной резными деревянными панелями, и вонзил когти в старинное дерево. Его обычный щебечущий крик зазвучал на почти пронзительной ноте.

Через мгновение рядом со своей подопечной оказался Вазул; руки канцлера нажали завиток на панели, открывая зияющий провал в темноту. Сссааа нырнула туда, а следом за ней и Вазул, сжимая в руке обнаженный клинок. Когда герцог приблизился к потайной двери, он услышал тихий стон.

В дверном проеме появилась спина Вазула: он тащил за собой тело мужчины, который, казалось, пытался слабо сопротивляться ему. Уложив его на пол, канцлер поторопился закрыть дверь, в то время как Уттобрик склонился над неожиданным посетителем. Тот пытался сесть, но, скрипнув зубами, вынужден был оставить бесполезные попытки.

— Тебя преследовали? — спросил герцог, не спуская глаз с панели, закрывшей потайной ход.

— Я лежал там… — голос был еле слышен. — За мной никого…

Вазул, почти оттеснив Уттобрика в сторону, принялся расшнуровывать засаленную куртку, так что в конце концов сумел стянуть ее с левого плеча раненого. Сссааа свернулась возле головы мужчины и передними лапками поглаживала мокрые от пота волосы. Раненый закрыл глаза; внезапно его голова упала набок. Герцог отшатнулся.

— Умер?

— Пока нет. — Канцлер приподнял голову ночного гостя и наклонился ближе к его лицу. — Запах…

— Яд! — Герцог отступил еще дальше от неподвижного тела.

— Мы должны не только спасти Нетопыря, если это возможно, но и узнать, какую весть он пытался донести до нас вопреки своей ране.

— Его можно спасти? — Уттобрик смотрел на тело так, словно ожидал, что оно рассыплется в прах у него на глазах. — Вы в состоянии это сделать?

Вазул покачал головой:

— Не я, ваша светлость. Но в Кроненгреде, несомненно, есть человек, который может вернуть его к жизни, если только это вообще по силам смертному.

Герцог кивнул:

— Госпожа Травница.

— Однако, — торопливо продолжал канцлер, — мы не можем оставить его здесь… сегодня вечером бал… нужно все решить до начала праздника, на котором мы оба должны появиться, если не хотим вызвать лишних пересудов. Большая часть слуг во время бала будет в западном крыле. — Вазул успел закатать намокший от крови рукав и теперь развязывал жгут, которым была перетянута артерия. — Значит, остается… Черная Башня. Герцог прикусил нижнюю губу.

— Да, там полвека никого не было, с тех пор как умер герцог Ротонбрик. Но как нам доставить его туда?

— Только по потайному ходу, ваша светлость. И мне нужна помощь, чтобы перенести его, поскольку я один не справлюсь. Дарнекс…

Герцог смотрел на распростертого у его ног человека так, будто надеялся, что тот исчезнет благодаря силе его взгляда.

— Дарнекс, — медленно повторил он. — По крайней мере, этот человек мне предан, иначе я уже давно был бы мертв.

Волоча за собой по полу край парадного облачения, он подошел к висевшему на противоположной стене колокольчику и дважды позвонил.

Разумеется, Дарнекс, его камердинер, не мог не оказаться на месте: верный слуга тотчас прибежал из гардеробной, где готовил одежду для бала. Сколько времени приходится тратить на то, чтобы облачиться в эти праздничные одеяния!.. К сожалению, подумал Уттобрик, подобных торжественных выходов предстоит еще немало — по крайней мере до тех пор, пока тщательно продуманные планы не принесут свои плоды.

Халвайс вызвали вечером, когда уже стемнело, и в глубокой тайне. Уилладен услышала только быстрый шепот у задней двери. Затем госпожа вернулась в комнату и, не сказав ни слова, принялась собирать маленькие коробочки, фляги и горшочки в сумку. Только когда ее обожаемая хозяйка закончила сборы и потянулась за плащом, она наконец заговорила:

— Во мне очень нуждаются, и никто не должен знать, где я. Завтра я ожидаю посылки из-за моря. Ты откроешь лавку, как обычно, и примешь сверток — за него уже заплачено. Если спросят, можешь сказать, что меня вызвали к роженице, роды очень тяжелые, и ты не знаешь ни где я, ни когда вернусь.

Больше она не прибавила ни слова, однако Уилладен и без того догадалась, что дело тут не в трудных родах: большинство из лекарств, выбранных госпожой, насколько позволяли девушке судить недавно приобретенные знания, предназначались для лечения ран.

— Идите, и да хранит вас Звезда… — Скорее всего, Халвайс не услышала прощальных слов, так быстро она покинула дом.

Сегодня ночью в городе было неспокойно. Даже запертая в этих стенах, Уилладен слышала шум толпы. Должно быть, много народу собралось сейчас на главной площади города перед замком, где сегодня раздают бесплатно эль и пироги, чтобы жители Кроненгреда хотя бы отчасти почувствовали вкус пиршества и великолепие бала в крепости на холме, а также полюбовались на роскошные кареты, что доставляли членов высокородных семей на торжество. Девушка оглядела комнату. Пусть дочь герцога танцует под церемонную музыку и наслаждается праздником: она, Уилладен, вполне довольна тем, что у нее есть.

Халвайс не сказала, когда прибудет посылка, но ко времени Первого Вечернего Колокола в лавке так никто и не появился. Уилладен легла спать в обычное время, оставив гореть ночник на случай возвращения госпожи. Чем бы ни был вызван столь поспешный ее уход, речь наверняка шла о чем-то серьезном. Гадать бесполезно — всему свое время, если Уилладен суждено узнать о причинах.

Веки уже начали тяжелеть, когда она вдруг вспомнила о странной игре со свечами и чашей, устроенной Халвайс, и цветок, поднимавший гордый венчик над камнями, но тут же провалилась в сон.

Когда Уилладен проснулась поутру, то обнаружила, что Халвайс так и не вернулась. Девушка начала тревожиться, однако заставила себя приняться за обычные дела в том порядке, в котором выполняла бы их, если бы госпожа Травница была дома. Она едва успела открыть ставни и собиралась начать торговлю, когда услышала знакомый голос:

— Ха, Уилла! Как дела?

Фигис больше не носил засаленные обноски, как на постоялом дворе: сейчас он был одет как подмастерье или помощник в мелкой лавке, но Уилладен заметила, что ни его костлявые руки, ни лошадиное лицо не отличались особенной чистотой.

— Хорошо, — коротко ответила девушка. Она никогда не доверяла никому из тех, кто жил под кровом Джакобы. — А как же постоялый двор…

— Пфф! Там произошли кое-какие перемены. Старая свинья больше не хрюкает так громко, как прежде.

Решив, что это грубое определение относится с Джакобе, Уилладен несколько заинтересовалась — ровно настолько, чтобы спросить:

— Джакоба больше не содержит постоялый двор?

Таких слухов до нее не доходило, но иногда события опережают молву.

— Скорее, он содержит ее, — несколько туманно ответил Фигис. — А где хозяйка? Вот, у меня тут для нее сверток.

С этими словами Фигис полез за шнуровку куртки и извлек оттуда квадратный пакет, обернутый в промасленный шелк, — внешне ничем не отличавшийся от других, которые присылали госпоже.

— Ее позвали к роженице, — ответила Уилладен, — но она предупредила меня, что ей принесут посылку.

Прищурившись, Фигис оглядел девушку, вертя сверток в руках, словно никак не мог решиться его отдать.

— Даже не знаю. Уайч… — Он замолчал, словно само это имя должно было прозвучать как предостережение, — тот, кто послал меня, ничего не сказал насчет того, что я могу вручить это кому-то, кроме хозяйки. Он угрожал отрезать мне уши, если я не выполню поручение. Уайч… — Фигис ухмыльнулся. — Похоже, я ему нравлюсь. И больше мне не придется таскать грязные котлы, помяни мое слово!

Он подошел ближе к Уилладен:

— Я много чего узнал, просто держа ушки на макушке. Герцог… пусть он вышагивает, расфуфыренный как петух, и хвастает перед всеми своей дочерью, но его положение не так уж и прочно, клянусь! Есть люди, которые могут стереть его в порошок — вот так! — Взяв пакет в одну руку, он звонко прищелкнул пальцами другой. — Знаешь, о чем говорят? Ее светлость положила глаз на молодого лорда Барбрика. Она открывала бал вместе с ним прошлым вечером, а потом уже ни с кем не танцевала. Она выйдет за него замуж, и, вот увидишь, произойдут большие перемены! Ну, я-то буду готов урвать свой кусок, не сомневайся! Ладно уж — возьми это, у меня есть еще важные дела.

Фигис, толкнув к девушке пакет по прилавку, вышел, старательно подражая выправке городского стражника; получалось у него это, однако, не слишком убедительно.

Едва хлопнула входная дверь, все внимание Уилладен сосредоточилось на свертке. Промасленный шелк показался девушке слишком скользким, да и сама посылка… Здесь что-то не так, Уилладен чувствовала это. Разумеется, она не забыла о той ловушке, в которую много дней назад попали госпожа Травница и человек канцлера. Неужели все повторяется — и это должно быть позднее обнаружено среди снадобий госпожи Травницы, чтобы навредить ей?

Надо как можно скорее избавиться от пакета! Быстро обойдя небольшой садик, Уилладен сорвала немного чеснока и, обмотав подозрительную посылку его стеблями, затем положила ее на то место, куда каждое утро высыпала золу, придавив сверху цветочным горшком.

Этот день был более оживленным, чем обычно: поток покупателей не иссякал — домохозяйкам нужны были приправы, задиравшие носы служанки из замка требовали косметических средств, словно бы на вчерашний бал их было израсходовано слишком много… Некоторые спрашивали Халвайс, однако любопытных, казалось, удовлетворяли объяснения Уилладен по поводу ее отсутствия. И все это время девушка не могла забыть о посылке, спрятанной в саду за домом. Наступил вечер, а стража так и не явилась в дом с обыском, и девушка наконец-то перевела дух. Халвайс наверняка знает, как поступить с пакетом; оставалось только надеяться на это и ждать, когда придет ее хозяйка.

Госпожа Травница появилась только тогда, когда уже стемнело, сопровождаемая мужчиной средних лет в одежде купца, однако, судя по походке и выправке, он был стражником, возможно даже офицером стражи. Выглядела она бледной и утомленной, и сумки у нее на плече не было.

Уилладен поспешно согрела котелок воды и приготовила травяной чай, который, по мнению ее хозяйки, прекрасно восстанавливал силы. Все это время она чувствовала на себе взгляд Халвайс. Стражник замер у двери, не говоря ни слова.

— То… что должны были… принести… — Каждое слово стоило госпоже Травнице больших усилий.

Уилладен замерла с чайником в руке. Конечно, она не сможет рассказать всего при постороннем.

— Все в порядке, это находится, — ответила она, глядя прямо в глаза Халвайс, — как вы того и желали, в золе.

Госпожа кивнула, показывая, что прекрасно все поняла. Она взяла чашку обеими руками, как будто боялась, что одной ее не удержит.

— А теперь — времени у нас мало. Возьми смену белья и другое платье. Еще книгу, третью справа на полке. Я дольше не могу отсутствовать в лавке, поэтому тебе будет оказано большое доверие. Помни о своем даре и пользуйся им. Тот, за которым ты должна ухаживать, серьезно ранен, но все еще с нами, да поможет нам Звезда. Ты пойдешь с этим стражником, — она кивнула в сторону стоявшего у дверей человека, который так и не проронил ни слова. — Я оставила для тебя перечень того, что нужно сделать. Возможно, уже завтра мы сможем увидеться. Дитя мое, ты еще слишком молода… но выбора у нас нет.

Совершенно растерянная, Уилладен поторопилась собрать свои скудные пожитки. Затем, следуя за стражником, в последний раз обернувшись, она увидела в дверях госпожу Травницу. Халвайс провожала их взглядом.